Всё плохо

Миловицкий вошёл в помещение штаба — по-обычному громко хлопнула дверь, что ж она так всегда стучит, — но комната пустовала, несмотря на не самое раннее утро. Вечно этих двоих нет на месте… Ну и ладненько.

Он по-хозяйски вздёрнул жалюзи, включил вентилятор — тот бодро зашумел за своей решёткой в стенке. Ну вот, другое дело. Теперь помещение выглядело жилым, а таким и должно быть помещение, если проводишь в нём большую часть дня. Тем более это ценили и посетители — особенно те, что после допросов под началом Кедрова; им эта комната наверняка казалась оазисом. Это было на руку, и Миловицкий никогда не разрушал этого их впечатления. «Чаю, кофе, чего покрепче? Ну что вы, что вы, мы же оба с вами люди, оба человеки… Давайте просто поговорим по душам». Многие из них приходили сюда и позже, уже по собственной инициативе, и рассказывали интересное. Надо же, в конце концов, оправдывать гордое звание Секретариата по связям с общественностью, пожалованное лет десять назад, ещё на заре Эпохи.

Вполголоса напевая песенку без слов (откуда взялась в голове, уже и не вспомнишь), Миловицкий окинул взглядом комнату: надо бы перетасовать кой-какие бумажки, раз всё равно никого нет. Он, естественно, доверял коллегам, но без свидетелей всё же лучше… Кстати, а вот этой папки на его столе вчера явно не было.

Присев к столу, он мельком пролистал стопку — какие-то незнакомые и едва знакомые имена, циферки столбиками… Похоже, что-то из смежного ведомства, так, с наскока не разберёшься. Свободной рукой Миловицкий потянулся за сотовым, одновременно прикидывая, кто вчера уходил последним.

— Кииир? — протянул он. — А что это тут за папочка на столе? Подписать надо? От Верховного? — он невольно снизил голос. — Срочно? Понятно, — быстро пролистав в конец, Миловицкий открыл последний лист. — Ну, слушай, тут же больше никто не подписался. Потом распишешься? — он помолчал немного, слушая ответ. — Ладно… Но только ты распишись, хорошо? А не как обычно.

С той стороны заверили — несколько высокомерно, но доброжелательно, — что конечно же. Вернётся — перехватит в аппарате, где оно там будет на тот момент, и подпишет, ему это легче лёгкого.

(В том, что легче лёгкого, Миловицкий не сомневался — он сомневался, что Кирочка вообще станет утруждать себя этим).

Но ладно. Настаивать он не стал и положил трубку. С Эрлиным лучше не ссориться — и из-за Верховного, и просто лучше не надо.

Да и что такого — Кедров вон тоже то и дело манкирует. На половине, наверно, документов стоит одна, Миловицкого, подпись, там, где должны стоять три (без его никак: он же здесь формально первый). Не то чтоб это волновало — с чего бы, право слово, — но иногда он слегка досадовал: как-то всё же неправильно.

Ладно, это мелочи. Миловицкий пролистал было стопку ещё раз, чтобы хоть понять, что он сейчас собирается подписывать, но тут сотовый зашёлся звоном уже сам. Миловицкий подхватил его.

— Да? — и тут же напряжённо вслушался. — Срочно?

— Как можно срочнее! — почти испуганно повторил телефонист.

— Сейчас буду.

Отключив телефон, он пробежал взглядом бумагу в попытке всё же вникнуть в смысл слов, но буквы уже разбегались перед глазами, и мысли были совсем о другом. Чёрт с ним — Миловицкий откинул последний лист, наскоро расписался. Не ксива же это какая-нибудь, в конце концов. Тут дело куда поважней: Сам всё-таки вызвал.

Верховный сидел на кровати, укутав колени клетчатым шерстяным одеялом. Он выглядел заметно хуже, чем пару месяцев назад, — в начале декабря у Правителя вдруг резко испортилось самочувствие, и Миловицкий не видел Его с тех пор — но по-прежнему могуче, как огромный хищный кит, выброшенный на берег: не стоит подходить близко, пока он не сомкнул глаз.

Услышав, что вошли, Верховный повёл головой.

— А, Юрий, — отметил Он, но, кажется, только для себя, ещё не разговаривая с Миловицким.

— К Вашим услугам, господин Правитель, — он слегка отступил от дверей вглубь комнаты и сразу же остановился.

— Поди сюда, — Верховный приглашающе кивнул. — А что это ты не появляешься? Давно я тебя не видел.

— Простите, господин Правитель, Вы не звали, и я подумал…

— Во-первых, мог бы сам догадаться, — перебил Верховный. Теперь Он смотрел на Миловицкого то ли изучающе, то ли уже осуждающе. — А во-вторых, я тебя звал, Юрий.

