Начало

III

Катя держала в руках пинцет, в котором была зажата личинка. Жирная, довольно крупная, (не меньше 4 сантиметровв длину) и скользкая тварь извивалась изо всех сил, предчувствуя неладное. Пинцет разжался и личинка упала на опилки. Секунду помедлив она начала ползти то сжимаясь, то растягиваясь, и в этой тишине казалось что слышно как хлюпает слизь на ее теле.

Через несколько секунд, проползя немного в неизвестном ей направлении она остановилась, точно осознала что ползла не туда и две большие мохнатые лапы схватили ее. Она замерла, пытаясь осознать что происходит и зачем ее снова зажали, если только что отпустили. И не успела она подумать о чем то еще, как эти две темно-серые мохнатые лапы одним быстрым и сильным рывком подтащили ее к себе и тут же паук перекусил ее своими зубами.

Личинка извивалась, сопротивлялась, но было уже поздно. Огромный мохнатый паук-птицеед уже пожирал ее.

Голова все еще болела и попытавшись пошевелиться он узнал что пока этого делать не стоит. Малейшее движение посылало мощнейший удар боли в затылок, словно били кувалдой. Начиналось головокружение и тошнота подкатывала к горлу.

— лежи, лежи! Тебе пока рано вставать....

Он показал пальцем на рюкзак, лежавший у стены.

— не беспокойся, вещи твои на месте, никто их не возьмет — уверенным и успокаивающим тоном произнесла Екатерина, точно возражения не принимаются.

— попить… — еле слышно прошептал он высохшим ртом едва расклеив слипшиеся губы и снова ткнул пальцем в рюкзак, в котором была вода.

— сейчас! — обрадовавшись что человек, лежавший на жестком пологе в сознании, крикнула Катя. Ее звонкий голос ударил ему в висок уколом порвавшейся струны.

— вот… держи...

Напоив его она аккуратно и очень заботливо вытерла ему губы влажной тряпкой. Он засмущался, но боль в голове не давала ему отвернуться.

Дверь со скрипом отварилась и в помещение вошёл мужчина среднего роста, среднего телосложения, и все в нем было средним. Даже лицо было среднестатистическим. У него не было седых волос и почти не было морщин, но выглядел он совсем не молодо.

— очнулся?

— да… — робко и чуть слышно произнесла катя с дрожью в голосе. От былой уверенности не осталось и следа.

— не вздумай кормить его! Самим жрать нечего.

— у него было с собой...

— вот пусть и ест свое!

Сердитый мужчина захлопнул за собой дверь. Снова воцарилась тишина.

Он смотрел на ее черные как сажа и густые, длинные волосы и забыл о других вопросах, не дававших ему покоя: где он, что это за люди и успеют ли они убежать до рассвета. А главное как ему быть, ведь с передвижением ситуация обстояло весьма печально, и до утра координальные изменения не ожидались.

В небольшое окно врывались яркие лучи полуденного солнца, слышалось пение птиц.

В помещении был затхлый воздух, но было прохладно. Интересно, можно ли открыть окно, чтобы проветрить?

Окно...

И тут до него дошло!

Окно! Сейчас полдень! Он резко посмотрел на часы.

14.00

Они уже должны быть здесь… что происходит… где...

В глазах начало темнеть, голова тяжелела, бессилие разливалось по венам. И он отключился.

Прошло уже 4 дня с тех пор как он очнулся в этом доме, у этих людей, приютивших его. Катя нашла его лежавшим на дороге без сознания. Она отправилась на поиски, когда услышала звуки, напоминающие автомобильную аварию — свист шин, потом хлопки бьющихся стекол и мнущегося металла. Она подумала не показалось ли ей, но через несколько минут прозвучал выстрел. Уж это то она не могла спутать. Ее отец был охотником и как звучит сгорающий порох она знала с детства. Она побежала в ту сторону откуда услышала звуки и через некоторое время нашла Его. Он лежал на асфальте без сознания, из затылка шла кровь. Дотащить его в одиночку она бы не смогла и она позвала на помощь своего мужа. Вдвоем они на скорую руку смастерили носилки из двух толстых палок, просунув их в плетеный мешок с разрезанным дном и так перенесли его в свой дом. А точнее в сарай, который Катин отец использовал как мастерскую. Почти все в этом доме было построено им, все сделано его руками, на нем все держалось. После его смерти усадьба начала приходить в упадок. С тех пор прошло много лет и теперь Катя жила здесь со своим мужем. Они выращивали что могли вырастить, скотину не держали, за исключением нескольких куриц, число которых сокращалось весьма стремительно. Детей у них не было. Было лишь две могилы Катиных родителей, похороненных ближе к лесу, за которыми она ухаживала.

Вадим, так звали ее мужа, каждый день отправлялся на поиски еды и чего-то полезного. Возвращался он уже в темноте и сильно пьяный, но хвоста за собой никогда не приводил. Не понятно каким образом, но ему удалось выяснить, что если разлить бензин там где ты прошел, то мертвые не почувствуют твой запах и собьются со следа.

Вадим часто оставлял синяки на Катиных руках, и в его присутствии она никогда не улыбалась.

В ту ночь стояла безопасная погода и было безветренно. Знойная жара летнего дня, изнуряющего своим горячим и пильным воздухом и плавящим кожу солнцем, спала и на смену ей пришла прохлада и темнота. Яркая луна освещала пейзаж голубоватым прожектором. Ее холодное свечение отражалось в верхушках деревьев и они, обездвиженные, стояли словно замерев в ожидании рассвета.

Нужно сходить до машины. До того что от нее осталось. Там еще осталось что-то из еды.

Из избы доносился шум ударяющихся о пол сковородок или кастрюль, крики Вадима, а потом разбилась тарелка. Резко распахнув дверь он выскочил на крыльцо в одних брюках и сланцах.

— че смотришь? — крикнул он пьяным и задиристым тоном и поплелся спотыкаясь в сторону темноты. Его голый торс казался синим в свете луны и костлявое тело напоминало мертвеца. Не дай бог такого встретить в темноте.

Он им мешал, это было видно по поведению Вадима, который не хотел видеть чужака на своей территории, опасаясь в первую очередь свое пропитание, и хотя тот и не говорил напрямую о необходимости уйти, но всем своим поведением на это намекал. Вадиму не хотелось первым начинать разговор и каждый вечер, вернувшись домой под сильным шафэ он срывался на Катю, обвиняя ее в том что она до сих пор не выгнала нахлебника.

Вообще утром он был вполне нормальный мужик, только не очень разговорчивый, но алкоголь менял его до не узнаваемости. Его глаза наливались безумством, волосы на голове вставали дыбом, а желтые неровные зубы скалились, когда он что-то говорил.

Казалось, что он ищет предлог, ищет за что зацепиться своей яростью и гневом, ищет на что выплеснуть свое негодование и злобу, накопленную голодом и страхом. И доставалось всегда Кате. Да, он боялся. Боялся что не сможет прокормить себя и ее, ведь того что он приносил хватало лишь на пару дней и если зимой выпадет снег, то лазая по сугробам находить запасы станет еще труднее. И нужно было заготовить дров. В домах ближайшей деревни было очень много дров, но переносить их руками нереально. Можно было бы использовать транспорт, но… Найти выход из ситуации Вадиму не удавалось или он просто не хотел. Боялся, что не справится с мертвыми, боялся, что они схватят его и разорвут на лоскуты его тонкую кожу, пока он будет пытаться вскрыть автомобиль.

О том чтобы содержать скотину он даже не думал. Сама мысль об этом отпугивала грузом обязанностей, сопровождавших ее.

Он напивался на радостях когда удавалось бесшумно пробраться в чей-то пустующий дом и найти хоть что-то съедобное. Он напивался от отчаяния, когда не находил ничего. Их дом стоял в стороне от ближайшей деревни, а до других деревень было расстояние в несколько часов пешей ходьбы.

В его рюкзаке по мимо прочего лежала пластиковая бутылка с бензином, которую он наполнял перед выходом и выливал ее на обратном пути. Окропив пыльную тропу каплями бензина он спокойно шел домой. Впрочем, домой он всегда шел спокойно, алкоголь подогревал его эго.

В тот день Вадим ушел как обычно после рассвета и через некоторое время Катя вынесла на кухню (так они называли веранду, которая по сути своей была летней кухней, закрытой со всех сторон москитной сеткой) сковородку с ароматной яичницей. Она помахала рукой:

— пойдем! Пока не остыло

— слушай, я… не то чтобы я не голоден, но...

— садись, сейчас чайник принесу.

Он смотрел на сковородку, на которой шкворчала глазунья из двух яиц, то поднимаясь, то опускаясь, точно она дышала. На столе стояла тарелка с крошечными огурцами и еще неспелыми помидорами. В животе урчало. Через минуту она появилась с двумя бокалами в одной руке и горячим чайником в другой. Из его носика шел робкий пар.

— мне очень не удобно...

— да перестань ты, ей богу! Кушай. — чуть улыбаясь сказала Катя все тем же тоном не терпящем возражения.

— ты помнишь где меня нашла?

— помню… а что? — удивленно спросила Катя.

— там в машине полно консервов — не разборчиво процедил он сквозь набитый рот. Было очень вкусно. Не потому что голодно, а потому что вкусно!

