Нацист

— Хайль Гитлер! — вскинул руку Карл.

— Явился? Я тебя не звал.

Так что же привело нациста

В дом зачумленный и нечистый

С звездой Давида на дверях? —

Прошамкал Зигмунд Фрейд в сердцах.

— Раскаяние привело.

Я знаю, держите вы зло,

Поверьте, бывший мой учитель,

Коль вы теперь меня простите,

То легче станет вам и мне.

На оголившейся стене

Портрет мой больше не висит —

Вас так обида тяготит.

— Гестаповцы все посрывали,

Коллекцию конфисковали,

Искали в комнатах тайник

Для денег, ценностей и книг.

— Жизнь ваша очень тяжела

Средь боли, ярости и зла,

И я пришел просить прощенья

За все свое за поведенье.

Мои слова были лукавы.

Я понимал: вы были правы,

Меня пугала прямота

И вашей мысли острота.

Я дезертировал, но впредь

Не смог никак преодолеть

Свой стыд: вас предал малодушно,

А вы настолько благодушно

Разруливали наши дрязги,

В которых по уши увязли.

Сегодня, доктор, годовщина:

Меня попользовал мужчина,

Которым восхищался я

И думал, что мы с ним друзья.

Узнав, что вы в меня влюбились,

Признаться в этом мне решились,

Под пеплом ссоры и обиды

Я схоронил свое либидо,

Бежать готов был хоть в Кувейт.

Услышав это, Зигмунд Фрейд

Буквально челюсть уронил

И об пол свой протез разбил!

— Мой мальчик, — Зигмунд Фрейд вскричал, —

Я так тебя бы утешал!

Ты был бы счастлив и доволен!

Теперь, когда я стар и болен,

Как поздно ты решил признаться!

Как имя этого мерзавца?

— Ему 17 было лет.

Меня худее и бледнее.

Перерисовывал портрет

В одной картинной галерее.

Тогда мы и разговорились,

Я развлекался, он шутил,

Потом в кабак переместились,

И я Адольфа угостил.

Он мне годился в сыновья,

Но все же восхищался я

Его талантом и умом,

Не зная, что нас ждет потом.

Его картины покупал —

Сейчас бы выгодно продал,

Озолотившись навсегда.

Но я спалил их, вот беда!

Достав пластинку «Злато Рейна»,

Купив дешевого портвейна,

Адольф себе и мне налил

И по-шамански завопил:

— Примите, Боги, мед святой!

Свет Асгарда! Свет Мидгарда!

В напиток этот золотой!

Вали Хайль — Убийце Тьмы,

Несущий Свет Новой Зари!

И я ответил:

— Вали хайль!

Пусть это не святой Грааль,

Но выпьем! Будем же смелее,

Ведь мы с тобой — гипербореи!

Ты — эонический мой ярл!

Адольф сказал:

— Ты тоже, Карл!

Та ночь была утра ясней,

И Млечный Путь, как древний змей,

Над нами в небе черном вился.

Проклятым пойлом я упился.

Под звуки Вагнера я пал

На пол. Сознанье потерял.

Проснулся голый, в попе боль,

Меня попользовал Адольф.

Позор и слабость я свою

Запомнил и с тех пор не пью.

— Адольф!

— Из Вены. Юный гений.

— Карлуша, жертва совпадений,

Теперь-то я не удивлен,

Что истеричный пустозвон,

Наш фюрер бешеного вида,

К себе привлек твое либидо.

В тебе я видел лицемера,

Что конъюнктура и карьера

Тобою движет, думал я.

Тут Фрейд добавил бы: «Свинья

Нацистская!» — но промолчал.

Карл Юнг печально продолжал:

— Как вы не догадались сами,

О ком заговорил я с вами?

— А я назначил бы бедняжке

Режим в смирительной рубашке,

Неизлечимому!

— Учитель!

Адольф — наш Маг и Повелитель!

И покорится ему мир.

Он — полубог и наш кумир.

— Зачем, Карлуша, так речисто?

Не на собрании нацистов.

Нет, с удовольствием бы я

Весь день выслушивал тебя...

"Твою, — подумал, — ахинею",

А вслух сказал:

— Прости, болею!

Сейчас начнутся процедуры:

Рта промыванья и микстуры.

Протез мне надо поменять —

Как нелегко мне с ним жевать!

Смотреть на это неприятно,

Ты не пойми меня превратно,

Тебя я, Карл, не выгоняю,

Тебя я только ограждаю:

Болезнь — унылая картина.

(«Пшел вон! — подумал Фрейд. — Скотина!»)

— Так мы заштопали вражду?

Прощайте! К Паули пойду.

"Счастливого вам Холокоста

И в пасти гнойного нароста!" —

Хотел ему ответить Карл,

Но удержался, промолчал.

"Проклятый Фрейд! — подумал он. —

Зачем не взял я диктофон!

Я записал бы: злобный жид

Адольфа Гитлера хулит,

Как сумасшедшего сатрапа!

Пойду-ка донесу в гестапо!

Донос в чести в родной стране —

Там на слово поверят мне!"