Миловицкий недоумённо замолчал, судорожно прикидывая, на каком этапе возникла ошибка (и была ли ошибка вообще) и что, исходя из этого, отвечать. Верховный выжидающе глядел на него какое-то время, потом кивнул второй раз — на стул у кровати (странно, что он стоял вот так, разве что кто-то был уже утром).

Миловицкий торопливо приблизился, присел на краешек стула.

— Видите ли… — начал он. — Если бы я знал, то примчался бы мигом. Но… ко мне не приходило никакого распоряжения.

— По-твоему, я соврал? — Верховный лукаво прищурился. — Или не вызывал на деле, а сам уже не помню? Правильно, старик последние дни дохаживает, совсем из ума выжил… Так ведь ты сейчас думаешь.

— Нет, конечно, — Миловицкий поспешно помотал головой, — я хотел сказать, что, наверно, кто-то не передал на местах, поэтому до меня это приказание не дошло.

— Кто?

— Простите?

— Кто не передал на местах! — вспылил Верховный. — Кто конкретно, на каких местах конкретно!

— Я… не знаю кто, — сбился Миловицкий. — Я только предположил, что было так.

— Почему не знаешь? Это твой аппарат, тебе нужно следить, чтоб он работал исправно. Почему я всегда должен перепроверять за вами, почему вы сами ничего не можете сделать нормально… — Правитель устало отвернулся к окну.

Миловицкий сидел, не шевелясь и по возможности затаив дыхание. Никакие оправдания сейчас бы не прошли: Верховный был явно не в духе, что-то злило и раздражало Его — что-то, возможно, вообще не имеющее к Миловицкому отношения. Но именно он в данный момент оказался рядом и потому был во всём виноват.

— Эти ещё, — недовольно пробормотал Верховный, кивнув на окно. — Лезут, письма таскают.

— Кто? — не понял Миловицкий.

— Голуби, — Верховный отмахнулся. — Уже и окно закрыл, а они всё равно забираются, приносят. Надоели.

— Голуби? — вполголоса повторил Миловицкий.

Всё это время доходили разные слухи о самочувствии Верховного, но никакой определённости среди них не было. Теперь, кажется, начало проясняться…

— Господин Правитель, — Миловицкий посмотрел на Него, выражая по возможности всю преданность. — Вы хотели поручить мне что-то? Я в Вашем распоряжении.

— А? — Верховный отвернулся от окна, нашёл взглядом говорившего. — А, да. Слушай, дай — вон там чашка стоит, — Он повёл рукой в направлении стола.

Миловицкий соскользнул со стула и подался было в указанную сторону.

— Да, и это туда же положи, — Верховный передал планшет и свою личную перьевую ручку. Миловицкий бережно принял их и отошёл к столу.

— Вы работаете в таком состоянии, господин Правитель, — протянул он между делом. — Наш народ должен гордиться Вами.

— Да это Кирилл приходил, я ему подписывал кое-что, — Верховный махнул рукой.

Эрлин был здесь сегодня? Что ему понадобилось? Миловицкий инстинктивно принюхался к чашке.

— Там нет отравы, — послышался за спиной насмешливый голос Верховного.

— Н-нет, я просто хотел проверить, свежий ли чай, — пробормотал Миловицкий. (Отравы, похоже, действительно нет. Да и не его это метод…)

— Наисвежайший, — всё с той же насмешкой во взгляде Он проследил, как Миловицкий возвращается и садится на стул. — Кого подозреваешь?

— Н-никого, — он аккуратно передал чашку в обе руки Верховного. — Никого, конечно… Господин Правитель, а что Кирилл приносил Вам подписать?

— А тебе какое дело? Я тебя по другому поводу позвал.

— Нет, я просто думал, если потребуется моё участие…

— Не потребуется, — холодно отрезал Верховный. — Для тебя у меня другое поручение.

— Слушаю Вас.

Верховный смотрел некоторое время, оценивающе прищурившись, — будто прикидывал, а того ли выбрал человека. Но, видимо, выбор всё же устроил.

— Весной в Ринордийске пройдёт международная встреча, — неспешно заговорил Он. — Ты, я думаю, слышал.

Миловицкий с готовностью кивнул.

— Будет много гостей. Иностранцев… Я хочу, чтоб у них остались наилучшие впечатления. От города, и от его жителей тоже.

— Правильно ли я угадываю: Вы желаете допустить до встречи простых граждан?

— Можно до встречи… — Верховный лениво качнул головой. — Не так важно. Мне нужна беседа — искренняя доверительная беседа, между нашими умными людьми и их умными людьми. Можете, кстати, привлечь тех ребят, из бывшего Дворца, они умеют убедительно описывать, — Он усмехнулся, потом пристально посмотрел на Миловицкого. — Вот пусть опишут нашим гостям. Ведь в наших силах это обеспечить?