— Кушай, кушай. Никуда они не денутся эти твои консервы. — успокаивающим голосом сказала катя, точно приласкала и налила ему чай.

Они шли через лес по той трапе, по которой Катя с Вадимом принесли его к ним в дом. С разбитой головой и без сознания. Она шла чуть впереди неспешной походкой деревенской женщины не привыкшей к каблукам, но ее бедра раскачивались так, что на это плавное качение было приятно смотреть. Черные волосы были заплетены в косу и не очень большие, но слегка торчащие уши освещало солнце, пробивающееся сквозь листву. Она часто оборачивалась и Он поймал себя на мысли, что либо ей нравится на него смотреть, либо она боится что он отстанет. Либо она заметила что он не сводит глаз с ее бёдер.

— Вот тут ты лежал — показала она пальцем, когда они вышли из леса на асфальтированную дорогу. — вон твоя машина.

Вдалеке виднелись торчащие из кювета колеса. Подойдя ближе он посмотрел на груду помятого металла.

— охренеть...

В памяти сразу всплыла картина той аварии. Ему казалось что он этого не помнит из-за того что ударился головой, но то место живо напомнило ему все детали.

Он вспомнил, что когда он выбрался наружу и посмотрел на машину его раздавила печаль.

Как же так...

Осталось совсем немного. В воздухе уже чувствуется близость моря. Стало влажно и жарче. Ну почему сейчас. ..

В перекореженном автомобиле казалось сломалось все что только было, так жалко и беспомощно он выглядел со стороны. На двух колёсах резина съехала с диска, передний бампер оторвало и разбитые фары косоглазили в разные стороны. Чувствовался запах бензина. Двигатель заглох и казалось что автомобиль умер, так неподвижно и уныло он лежал на крыше. Но музыка продолжала играть. Он это помнил. Из колонок доносились слова разрывавшие тишину летнего вечера и нагонявшие панику на путника, готового впасть в отчаяние:

"И в час ночных дорог

никто не одинок..."

Он вспомнил как ковылял в сторону леса в надежде найти укрытие до наступления темноты. Ему вдогонку доносились затихающие звуки грустной мелодии и слова, звучавшие как ответ на его молитвы к небесам:

"Мы верим что есть свобода,

Пока жива мечта..."

Он вспомнил как силы покидали его, и он потянулся к электронным наручным часам чтобы завести будильник, но в глазах резко потемнело и все что он помнит дальше — это то как земля ушла из под ног.

Дверь багажного отделения была приоткрыта и все содержимое багажника перевернулось и перемешалось. Они взяли все что смогли унести и тем же путем вернулись обратно в дом, разлив по пути немного солярки из одной канистры, которую так же взяли из багажника.

Не дожидаясь возвращения Вадима они приготовили сытный ужин. Сытые и довольные они рассказывали друг другу о своей жизни, смеясь вспоминали детство и немного грустили вспоминая родных.

Их вечер окрасился теплой беседой и Катин звонкий смех звучал колокольчиками в сладком воздухе, дурманящим ароматом петуний.

Они все продолжали рассказывать разные истории, когда уже стемнело и тусклый огонёк свечи освещал их раскрасневшиеся, смущенные и счастливые лица, а над пламенем кружились мотыльки.

Увлекшись рассказами они не заметили как вернулся Вадим.

Он молча подошел к ним. От него разило перегаром сильнее чем обычно. Он снял с плеча тяжелый рюкзак и тот грузно упал на деревянный пол летней кухни. Посмотрев на них глазами полными ненависти, как на любовников, застуканных на месте преступления, он открыл рот чтобы что-то сказать, но лишь тяжело вздохнул и отвернувшись сделал пару шагов к выходу. Он двигался полу-боком, сильно наклонившись как на палубе попавшего в шторм судна, его ноги заплелись и он рухнул на старые доски загремев костями.

Они молча смотрели на казавшееся бездыханном тело. В воздухе повисла тишина.

Только сверчки нарушали это безмолвие треща то где-то далеко, то совсем близко, снова далеко и снова близко и эти звуки повторялись через очень малый, но всегда одинаковый промежуток времени, чем напоминали тиканье часов.

Они так и сидели и молчали. Каждый о чем-то своем. Послышался храп.

— помоги мне перенести его в дом. — немного грустно сказала катя и встала.

Они перенесли обездвиженное и плохо пахнущее тело и положили его на кровать.

— иди, я тебе там уже постелила.

Он молча кивнул и вышел на улицу. Запах травы наполнял летнюю ночь, а луна была идеально круглой и приковывала к себе взгляд, так что не возможно было оторваться. Он так и стоял смотря на этот светло-голубой святящийся диск, размышляя над тем, что ему пора двигаться дальше. Впервые за долгое время он не хотел идти.

В ту ночь ему не спалось. Он долго думал над тем, какое шоссе выбрать, где искать транспорт. или рискнуть и пойти пешком. По его расчетам оставалось совсем не много, может пять дней если нигде на долго не задерживаться. Конечно на машине быстрее, но ее сначала нужно найти — машину и ключи от нее.

Он проснулся еще до рассвета и вышел из сарая. На востоке небо уже светлело, но до восхода оставалось не меньше часа.

Он решил во что бы то не стало разыскать сегодня новый транспорт и отправиться дальше. В глубине души он думал о том, что хотел бы отправиться не один. Теперь предчувствие одиночества его угнетало. Допив холодный чай, оставшийся на столе с вечера, он отправился на поиски.

Катя встала на рассвете. У нее было много дел: нужно покормить несушек, собрать яйца, приготовить завтрак. Готовка еды на дровах занимает куда больше времени и отнимает много сил.

Держа в руке миску с четырьмя яйцами она вошла на веранду и споткнулась о лежащий на полу брезентовый старый рюкзак. Рука дрогнула, наклонив посуду и одно яйцо выпало из миски. Раздосадованная она смотрела как желток медленно вытекает из разбитой скорлупы. Вздохнув она поставила миску на стол и подняла рюкзак, чтобы оттащить его в угол. Он был открыт. Поверх всего содержимого лежала бутылка для бензина.

Полная.

Он бежал сквозь высокую траву заросшего поля, бежал изо всех сил, бежал не жалея ног.

Его сердце бешено колотилось в груди, дыхание сбилось, но он этого не чувствовал.

Быстрее!

Только что он видел их. Мертвецов. Не меньше тридцати. Кучной толпой они шли в направлении Катиного дома. Их глаза были мутные, почти белые, а нижние челюсти обвисли так, что подбородок почти касался груди. Они шли на запах и судя по всему чуяли они его гораздо лучше чем могли видеть.

Катя увидела его, бегущего со стороны поля, к которому примыкал дом ее отца. Когда-то отец сеял здесь пшеницу и у него даже был собственный комбайн, выкупленный у развалившегося колхоза. Теперь все поросло бурьяном и ковылем, а комбайн ржавел за сараем.

Он был уже близко и Катя могла разглядеть ужас на его лице.

— словно смерть увидел — подумала она и тут до нее дошел смысл ее собственных слов.

Она видела как он одним прыжком перепрыгнул через невысокий бревенчатый забор, отделявший участок от поля, видела как он бежит через огород сминая все на своем пути, она стояла и не могла пошевелиться, молясь чтобы она оказалась не права.

— скорее! Нужно уходить! Буди Вадима!

Она смотрела на него вытаращенными глазами полными ужаса, надеясь что все еще можно исправить:

— давай разольем, тут целая бутылка. Они не придут — дрожащим голосом пробормотала она, сама не веря в то что это сработает.

— поздно, они уже здесь! Давай, нужно взять самое необходимое. — чуть не крича скомандовал он дрожащим и запыхавшимся тоном.

Он выхватил рюкзак из ее рук и высыпал его содержимое на пол. Среди груды консервных банок на пол упала пустая бутылка водки и пистолет.

Его ударило током. Новые воспоминания о том дне, когда он попал в аварию, хлынули на него потоком ледяного пота.

Он вспомнил как пытаясь выбраться из разбитой машины услышал шаги. Его охватила паника. Ему было тяжело двигаться, голова кружилась, мир шатался под ним как под новорожденным жеребенком. Но еще страшнее стало, когда он увидел руку, которая тянулась к нему через боковое окно. Тонкие пальцы с желтыми ногтями пытались ухватить его. Он вспомнил как впал в ступор не зная что делать, но тут же взял себя в руки.

"Я не умру. Не сегодня. Не в этом корыте!"

Схватив протянутую руку он резко дернул ее на себя. Тело плашмя ударилось о дверь, которая была в перевернутом положении и металл был выше оконного проема. Мертвец пошатнулся, словно потерял ориентацию, но остался на ногах. Тогда, не желая терять времени он воспользовался ситуацией и снова дернул руку на себя, на этот раз еще резче.

Мертвец упал на колени точно без сознания, не желая продолжать борьбу, его рука ослабла. Это не на долго.

Нужно выбираться.

Он вспомнил как увидел кобуру на поясе. Это был полицейский. На нем была форма ДПС. Наверное бедолага был на дежурстве, когда заболел. Так и умер на посту.

Он вспомнил как быстро вытащил пистолет из кобуры трясущимися руками, вспомнил как увидел на себе мутный, безжизненный взгляд, вспомнил как вновь худые, смердящие тухлым мясом руки потянулись к нему.

