Маскиастра Дурачины

— Тёть Ир, с чем путают любовь челики? Я не поняла слово: пыхать… пухоть…

— С эгоизмом путают. Слово «эгоизм» тебе понятно?

Ах ты, Фима, загнала меня в роль взрослой мадам, выдавливаешь меня своей детской чистотой из так мною лелеемого детского самочувствия…

— Про эгоизм мне бабушка постоянно говорит, да, когда про моих папашу и мамашу вспоминает. Значит, они не дождались свои любови, а замутили вдвоём, разошлись и меня бросили. Папаша-балбес вообще про меня забыл. Мама-то хоть иногда появляется…

Серафима заплакала. С силой надавила руками на рот и глаза, чтобы боль не зазвучала. Я обняла девочку, но та дёрнулась, сбросив мои руки.

Мы долго пребывали каждая при своём, среди золотого сонного света в купе слушали рваные звуки человеческого эгоизма. Лёгкий храпушок сына вывел нас на орбиту настоящего. Фима прерывисто вздохнула сквозь сопли и спросила меня:

— Тётя Ирина, а у Вас муж есть?

— Мы разошлись сразу после рождения сына. Отец его очень любит, помогает ему, парень знает и тоже любит отца, бывает у него на выходных и праздниках. Отца любит больше, чем меня: я воспитываю жёстко, морали читаю, совесть пытаюсь пробудить, ругаю, а папочка — добрый, ни в чём не отказывает, не ругает, уроки с ним не учит и поэтому не психует, как я, во время бунтов (Не хочу учиться, уроки делать!) или великой пофигилени понимать и усваивать знания.

— Но Вы с его отцом не вместе.

— Да.

— Тоже перепутали любовь?

Не дождавшись моего ответа, Фима понимающе кивнула.

С верхней полки над нами послышалось движение, границы лежачка пересекла худая нога — знать, товарищ спит неспокойно: наверное, мы ему мешаем своими разговорами.

Фима улыбнулась, увидев ногу дружбарика.

— Тёть Ира, а хотите, покажу Вам, что у меня в сумке?

— Уж нет: я хочу уснуть нормально, а не с кошмарами.

— Да у меня там всё прилично!

— Кстати, о при-личном, ты своё, в чём была до … экскурсии, не забыла положить в сумку?

— Не, не забыла. А давайте ему, — хитрый взгляд на верхнюю полку, — усы зубной пастой нарисуем?!

Спрошено-одобрено-сделано. Получилось ожидаемо смешно.

После ведьминского хихиканья Фима посерьёзнела и спросила меня:

— Почему я смеюсь, когда мне грустно?

— Не ищи объяснений. Смейся без поводка.

— Бабушка говорит, что смех без причины — признак дурачины.

— Хочешь, держись за поводок. Мне нравится быть дурачиной. Дурачина, свободный дурачина, — произнесла я с интонацией Джеймса Бонда.

— Хотя, Фима, знаешь, это я здесь, в космосе такая вся из себя — свободная. А там, в нашем мире, я трус и рамочник. Вся в поводках, в причинах. Как бы люди чего плохого о моей жизни не подумали… Как бы чего из ряда вон выходящего не совершить… Хотя… Мы с сыном иногда танцуем прямо на глазах у людей, даже не думая о случайных зрителях. Нам вдруг захотелось, мы услышали музыку классную или настроение у обоих солнечное — и мы танцуем. Мне, правда, потом бывает стыдно за свой порыв: я представляю, как нелепо смотрюсь. Видишь, это мой поводок меня держит подальше от свободы.

— Я, кстати, так собачек люблю-ю-ю! Когда вырасту, у меня будет овчарка, чИха, а ещё…

Наверху заворочались и засопели.

Фима и я тихонько заняли свои посадочные места в Астрал. Но я пока не собиралась спать: у меня была миссия. Дождавшись, пока девочка заснёт, я обеспечила её пастовыми усиками. На том и угомонилась. А проснувшись (наверное, утром), почувствовала стянутость под носом. Взглянула в зеркало на двери купе — правильно, усы из зубной пасты. КТО?! Из-за верхнеполочного горизонта рассветным Солнышком поднялось улыбающееся личико сына.

— Вы чё! Страх потеряли?! Кто мне усы нарисовал?! — Фима тоже проснулась.

Трое усатых экскурсантов начали новый день.

Когда мы ходили по коридору вагона, исполняя утренние важности, мальки, опережая мой запретительный рык, заглядывали в чужие купе. Удалось им вскрыть три пилигримных комнатки. В двух реяли и сплетались в узоры перламутровые блики. В третьем купе куда-то свой путь держали старинные портреты людей разных чинов и возрастов — стоящее на купейном полу собрание холстов в замысловатых мощных рамах.

— Напоминаю: мы в космосе, здесь нет здесей, а всё, что есть — странное, — ответила я двум мимам-второклассникам, утрированно изображающим удивление.

За завтраком золотой цвет в окне сменился знакомым мне видом снежной равнины с одиноким чёрным силуэтом дерева под и среди огромного рассветного неба. Давным-давно я смотрела такой сон. Всё сновидение рассвет медленно вливал свои краски в форму неба, переполнял её, выходил за края, затекал в ауру дерева и растекался по снегу. Я этот сон нарисовала даже. И рассказала о нём своему университетскому одногруппнику. «Всё, о чём ты мечтаешь, — сбудется», — сказал мне тогда одногруппник. Он оказался прав.

Я была благодарна поезду за старый сон. Под болтовню мальков задумалась, завспоминала. Но зря, зря я отстала от настоящего! С настоящим надо держать сцепку, а то вот так очнёшься от грёз, а в руках у одного из настоящих — космотурлайнер «Маскиастра»! В масштабе детской игрушки. Оказывается, пока я пребывала в своём прожитом мирке, дети рассказывали друг другу о своих игрушках, мечтали, как бы сейчас поиграли с ними, делились, какие хотят иметь в своих коллекциях…

— Мама! — решил объяснить мне сын, несмотря на то, что так сильно радуется, — Я просто сказал Фиме, что хотел бы игрушку, такую же по виду, как «Маскиастра»!

Что-то всё это стало напоминать мне сказку про аленький цветочек: что ни пожелаешь — сбывается. Как бы в конце не пришлось кого-то целовать за любовь и щедрость!

— Тётя Ирина! Они там, ну, эти, с «Маскиастры»! В игрушке!

Дети лоб ко лбу всматривались в иллюминатор игрушечного лайнера.

«Космос состоит из Музыки, случайностей и их приятельствующего соперника — воображения», — держала я сейчас в своём сознании.

— Мама! Смотри! — сын подсунул игрушку мне под самый нос.

В иллюминаторе стояли ИИ с соседом и махали нам. У соседа в руке бликовал незабвенный термос с ромашковым отваром.

Интуиция подсказала мне, что сейчас что-то случится. Я быстро, не задумываясь, превратила все наши сумки (и сумку недоверяки тоже) в малю-ю-юсенькие, сунула их в карман куртки и сгребла детей в объятия. Всё купейное, что окружало нас, обратилось плоскостью в форме маски.

08.02.2025