— Конечно, это в наших силах, — поспешно согласился Миловицкий. — Надо лишь тщательно проверить каждого, кто будет допущен, и тогда…

— Ты же говорил, они все благонадёжны, — заметил Верховный.

— Они, безусловно, благонадёжны, но… Видите ли, господин Правитель, всегда остаётся вероятность, что проявится человеческий фактор — вещь неприятная и довольно плохо поддающаяся контролю. Вы ведь знаете, как это у них бывает.

Про себя же Миловицкий думал, как неожиданны каждый раз подобные взбрыки. Ладно, тот сумасшедший с эпиграммой… Вспомнился Зенкин — вот уж паинька с глазами оленёнка, — как он стоял в помещении штаба, аккурат после свидания с тем самым сумасшедшим (к заключённым вообще-то не полагалось, но Миловицкий обеспечил ему это свидание, это могло быть полезно). «Ну, о чём говорили?» — без напора, как бы между прочим поинтересовался Миловицкий. Тот собирался было что-то ответить, но тут в штаб вошёл Эрлин — за какими-то бумагами, — и Зенкин, покосившись на него, пробормотал только: «Да так… Ни о чём». В конце же, проходя мимо Эрлина, вдруг вскинул на него такой взгляд, будто хотел что-то высказать — нет, скорее сделать. Но тут же смешался и быстро выскользнул за дверь. Миловицкий посмотрел ему вслед, затем с любопытством обернулся к Эрлину: «Что такое? Мне показалось, или он что-то лично против тебя имеет?» «Без понятия», — Эрлин только мило улыбнулся в своей обычной манере. Что-то они оба тогда не договаривали.

Верховный — Он глядел на Миловицкого словно насквозь — усмехнулся:

— Если ты о том сумасшедшем с эпиграммой, то там была недоработка. В этот раз их не будет.

— Да, господин Правитель, — потерялся он в первую секунду. — Конечно, не будет.

Всегда становилось немного не по себе и даже почти жутко в такие моменты — когда казалось, будто этот человек и впрямь видит твои мысли. Может, даже чуть дальше, чем ты сам.

— Но знаете, такая вещь… — быстро продолжил он, отводя глаза. — Нам бы сейчас очень помогла координация с загранотделом. У многих из тех людей могут быть знакомые за рубежом, а у нас были довольно ограниченные возможности, чтоб отработать эти связи…

— Загранотдел? — недовольно и задумчиво протянул Верховный. — Позвони лучше Кириллу, он как раз сейчас где-то там.

— Там? — повторил Миловицкий. Безотчётная тревога накатила раньше всех связных мыслей.

— Да отпустил его на выезд, — пояснил Верховный и примиряюще кивнул. — Вызвался уладить дела вокруг наших дипломатов… Пусть попробует, хуже не будет, — Он вновь поднял взгляд, нашёл Миловицкого. — Сможете же созвониться?

— Да, конечно… господин Правитель. Всё будет сделано.

Выйдя из покоев Верховного, Миловицкий на ходу выхватил сотовый и набрал уже другой номер.

— Витааалий? — протянул он. — А Эрлин был сегодня?

— Только хватился? — ответил в трубке Кедров (даже сюда долетела его злобная усмешка). Серьёзно добавил. — Приезжай в штаб.

Кедров — он был уже на месте — встретил словами:

— Этот сукин сын сбежал.

— В смысле? — Миловицкий изобразил удивлённый вид.

— В прямом. Два часа назад пересёк границу. Я проверил.

— Два часа… — он машинально всмотрелся в часы на стене, машинально отбарабанил пальцами дробь. Похоже, дела ещё хуже, чем ему до того казалось, раз потребовалась такая спешка. Знал бы сам — тоже уже принял бы меры, хоть какие-то, хоть придумал бы что-нибудь с этим складом бумаг…

— И, главное, всё законно, с официальным разрешением, — Кедров бродил туда-сюда по помещению. — Как Верховный вообще это подписал!

— Ты давно у Него был?

— Угу…

— А я только оттуда.

Кедров застыл на месте, пристально уставился на Миловицкого. Спросил вполголоса:

— И что там? Совсем?

Миловицкий кивнул.

— Тогда понятно, — Кедров снова забродил от стенки к стенке. — Вот чего этот тип и утёк — за ним же особо важные были. Сейчас всё закончится — повесят на нас. Сейчас вообще всё на нас повесят. Зато Кирочка будет жить долго и счастливо где-нибудь на югах. Или на западе, — он мельком бросил взгляд на Миловицкого. — А я тебе говорил, что ему нельзя доверять.

Так, ну всё, вышел на свою любимую тему, забыв, что есть дела поважнее.