Но как нажимал на курок вспомнить не удалось.

Они стояли на веранде и смотрели на черный пистолет, лежавший поверх банок с тушенкой.

— кажется я знаю где взять транспорт.

Она молча посмотрела на него. Ее сознание не желало мериться с происходящим. Она не была готова в одночасье покинуть свой дом, где она родилась и выросла, где похоронила родителей. Она понимала что еще несколько минут и они будут здесь. Несколько минут и дома, каким он был прежде, каким он является сейчас не станет. Здесь будут только мертвые.

И все же она проявила любопытство, посмотрев на него взглядом, выражавшим что-то среднее между недоумением и непониманием. Она робко смотрела на него из под лобия, надеясь что он найдет другой выход, что она сможет и дальше ухаживать за своими курицами и сажать цветы на могилах.

Но его жесткий ответ заставил ее очнуться и она поняла что иного выхода нет:

— Буди Вадима!

Они шли по шоссе в ту сторону, откуда Он приехал. Вещей было не много. Не зная сколько придётся идти они взяли только самое необходимое и столько запасов еды, сколько смогли унести. Вадима не пришлось долго уговаривать и объяснять что нужно сматываться. Катя вылила на него ведро воды, стоявшее возле умывальника. Сначала он не шевелился, но тут же вскочил матерясь и размахивая руками, желая расправиться с обидчицей. Катя сунула ему в лицо бутылку с бензином и он замер. Он понял что произошло и был доволен тем, что о его вине все молчали, но знал что все это понимали. Дальше он не спорил, а лишь молча выполнял ее указания относительно того, что положить в рюкзак.

Пройдя несколько километров они увидели белый автомобиль, стоявший на примыкавшей к основному шоссе дороге, спрятанный за деревьями лесопосадки. На крыше автомобиля блестели красно-синие маячки отражая утреннее солнце. Ключи у них уже были. Он нашел их в кармане того мертвеца в форме. Тело уже сильно разлагалось на солнце, так что в воздухе стоял невыносимый смрад. Кисти рук и лицо были растерзаны падальщиками, приходившими ночью из ближайшего леса.

Закрыв рукавом нос и рот Он задержал дыхание и быстро ощупал мертвеца. В прежней жизни ему пару раз приходилось прикасаться к покойнику, лежавшему в гробу, но это было совсем другое. Совсем!

Он почувствовал как тошнота подпирает горло и в это мгновение рука наткнулась на что-то небольшое и твердое в кармане брюк. Он брезгливо засунул руку и быстро извлек ее, сжимая в пальцах раскладной ключ с эмблемой Форд.

Не дойдя несколько метров до машины они остановились. С переднего сиденья мутными глазами на них смотрел человек. Его руки упирались в стекло двери, пытаясь выдавить его наружу. Рот был сильно открыт.

Он был пристегнут ремнем безопасности.

Напарник.

— где пистолет? — спросил Вадим

— у меня

Они встретились взглядами и молча смотрели друг на друга. У каждого было что сказать, но так же у каждого были причины повременить с высказываниями. В воздухе нарастало напряжение.

— ладно, я открываю дверь, а ты стреляешь. — сказал Вадим и не дожидаясь ответа зашагал к патрульной машине.

Он крепко сжимал в руке тяжелый и холодный черный пистолет. Руки немного тряслись. Держа на мушке голову мертвеца он никак не мог заставить свой палец нажать на курок. Голова понимала, что это нужно сделать, и как можно быстрее, но руки не слушались. Время шло. Пистолет становился все тяжелее и тяжелее, а руки тряслись все больше и больше. Пристегнутый ремнем мертвец протягивал бледные руки наружу не понимая что его сдерживает.

Наконец Он выстрелил. Пуля вошла в грудь, ближе к плечу. Тело развернуло боком и оно обмякло, но уже через секунду снова тянулось на волю.

Вадим сделал несколько быстрых шагов и, воспользовавшись замешательством, выхватил пистолет со словами "давай лучше я!"

Он подошел вплотную к мертвецу и наставив пистолет на голову отвернулся. Прозвучал второй выстрел. Кровь сильно забрызгала обивку сидений.

Оны вытащили окровавленное тело и открыли все двери. Нужно было потратить несколько лет, чтобы тот ужасный запах тухлого мяса выветрился полностью.

Они ехали по пустой дороге в сторону моря. Вадим сверялся с картой и показывал дорогу. Эти места он не плохо знал. На заднем сиденье сидела катя. В руках у нее была трехлитровая банка с пауком.

IV

Где-то в начале августа.

В жестяной банке шевелились, ползая друг по другу, личинки опарышей. Их беспорядочное движение было настолько усердным, что казалось в нем есть какой-то смысл, как будто они все торопятся кто куда — на работу, по делам, к себе домой или в магазин, но на самом деле они безостановочно двигались в поисках еды: тухлого мяса, дохлой рыбы. Да всего что можно съесть. Но в банке были только они и немного песка. А себе подобных они не ели. Пока.

Аккуратно, кончиками пальцев, Он взял одного и проткнул его острым крючком.

— только всех не трать! — звонко прозвучал Катин голос. — оставь немного для паучка! — сказала она улыбаясь. Они сидели на корме белоснежной яхты модели Бавария 33 Круизер под названием Санта Муэрте. Десятиметровая парусная лодка имела две каюты, и с комфортом разместила троих пассажиров.

Он закинул удочку за борт и сев на край борта стал смотреть на поплавок, плавно раскачивающийся на волнах. Море успокаивалось все больше с каждым часом. Ветер стих еще вчера, а сегодня был полный штиль. Стаксель уныло повис и даже не пытался шевелиться. Днем солнце безжалостно палило обжигая плечи и они купались в открытом море прыгая в соленую воду прямо с откидной платформы на корме яхты. К вечеру, когда небо стало оранжевым, стало прохладнее, но обгоревшая и сухая кожа неприятно щипала.

Он смотрел на поплавок и его неспешное движение напоминающее маятник успокаивало и веки Его тяжелели.

Катя намазала руки и лицо кремом, который нашла в каюте. Ее кожа блестела золотом в закатном солнце. Покрытая специальным корабельным лаком палуба яхты отражалась в ее зеркальных солнцезащитных очках. Хозяин яхты хранил целую коллекцию в своей каюте. Было уже не так солнечно как днем, но она все не снимала очки. И Он догадывался почему. Больше чем очки бывший владелец яхты любил текилу.

Конечно, в глубине души Он очень надеялся Что-нибудь поймать, но рыбак из него был не важный и Он сам это понимал, поэтому когда поплавок резко ушел под воду Он сначала растерялся, но тут же понял что нельзя мешкать и принялся быстро сматывать леску. Через несколько секунд он выдернул из воды небольшую рыбу, сантиметров 30 в длину, блестящую как зеркало. Она сильно извивалась, трепыхалась, пытаясь освободиться из ловушки, но острый крючок намертво застрял в нижней челюсти.

Катя радостно захлопала в ладоши:

— ураа! На ужин будет уха!

— маловато для ухи.

— ну ты же еще поймаешь, правда? — Улыбнувшись сказала Катя.

И он действительно поймал еще. Целых три точно таких же. Две чуть поменьше и одну побольше. Уху варить не стали. В каюте была маленькая газовая плита и заправленный баллон с газом. Они пожарили рыбу на сковородке. Это был черноморский мерланг[1], "кошачья рыба", как говорили жители побережья. Но Они об этом не знали и рыба показалась им вкусной.

За ужином Вадим снова налегал на текилу. С каждой рюмкой он становился все агрессивнее и шумнее. Находится рядом с ним становилось все неприятнее.

Он часто переводил разговор на тему того что они плывут в неизвестность и "черт его знает что нас там ждет".

Катя, помрачневшая от ставшего для нее привычным поведения мужа, отправилась в каюту и закрыла дверь.

Вадим молча налил еще.

— ты не хочешь вернуть мне пистолет? — нарушил Он тишину.

Вадим взглянул на него из под сдвинутых бровей:

— не боись, не застрелю! — пьяной и самодовольной ухмылкой ответил Вадим.

Хотелось ответить "боюсь себя поранишь", но провоцировать пьяного на конфликт не лучшая идея.

Пьяного с оружием.

Моим оружием!

— боюсь утопишь. Нужно положить в надежное место.

Лицо Вадима начало медленно наливаться кровью. Но он молчал. Смотря друг другу в глаза они проверяли у кого из них кишка тонка.

Вадиму первому надоело молчать. Желание высказать все что он думает распирало его изнутри.

— ты все равно плохо стреляешь. Только патроны зря тратишь. Ладно, пойду покурю.

Вадим встал и проходя к выходу в тесной каюте сильно задел бедром Его плечо.

Сука.

Посидев еще Он понял что остатки ужина в горло не лезут и пошел спать. Перед сном Он изучал карты, найденные в другой яхте, так же стоявшей у причала где они зафрахтовали Санта Муэрте. Если в ближайшее время не появится ветер, придется запустить двигатель. А это значит что нужно будет чаще заходить в гавани в поисках топлива. Пресной воды у них было мало. Оказалось она тратиться гораздо быстрее чем Он предполагал.

У них была небольшая надувная лодка с мотором, плывшая на привези за яхтой, которую они взяли чтобы переправляться на берег и обратно.

