Птицы

ПТИЦЫ

Воробей

Он сер и мал, и лишь на грудке

Имеет белое пятно.

Он суетливый, очень чуткий

И резв, как старое кино.

Он перед самой песьей мордой,

Где зубы, словно гряды скал,

Не раболепствуя и гордо,

Остатки пищи подбирал.

Скакнет упруго, склюнет крошки,

Вспорхнет, и вот он тут как тут.

И снова спичечные ножки

К чему-то вкусному несут.

Ласточки

Они, как маленькие стрелки,

Черкнут пред взором тонкий штрих…

Доделав дно, лепили стенки

Для будущих птенцов своих

Как денди, в антрацитных фраках.

Пятном пурпурное жабо.

Их день не в воробьиных драках,

А в сонме хлопот и забот.

И это ласковое имя.

И точкой реактивный лет.

И грузный воробей за ними,

Едва погнавшись, отстает.

На проводах на синем фоне

Их стая нотами сидит.

Где тот неведомый Бетховен,

Что в музыку их воплотит?

Мы б в этой музыке узнали

И гимн творцу и песнь зари,

И те неведомые дали,

Где лето вечное царит.

Кружитесь, ласточки! Кружитесь!

Теплеет взор. Восторг в груди.

За вашей жизнью Небожитель

С улыбкой ласковой следит.

Сорока

Нет! Не дождетесь, чтоб сорока

Себя бы мучила в пути.

Не далеко и не далёко

От вас она не улетит.

Давным-давно уж приручили,

Хоть не желаете принять

Её в своё хозяйство, или

Хотя б кормежкой наделять.

Ну что ж! обидчивость — пустое.

А у нее весь день дела:

Следит, чего хозяин строит

И что хозяйка понесла.

И куры ей, и поросята,

Баран, завернутый в тулуп,

Ей все родня, свои ребята…

Чего же ей стесняться тут?

И из-под носа вырвет крошку,

У лошадей поест овса.

И ноль внимания на кошку,

И ноль внимания на пса.

И если встретились сороки —

Вот будет гаму! Будет треск!

Часами разбирают склоки.

Как только им не надоест?

Грач

Разумный грач, он врач полей.

Его недремлющее око,

Неумолимо и жестоко,

Как око царских палачей.

И фиолетовая чернь,

Как тень крыла, что тень закрыла…

И что за дьявольская сила

Его прислала в ясный день?

Когда клубится теплый пар,

На пашне за железным плугом

Шагает важно, как за другом,

Несущим бескорыстный дар.

А соплеменников орда

Покроет траурною тканью

Луга. И ждут призыв к восстанью

Под голубое никуда.

Играя, граем край наполнят.

Зачем им гнезда и насест?

Они хозяева сих мест,

А не двуногие из комнат.

Синица

Белощекая синица

Из деревни никуда.

Ей на месте не сидится,

Как проказница-девица,

Прыг да скок туда-сюда.

Крутит-вертит головою,

Расширяет кругозор.

Испугается порою

И взметается стрелою

На спасительный забор.

Не увидишь в этой птице

Синих перышек нигде.

Почему же пигалица

Этим именем «синица»

Прозывается везде?

Попугай

Иностранца попугая

Держат в клетке. Только он,

На насесте восседая,

Смотрит, как Наполеон.

Ну, конечно, он красивый.

Может, всех красивей здесь.

Перья яркие, с отливом.

Но к чему такая спесь?

На тебя, как на холопа,

Свысока глядит, чужак.

Может крыльями похлопать

И сказать, что ты дурак.

Научили попугая

Дети нескольким словам.

Смысла слов не понимая,

Их в лицо бросает вам.

Ну, а людям-то потеха.

Чудо-птица! Каково!

Не удержишься от смеха,

Речи слушая его.

Между прутьев сунешь палец,

Он за палец сразу хвать!

Тянет глупый иностранец,

Словно хочет оторвать.

И живет себе, не зная,

Что совсем другую роль

Отвели для попугая,

Что он шут, а не король.

За окном порхают птицы

Тут и там. Не уследить!

В страшном сне им не приснится

То, что в клетке можно жить.

Если б только увидали

Птицы узника в дому,

То, конечно, сострадали,

Как несчастному, ему.

Кормят щедро попугая.

Что захочет он, подай!

А о том, что есть другая

Жизнь, не знает попугай.

Чайка

Как белый планер, над водою

Парила чайка не спеша.

То исчезала под волною,

То воспаряла, как душа.

А рыбаки тянули невод,

Над озером летел их крик.

И говорили они с гневом

Про чаек, что таскают рыб.

Как будто не от них, от чаек

Скудеют рыбы косяки.

«Вот птица вредная какая!» —

Ругались злобно мужики.

Держала чайка в клюве ношу,

Несла детишкам на обед.

«Таскает прямо из-под носу!

Не птица — сущий оглоед!»

«Вот их бы всех из пулемета

Иль отравить, — сказал другой.

— Аж руки чешутся, охота

Всех уничтожить до одной!»

«А можно гнезда их и кладки

Поуничтожить все зараз!

Тогда бы было всё в порядке,

И рыбой завалило нас!»

Прекрасно всё же, что бодливой

Корове Бог не выдал рог.

И разговор их торопливый

Последствия иметь не мог.

У моряков живет поверье,

Что, если кто-нибудь убить

Посмеет чайку, значит, двери

Для смерти самому открыть.

Умирающее озеро

Чайка, чаю, чай не пьет.

Чайка клювом рыбу бьет.

И взметнувшись над волной,

Держит путь к себе домой.

А высокий берег в норах.

Это гнезда птиц озерных.

В них собрания птенцов

Ждут родителей-ловцов.

Путь их предопределен,

Неизменным будет он.

Нужен страшный катаклизм,

Чтоб сломался механизм.

Если в озере вода

Станет к жизни не годна.

Рыба вся погибнет в нем,

Мертвым станет водоем.

Больше здесь не слышно птиц,

Слышится лишь ветра свист,

И зеленой плесенью

Волны тяжко плещутся.

Кажется, что воздух сам

Здесь отравлен. Тут и там

Вороны — посланцы смерти —

Берега следами метят.

Жил на озере рыбак.

Лодка. Домик. Огород.

Нынче пусто. Не растет

Ни былинки здесь. Сорняк.

Хвощ. Пустырник и щирица.

Не желают здесь селиться.

Курица

То, что курица — не птица,

Говорят среди людей.

Ей летать бы научиться,

Только нет учителей.

И тогда прощай, деревня,

Где они пришли на свет.

И махают им деревья,

Как и прочим птицам, вслед.

И в далеких южных странах

Будут ждать они весны.

И весною постоянно

Возвращаться к нам должны.

Голубь

Смотрит бусинкою глаза

Сквозь стекло он внутрь класса,

Где за партами в три ряда

Грустно школьники сидят.

Кое-кто клюет уж носом,

Но клюет ни крошки хлеба.

Кое-кто во всю витает,

Но не в небе, а лишь в мыслях…