Слава русскому солдату

Слава русскому солдату

Слава русскому солдату!

Повелось так с давних пор,

Что любому супостату

Он всегда давал отпор.

И кочевника, с разбоем

Шёл он к нам, орду ведя,

Он встречал суровым боем,

Своей жизни не щадя.

Шли и с севера, и с юга,

Шёл и запад, и восток.

Приходилось очень туго,

Но Россию он сберёг.

Спас её от польской сабли,

От картечи шведской спас.

Только враг на те же грабли

Наступал за разом раз.

Покоритель всей Европы

Рать Наполеон ведёт,

Думал: русские — холопы,

А встречал его народ.

Гренадёры и драгуны,

Казаки и егеря,

Бился старый, бился юный

За Россию и царя.

Где бы были вы, болгары,

Вас бы не было сейчас.

Русского штыка удары,

Русский царь тогда вас спас.

А когда Европа пала

Под фашистским сапогом

И тевтонов принимала,

Как большой публичный дом,

Слава русскому солдату,

Сатане башку свернул,

Всем народам он, как брату,

Руку дружбы протянул.

Слава русскому солдату!

Вам принёс свободу он.

Рядовому и комбату

Красной Армии поклон!

***

И снова на Запад

Ступает солдат.

И пятится задом,

Как рак, супостат.

И снова на Запад

Глядит генерал

И видит он гада

Звериный оскал.

И снова на Запад

Средь дымных огней,

И чувствуют запах

Сожжённых полей.

Победа шагает на Запад

Известными нам дорогами.

У нас есть одна заповедь

«Раздавим врага в его логове».

***

Они не пройдут на параде,

Сверкая набором наград.

Но всё они сделали, ради

Того, чтоб открылся парад.

Их жёны уже не обнимут,

Не скажут: «Ну, вот ты пришёл!»

Военную форму не снимут,

Не сядут с родными за стол.

И матери к ним не прижмутся,

Не скрыть им заплаканных лиц.

Когда сыновья их вернутся,

Не будет их счастью границ.

Но их сыновья не вернутся.

К груди не прижмётся жена.

Останется лишь прикоснуться

К могиле их вечного сна.

А детям покажут медали.

На фото отец их живой,

Чтоб дети их не забывали,

Отец их погиб как герой.

ПАРАД ПОБЕЖДЕННЫХ

Генералы, рядовые,

Соблюдая нужный строй,

Пожилые, молодые,

Шаркают по мостовой.

—

В степи он отморозил пальцы.

Но от гангрены был спасен.

Спасибо, медики-страдальцы,

Что всё ж живой остался он.

Ариец, юберменш — об этом

Он слышал сотни раз. И вот

Теперь по-нищенски одетым

По чуждой улице бредет.

Обноски рваные. А ноги

Платками обмотал. И вот,

Что получается в итоге?

Не воин, чучело бредет.

Лицо морщинами изрыто,

Как будто дед лет шестьдесят.

В степи печально знаменитой

От Волги он шагал назад.

Там в кипятке ремень сварили.

Желудок пел от кипятка.

Во рту когда-то зубы были.

Теперь осталось два клыка.

С убитой бабки снял одежду.

И ветер колыхал подол.

Он веру потерял, надежду.

Лишь машинально шел и шел.

Он перестал быть человеком.

И одного он не желал —

Упасть. Тогда б другим калекам

Он пищей бы желанной стал.

Когда б увидела невеста,

То не узнала бы его.

Средь воинов тебе не место,

Полуживое существо.

Винтовки их в снегу валялись.

Тащить их — это ж тяжкий труд.

И встретив русских, сразу сдались.

Не волки ж — всё же не сожрут.

Так для него и завершился

Поход великий на восток.

Пришел, чуть-чуть повеселился

И указали на порог.

Он до сих пор не понимает,

Как там он не сошел с ума,

Ведь всё живое убивает

Природа русская сама.

—

Под ногами мостовая.

И со всех сторон народ.

Женщина немолодая

В руки хлеб ему сует.

Ожидал он униженья,

Ожидал удары он

И всеобщее презренье,

И плевки со всех сторон.