Ближайший населенный пункт — Крапец[2].

Небольшой туристический городок.

Завтра решим.

Спать.

Он лежал с закрытыми глазами в душной каюте.

Сука.

Он проснулся среди ночи от шума. Слышался голос Вадима и его нравоучительный тон. Потом что-то упало. Потом было много еще всякого шума. Снова грубый и пьяный голос. Опять что-то упало.

Катин голос слышно не было.

Он лежал в темноте и пытался понять как быть. Вступиться? Или не лезть? Он причиняет ей боль, она этого не заслуживает. Но он ее муж. А она его жена. Это их дело. Не Его.

Вскоре стало тихо и он опять уснул.

Утром он проснулся весь мокрый. В каюте было нестерпимо душно и жарко.

Нечем дышать.

Он быстро выскочил на свежий воздух и не раздумывая прыгнул за борт. Соленая вода быстро взбодрила его и моментально расслабила. Он почувствовал прилив сил и каждая клетка его кожи испытывала удовольствие от влажной прохлады.

Он лежал звездой на поверхности воды и смотрел на небо.

Ветер. Где тебя носит?

Взобравшись на борт он отправился в свою каюту чтобы переодеться. На подушке лежал пистолет.

Катя.

Но зачем? Ради торжества справедливости?

Или крик о помощи.

Он сидел в резиновой лодке, укрыв голову и плечи полотенцем. Поплавок предательски плавал на поверхности. Уже давно. Ни одной поклевки.

В тот день солнце палило еще сильнее чем до этого. Наверное сказывалось отсутствие ветра, даже малейшего дуновения.

Он снял с головы полотенце и окунул его в воду. Достав мокрую тряпку из воды он не отжимая положил ее на голову и расправил на плечах. Мокрая ткань прилипла к коже и по телу пробежала дрожь. Он весь покрылся мурашками и стало немного легче.

— клюет? — послышался голос Вадима.

Он молча покачал головой.

— ну так заводи, да поехали дальше! — с претензией крикнул обросший и лохматый, страдающий похмельем мужик, и скрылся в каюте.

В чем-то он прав. Сколько еще ждать попутного ветра?

Он смотал леску и отложив удочку сел за весла. В банке оставалось всего с десяток опарышей. Это Он их собрал. По просьбе Кати. Она попросила его об этом, когда они готовились к отплытию. Показала где видела дохлую кошку и объяснила что паука нужно кормить. Не ради паука, но ради наживки для рыбалки он согласился. Так он считал. Но хоть он и не хотел себе признаваться в том что готов выполнить любую Катину просьбу, ему как минимум хотелось ее отблагодарить, за то что нашла его тогда. И спасла.

Запах был чудовищным. Смесь кислого, тухлого и запаха дерьма. С помощью палки он расковырял закоченевший труп с засохшими глазами и личинки посыпались на землю. От одной мысли что он случайно дотронется до мертвого животного его начинало мутить.

Ему казалось, что если он случайно прикоснется к гниющему телу, то на его руках вырастет такая же слипшаяся шерсть, а из под сухих губ вылезут желтые клыки. Это было пять дней назад.

Потом они вышли из бухты. Небольшой дизельный двигатель сердито тарахтел и яхта неспешно скользила мимо причалов, лодок и катеров. Так они вышли из залива и встали на якорь. В тот вечер Он усердно изучал инструкцию по управлению парусником, найденную в каюте. Оказалось, что управлять

Парусником не так уж и трудно. Когда дует попутный ветер нужно повернуть парус грот под углом, чтобы он наполнился ветром, после этого можно регулировать передний парус (стаксель ). Когда оба паруса наберут в себя воздуха и станут "пузатыми", то можно закрепить веревки, удерживающие мачту и править судно с помощью руля.

При боковом ветре нужно развернуть паруса вдоль направления движения и крепко держаться руками, потому что судно будет сильно крениться на бок.

Но самое интересное, что парусник может успешно плыть даже на встречу ветру! Для этого нужно слегка повернуть в сторону от встречного ветра на небольшой угол, градусов на 20-30, тогда паруса, наполнившись ветром, примут форму крыла (если смотреть на яхту сверху вниз). потоки ветра, огибая надутый парус создадут область низкого давления перед парусом и невидимая глазу сила понесет белоснежную красавицу навстречу горизонту, разрезая синие волны.

Это было пять дней назад. Пять ветреных дней. За эти дни Он не плохо поднаторел в управлении. Вадим ему помогал, закреплял гика-шкот — веревку с помощью которой парус устанавливается под нужным углом к ветру. Ночью они не шли. На берегу не было видно ни одного огонька и в свете стареющей луны береговая линия казалась очень мрачной черной полосой. А потом ветер стих и вот Он сидит на этой яхте у берегов Болгарии и жалеет солярку.

Утром того дня подул легкий бриз, но этого было слишком мало чтобы наполнить паруса и они бесполезно колыхались.

Резиновая лодка шла на малых оборотах двигателя, чтобы издавать как можно меньше звука. Совсем близко к берегу Он заглушил мотор и лодка плавно заскользила по мелководью, перекатывая перед собой маленькую волну надувным носом, похожим на огромную нижнюю губу.

Они сошли на берег вдвоем — Он и Вадим. На песчаном берегу одиноко стояли пляжные зонтики.

Пока никого не видно.

Поспешим.

Они аккуратно, почти на цыпочках продвигались мимо пляжных кафе. Тишина.

В одном кафе прямо за барной стойкой, которая смотрела на пляж, стоял холодильник битком набитый газировкой и лимонадом. Они сложили в большую спортивную сумку столько сколько влезло и оставили ее там же.

— На обратном пути заберем. Надо поискать солярку.

— и сигареты — добавил по-утреннему молчаливый и спокойный Вадим.

В другом кафе стоял холодильник с уже давно растаявшим и прокисшим мороженым. Рой мух гудел вокруг этого заведения.

Дальше были площадки для пляжного волейбола, раздевалки и душевые.

За ними целый склад белых пластиковых шезлонгов, сложенных небольшими стопками друг на друга. Их сложили вечером, в тот день когда все началось. А утром никто уже не пришел.

Дальше снова шли подряд несколько пляжных открытых кафе с дешевой мебелью и слабоалкогольным меню. В одном они нашли много соленых орешков и чипсов. Вадим нашел сигареты.

Вдоль пляжа, дальше от берега шла небольшая набережная, а за ней невысокие дома, в основном отели.

Где взять топливо идей не было. Да и судя по всему негде.

Взяв все что нашли они вернулись на борт парусника.

К вечеру двигатель израсходовал половину всего запаса топлива.

Нужно что-то придумать.

Ветер все еще был слаб и от него не было толку. Разве что не так жарко, но солнце все же было беспощадно.

К закату решение появилось само. На горизонте, южнее их курса показалась небольшая точка. Через час они уже могли отчетливо разглядеть судно с одной мачтой. Паруса были спущены. Он остановился вдалеке и взяв бинокль стал разглядывать дрейфующую лодку. Это была яхта на подобии той, на которой плыли они, только старше. В те годы когда ее произвели в моде был не ярко-белый, как сейчас, а молочно-белый цвет. Все металлические детали на палубе были выполнены под бронзу и уже потускнели от солнца и соли.

— какой план? — спросил Вадим смотря вдаль, как будто разговаривает не с ним.

Он молчал. Ему не хотелось отвечать и он сделал вид что думает

Он и вправду думал.

Там наверняка кто-то есть. Не сама же она сюда приплыла.

До заката было всего пара часов и нужно было торопиться.

В темноте будет сложнее.

— капитан джек воробей… — ласковым голосом протянула Катя и улыбнулась ему.

— подплываем. Я залезаю на борт, ты отходишь. Если что — я прыгаю и плыву, ты меня подбираешь.

Вадим чиркнул зажигалкой и поднес пламя к сигарете.

— нет проблем — дерзким тоном ответил он, выдохнув дым уголком губ. — ты только не промахнись.

Он знает что пистолет у меня.

Он уцепился за бронзовые перила и подтянувшись заглянул вглубь каюты. Темно. Солнце уже садится.

— не глуши мотор — скамандовал он и оттолкнул ногой легкую резиновую лодку.

Было тихо, но уже сделав первый шаг по палубе он почувствовал неприятный запах. Сердце начало разгоняться. Он почувствовал как ноги становятся ватными.

Осторожно заглядывая вглубину темного помещения каюты он ждал, пытаясь успокоить себя.

Ты сможешь.

Они уже мертвы.

Просто нажал на курок и готово.

Он обернулся.

Где Вадим?

В другую сторону.

А, вон он.

Боковым зрением он почувствовал движение где-то внизу крутой и узкой лестницы уходящей в темноту.

Бледное лицо с открытым ртом смотрело прямо на него. Впалые скулы, мутные глаза. все вокруг рта, подбородок, шея и все ниже было в засохшей крови. Руки были испачканы кровью еще больше и он, цепляясь ими за ступеньки, медленно полз вверх.

Действуй.

Он снял пистолет с предохранителя передвинув большим пальцем рычажок между курком и рукояткой. Прицел дрожал, а мертвое лицо все приближалось.

Когда ступени под руками мертвеца закончились он поднял их пытаясь дотянуться.

Выстрел.

