Песни Невидимого Мира

Отражение пламени свечи, в зеркале которого нет

В зеркале, что само — лишь отблеск бытия,

Где нет ни «до», ни «после», лишь «сейчас» — горя,

Плясует пламя, трепетное, в тишине,

Как мысль, что ищет форму, но не находит дна.

Оно танцует в зеркале, где не отражено,

В пространстве, что молчит, где все уже дано.

И каждый блик — эхо несказанных имён,

И каждая волна — невидимый закон.

Не зеркало, но вечность, в которое вглядишься,

Где пламя, не сгорая, в себе самом родится.

Пламя которое не горит, свеча которая растет

Забытая свеча, где воск — лишь сон земли,

Горит без огня, питаясь силой изнутри.

Она растёт, как мысль, что тянется к звезде,

И пламя — не пожар, но свет в седой воде.

Её фитиль — стрела, летящая сквозь время,

Её огонь — дыхание, неведомое бремя.

В ней нет огня, но есть притяженье к свету,

И пламя — это рост, встречающий планету.

Она растёт, взмывая в безмолвный небосвод,

Неся свой тихий свет, где вечность свой ведёт.

Капля неба, которое ты

Ты — капля неба, что упала в океан,

И в каждой волне — лишь твой потерянный обман.

Ты — небо, что свернулось в каплю бытия,

И в ней — вся высь, вся глубина, вся суть твоя.

Ты — капля, что не знает, что она — небесный свод,

Но тянет к вышине, где новый день живёт.

В тебе — вся синева, вся глубина без дна,

Ты — небо, ставшее водой, но вечностью полна.

И в каждом вздохе — отзвук вышины,

Ты — капля неба, что навеки рождена.

Белый маяк, который в лентах от тортов и подарков

Не маяк, что зовёт корабли в ночную мглу,

А белый столб, средь лент, что дарят поутру.

Он светит не огнём, но чистотой своей,

Средь блеска обёрток, суеты суетных дней.

Он — белое молчание, в шуршании целлофана,

Он — вечность, заточённая в рамки кулинара.

И свет его — не путеводная звезда,

А память о пути, что забывается всегда.

Он — символ чистоты, средь мишуры и грёз,

Белый маяк, что светит, но не знает гроз.

Пивная кружка, которой бездна лет

В ней — не эль, не медовуха, не хмельной настой,

А время, что стекло вбирало, словно губкой.

Пустая кружка, полная прошедших дней,

Где отблеск солнечный, где шелест летних трав.

В ней — смех, забытый в эхе, и тоска,

Что стала глубиной, как древняя река.

Её узоры — карта прошлых, дальних лет,

В ней — мудрость вековая, её бесценный свет.

Ты смотришь вглубь — и видишь не пустой сосуд,

А мир, где годы жили, и где они живут.

Подсвечник, который всегда пуст

Он ждёт огня, что должен был зажечься,

Но время ускользает, и свет не должен стать.

Подсвечник — символ поиска, надежды и мечты,

Но пламя не приходит, лишь эхо пустоты.

Он — рамка для огня, которого всё нет,

И в этой пустоте — особый, тайный свет.

Он ждёт, как ожидание, как вечный зов судьбы,

И в тишине его — безмолвные мольбы.

Пустой подсвечник — истина, что скрыта в нищете,

А пустота его — сокровище в мечте.

Тень от кресла, которое не видно

Невидимое кресло, где сидел тот, кто молчит,

Оставило лишь тень — как призрак, что скользит.

Она лежит на полу, не имея формы,

От кресла, что незримо, в объятьях тишины.

Эта тень — след присутствия, что было, но прошло,

Как мысль, что улетела, как слово, что ушло.

Она — лишь отпечаток, незримой пустоты,

Которую заполнить не можешь больше ты.

Тень от кресла, что не видно — это прошлое твоё,

Которое незримо, но властвует, любя.

Отблеск розетки на стене, которая тень

Стена — всего лишь тень, где нет ни света, ни стекла,

И на ней — отблеск розетки, как жизнь, что потекла.

Розетка — символ связи, проводник других миров,

Но здесь она — лишь блик, без силы, без основ.

На стене, что есть тень, где всё теряет цвет,

Отблеск розетки — лишь мираж, лишь ложный след.

Он — намёк на провод, что ведёт не в тот портал,

На жизнь, что в полутьме, на свет, что я скрывал.

Тень, где розетка блещет — это бытие твоё,

Где свет лишь отголосок, где всё — лишь бытиё.

Жезл батареи отопления, по невидимой части которого иногда стучат соседи

О, жезл стальной, средь труб, что греют зимний дом,

Твоя незримая часть — как тайный, тёмный том.

Соседи там стучат — неведомо зачем,

По части, что не видна, по скрытым их целям.

Ты — проводник тепла, но и проводник средь стен,

Где звуки чужой жизни, где быт сплетает плен.

