Глава3

Глава3

 Лиза внимательно вслушивалась в события, происходившие за пределами багажника. Ей становилось все хуже и хуже. 

        Продолжительное путешествие в замкнутом пространстве характеризовалось частой сменой настроения девушки. Она то заранее хоронила себя, вспоминая родных и оплакивая себя вместе с ними, то вдруг наступала полная апатия, и ей было абсолютно все равно, что с ней будет дальше, то вдруг появлялось неистребимое желание жить и бороться за свою жизнь, так просто она не сдастся, а то и вовсе в мозгу происходили сверхъестественные метаморфозы, ей казалось, что все происходящее либо сон потусторонней сущности мозга, и по сути без разницы убьют ее или нет, мозгу приснится новый сон, в котором все будет хорошо, либо она сама потусторонний персонаж, так же как и бандиты, да и вообще все они уже давно в ином параллельном мире, что в целом даже как-то успокаивало ситуацию. Один раз ей даже привиделось во тьме багажника, как отец собирает полчища войнов-суперменов для ее освобождения, и месть будет ужасной, очень ужасной, и полетят головы киднепперов в тар-тарары. Подобный маниакально-депрессивный психоз в облегченном варианте не давал Лизе скучать во время длительного путешествия. И возможно, если бы ни эта частая смена настроения, то она действительно бы сдвинулась в разуме, зациклившись на неконтролируемой панике. А так она по-прежнему пребывала в здравом уме и отчетливо, вслушиваясь, осознавала и понимала, что происходит за пределами ее узилища. И когда бандиты стали хоронить петуха, ей сделалось совсем дурно. Абсурдность происходящего заставила ее прийти к выводу, что её похитители все же сумасшедшие как минимум, а то и вовсе маньяки.

      Когда бандиты вспомнили о ней, Лизу стали терзать двойственные чувства. С одной стороны хотелось оказаться на свежем воздухе и чтобы поскорее все разрешилось, с другой — Лизе стало по-настоящему страшно, возможно, это последние мгновения ее жизни. Впрочем, решила девушка, будь что будет, от судьбы не уйдешь.

      Багажник открылся и на Лизу уставились три пары глаз. Две из них были крайне неприятными, особенно та, в которой читался неприкрытый отстойный цинизм и интеллект умного, коварного злодея из голливудского фильма-сказки. Третья пара глаз изучающе, будто столкнувшись с чем-то доселе непознанным, смотрела на девушку отсутствующе-блаженным взглядом идиота. Лиза, робко косясь на похитителей, утвердилась в мысли, что пощады ждать не приходится. Двое первых убьют, не моргнув глазом, третий при этом не откажет себе в удовольствии покопаться у нее во внутренностях, с целью их изучения и собственного маниакального удовлетворения.

      Оглядев с ног до головы скрюченную пленницу, будто производя инвентаризацию подответственного им объекта, и убедившись, что по дороге ничего не потерялось, молодые люди переглянулись, словно спрашивая друг у друга — ну и что дальше? Не найдя ответа в глазах, решили обсудить вопрос вслух:

       - Ну и чё, доставать будем? — спросил Була.

       - Да в общем-то надо, — ответил Шпала, — может у нее клаустрофобия или еще какая хрень. Не дай бог загнется или свихнется. У тебя вроде наручники были.

       - Ага, щас, — Була нырнул в машину, покопавшись под сиденьем, достал наручники.

       - Связанной держать не резон, мы ее в доме наручниками к кровати пристегнем, — приказным тоном сказал Шпала. — Доставай.

        Лиза не сопротивлялась. Во-первых, ей надоело лежать в багажнике и требовались хоть какие-то перемены. Во-вторых, из разговора было понятно, что убивать её не собираются, по крайней мере в ближайшее время.

       Девушка была пристёгнута к кровати, но кляп изо рта бандиты вытаскивать не торопились. Они перенесли застолье поближе к девушке, разлили водку и выпили. Колян все время находился рядом с товарищами, но плохо понимал, что происходит. Впрочем, кино есть кино, стоит подождать развития сюжета, может что и прояснится.