Пуля вошла точно в лоб. Тело, стоявшее на полусогнутых ногах с вытянутыми руками резко отклонилось назад замерев почти вертикально, голова запрокинулась и через мгновение он начал падать на спину. Через секунду он с грохотом приземлился на пол каюты из которой только что вылез, зацепив в падении то что лежало на столе. Снова стало тихо.

Он вытер пот со лба.

В воздухе стоял запах сгоревшего пороха.

Говорят что мужчина, раз услышавший этот запах, почувствовавший в руке отдачу от выстрела, будет желать испытать эти ощущения снова.

Он спустился вниз по ступеням. Внизу смердило невыносимо. Не успев осмотреться внизу он тут же взлетел по крутым ступеням чтобы отдышаться. Еще долго он не мог заставить себя вернуться в этот зловонный погреб. Но выхода не было. Зажав рукой ноздри он начал осматриваться. С каждой минутой становилось все темнее.

Он толкнул чуть приоткрытую дверь. Сначала он не мог понять что он видит. Но осознание того, что это, пришло позже чем осознание того, что его сейчас стошнит и он не смог себя сдержать. Его вырвало прямо на обглоданные останки тела, сидевшего на унитазе в тесном туалете. Половина одной ноги заканчивалась висящими лоскутами кожи и мяса, вторая была обгрызена. В углу лежала распухшая кисть. Лица не было. Это было одно сплошное месиво вперемешку с зубами и волосами.

Ребра торчали из под разорванной кожи, а кишки лежали на коленях.

Когда он уже заканчивал возиться с канистрами, то стоял по щиколотку в воде.

Это пуля, пройдя сквозь голову мертвеца на вылет, пробила дно яхты. Вода медленно, но необратимо прибывала.

Они запаслись топливом для мотора, нашлось немного еще не испортившихся сухарей и даже плитка шоколада. Переночевав они отправились в путь навстречу узким вратам Босфора. Ветер все усиливался и передний парус все больше напоминал мощную, полную воздуха грудь моряка.

Где-то в начале августа.

Сильное течение тянуло парусник под мост Султана Селима Грозного[3]. Две высоченные опоры, державшие мост на сотнях туго натянутых стальных тросов стояли прямо на входе в пролив как два стражника, подпирающих небосвод. Этот мост являлся самым высоким висячим мостом в мире и больше было некому строить новых.

Ветер уверенно дул в паруса.

Он сидел на корме и крепко держа штурвал направлял судно наслаждаясь чудесной погодой. Его кожа уже привыкла к палящему солнцу и больше не болела когда он оголял плечи. С каждым днем он все больше ощущал возбуждение, приятную дрожь внутри, где-то под сердцем, от предчувствия достижения заветной цели. Это чувство все нарастало, и сейчас, входя в пролив он точно знал что выбрал правильный путь и находится на своем месте.

Кате было скучно и она целый день проводила перелистывая глянцевые журналы взад и вперед. Большую часть времени она лежала на носу яхты, прямо на палубе, подложив полотенце и смотрела куда-то в даль, в ту сторону, куда они плыли. Ее кожа сильно подрумянилась на солнце и с ее чёрными как сажа и густыми волосами, развивающимися на ветру, очень походила на испанку. Или ему так казалось. Он никогда раньше не видел женщин из Испании, не считая актрис кино, но Он совсем не удивился бы, если бы она в один миг обернулась на него и произнесла "te gusto? bésame!"

С Вадимом все было сложнее. Это морское путешествие, которое он совсем не планировал, утомляло его с каждым днем все больше и больше. Он становился агрессивнее и при каждом удобном случае напоминал что они не знают точно куда плыть. А самое главное "кто тебе сказал что там безопасно? Кому ты там нужен?"

Хотелось ответить что сам то он ничего путного не предложил и его никто не держит и если он хочет, то может прямо сейчас сойти на берег.

Но Катя...

Ему нравилось смотреть на нее, и хоть Он и не отдавал себе в этом отчет, но сидя весь день у руля, Он не сводил с нее глаз, с ее блестящей на солнце бархатистой кожи, с локонов волос, спадающих с плеч, ключиц...

Ветер усердно дул уже несколько дней и двигателем пользоваться не приходилось. Тем не менее пресная вода быстро заканчивалась и настала пора пополнять запасы.

После полудня они прошли под мостом Султана Мехмеда Фатиха[4]. С правой стороны берег изгибался и они увидели за поворотом несколько десятков огромных яхт. Некоторые достигли сорока метров в длину. Стамбул — единственный город в мире, расположенный на двух континентах. И не меньше 14 миллионов мертвецов.

Он посмотрел на компас.

— ветер дует с севера, как раз с правого берега. — обратился Он к Вадиму

— и?

— это наш шанс. Подойдем с подветренной стороны, они не почувствуют наш запах. Должно сработать.

Вадим приставил руку ко лбу как козырек и посмотрел в сторону берега. Волосы на его обросшем лице шевелились от сильного ветра.

— я бы прокатился вон на той! — показал он пальцем.

— если сможешь завести двигатели — она твоя! — ответил Он не зная о какой конкретно яхте говорит Вадим.

Они сидели в резиновой лодке, которая неспешно ползла вдоль носов огромных яхт, стоявших кормами к берегу. Косые своды корпусов яхт нависали над маленькой лодочкой и создавалось впечатление что они вот-вот раздавят ее своей многотонной массой.

Вадим хотел выбрать самую большую, но его остановил аргумент о том что на большом корабле могла остаться команда, обслуживающая судно. Выбрали среднюю.

Взойдя на борт они молча ждали. Тишина. На причале тоже пусто.

— Ладно, вроде никого.

Они обследовали всю яхту, нашли холодильник, но открыв его тут же резко отвернулись. Содержимое давно испортилось, взять нечего. Вадим прихватил бутылку виски. Его настрой сразу заметно улучшился, поскольку запас текилы на паруснике уже давно закончился.

Затем они пробрались на другую яхту. Она была больше чем предыдущая: несколько палуб, много кают, бар и даже кухня. Там тоже плохо пахло, но им улыбнулась удача — рис, мука и сухофрукты, а так же много бутылок с минеральной водой. Он уже собирался перетаскивать все в лодку, когда Вадим остановил его:

— погоди, пойду наверх, посмотрю может получится на ней уплыть.

— хорошо.

Он остался на корме и стал следить за причалом. Гости им сейчас были совсем не к чему. Он думал о Кате. Ему хотелось чтобы она была рядом. И как быть если Вадим обзаведется собственной яхтой и решит плыть в другую сторону. Или наоборот, решит никуда не плыть, что более вероятно. Как его убеждать?

Вдалеке виднелись силуэты людей, но они стояли на месте. Ветер дул с их стороны.

Работает!

На закате встанем на якорь, попробую еще порыбачить. Из муки скатаю шарики теста, мелочь должна клюнуть. Должна.

Неожиданно появился Вадим.

— погнали, тут ничего не работает! — сказал он и взял половину вещей.

За два дня они пересекли Мраморное море. Ветер дул все сильнее с каждым днем, что заметно сказывалось на скорости хода, но и волнение тоже увеличивалось. Парусник сильно раскачивало, и когда острый нос врезался в волну, брызги воды заливали палубу. Небо затянули облака. Море уже не было таким синим как раньше. Теперь оно стало свинцового цвета, мрачная бездна.

Катю укачивало и пару раз стошнило за борт. Он посадил ее за штурвал. Он знал что это сработает, видел в одном научном фильме, где рассказывали про морскую болезнь. Если человеку становится плохо от укачивания, то нужно не отрываясь смотреть на горизонт и тогда мозг сопоставит информацию, получаемую от среднего уха и от глаз, и тошнота пройдет. Тошнота при укачивании — всего лишь реакция организма, который оказавшись в непривычных условиях не понимает что с ним происходит и не найдя в себе ответа принимает решение, что его отравили. И организм пытается избавиться от содержимого желудка.

Через несколько часов ей стало легче.

Вадим пил.

На третий день они вошли в пролив Дарданеллы. Течение и ветер гнали парусник в Эгейское море, а экипаж судна все мрачнел. Все кроме Него становились мрачными и хмурыми. Это неспокойное море, эти волны раскачивающие лодку и бьющие ее так что каждый удар отдается в позвоночник, этот ветер бесконечно шумящий в ушах, эта тесная каюта, эта палуба искрящаяся кристаллами соли, все опротивело им. Они хотели на берег. Он тоже хотел. И с каждой минутой он все больше понимал, что ответственность за поиск острова лежит на нем. И ему отвечать, когда они оба спросят "что дальше? Где этот твой остров?"

Ближе к вечеру они встали на якорь возле Чанаккале[5]. Последний город перед выходом в открытое море. Последний шанс пополнить запасы пресной воды. А потом бескрайние воды Эгейского моря. 1400 островов. Куда?

Внутренний голос. Ты сейчас так нужен...

На правом берегу была стоянка яхт и катеров.

Ветер немного переменился и теперь дул вдоль берега. Нужно действовать быстро.

Обогнув на надувной лодке длинную каменную насыпь, огораживающую бухту от пролива, они стали осматриваться. Здесь корабли были заметно скромнее чем в прошлый раз. Выбрав самый большой, трехпалубный лайнер, метров 30 в длину, стоявший в самом конце пирса, они причалили. На борту никого не было и они разделились, чтобы ускорить поиски.