Твой стук — как пульс дома, как нерв, что в нём живёт,

И чужие касанья — как эхо, что зовёт.

Ты — связь незримая, что связывает нас,

В квартире, полной звуков, сквозь времени запас.

Четыре лазерных диска, которые зачем-то подвешены к люстре

В сияньи люстры, вечные, как сны,

Четыре диска, что хранят свои огни.

Не музыка звучит, но свет их — словно зов,

К неведомым мирам, где обитает кровь

Не той вселенной, что вокруг, а той, что ждёт,

Где информация живёт, где смысл свой плывёт.

Зачем подвешены? Как вечный, странный знак,

Что свет скрывает тайну, что прячет каждый шаг.

Они — как окна в космос, что без причины там,

Где свет преображён в невидимый бедлам.

Что-то шумное сзади, которое шумит, к чему бы ты не прислонился

Ты отвернулся — там оно, ты сел — оно шумит,

К стене прижмёшься — в ней тот звук, что жалит, как гранит.

То — некий гул, не ветер, не рокот извне,

А шум, что в тебе самом, запрятанный вовне.

Он — отголосок страха, что в тайниках живёт,

Иль эхо дел, что не доделал, что сердце жжёт.

Прислонишься к стене — и слышишь этот звук,

Как будто сама жизнь кричит: "Ты сам — мой друг,

Ты сам — источник шума, ты сам — его творец!"

И нет ответа в стенах, лишь ты — его конец.

Картина, на которой изображены то-ли молнии, то-ли ветвистое дерево

Там — ветви, что раскинулись, как вспышки гроз,

Иль молнии, что рвут небесный, тёмный кроз.

То — дерево, что стало молнией в момент,

Иль молния, что стала деревом, как взят.

На картине — борьба, и слиянье двух начал,

Где жизнь и смерть сплелись, и каждый крик кричал.

То — вечный спор природы, то — взгляд в иную высь,

Где всё переплелось, где нет ни «я», ни «мы».

Картина — как вопрос: что движет этот мир?

Молчание небес иль дерева эфир?

Второя картина, на которой то ли лес, то ли путь

Второй сюжет — дорога, что вьётся сквозь туман,

Иль лес, где каждый шаг — потерянный капкан.

То — путь, что ведёт в чащу, где свет теряет след,

Иль лес, где тропы сходятся, как жизненный билет.

На ней — неясность целей, сомнения и страх,

И выбор меж двумя — в туманных берегах.

Куда ведёт дорога? Иль лес скрывает вход?

Иль выход в никуда, иль вечный переход?

Картина — как судьба, как вечный, тихий зов:

"Куда идёшь ты, странник, средь призрачных основ?"

Угол, который между ними

Между молнией-деревом и лесом-путём,

Есть угол — точка встречи, где всё решено огнём.

Не прямой, не острый — но излом времён,

Где два пути слились, где смысл их — воплощён.

Он — точка перехода, что связывает мир,

Где молния и лес сплелись, как вечный пир.

Он — место откровения, где прошлое и срок

Сливаются в одно, меняя весь поток.

Там, где два мира встретились, где грань стёрта в прах,

Рождается мгновение, что вечность в нас дарах.

Дверь, которая пробита шурупами, дырами, и винтами

Не дверь, что открывает, но след борьбы и ран,

Пробита шурупами, как вечный, страшный план.

В ней — дыры от снарядов, и вмятины от пуль,

Она — свидетель битвы, где жизнь — лишь грозный гул.

Но за ней — не затвор, а пустота, где свет

Или совсем не льётся, иль пробивает бред.

Дверь — это не проход, а память всех потерь,

Что держатся на винтах, и ждут, когда теперь

Разрушится всё в прах, и откроется нам век,

Где нет ни шурупов, ни прошлого, ни чек.

Тени, которые на потолке

Там, где нет света, лишь намек, лишь призрак формы,

Скользят по потолку, стирая все законы.

То — наши страхи, что обрели свой вес,

Иль мысли, что не высказаны, как туманный лес.

Они — лишь отблеск жизни, что проходит где-то там,

А здесь — лишь отраженье, что верит чудесам.

Тени на потолке — как карта наших снов,

Где быль смешалась с вымыслом, без всяких там основ.

Они — как бытие, что мы не можем зрить,

Но ощущаем сердцем, стремясь его любить.

Комната, в которой всегда темно и свято

Не комната, но храм, где свет рождается внутри,

Где вечная есть ночь, где слышны зовы зари.

Темнота — не отсутствие, а полнота всего,

Где формы расплываются, где нет чужого «я».

Святость — не в сияньи, а в глубине молчанья,

Где каждое дыхание — молитва мирозданья.

Здесь нет зеркал, но есть душа, что отражает всё,

И свет её — не внешний, а внутренний поток.

Комната — это ты, где мрак хранит тепло,

И святость — это знание, что всё произошло.