       Пьяные киднепперы полностью переключили внимание на девушку. Пленница не пленница, бандит не бандит, да хоть золотарь, баба есть баба, а в пьяном мозгу и в глазах ко всему еще привлекательная и желанная. В голове зашевелились похотливые мысли. Но что самое смешное, похоть вполне сосуществовала наровне с возвышенными чувствами, то есть любовью. Парадокс и смешение пьяных флюидов, фантазий и инстинкта продолжения рода. Молодые люди то робко косились на девушку, то нагло и вожделенно осматривали её фигуру. Диалектика, присущая не только пьяному состоянию. Развратный трах и надежда на сказочную любовь вполне уживаются в головах людей, и даже отмороженных бандитов. Что поделаешь — природа. В общем, они выглядели как типичные кобели. Колян, в подражении товарищам, тоже то застенчиво косился, то разглядывал тело девушки, в сущности даже не вполне осознавая зачем и почему он это делает. Смотрелся он крайне нелепо, его застенчивый взгляд излучал пустоту, а похоть выражалась в вечном смирении.

      Вконец потерявшаяся под странными взглядами похитителей Лиза, изнывая от желания скрыться от взоров бандитов, встретилась на миг с глазами Коляна и поняла, что сегодня она лишится девственности необычным, доселе невиданным и супер извращенным способом. Эти глаза, с учетом того что принадлежат киднепперу, а не юродивому, ничего хорошего не сулили. Девушка в панике чуть не потеряла сознание.

      После очередного стакана приступ любовно-похотливой меланхолии у бандитов прошел сам собой. Они решили обсудить дальнейшую судьбу пленницы. Лизу это заставило отказаться от впадания в прострацию и прислушаться.

      — Слышь, Шпала, — начал Була, — я вот думаю, не с руки нам её таскать с собой, сами не поймешь от кого бежим. А что дальше будет, только Богу известно.

      — О, блин, про Бога вспомнил, и, замечу, не в первый раз. Вона как на тебя последние события повлияли. Так, глядишь, скоро в церковь побежишь, — усмехнулся Шпала.

      — Угу, жить захочешь и чтоб без долото в заднице, в кришнаиты пойдешь, — недовольно фыркнул Була. — Не, если серьезно, надо решать с девкой.

      — И чё предлагаешь?

      — Может трахнем её и того...

      — Чего того?

      — Ну того, совсем того..., — Була говорил загадками, видимо пытаясь скрыть правду перед Лизой, но Шпала, впрочем, как и девушка поняли его.

       Шпала задумался.

       - Сам прикинь, — продолжил излагать свою точку зрения Була, — кто узнает, что она у нас была? Пропала и все. Да и прям этот Русик знает, кто ее должен был похитить, мы простые бойцы, знать о таких большим людям в лом и неинтересно. Хмель загнулся, может девка у него была, а те, кто его грохнул, её с собой прихватили, а потом мочканули, как свидетеля. Не, реально, у нас свои проблемы, на фиг она нам нужна.

       - А бабки за неё, — возразил Шпала, — они нам сейчас ой как не лишни.

       - Какие бабки, очнись. Ни мы заказчиков не знаем, ни они нас. А с учетом наших проблем, то и поисками их заниматься не сможем. А вот если её отпустим, то эта дура сразу в мусарню побежит. Вот тогда в натуре реальные проблемы начнутся, тут и полиция, и большие люди во главе с мифическим Русиком узнают, вряд ли поймут и простят. Да еще и папаша возгорится желанием кровной мести, как же дочку обидели. От всего города бегать будем.

       - А кто сказал, что мы её отпустим, — ухмыльнулся Шпала, — я и без тебя понимаю весь абзац, который наступит в этом случае.

       - А чё таскать её с собой?! В багажнике, до первого гаишника.

       Шпала молча покачал головой, он не знал, как быть. Була уловил возникшие в душе товарища сомнения, и продолжил укреплять свои позиции.

       - Эти, которые нас щас ищут, через недельку другую успокоятся, а менты и большие люди вряд ли.

       - Ну да, логично, лучше чтоб от неё вообще следов не осталось.

       - Ну вот, чё ссышь-то. Всяких турков мочить ни чё так было, а тут какую-то шалаву. Да я её сам если чё… А так найдут трупак, если ещё найдут, вон как Колян копать здорово умеет, и что с этого трупака возьмёшь, они ж молчаливые, трупаки эти.

       - Ну да, здравый смысл в этом есть.

       - Так и я про то же. Только вначале трахнем её, хоть какую-то пользу и компенсацию поимеем.