Съедобного почти не нашлось, кроме орехов, сухофруктов и немного шоколада.

Яхта была роскошной и по всей видимости неприлично дорогой. Осмотрев все судно Он вышел на корму нижней палубы. Он посмотрел на пирс. Идут.

Вдалеке виднелись фигуры людей медленно бредущих в их сторону. Издалека не было понятно сколько их, но они напоминали однородную, шевелящуюся массу бледного, серо-зеленого цвета.

Где Вадим?

Он побежал по палубе, заглядывая в каждый угол, каждый закуток.

Где ты, черт тебя подери!?

Выше.

На второй палубе тоже никого.

— Вадим! — он крикнул и в его голосе, как ему самому показалось, послышалось отчаяние. В глубине души Он мечтал чтобы Вадим исчез, но оставить его здесь, когда мертвые уже идут сюда он не мог.

Он поднялся на самый верх по крутой лестнице. В конце подъема была дверь. Толкнув ее он увидел Вадима, сидящего в большом, вертящемся кожаном кресле перед огромным пультом управления яхтой. Сотни кнопок, лампочек, мониторы, эхолоты, глубиномеры, навигаторы… да чего там только не было.… не было лишь ключа, без которого вся эта электронная начинка не могла ожить. Вадим сидел сложив ногу на ногу, а на его голове была белая капитанская фуражка.

— нужно уходить, они идут — чуть запыхавшись выдал Он. Вадим молча, с надменным выражением лица, протянул вперед руку, в которой демонстративно держал небольшой пластиковый пакет с содержимым белого цвета.

— кокс будешь?

Он промолчал. Его глаза округлялись, он не знал что ответить. Вадим неприятно засмеялся и, убрав пакет в карман, пошел вниз, накинув на плечо рюкзак, в котором звенели бутылки.

Он сидел в резиновой лодке на деревянной перекладине рядом с мотором. Лодка была привязана к яхте и он отплыл на столько, на сколько позволяла длина веревки. Солнце уже село и в облачном небе не было видно луны, от чего было не просто темно, а жутко темно. Было немного страшно. Он сел спиной к мертвенно-черному берегу. Позади него был целый город. Но он не издавал звуков, не дымил трубами заводов и фабрик, не светил уличными фонарями, ни в одном окне не горел свет. Темные очертания крыш домов и деревьев.

И тишина.

Мертвая тишина.

Яркий поплавок, наклоненный течением и попутным ветром был хорошо виден в темноте. Так продолжалось уже давно. Видимо в темноте не будет клевать.

Впереди черная полоса противоположного берега. Впереди Европа, за спиной Азия. Он вспомнил историю про персидского царя Ксеркса[6], который в четыреста-каком-то году до н.э. организовал понтонную переправу через этот пролив, когда совершал поход против Греции. Может даже где-то здесь. Налетевший сильный ветер разметал понтонные мосты и несколько воинов утонуло. Тогда Ксеркс приказал бить море плетями и цепями, а надзирателям отрубить головы.

На яхте назревала буря. Вадим уже был сильно пьян и не стеснялся в выражениях. Он ругался на Катю, кричал на нее. Она молчала. Потом он что-то разбил, что-то стеклянное, судя по звуку, может бутылку. Было не приятно от происходящего. Хотелось вмешаться, что-то сделать. Дальше ругань продолжалась уже в каюте.

Он лег на дно лодки облокотившись головой о надувной борт.

Как быть?

Ему было ужасно неловко и стыдно перед собой. Все его нутро буйствовало, желая вступиться за Катю. А разум пытался понять что будет дальше. Он бездействовал и каждый раз на утро после вечернего скандала, после того как Вадим прикладывал к ней свои тяжелые руки, Ему было стыдно смотреть на нее, пусть даже ее глаза были скрыты за зеркальными очками. Он знал что она страдает, он знал что Вадим делает ей больно и морально и физически, он знал что ей нужна Его помощь. Но бездействовал.

Он много думал пытаясь найти нужное решение, но лодка все больше укачивала его.

Завтра на рассвете они снимутся с якоря и к обеду выйдут в открытое море. Куда дальше? На запад к острову Лемнос? Или на юг к острову Хиос? А если взять курс на юго-запад то будешь плыть много-много дней, а может и недель, пока на твоем пути не встретятся острова Андрос или Тинос. До них слишком далеко для их маленького парусника, не привыкшего выходить из гавани.

Лежа на дне лодки, защищаемый надувными бортами от сильного, надоевшего ветра Он вспоминал своих друзей, их лица, их улыбки. Жгучая тоска завладела его разумом и он не пытался ее прогнать. Слезы наворачивались на глаза. Он не думал о том, что они скорее всего умерли. Он грустил о том, что больше никогда их не увидит. Их лица мелькали перед глазами, один за другим, улыбаясь ему, и не желая себя сдерживать он зарыдал.

Он сидел на заднем сиденье старого автомобиля. Пахло бензином и выхлопными газами. Старая ткань сидений за много лет впитала в себя грязь и пот. Впереди сидели двое. Шоссе уходило далеко вперед. Узкая дорога полосой черного мокрого асфальта бежала между высоких сосен. Казалось что они тянутся до самого неба, а их верхушки поднимаются выше густых облаков, туда где ярко светит солнце.

Мелкий дождь неприятно моросил и казалось что все вокруг застилает туман.

Дворники работали не переставая.

Куда мы едем?

Он узнал тех кто сидел впереди. Он узнал бы их при любых обстоятельствах, даже со спины.

Они молчали.

Запах выхлопных газов не давал дышать.

В машине было очень душно.

Он хотел их спросить, но что именно как будто забыл. Он знал что нужно что-то спросить, но что? Он долго молча сидел, смотря то на дорогу, то на людей впереди, на их затылки, но что их нужно спросить он никак не мог вспомнить.

Запах сгоревшего бензина все усиливался.

Он почувствовал что начинает задыхаться. Начала ныть голова в области лба.

Надо что-то спросить....

Салон автомобиля уже затягивало дымом, ему захотелось откашляться, но организм словно сопротивлялся, в горле першило и он уже почти не мог вдохнуть. Наконец из последних сил он выдал вопрос:

— куда мы едем?

Едва затих последний звук его слов, как две головы перед ним синхронно обернулись и Он увидел их лица. Он узнал их сразу, он знал что это они, но никак не был готов увидеть белые пятна вместо глаз, впалые щеки, серый цвет кожи и нефизиологично-сильно открытые рты с бледными, потрескавшимися губами и почерневшими зубами. Из уголков глаз сочилась кровь и уже засохла.

Только не они...

Он не хотел видеть их такими.

Ему было так страшно, что он почувствовал как затрясся подбородок, но не их он боялся. Каким-то образом он был уверен что вреда они ему не причинят и даже не думал об этом. Ему было страшно при мысли о том что они теперь всегда будут такими. Их уже не спасти.

Ему захотелось закричать, но дым сковал его легкие и он сидел замеревший, смотря на их мертвые лица, как вдруг услышал голос одного:

— ты не с нами...

Голос второго повторил слова первого как эхо:

— ты не снами....

Он почувствовал как волосы на его голове шевелятся от ужаса...

Наконец он смог издать звук, похожий на крик, но он был тихим, как будто шел издалека, постепенно нарастая, и вместе с ним нарастала боль в голове.

Он открыл глаза и сразу понял — кричала Катя.

Резко поднявшись он не мог понять где он. Тихо. Ветер немного стих, но все еще поднимал небольшие волны на поверхности воды. Уже светало.

Где яхта?

Где???

Снова ненавистная им паника завладела его рассудком и Он начал нервно вглядываться в морскую даль медленно поворачивая голову, но видел лишь темноту.

Вон она!

Маленькая светлая точка виднелась на горизонте. Он резко дернул ручку стартера и двигатель тут же заревел. Выкрутив ручку газа до упора, он едва успел ухватиться рукой за борт, как нос лодки круто задрался вверх и через секунду, выйдя на глиссер, лодка уверенно бежала по небольшим волнам. Попадались и большие волны, но Он не сбавлял хода предчувствуя беду и нос лодки врезаясь в волну окатывал его соленой водой.

В каюте горел свет. Яхта шла на двигателе, на полном ходу, оставляя за собой полосу пены и шлейф выхлопных газов. Маленькая лодка была на много быстрее и очень скоро он догнал яхту. Подойдя ближе он сбавил обороты. Двигатель затих и теперь монотонно тарахтел, но все равно лодка догоняла яхту. Подойдя к корме он заглушил мотор и когда нос лодки уткнулся в откидную платформу он ловко перепрыгнул на борт парусника. Он не привязал лодку, потому что в тот момент думал только о том, все ли в порядке с Катей, и какого черта они его бросили.

На палубе было пусто. Осторожно, на цыпочках он подошел к лестнице ведущей вниз. Он увидел Вадима, сидящего за столом.

Ну сука, держись!

Он быстро спустился по крутым ступеням и увидел Катю, лежащую на полу. Она забилась в угол, поджав колени к груди. Волосы были растрепаны а лицо сильно заплаканным.

— кого хера ты творишь?

Лицо Вадима было красным и мокрым от пота, глаза нервно бегали, словно не могли найти себе места. Он был пьян, но не как обычно. Что-то изменилось в нем. Резко вскочив Вадим направился в Его сторону.