Ведь они для них убийцы,

Убивали их мужей,

Сыновей. И расплатиться

С ними надо поскорей.

Хлеб за пазуху он сунул.

Фу! Не видел караул.

И никто в него не плюнул,

Не толкнул его, не пнул.

И понял он, что русский Бог

(Как не воздать ему молебен?),

Хоть он к врагам страны жесток,

Но в то же время милосерден.

—

Жил он долго. Дети, внуки.

О войне не вспоминал,

Не рассказывал. И в руки

Крест железный он не брал.

Нет, годами не обидел

Бог его. Но в час ночной

Часто женщину он видел,

Что шагнула с мостовой.

ОПЕРАЦИЯ «БАГРАТИОН». РАССКАЗ ВЕТЕРАНА

— Да! Такого не позабыть.

До сих пор поражаюсь диву.

Научились фашистов бить

В этот год мы и в хвост, и в гриву.

Супостату устроили ад.

От разрывов тряслась земля.

И бежал от нас супостат,

Словно крысы бегут с корабля.

Я не видел еще никогда

Столько в небе сталинских асов.

Закипала в реках вода

От разрывов наших фугасов.

А танкисты — вообще молодцы!

Словно стрелы, летели танки.

На броне сидели бойцы.

«Свой характер покажем, поганки!»

В города мы врывались с ходу.

Беларуси свободна столица.

Сколько нас встречало народу!

И светились счастьем их лица.

И кричали фашистам вдогонку:

«Вам покажет Багратион,

Что ходить на нашу сторонку

Никому никогда не резон!»

А недавно еще кичились:

«Руссиш швайн! Да мы вас легко!»

А теперь в истерике бились

И бежали от нас далеко.

Мы проходили сожженные села

И разоренные города.

Рядом друг, белорус, невеселый.

«Это им не прощу никогда!

Не прощу им сожженной Хатыни,

Разоренный мой край родной».

Эта боль во мне и поныне

И уйдет в могилу со мной.

Пишут вот на страницах учебников:

«Грандиознейшая из всех битв!»

Только мы ведь не из волшебников.

Кто-то ранен, а кто-то убит.

Разве это забудешь, детки,

Это время великих побед?

И вздыхали рядом соседки:

— Что ж мундир не наденешь, дед?

БАБА НАТАША УМЕРЛА

Баба Наташа тихо угасла.

Соседка к дверям — там тишина.

Долго стояла. Стало ясно.

Вниз за соседом пошла она.

Сунул топор. И крючок зацепил.

Дернул за ручку. И двери открыл.

Баба Наташа уснула навек.

Рядом твой ангел витает.

Если закончит свой век человек,

Душу его забирает.

Бабу Наташу положили в гроб.

Кинули мелочь утайкой.

Стали постельное свертывать, чтоб

Сжечь на костре за сарайкой.

Когда свернули матрас, застыли.

Толстым слоем лежат сухари.

Они, как от угольной пыли,

Черными стали. Смотри!

Онемели они от вида клада.

Да тут полмашины — ни дать ни взять!

Да тут полжизни складывать надо!

Зачем ей это не могут понять.

Баба Наташа кусочка не бросит,

Крошки она собирает в кулак.

И ничего на помойку не носит

Все удивлялись: «И как это так?»

Кто-то молвил:

— Она же из ада

Вырвалась и была спасена.

Она девчонкой из Ленинграда

В войну сюда привезена.

Дети блокады! Сыночки и дочки!

С детства неведомо им баловство.

Баба Наташа копила кусочки.

Это не страсть, но ее существо.

И на поминки, не щедрых на яства,

Только подружки ее собрались.

Эти старушки как некое братство,

Знавшие всё про тяжелую жизнь.

Баба Наташа письма писала.

Брата искала, который пропал.

Тетку искала, с ней в детстве играла.

Бабе Наташе никто не писал.

Баба Наташа — ни мужа. Ни деток.

Только соседки у неё из гостей.

В шкафчике горстка засохших конфеток.

Ими она угощала детей.

Молча несла свое тяжкое бремя.