       - А ладно, хрен с ним, — последний довод про компенсацию окончательно убедил Шпалу.

      Как вы думаете, что чувствует человек, когда при нем в открытую обсуждают его ближайшие перспективы и приходят к общему мнению, что в мертвом виде он будет лучше смотреться. Полагаю, что ему не очень приятно, я бы даже сказал ужасно. Но проблема в том, что от человека, особенно если он пристегнут наручниками, в столь судьбоносный момент мало что зависит. Ему, конечно, охота оказаться как можно дальше от этого места, охота, чтоб мучители сгинули в тар-тарары, ему даже охота, чтоб сию же минуту произошла мировая революция или в срочном порядке наступил конец света — может сии катаклизмы помешают бандитам осуществить задуманное — но в силу давно уже вступил закон непреодолимости обстоятельств, и человек уже мысленно подыскивает тепленькое местечко на том свете и желает, чтоб переход произошел как можно безболезненнее. Правда, в нем до самого конца все же теплится надежда, что убийцы передумают, но это вряд ли, разве что в ситуацию вмешаются постороннии силы или случай. Человек либо молча понуро сидит, стараясь не думать о ближайшем будущем, либо голосит что есть мочи, с целью привлечь внимание случайных прохожих, либо молит о пощаде, не думая вообще ни о чем, кроме спасения своей, ставшей никчемной как только он встал на колени, жизни. Через пару минут или полчаса все кончится, все твои надежды, мечты, все уйдет в никуда, но "Спартак" по-прежнему будет играть в футбол, люди будут справлять Новый год, а пингвины падать на спину, когда над ними пролетает самолет, все останется, как было, только тебя в этом было уже не будет. И это портит настроение, туманит мозги, подобная нелогичная метаморфоза сводит с ума. И человеку хочется жить, очень хочется, пусть бесцельно, пусть пусто, но только жить.

      Лизе казалось, что это всё присходит не с ней, что это сон, ну может страшное кино, а она лишь зритель в кинозале. Её убьют. Вот так просто, между делом возьмут и убьют. Эта разваливающаяся избушка, эта кровать и эти злобные рожи будут поледним, что она увидит в этой жизни. Нет, она не желает, нет, так нельзя, она хочет жить. За что?!!! Она молодая, красивая, богатая, ее впереди ждет наполненная чудесами и прекрасным жизнь, она не может вот так просто умереть, Так не бывает...

      О том, что её предварительно хотели изнасиловать, девушка и не думала. Даже наоборот, где-то подсознательно желала этой отсрочки. Она выигрывала минимум полчаса, полчаса жизни — надежда умирает последней, вдруг произойдет чудо. Возможно, поэтому она даже не сопротивлялась, когда бандиты приступили к делу...

      Була стал стягивать джинсы с девушки. Но тут вдруг Шпала остановил товарища.

       - Слышь, чё думаю, давай водку в неё вольем, чтоб не верещала, да и на тот свет отходить легче будет, — сказал он.

       - Думаешь, ну в принципе да, чтоб не брыкалась, — согласился Була. — Да и самим стоит остограмиться.

       - Открой ей рот, — Шпала кивнул в сторону девушки головой. — Не будет открывать, вреж по роже.

       Но силового варианта не потребовалось, Лиза пребывала в полной прострации и совсем не сопротивлялась. Шпала засунул горлышко бытылки ей в рот и стал вливать водку. Девушка начала захлебываться и закашлилась, при этом жгучего вкуса водки она совсем не ощущала. 

       - Ладно, хватит, — сказал Була, — я бревно трахать не хочу, пусть хоть немного шевелится. Налей лучше мне.

       - Так все, нет больше, — Шпала перевернул бутылку горлышком вниз и демонстративно потряс, бутылка была пустой.

       - Ну так другую тащи.

       - Так совсем нет, выпили все.

       - Ну, блин, — недовольно буркнул Була. — Стремно, чё делать будем...

       - Ну может магазин ночной есть, — предположил Шпала.- А уж самогоном так точняк здесь барыжат.

       - И кто пойдет? — Була посмотрел похотливо на девушку. — Я лично пас.

       - Чё хочешь сказать, я пойду. Ничего не попутал, — возмутился Шпала.