Бей первым.

Уперевшись левой ногой посильнее и перенеся на нее центр тяжести, он изо всех сил пнул Вадима подошвой кроссовка прямо в живот. Не ожидавший такого поворота, тот грузно отлетел обратно и ударившись поясницей о столик рухнул на пол, уронив все бутылки, стоявшие на столе. Вслед за бутылками прямо ему на голову упал открытый пакет с порошком и просыпался, испачкав его в белой муке. Вадим лежал на боку, шевеля ногами, которые не особо его слушались и мычал. Возможно он хотел что-то возразить, но язык тоже не слушался.

Он посмотрел на Катю. Та все не переставала рыдать, и теперь смотрела на него щенячьими, но мокрыми глазами.

— ты в порядке?

Она промолчала но утвердительно покачала головой. Ее губы тряслись.

Нужно заглушить мотор.

Он поднялся на палубу. Заглушив мотор он пошел на нос чтобы бросить якорь. Якоря не было. Только отрезанный кусок веревки.

Вот урод...

Желая вернуться в каюту и разбить ему нос он резко обернулся.

Прямо на него смотрело дуло пистолета. Того самого пистолета, который Он спрятал в своей каюте.

Сука.

Бешеные глаза Вадима налились кровью. Из носа тоже шла кровь. Брови и верхушка носа сошлись вместе, образовав складки злости, а уголки рта сильно опустились вниз выражая ненависть. Вся левая сторона лица была в белом порошке.

Стреляй. Чего ты ждешь?

— прыгай — скомандовал Вадим

Не такого исхода Он ждал. Не так.

Когда Он уже так близко к своему острову....

— стреляй! — смело сказал Он глядя прямо в озверевшие глаза. Почему-то ему совсем не было страшно, как будто он отдавал себя в руки судьбы.

Вадим чуть повернул руку в сторону и нажал на курок.

Яркая вспышка света пришла раньше хлопка, но когда веки закрылись, его уже оглушило выстрелом и ему показалось что он видел как мимо него пролетела пуля, где-то над ухом. Все это он осмысливал уже падая за борт. Он догадывался что Вадим выстрелит, но то что произошло заставило его пошатнуться, рефлекторно шагнуть в сторону от дульного пламени и он перевалился через край борта.

Когда он всплыл на поверхность двигатель уже завелся и яхта начала движение.

Ну вот и все.

Я утону здесь. В этом проливе.

Где надувная лодка?

Темно.

Не видно ни черта...

Он смотрел вслед уплывающей яхте усердно барахтая ногами. На палубе никого.

Во рту был вкус соленой смерти.

В ушах все еще звенело от выстрела, когда он едва мог различить очертания парусника на горизонте. Ноги уже устали и отчаяние не просто подкрадывалось. Оно ломилось в двери сознания, и натиску этому не возможно было сопротивляться.

Уже светало. Яхта плыла на запад, к выходу из пролива, и ее корму освещали красные лучи восходящего солнца, с трудом пробивающегося сквозь проплешины в плотной пелене облаков.

Сколько я еще протяну?

Силы покидали его.

За что мне это?

Он попробовал лечь на спину чтобы немного передохнуть, отдышаться. Но как только он расслабился волна залила его лицо водой и ему пришлось снова барахтаться.

Холодно.

Он снова взглянул на яхту.

Прощай, Бавария. Спасибо что подвезла.

У тебя не найдется пары монет, глаза прикрыть?

Как вдруг он заметил что-то оранжевое, мелькнувшее на корме.

Показалось. Уже галлюцинации начались.

Да нет, с чего бы...

Точно, было! Что это?

Где эта долбанная лодка!!!?

Собравшись с силами он поплыл в сторону яхты. Ноги почти не слушались, он едва заставлял их двигаться, но руки были полны сил и усердно гребли. Прошло несколько минут. Он устал. Остановившись он снова попробовал лечь на спину.

Вроде нормально.

Так он пролежал всего пару минут, хотя они пролетели как секунды, и снова волна накрыла его лицо, и он наглотался воды.

Может мне показалось?

Нет, точно! Я видел! Что это?

На самом деле ему было совсем не важно что он видел, он просто не хотел умирать и сознание цепляясь за любую нить, за какую угодно мотивацию, заставляло двигаться дальше.

Прошло довольно много времени, когда он мог различить что-то на поверхности воды.

Он уже окончательно выбился из сил и наглотался соленой воды так, что в носу и гортани нестерпимо жгло.

Ноги уже не работали. Он просто не мог ими пошевелить. Руки еще справлялись, но их сил едва хватало чтобы удержаться на поверхности. В последний момент, когда море неудержимо тянуло его на дно, в свою холодную темноту, Он успел ухватиться за оранжевый спасательный жилет.

Он очнулся в полдень.

Ветер немного разогнал облака и горячее солнце то и дело выглядывало на небе, обжигая сухое лицо.

Хочется пить.

Немного придя в себя он огляделся. На горизонте виднелась тонкая полоса суши.

Течение вынесло его из пролива и он уже дрейфует в открытом море. До берега ему не доплыть. Даже если он будет изо всех сил грести руками и ногами и хоть немного продвинется к берегу, мощное течение отнесет его обратно. Нужно было плыть к берегу в самом начале, когда он толь оказался в воде в узком проливе. Теперь уже поздно.

Он снова закрыл глаза. Из уголков глаз потекли слезы.

Смерть не страшна, если не хочешь жить. Но он хотел. Он шел к своей мечте, к своей цели. И у него все забрали. Смерть не страшна. Страшно осознание того что скоро умрешь.

Что бы не происходило в его жизни, он всегда видел выход, из любой ситуации. Но не сейчас. Попадая в разные передряги, он знал что безвыходных ситуаций не бывает. Бывают проблемы, которые можно решить с помощью денег, другие с помощью друзей или знакомых и их связей. А иногда нужно просто пойти и договориться. Самому. Словами.

Но как выпутываться из такого?

Он закрыл глаза. Его немного потрясывало от холода, но к этому он уже привык. К чему он никак не мог привыкнуть, так это к тому что сейчас он совсем не контролирует ситуацию. Его судьба более не в его руках. Все что он мог сделать — это отстегнуть жилет и ускорить неизбежное.

Как же хочется пить...

Он очнулся от того что его трясло. Он сильно замерз. Уже начало темнеть. Во рту было так сухо, что он с трудом мог пошевелить языком.

Вокруг столько воды. ...

Он думал о друзьях, о родных. О том что скоро они увидятся. Он очень на это надеялся. Должна быть жизнь после смерти. Что-то должно быть. Тело умрет, но твой разум, твое сознание, что с ним станет? Куда денется вся эта энергия из твоей головы, твоя память, твои чувства. Их нельзя потрогать, но они есть. Он верил, что после смерти это все перейдет в другой мир и там продолжит существовать. Может там и есть его остров.

Штормовой ветер сдувал его с ног. Он едва мог устоять на месте. Но нужно идти. Он сделал шаг, и острые камни больно кольнули голую ступню. Еще шаг. Снова боль.

Он шел медленно, сопротивляясь шквальному, холодному ветру и осторожно ступая на выпирающие углы камней. Ступать было нестерпимо больно. Впереди ничего не было видно из-за сильного ветра, не дававшего поднять голову и открыть глаза. Он дул с такой силой, что веки тут же закрывались. Можно было смотреть только под ноги.

Он шел.

Ноги болели.

Пройдя еще немного, он понял, что спускается вниз по пологому склону. Соленый ветер дул с океана, пытаясь повалить его с ног. Но он шел, оставляя за собой кровавые следы от порезанных об острые камни ступней.

Он подошел к краю.

Обрыв.

Внизу скалы.

Сильные волны с ревом разбивались об огромные, черные камни. Океан гудел.

Он взглянул вниз.

Что это?

Среди скал он разглядел каменное лицо. Лицо Моаи. Разбитое на осколки.

Ему захотелось шагнуть вперед. Он посмотрел на бескрайний океан, словно искал в нем ответ.

Сначала он услышал плавно нарастающий гул. Когда он разлепил глаза и вернулся к реальности гул уже был отчетливо слышен. Глаза снова закрылись. Он попытался снова их открыть, но яркий солнечный свет больно резал зрачки и веки закрылись.

Подождем.

Гул все нарастал. Теперь он уже отчетливо слышал моторы. Он догадался, что их как минимум два, потому что тональности их звучания немного отличались.

Глаза никак не хотели открываться. Едва различив слипшиеся веки он увидел большую надувную лодку с жестким дном, мчащуюся к нему на всех парах.

Он поднял руку, попытался помахать.

Глаза снова закрылись.

В темноте он не чувствовал боли.

Когда в следующий раз он открыл глаза, то увидел протянутую к нему огромную, волосатую руку, сильную, но мягкую и теплую. И голос:

— давай руку, парень!

Когда он ухватился за руку, другие сильные руки втянули его на борт. Он все еще не мог открыть глаза.

— как звать тебя? — спросил бодрый голос смелого и доброго человека.

Он открыл высохший рот и чуть слышно произнес:

— Артем.

Эпилог

Закончилась ли эта история?

Нет, она только начинается!