Не говорила она никогда,

Как в то далекое страшное время

Город ее убивала беда,

Как иноземцы, пришедшие с Рейна,

Город хотят уничтожить родной.

Изредка только, выпив портвейна,

Молча заплачет, глядя в окно.

Что она видела? Голод и трупы,

Смерть, что глядела через порог,

В форточках мерзлых черные трубы,

Что источали тонкий дымок.

Что она помнит? Дорогу по Ладоге,

Как изрыгает огонь самолет,

Как в полынье расплываются радуги

Там, где машина уходит под лед.

Баба Наташа тихо угасла.

***

Вам не простят победы ваши,

Ни Ленинграда, ни Москвы.

Для них история тем краше,

Чем больше бы отдали вы.

Вас назовут они глупцами,

Бессмысленно отдавших жизнь,

А тех, кто шел в атаку с вами,

Что отравил их коммунизм.

Всё перепишут, всё переиначат,

На вас поставят черную печать

И о злодеях в три ручья заплачут,

И жертвами их будут представлять.

Вам не простят Варшавы и Берлина,

Освобожденных сел и городов.

И дьявольская черная трясина

Поглотит память огненных годов.

Все переврут они, перелицуют

И сложат оды худшему из зол.

И дьявола в уста они целуют,

И льют елей на дьявольский престол.

Но есть еще презреннее и гаже,

Какой-то сатанинский сгусток зла,

Кривляются измазанные в саже,

И пляшут в преисподней у котла.

Рассказ про деда

Он и мухи не обидит,

Словно он живет в раю,

И одно он ненавидит:

Ногу правую свою.

И чего ей только надо?

Как наступит час ночной,

Ноет, ноет — вот досада! —

И тогда хоть волком вой.

И на стенку бы забрался

И зубами бы скрипел,

Ни один вот не остался…

Жизнь прожил и все их съел.

Эту ногу в сорок первом

Потерял он под Москвой.

Дома к трудовым резервам

Был зачислен рядовой.

Ногу взрывом оторвало.

Но живой он. Двадцать лет.

Хоть стыдился поначалу:

Ни одной медальки нет.

«Мужичков с десяток нам бы,

Три — четыре бы коня!»

А в деревне только бабы

Старики и ребятня.

Из деревни ни ногою.

Рядом дети и жена.

И казалось, стороною

Обошла его война.

А потом домой вернулись

Шесть живых фронтовиков,

Всё в душе перевернулось.

Он обходит мужиков.

Вроде как-то он с войною

Разошелся стороной.

Так и жил с одной ногою,

С деревяшкой и войной.

А теперь вдруг как заноет,

Налетит, как на врага,

Плачет он и волком воет:

Ах, ты чертова нога!

Всю мне жизнь перевернула!

Для тебя всю жизнь война…

А в окошко, словно в дуло,

Смотрит бледная луна.

БЕЛАЯ РОЗА

Мы «Белая роза». Мы против войны.

Мы сделаем то, что мы сделать должны.

Народ наш обманут. Кровавый палач

Повсюду посеял страданья и плач.

Летят лепестки. Это наши листовки.

Листовки — оружие. Это винтовки.

Стреляют в тирана, стреляют в сатрапа,

Мы «Белая роза». Летят лепестки,

Несущие правду народу листки.

И те, что стреляют и кровь проливают,

Пусть знают, что разные немцы бывают.

Мы молоды были, мечтали, любили.

Нас звери схватили, нас звери убили.

Нас долго пытали, нам кости ломали.

Но нас не сломали, друзей не предали.

«Символ ваш — кровавый меч.

О войне лишь ваша речь.

И на трон усевшись, дьявол

Во все стороны направил

Орды преданных убийц,

Живодеров, кровопийц».

В тот день гильотину не раз запустили.

Нас звери убили, но жизнь не убили.

Казнили не нас, а казнили народ.

Но верили мы, что свобода придет.

Когда вы глядите на белые розы,

То вспомните наши страданья и слезы.

Далекие наши потомки!

Боритесь! Не стойте в сторонке!

Да, белая роза нежна и хрупка.

Но в мире прекрасней не сыщешь цветка.