       - Слышь, давай убогого пошлем, водки-то думаю ума хватит купить, — выдвинул предложение Була. — Объясним на пальцах, что к чему, авось купит. Так бы Тимофеевича заслать, но он сейчас точно не ходок.

        — Ну да, — согласился Шпала. — Слышь, Колян, иди сюда.

        Смола сидел неподалёку от центра событий, разглядывал потолок и ни о чём не думал. Точнее думал, но думал своеобразно. Он пытался постичь мир, странным образом выбрав для этого закопченный потолок. Его мысли и взгляд на окружающий мир были поразительны и малопонятны, поскольку вообще не считали себя, то есть его, Коляна, частью этого мира. Любой человек, смогший бы заглянуть в мозг Смолы, несказанно бы удивился происходящим там процессам и объему пустоты. По сути это была черная дыра, без своего видения мира, но готовая принять в себя все что угодно, притом бесследно и без остатка. Мечта проповедников и ораторов, с единственным изъяном — вряд ли что могло в ней задержаться более чем на одну минуту. Колян вбирал в себя все видимое и слышимое, но не акцентируя на этом внимания, пропускал куда-то дальше, в неизвестность.И поразительным образом он видел мир не так, как показывали его глаза и воспринимал мозг, а так, как он выглядит в устах окружающих людей. Себя же он считал непонятной тенью, облаком, призраком, наблюдающим за миром из далёкого ниоткуда. И в его видении мир существовал где угодно, только не в его уме, то есть он был, был перед ним, но не зависел от него, являясь лишь уделом встречаемых им в новой действительности людей. Можно было сказать, что окружающая действительность и происходящие в ней события виделись им исключительно состоящими из мнений и слов людей, что были рядом. Причем, всех сразу, как бы с разных многих позиций. Но объять полностью, как уже говорилось, весь этот поток он пока не был в состоянии.

     Лизины уста молчали, и её мнение, её позиция на Коляна не возымели до сих пор никакого влияния и воздействия. В данный момент он знал только то, что говорили его коллеги по бандитскому бизнесу, а с их точки зрения девушка была лишней в этом мире и разве что предназначалась для удовлетворения похоти. Близко к сердцу Смола это не принимал, потому что, как уже было сказано, он не анализировал, пытаясь понять и осознать, а пропускал поток мимо. Раз действие происходит, значит так и должно быть. 

      Колян без малейшей доли протеста согласился сходить за водкой. Он и сам хотел выпить, пьяное состояние ему понравилось. Шпала как мог объяснил, что, где и как от Смолы требуется, дал денег и выпроводил за дверь. Безусловно, со стороны здоровых членов банды это был риск, Колян запросто мог совсем потеряться и уйти черт знает куда, но больно уж притягивало к себе тело девушки, и отвлекаться на поиски водки было совсем не охота.

      Була сдернул джинсы с девушки до конца. В этот момент Лиза потеряла сознание, не выдержав всей напряженности последних часов. Мозг включил самозащиту, дабы в нем не произошли необратимые процессы.

      Коляну надоело исследовать подворотни Пьяного поселка. Прошел уже час, но магазин ему так и не встретился, равно как и местные жители, у которых можно было спросить насчет самогона. Он был по уши в грязи и устал, во рту сделалось сухо и гадко. Пару раз его стошнило. Теперь нестерпимо хотелось пить. Несмотря на полнейшее отсутствие мыслей и недостаточное ощущение себя самого, Колян начинал злиться. Заболела голова, хаос в мозгах стал еще более хаотичным. Непонимание происходящего бурлило и кипело и готово было вырваться наружу. Ощущения дополняло неизвестно откуда взявшееся чувство чего-то омерзительно-гадкого, не относящегося ни к не найденному магазину, ни к приближающемуся похмелью и ни к потере памяти. Это чувство приходило откуда-то издалека и давило, сжимая в тисках мозги. Колян через силу пытался разобраться, что это, но его полуотсутствующее сознание не могло воспринять эти ощущения и проанализировать их. Ему было плохо.

     Свернув за очередной дом, он вдруг обнаружил, что вышел к избушке Ираклия. Метрах в десяти от него виднелись очертания машины.

     Колян решил закончить поиски и пойти лечь спать. Неприятные ощущения сводили с ума, требовалось забыться во сне.

     Смола вошел в ограду. Хозяин дома спал на земле возле курятника. Колян проследовал к входной двери.