Прошло 9 месяц с тех самых пор, как Иван Федорович подобрал Артема у берегов Греции. Кто он такой и откуда взялся, этот Иван Федорович, мы можем судить лишь по догадкам и выводам, которые сделал Артем живя с ним на одном острове.

Иван Федорович организовал общину 50чел на острове и успешно ею руководит и развивает ее. Остров расположен у берегов Турции, рядом с более крупным островом Хиос, южнее острова Лесбос.

Они, жители этой общины, выращивают овощи, фрукты, злаковые, виноград и даже содержат оливковую рощу. Так же они активно собирают на соседних островах то, что растёт само. У них есть домашний скот и много еще всего нужного и полезного.

Вчера у Артема с Иваном Федоровичем состоялся диалог на пирсе, когда Артём помогал ему собирать отряд в морской поход. Это Иван так называл вылазки, которые он регулярно совершал со своей группой. Раз в месяц, а то и чаще, они, то есть четверо бойцов и Иван Федорович во главе группы, брали небольшую, но быструю лодку, как раз ту, которая подобрала Артема, выходили в открытое мори и обследовали близлежащие острова. Каждый раз они заходили все дальше и дальше, но не далее чем позволял запас топлива, чтобы хватило на обратную дорогу. Иногда им попадались дрейфующие корабли, которые выносило сильное течение пролива Босфор в открытое Эгейское море, гонимые на юг северным ветром. Иван Федорович держал парней по спартански. У них был лишь запас воды, и немного сухофруктов. Ели они лишь рыбу, которую сами же и ловили. Спали по графику. Основным грузом в лодке было топливо и оружие. Они, эти четверо крепких и неприхотливых парней, были его подчиненными, а он их командиром. Так было еще до того как все умерли. Так осталось и после. Какая-то программа была заложена в них что так и должно быть и они безоговорочно следовали за ним и выполняли его приказы.

— Ну что, Артём? Как жизнь молодая?

— спасибо Иван Федорович, все хорошо.

Он как и многие в общине часто говорил Ивану спасибо. Это было чем-то вроде негласного правила, которое многие соблюдали и это никогда не обсуждалось. Но так делали. Просто потому что так принято, а может потому что Иван Федорович так себя вел, так себя ставил, что людям хотелось говорить ему спасибо.

— говорят ты лыжи навострил?

— катя сказала? — виновато опустив вниз глаза ответил Артём

— она. А ты думал от меня что-то утаить получится?

Артём предчувствовал бурю. Ему не приходилось видеть Ивана Федоровича в гневе, но выглядел он сурово и был явно сильнее Артема.

— один пойдешь или напарника дать?

— дядь Вань, я… не подумайте что убегаю, я вернусь, я слово даю!

— Катька вчера вся в слезах на кухне бабам все подолы соплями измазала, еле успокоили. Я с ней поговорил, успокоил, сказал напарника дам, он за тобой приглядит если что.

— то есть… как?...

— так! — отрезал Иван Федорович, — помогай давай!

Они складывали мешки с вещами в лодку и Артём пытался прочесть реакцию Ивана. По его предположениям Иван должен был быть против такого решения, и понимал что нужно было первым заговорить об этом, а не тайком планировать поход. Убежать ничего не сказав напрочь отрубало возможность вернуться обратно. А вернуться он хотел. Катя уже была на третьем месяце и он хотел увидеть этого ребенка, дать ему имя.

— ты понимаешь какое дело, Артём… я сначала против конечно был, даже огорчился. Людей и так не хватает, нужно электричество организовать, за скотиной уход нужен, запасы научится делать, консервацию там разную, да дохрена всего!

А потом вот что подумал — ты сюда сам добрался, из далека. Дорогу знаешь, какие опасности есть тоже в курсе. Так давай! Действуй! и приведи их сюда! с нами то им полегче будет. если живы. Сколько их было? Пятеро?

— да, но я… — он хотел сказать что не уверен что они смогли пережить зиму, но передумал. Иван Федорович научил его гнать из головы мысли о неудачном исходе за долгими ночами у камина под бокал ароматного коньяка. — было пятеро.

— Если нет… может еще кого встретишь.

Нам нужны люди! И мы им нужны. Расскажи это всем кого встретишь. Всем кто способен слушать.

— сделаю!

— бинокль подай! Все, можно выдвигаться. Зови парней!

— есть! По военному и с довольным выражением лица отрапортовал Артем и уже собрался убегать, но Иван Федорович остановил его:

— так что с напарником? кого возьмешь?

— никого, люди здесь нужны. Я справлюсь. — он поймал на себе сверлящий взгляд Ивана Федоровича, старого военного-моряка, человека с суровым морщинистым лицом, много раз видевшим смерть живых и оживших мертвых. — я уверен.

— ладно, решил так решил. скажу чтоб завтра на рассвете тебя переправили на материк. Собирайся! — он хлопнул Артема по плечу и по-отечески ему улыбнулся. Но тут же разведя руками переменился в лице:

— ты еще здесь? Где мои бойцы?

— есть! — крикнул Артем и побежал в сторону домов. На его лице сияла радость.

Иван Федорович попрощался с Артемом вечером того дня. Их группа всегда выдвигалась в ночь. Им так было привычней.

Они крепко пожали друг другу руки. Иван сказал на последок:

— Найди мне пилота.

— поищу, дядь Вань. Спасибо вам!

— ладно, вернешься — поговорим. Удачи! Все, трогай! Полный вперед! — скомандовал седой, жилистый мужчина.

Сейчас Артём сидит в быстроходном катере, уносящем его на север от острова, ставшего ему домом. Ему немного грустно покидать этот оазис жизни, где всегда есть еда, где ты не один, где тебя любят и в тебе нуждаются, а главное нет мертвых. Вернувшихся с того света.

Ему грустно расставаться с Катей. Это та самая Катя, которая бросила ему спасательный жилет. Иван Федорович с парнями нашли их позже чем Артема. Когда Иван узнал как было дело он сказал Вадиму:

— я бы тебя прямо сейчас утопил, но люди не поймут. Так что выбирай — или смерть, или оставляешь женщину и проваливай, пока я не передумал.

— она моя жена! — поспешил возразить тот, но его пыл быстро остудили прикладом автомата Калашникова.

— теперь нет. Ну!? Решай!

— хорошо… — процедил тот сквозь зубы. Его рот наполнялся соленой кровью. Его отправили в свободное плавание на той же яхте, которую он украл у Артема, в надежде что он уплывет как можно дальше. Больше его не видели.

В след за катером бежит длинная полоса белоснежной морской пены, а земля вдали становится все меньше и меньше. Сегодня им нужно проделать путь в почти двести километров по воде, чтобы добраться до поселения Седдюльбахир на берегу пролива Даррданеллы. Там они найдут транспорт для Артема и топливо, чтобы его проводник смог вернуться обратно. Затем ему предстоит долгий путь по дорогам Турции, Болгарии, Румынии, Молдовы, Украины....

Идти под парусом через черное море ему совсем не хочется. Он соскучился по запаху горячего асфальта и реву цилиндров изрыгающих пламя из выхлопной трубы.

Он думает о загадке, что Катя загадала ему в ночь перед отправлением:

— Есть дерево. — ласковым голосом шептала она, когда они лежали на шезлонге, под звездным небом, голые и уставшие. — могу написать буквами, могу произнести "дерево", а могу увидеть само дерево.

Есть семья. Можно написать "семья", можно произнести вслух, а можно увидеть.

Я загадала 3 слова которые стоят всегда рядом, дополняя друг друга. Их можно написать, можно произнести, но нельзя увидеть, хотя есть они у каждого человека!

— это сложная загадка, я так быстро не смогу ответить.

— вот и хорошо, будет о чем поразмыслить в пути. А чтобы узнать правильный ответ тебе придётся вернуться домой. Ко мне.

Артем сидит на мягком кресле роскошного быстроходного катера, который несет его над ярко-синей морской гладью с шорохом раскидывая в стороны брызги воды. Он думает над тем, как назовет своего ребенка. Он просто обязан вернуться.

Конец

[1] Мерла́нг (лат. Merlangius merlangus) — рыба из монотипического рода мерланги (Merlangius) семейства тресковых.

[2] Крапец (болг. Крапец) — курортное село в Болгарии. Расположено у берега Чёрного моря. Находится в Добричской области, входит в общину Шабла. Население составляет 380 человек.

[3] Мост Султана Селима Грозного (мост Султана Селима Явуза) — третий мост через пролив Босфор. Расположен к северу от Стамбула. Мост назван в честь османского султана Селима I Грозного (Явуза; 1512-1520). Строительство начато в мае 2013 и закончено в марте 2016 года, движение открылось 26 августа 2016 года. Мост является частью строящейся Северной мармарийской окружной дороги^.

[4] Мост Султана Мехмеда Фатиха — второй висячий мост через Босфорский пролив. Он соединяет европейскую и азиатскую часть Стамбула.

[5] Чанаккале́ (тур. Çanakkale) — турецкий город, порт, административный центр (центральный район, меркези) ила Чанаккале. Расположен у входа в залив Чанаккале, на полуострове Малая Азия, на побережье пролива Дарданеллы, к югу от древнего Абидоса соединяющий Мраморное и Эгейское моря

[6] Ксеркс I, персидский царь в 486-465 гг. до н. э.