Пройдя через адские муки,

Мы к вам протянули руки,

Грядущие поколенья.

Забвение — преступленье.

Не страшен нам нож гильотины.

Мы вместе. Мы исполины.

Мы белые розы любили.

Положите их к нашей могиле!

Комментарий. Белая роза — ненасильственная группа интеллектуального сопротивления в нацистской Германии, возглавляемая пятью студентами и одним профессором Мюнхенского университета: Вилли Графом, Куртом Хубером, Кристофом Пробстом, Александром Шморелем, Хансом Шоллем и Софи Шолль. Группа распространяла анонимные листовки и граффити, призывающие к активному сопротивлению нацистскому режиму. Их деятельность началась в Мюнхене 27 июня 1942 года и закончилась арестом основной группы гестапо 18 февраля 1943 года. Они, а также другие члены и сторонники группы, которые продолжали распространять листовки, предстали перед показательными судами нацистского Народного суда; многие из них были заключены в тюрьму и казнены.

ДОМ У ОБОЧИНЫ

СЕЛЬСКИЕ ЖЕНЩИНЫ

1

Для чего же это Бог

Столько ей отмерил?

Для чего ее сберег?

Для чего нацелил?

Нет родных. Ушли подружки

В мир иной. Она одна

В этой низенькой избушке

Доживать обречена.

И детей Отец Небесный

Раньше времени прибрал.

И никто тот дворик тесный

Столько лет не посещал.

Привезет глава продукты

Раз в неделю. «Кушай, мать!»

Но зачем ей эти фрукты,

Если нечем их жевать?

Спорить нечего с судьбой,

Не полезешь с дракою.

Говорит сама с собой,

С кошкой да с собакою.

И зачем же эту старость

Людям даровал Господь?

И болезни, и усталость

Всё сильней терзают плоть.

А ведь были времена,

Люди окружали.

Всем была тогда нужна,

На части разрывали.

Почернел плетень давно,

Ветхий стал и хилый.

И поправила бы, но

Нет на это силы.

Годы гнут ее к земле.

Как кора, сухая.

И забыли уж в селе,

Что есть у них такая.

2

А ведь было, было, было…

Жизнь бурлила, как ручей.

Ничего не позабыла,

Помнит всё до мелочей.

Вот девчонкой босоногой

С ребятишками бежит

К речке. Пыльная дорога.

И от радости визжит.

В огороде вместе с мамой

Вырывает сорняки.

И чего они упрямо

Лезут к солнцу, дураки?

Вот отец ее сажает

На коня верхом. Держись!

И поводья ей вручает.

Шагом! И не торопись!

Вот она сидит за партой.

Надо грамотой владеть .

Натопили печку. Жарко

Ножкам в валенках сидеть.

Вот приняли в пионеры.

Галстук. Ленин на груди.

Счастью девочки нет меры.

Пионер всех впереди!

«Я в деревне не останусь.

После школы в институт!»

Через месяц вышла замуж.

Муж не пьет, не баламут.

Родила сынка и дочку.

К мужу с лаской, не грубя.

И на отдых только ночку

Оставляла для себя.

Так и жили, не тужили.

Есть работа, кров, еда.

Домик старый обновили.

Тут и грянула беда.

3

Всё для фронта, для победы.

Бесконечный тяжкий труд.

На работе для беседы

И минуты не найдут.

Мужа в армию забрали

И отца, хоть он в годах.

И геройской смертью пали

На далеких рубежах.

День войны идет за месяц.

А война — почти вся жизнь.

Грязь от дома к ферме месит

Да с сугробами борись.

На жаре и на морозе,

Но работай, не стони!

А расчет один в колхозе:

Нарисуют трудодни.

Свой кусок она обычно

Ребятишкам отдает.

Это даже неприлично

Набивать при детях рот.

Бригадир и председатель

Лишь одно твердят:

— Трудись!

Тот, кто ленится, предатель,

Саботажник и троцкист.

4

И рассказывать готова

День за днем. За годом год.

Только кто услышит слово?

Разве только старый кот?

Как-то к дому председатель

Подъезжает.

— Ну-ка, выдь!