     Из темной комнаты раздавалось пыхтение. Несмотря на подавленное настроение и полную апатию, молодой человек заинтересовался странными звуками. Заглянув в комнату, он увидел развалившегося на стуле с полуприкрытыми глазами Булу. Переведя взгляд, обнаружил и второго подельника. Шпала стоя выполнял непонятные движения взад-вперед средней частью тела. Колян пригляделся и заметил оголенный зад девушки, переваленный через кровать. Где-то в глубине сознания он понял, что делает его товарищ. Из той, старой жизни, он знал, зачем происходит этот процесс, сработала память, заложенная тысячами поколений. 

      Була открыл глаза и заметил Смолу

      — О, Колян, водяру притащил? Она сейчас лишней не будет. Ты вовремя подошел, — сказал он. — Не охота об сучку руки марать, но надо. Давай наливай...

     Что со Смолой произошло в следующий момент, вряд ли бы он сам смог бы когда понять и объяснить, даже будучи в здравом уме и твердой памяти. Мозг будто озарила вспышка молнии и на миг где-то в глубине возникло очертание того чувства, омерзительно-гадкого, сжимавшего мозги. Он понял, что это, но из-за черной дыры в голове до конца не осознал. В мозгу сработали некие процессы, мало контролируемые, скорее даже подсознательные, связанные невидимой нитью с космосом, с непонятной всеобъемлющей сущностью вселенского разума. И на мгновение пришло Понимание, да да, то самое Понимание. Но все тут же бесследно исчезло в черной дыре. Но результат даже такого кратковременного осознания сути дал свои плоды. Не понимая, что он делает и зачем, не отдавая себе отчета, Колян схватил стоявшую рядом с ним табуретку и обрушил её на головы подельников...

      Все произошло в одно мгновение. На полу валялись два поверженных тела. Они были живы, но скорого выздоровления ждать не приходилось. Молча глядя на них, Колян пытался осмыслить случившееся. Нельзя сказать, что он пришел в себя, поскольку он никуда и не уходил, его состояние все это время оставалось в неизменном виде, но озарившая его вспышка на миг затмила даже это привычное состояние, и теперь он пытался понять, что это было. Так и не разобравшись, лишь покачал головой и подошел к девушке. Он взял её на руки и направился к выходу из дома. Смола подошел к машине, открыл багажник и аккуратно положил девушку внутрь. Все свои действия он производил как робот, в полной прострации, и зачем это делает, не знал и сам. Колян закрыл багажник и вернулся в дом.

      Друзья бандиты в ближайшее время приходить в себя не собирались. Спать Коляну расхотелось, требовалось чем-то занять себя. Его взгляд упал на дрова, лежавшие возле печки. Рядом была бумага для растопки. Молодой человек подошел к печи и переворошил бумагу. В основном это были газеты, но среди них Смола заметил книгу в мягкой потрепанной обложке. Колян взял её в руки и прочел название.

                           " Из Мрата в Лотси — путь Дизи и Чаки "

        Колян вернулся на место и открыл книгу. Читать он не разучился.

                                                                                                     * * *

          Пятый день шли путники. Дорога лежала через леса, степи и горы. Переплавлялись через широкие бурные реки. Молодые люди стойко переносили все тяготы пути — ведь еще недавно они были войнами. Арнав, несмотря на преклонный возраст, не отставал от них, порой даже оказывался выносливей и проворней, видимо в этом ему помогал волшебный посох.

      Все это время учитель в разговорах и на примерах приближал юношей к пониманию Понимания. Статус война прочно засел у них в мозгах. Арнав старательно и терпеливо изгонял из учеников примитивные представления о мире. Где-то удавалось и бывшие воины понимали и принимали новое мышление, где-то были не согласны или просто не восприимчивы. В целом, за тот короткий отрезок пути, что они прошли, молодые люди узнали много нового, можно уже было сказать, что первый шаг к Пониманию завершен и нога занесена для следующего.

         Вечером путники расположились на ночлег. Разожгли костер, поужинали. Пришло время очередной беседы.

        — Что есть свет? — глядя на отблески огня, спросил Чаки.

        Старец как обычно выдержал паузу и, внимательно наблюдая за глазами и эмоциями молодых людей, ответил:

        — Свет и тьма значимы только в Лотси. Свет же огня, солнца — это Мрата, и мало что значат на пути к истине и Пониманию. Их свет лишь смена тьмы, а тьма — смена света. Череда бесконечности, воспринимаемая глазами, но никак не приближающая к Пониманию.

