Любовь

И так он распалил воображение, что… Ну, сами понимаете! Не дети. Повернулся он к супруге и стал, сопя, задирать на ней ночную рубашку.

Задрал. А дальше, думает, что делать? Провел своей похотливой ручкой по мощному бюсту. Благоверная так захрапела, что задрожала посуда в серванте. «Замлела!» — решил Иванов и приступил ко второму этапу половой операции. Стал стягивать с нее панталоны. И до того утомился за этим делом, что даже выругался: «То ли их на парашютном заводе шьют?» Супруга задала еще более мощного храпака. «Или притворяется? Или, действительно, так крепко спит? Это что же получается? Что так каждый ее может раздеть, а она даже не проснется!»

От ужаса Иванов даже забыл, чем он собственно собирался заняться. Из оцепенения его вывел супружеский голос:

— Ну? — громко спросила его половина.

— Что? Не понял! — напугался Иванов.

— Ты зачем меня раздел, сволочь?

— Я?

— А кто? Ванька Ветров?

— Ах да! Ну это… Одним словом…

— Ты не одним словом, а отвечай полным текстом, клоп душной!

— Да вот что-то захотелось…

И Иванов робко добавил нецензурный глагол. У Ивановой на какое-то время перехватило дыхание.

— Да ты… Да я… Да как ты только смел, козел похотливый? И как тебе такая только мысль могла прийти в голову?

— Да я… Прости! Больше не буду! Только не бей меня, пожалуйста! Ласточка!

— Да тебя убить за это мало! Меня, ответственного работника, он собрался…

И Иванова, нисколько не смущаясь, ввернула нецензурный глагол. Иванову показалось, что даже стены покраснели от стыда.

— Да я сама всех…

И она снова не без удовольствия повторила тот же самый глагол. Иванов притих в уголочке. На какое-то время воцарилась тишина. Неужто пронесло? Не тут-то было! Супруга приподнялась, потянулась, громко хрустнув косточками. Иванов спрятал голову между коленками. Супруга прошла на кухню, прогремела холодильником, шкафами, потом вернулась. Включила торшер, набросив на нее красный платок. После этого зачем-то включила магнитофон. И нежно произнесла:

— Милый! Я готова!

— Что? — не понял Иванов.

— Ты больше не говори этот некультурный глагол! Надо говорить культурно «заняться любовью». Понял?

— Понял, — прошептал Иванов.

И тут с него резким движением было сдернуто одеяло.

Он стыдливо закрыл руками причинное место.

— Воробышек! Ну, чего ты весь сжался? Ручки-то убери! Я тебе говорю, убери лапы!

Иванов поднял руки вверх.

— Что?

— И вот этим скукоженным шнурочком ты собрался меня…

Она забыла литературное слово и ввернула нецензурный глагол. Иванов закрыл глаза и весь собрался в маленький комочек. Сейчас, понял он, его будут бить.