Я же не бумаг маратель,

Буду прямо говорить.

Мы и сеем, мы и пашем,

И буренушки мычат.

Но дела в колхозе нашем

Без движения лежат.

Может, скажешь, Ангелина,

Ты же баба-то с умом,

В чем скрывается причина.

Что так плохо мы живем.

Что ж молчишь? А я отвечу.

И он бухнул прямо ей.

— Женщина горазда с печью,

А вот в поле тяжелей.

Только где же наберутся

Три десятка мужиков?

Не сидят и не скребутся,

Не пищат из-за углов.

С фронта тоже их не снимут,

На прорыв к нам не пришлют,

Даже мертвых не подымут

И с луны не привезут.

Что же делать-то, Создатель?

Вить, как куклы, из травы?

— Но не я же председатель.

Председатель всё же вы.

— Это точно. Сделай милость!

Очень сильный аргумент.

Чтоб к утру принарядилась.

Завтра едешь ты в райцентр.

Но поедешь не артистов

Слушать или танцевать.

Значит, курсы трактористов

Будешь, Геля, посещать.

Молодость — важнейший фактор,

Чтобы технику понять.

А к весне получишь трактор,

Будешь сеять и пахать.

Так и стала трактористкой.

С техникой теперь на ты.

Выезжает в поле чисто

И весь день до темноты.

Ночью с поля возвратится.

Не увидят дети мать.

Побыстрей теперь умыться,

Пожевать и на кровать.

Да и детям-то особо

Поучиться не дают.

Заменяют хлебороба,

Кормят скот, корма везут.

Дети выросли в войну,

Тоже пашут на страну.

Нужно детям, кроме школы,

И колхозу помогать.

И за лето, как монголы

Почернеют, не узнать.

Недоучились, недоели…

В те годы хоть кого возьми,

Детишки быстро так взрослели,

Как будто не были детьми.

И усердье проявляли,

И не прятались в кусты.

Вместе с солнышком вставали

И в трудах до темноты.

И на ферме, и на поле

Всю войну день ото дня.

И сидела в сельской школе

В классе только малышня.

Детям и не до учебы.

Дефицит рабочих рук.

Не такое время, чтобы

Изучать им курс наук.

— Все ведь пашут до упора, —

Председатель говорит.

— Теорема Пифагора

Никуда не убежит.

Вот добьем врага, ребятки,

И учитесь хоть сто лет.

Испишите все тетрадки!

Всё-таки ученье — свет.

А сейчас уж помогайте!

Проявите, детки, пыл!

И со всеми укрепляйте

Внутренний колхозный тыл.

А война отца забрала

И пропал без вести муж.

Так она вдовою стала

К двадцати годам тому ж.

Всё работа и работа,

Круглый год без выходных.

Так ей выспаться охота

И желаний нет других.

Пашет, сеет, сенокосит,

Ничего себе не просит.

5

В школьном крохотном музее

Фотография висит.

Ангелина, чуб развеяв,

Рядом с трактором стоит.

Не красавица, конечно.

Явно не фотомодель.

Фотокор газеты местной

Ставил здесь другую цель.

Красота ведь здесь иная:

Всем хлебать беду одну,

Супостата проклиная,

Женщины спасут страну

Выжили в году жестоком.

Люди встали, как скала.

А на западе далеком

Кровь потоками текла..

6

Летом дети приезжают,

Привезут с собой внучат.

Вечерами отдыхают

Да о разном говорят.

— Ты всю жизнь пахала, мама,

Словно вол. И вот итог.

Ни вещей, ни капитала,

Лишь убогий уголок.

Наши люди, как бараны.

Не имеют ничего.

Ну, а в Штатах ветераны

Так живут, что ого-го!

Ты б в Америке имела

Свой у моря особняк.

Косточки б на солнце грела.

Для поездок кадиллак.

И с бассейном возле дома.

Без бассейна тут хоть плачь!

Искупалась. Выпив рома,

Ты отправишься на ланч.

Чернокожая служанка

Всё готовила и всем.

Там на кухне очень жарко.

И тебе оно зачем?

Грамотами стены вон

У тебя заклеены.