        — Но если они существуют, значит зачем-то нужны...

        Чаки разворошил угли, пламя вспыхнуло ярче, осветив огромные кроны деревьев тысячелетнего леса.

        — Да, всё созданное в мире имеет своё назначение. Копье война для войны и охоты, мой посох для поддержки уставшего тела, но к Пониманию ни копьё, ни посох не имеют никакого отношения. И ты прекрасно знаешь, зачем они нужны. Так же и свет, и тьму ты с точки зрения Мрата можешь прекрасно объяснить. Мрата — это земное, обыкновенное, обыденное, окружающее всегда нас, его можно пощупать, увидеть, услышать...

       - А в Лотси? Чем являются свет и тьма в Лотси? — спросил Дизи.

       - Вы по-прежнему ещё войны, так что объясню просто и доходчиво. В Лотси тьма означает зло, свет — добро, — ответил Арнав.

       Возникла пауза. Молодые люди ждали от учителя более подробных пояснений, но Арнав молчал. Он заметил их реакцию и улыбнулся в бороду.

       - Я вижу мой ответ не до конца вас удовлетворил. Но сказать мне вам больше нечего, поскольку вы ещё не знаете, что такое добро, а что зло — сказал Арнав.

       - Знаем! — с укором воскликнул Чаки, ему было обидно, что старец считает их полными недоумками.

       - И что же это?

       - Если я украл — это зло. Если принес с охоты оленя и часть его отдал соседу — это добро.

       - Все это Мрата. Вы, как и все воины, способны мыслить только с точки зрения Мрата, старец стал серьёзным. — А ответь мне на один вопрос — убивая на поле брани врага, ты делаешь добро или зло?

       - Конечно, добро, — удивленно ответил Чаки. — По-другому и быть не может, ведь я защищал свое племя.

       - Но ты убил не только врага, ты убил человека, у которого всё то же самое, что и у тебя, он по сути такой же. А враг для него ты. И если бы он убил тебя, что бы он совершил — добро или зло.

       Чаки промолчал, он не знал, что ответить учителю. Но в его голове твердо засела мысль, что если бы убили его, то было бы совершено зло.

       Старец понял это, и продолжил:

       - С точки зрения твоего врага было бы наоборот, твоя смерть — добро, его смерть — зло. Так где же добро, а где зло?

       - Но они первыми напали.

       До Чаки дошло, что хотел сказать учитель, но он также знал, что существует только одна правда, и эта правда говорила, что он защищался, а значит зло — это тот враг.

       - У них неурожай, голод. Выбор ограничен: или погибнуть, или напасть на соседнее племя и отобрать запасы еды. Если бы твоё племя голодало, что бы ты сделал?

       - Напал на соседнее племя, — упавшим голосом ответил Чаки.

       - Значит, совершил бы зло, — пронзил взглядом ученика Арнав.

       Чаки отрешенно покачал головой — правда одна, но и она может иметь оттенок зла. Путь к Пониманию труден, ох как труден. А главное он вступает в противоречие с тем, что тебе втолковывали с самого детства, с тем, чем ты жил всю сознательную жизнь до этого момента, и наконец с самим собой.

       - Не расстраивайся, — ласково в бороду улыбнулся старец, — когда-нибудь ты найдёшь точку соприкосновения. Сейчас ты далек от Понимания, и лишь достигнув его, сможешь узнать, что есть добро, а что зло, и есть ли они вообще.

       - Значит, пока я не достигну Понимания, мне не доступно всё, что касается Лотси.

       - Не совсем так, окончательная точка, за которой наступит Понимание, это всего лишь итог. Главное — путь. И во время этого пути многое из Лотси тебе станет понятным. Но к этому надо идти, а не сидеть на месте, и идти не только в физическом плане, надо мыслить, надо учиться понимать… Вот что ты можешь сказать о своем товарище, — Арнав посохом указал на Дизи.

       Чаки задумался, посмотрел на друга, пожал плечами и сказал:

        — Он хороший воин, храбрый и верный, никогда не предаст, с ним смело можно идти в сражение.

        — Воин… Да, бесспорно, Дизи хороший друг и воин, — сказал Арнав, — но кто он кроме этого?