— Виталик, — негромко и настойчиво проговорил Миловицкий. — Нам нужно срочно что-то решать с нами.

Кедров остановился.

— Я не знаю, как ты, Юр. А я сейчас подаю в отставку. И ни к какому ССО никакого касательства уже иметь не буду.

— Что, вот так просто? — Миловицкий всплеснул руками. — И думаешь, тебе это поможет?

— Ну а что, — рассудительно заключил Кедров. — Фабрикацию дел мне, конечно, вменят, но это, в общем, мелочи. Разве что ещё что-то раскопают… Расстрельные подписывал ты, я к ним вообще не прикасался. Руководил аппаратом тоже вроде как ты… Что ещё?

— Но допросы!

— У тебя их даже побольше.

— Ну вот только не надо сравнивать, — обиделся Миловицкий.

— Формально это одно и то же, — холодные глаза волка-одиночки смотрели на него в упор. — А неформально никого не интересует.

Оглянувшись на пустующий сейчас стол, Кедров, казалось, что-то вспомнил и усмехнулся этому:

— Хотя, знаешь… После того, что ты подписал сегодня утром, тебе бы и отставка не помогла.

— Что там было? — быстро проговорил Миловицкий.

— Ты что, подмахнул не глядя? — Кедров уставился на него с любопытством. — Молодец.

— Долго объяснять. Что там было?

Тот помолчал ещё — будто прикидывал, стоит говорить или не стоит. Наконец всё же сказал:

— Итоговые отчёты и передача ответственности. Ну, то есть при кончине Правителя все вопросы и претензии за все эти годы — к членам госаппарата. У нас коллективное управление, ты ведь не забыл.

Миловицкий поморщился, быстро сопоставляя в уме.

— Ты подписал?

— Нет, конечно.

— Но почему?!

— А зачем? Я же сказал, я не подписываю расстрельные. Тем более самому себе.

— Что, прям настолько? — тихо спросил Миловицкий.

— Именно настолько, — Кедров кивнул и как-то даже сочувственно посмотрел на него. — Так что беги, Юра, беги.

Покинув помещение штаба (снова громко стукнула дверь), Миловицкий неспешно двинулся по коридору — вдоль ряда солнечных прямо-таки не к месту окон. В голове опять вертелась та же навязчивая мелодия. Он вспомнил вдруг, где слышал её: тот парнишка двадцати с хвостиком лет, что не отвечал ни на приветствие, ни хоть на один из вопросов, а только, уставившись в пространство, всё напевал свою песенку без слов. Миловицкий тут же прекратил её мурлыкать. Он, в общем-то, не был суеверен, но повторять песенку чокнувшегося узника казалось ему в теперешнем положении крайне неудачной затеей.

На самом деле, он всё подспудно надеялся, что его предупредят, если развязка будет близка. Ну, кинут хоть какой-то туманный намёк. Но нет, ничего не было. Даже сегодня утром, по телефону — ничего.

Ладно, ещё есть время. Наверняка же можно что-то сделать.

За границу вторым номером, конечно, уже не прокатит: и первым-то, вероятно, было небезопасно, в минуты прояснений Верховный по-прежнему на удивление проницателен. Но, может быть, — Миловицкий остановился у окна, выудил сотовый — может быть, он убедит Верховного, что Миловицкий необходим ему там в качестве помощника. Серьёзно, ему же это ничего не стоит. Ну, или подскажет какой-то другой способ. Хотя бы посоветует, как отозвать эту чёртову бумагу (та, наверно, уже на подтверждении) и убрать оттуда свою подпись.

Гудок мерно шёл за гудком. Пальцы нетерпеливо отбили дробь по подоконнику.

В конце концов, это Миловицкий, по сути, привёл его в секретариат. Можно же рассчитывать хоть на тень благодарности!

Восемь гудков. Девять. Десять.

— Кииирочка, — привычно протянул он. — Что ж ты, дрянь, трубу не берёшь?

Двенадцать.

«Вызываемый вами номер не существует», — отозвался приветливый механический голос, следом запиликали короткие гудки.

Миловицкий отдёрнул трубку, будто живое кусачее существо, и тихо выругался со всеми оборотами, какие только знал.

— Господин Миловицкий! — звонко окликнули из коридоров.

Он обернулся, срочно приняв спокойный и уверенный вид:

— Да?

— Господин Миловицкий! — повторил посыльный, в нерешительности остановившись в двух метрах от него. — Верховный Правитель срочно созывает общее собрание у себя в резиденции. Явка строго обязательна.

— Прямо сейчас?

— Да, — посыльный поднял на Миловицкого глаза, помялся и всё-таки добавил доверительно. — Похоже, всё плохо.

февраль 2016