И глядят со всех сторон

Сталины да ленины.

— Что несет он, паразит?

Нина, он наврал, да?

Ну, а дочка говорит.

— Мама! Это правда.

— И какая ж это правда?

И заплакала она.

— Нам такой ее не надо.

И кому она нужна?

Всё, что вы мне рассказали,

Это правда для одних,

Что народы угнетали

И тянули всё из них.

Там живут капиталисты,

Те, кто давит свой народ.

Только гнев народный быстро

Их на свалку унесет.

Да, мы не жили богато.

В этом же добро, не грех,

Потому что мы, ребята,

Жили только ради всех.

Мы отчизну отстояли,

Мы врагу сломали грудь,

Всем народам показали

Мы к счастливой жизни путь.

Я ж трудилась для народа,

Чтобы родина жила,

Чтоб Союз наш год от года

Укреплялся, как скала.

Что же вы капиталистов

Мне в пример-то, два дружка?

И в глазах старушки чистых

Неизбывная тоска.

Труд упорный, труд успешный.

Трактористкой столько лет!

Стены в грамотах увешаны.

На обои денег нет.

Хоть пошла она на пенсию,

Каждый день то в сельсовет

Или в школу же на лекцию

О стране, которой нет.

Председатель приезжал.

— М-да! Домишко древний.

Переехать предлагал

В новый дом в деревню.

— В доме есть водопровод.

Всё чисто, аккуратно.

И дрова вам привезет

Наш лесник бесплатно.

— Это ж как уеду я,

Небесные хранители?

Здесь жила моя семья

И мои родители.

7

Умер сын. И следом новость

Печальная: скончалась дочь.

И хоть врачи за жизнь боролись,

Ничем ей не могли помочь.

Ну, а внуки не пропали.

Жизнь сложилась у сирот.

Правда, к ней не приезжали.

Видно, дел невпроворот.

Но внуки выросли. Конечно,

Никто уж к ней не приезжал.

Скажите, кто из вас безгрешный?

Таких я как-то не встречал.

Одна. Подруги понемногу

Уж удались в мир иной,

Где ожидает нас покой,

Где нас никто не потревожит,

Не нужно сеять и пахать.

Где наконец душа, быть может,

Познает Божью благодать.

К ней глава порой заедет

И гостинцев привезет.

Только душу разбередит.

Как она одна живет?

— А куда отсюда? В яму ж.

Здесь родилась и росла.

Здесь девчонкой вышла замуж

И детишек родила.

Это как же я уйду?

Есть же обязательство.

В ад тогда я попаду

За свое предательство.

И куда Трофима деть7

Здесь он императором.

И его не упереть

Отсюда даже трактором.

Так козла звала Трофимом.

Был боец он и нахал.

Очень злобным, нелюдимым.

Всех от дома отгонял.

А зимой дымит труба.

Кот у печки грелся.

Ел всё то же, что она.

Но куда-то делся.

И Трофима пережила.

И зимой исчезнул кот.

И порой вздохнет уныло:

— Что же Бог не приберет?

Не забыл ли про меня он?

В мире столько ведь людей.

А быть может, поменял он

Жизнь мою на жизнь детей?

А зимой метель проверку

Учиняет ей опять…

Проскользнет, как змейка, в щелку,

Чтобы двери откопать.

8

У окна сидит мальчишка.

— Мама! Видишь вон тот дом,

Очень маленький домишка?

Значит, гномик в доме том.

— Саша! Ты же мальчик взрослый,

А живешь в стране чудес.

До чего ж ты несерьезный,

Веришь в сказочных существ.

— Мама! Кто вон там живет,

Занимает домик?

Видишь, мама, он идет.

Это, мама, гномик.

9

За окном видны поля,

Жалкая лачужка.

Служит крышей ей земля.

Здесь живет старушка.

Или больше всех ей надобно.

Сад пропал, остались пни.

Скажут ей:

— Чего ты, Павловна?

Хоть сейчас-то отдохни!

10

Что ж мораль читать не будем

О вниманье к старикам.

Как относимся мы к людям,

Так относятся и к нам.