        Чаки еще раз оглядел товарища, смущенно скривил лицо и чуть слышно сказал:

        — Человек.

        — Правильно, он — человек, со своим видением мира, пониманием жизни и своей правдой. И если его принципы вдруг не совпадут с твоими, разве он перстанет быть человеком?

        — Нет.

        — Видишь, ты кое-что уже стал понимать. Впрочем, ты, видимо, имеешь в виду чисто физиологическое значение.

        — Не только… Если мы вдруг не сойдемся взглядами на что-то, он не перестанет для меня быть другом.

        — Я так понимаю, что для тебя значения "друг" и "человек" имеют один смысл?

        — Да.

        — А если он во время сражения поможет раненому противнику, убившему твоего отца, или уведет у тебя девушку?

        — Он перестанет быть для меня другом, — твердо сказал Чаки.

        — А человеком?

        Чаки угрюмо склонил голову, в нем боролись противоречивые чувства. Он понимал, что человеком Дизи быть не перстанет, но полностью внутренне согласиться с этим не мог.

        — Проблема людей в том, что слово " человек" в большинстве своём воспринимается ими в физиологическом плане, а не в том его значении, что было заложено богом Сити-ра и природой. Люди перестают видеть человека в тех соплеменниках, с чьими принципами, взглядами и видением мира они не согласны. И тогда их оппонент продолжает существовать как физическое существо по имени человек, но как нечто большее уже не воспринимается. Если твой друг совершил неблагородный на твой взгляд поступок, он становится как минимум для тебя никем, а то и врагом. Но пойми, твой взгляд — это лишь твое субъективное видение мира, с его же стороны этот поступок может быть вполне оправдан. Просто встретились два разных мира и вошли в противоречие между собой. Но, как я уже говорил, мир — он один, есть множество взглядов на него, и кто из вас прав, знает только Сити-ра, вы же уже не воспринимаете друг друга как достойных людей, и в это ваша, да и всего человечества ошибка...

        — А как нам найти общий мир? — спросил Дизи.

        — Ну если уж совсем просто, то поставь себя на место друга.

        Зако попытался представить себя в роли Чаки. Получилось это у него неважно. Он встрепенулся, посмотрел на учителя и сказал:

        — Я понял, чтобы понять Чаки, надо начать мыслить как он, увидеть мир его глазами.

        — Да.

        — Но это трудно, порой почти невозможно.

        — Конечно трудно, особенно с позиции Мрата. Но ты вступил в Лотси, и чтобы продолжить свой путь, должен сделать это. Когда ты воин, тебе трудно, практически невозможно понять, почему твой друг спас врага, но если ты хоть на миг взглянешь на мир другими глазами, ты поймёшь, что видение мира у твоего друга может быть иным, и не обязательно в этом случае он предатель. Возможно, он уже больше проник в Лотси, чем ты, и видит в воине чужого племени не врага, а раненого человека, который так же как и ты испытывает боль и хочет жить, его так же где-то ждут любимая, дети и родные.

        — Но если он перед этим хотел убить меня, совсем не думая обо мне как о человеке?! — возмутился Дизи. — Что ж, в следующий раз, когда поправится, он убьёт меня.

        — Не убьет, если ты его спасёшь, то этим откроешь ему путь в Лотси, он тоже начнет понимать.

        — Странно, как же тогда защищать интересы своего племени?

        — Нет никаких интересов своего племени, они общие для всех людей. Но человек далёк от осознания этого, он по-прежнему делит территорию, придумывает свои интересы и защищает их, часто с оружием в руках. И будут войны, катаклизмы, несчастья ещё долгое время. Но лично ты уже не воин, ты вступил на путь Лотси, поэтому в первую очередь должен видеть в своём оппоненте человека, а не врага.

        — А если он хочет убить меня?

        — Что ж, вопрос этот сложен, все зависит от того, насколько ты постиг Понимание. Я бы, несмотря на свой опыт, старость и некоторую святость, стал бы сопротивляться, — тяжело вздохнув, честно признался Арнав, — но Сити-ра или древний искатель истины Куиси-ко взглянули бы в глаза ЧЕЛОВЕКУ и молча приняли смерть, как дар.

       - Не… е… е… т, — протянул Дизи, — я бы не смог. Я не могу воспринимать смерть, как дар.

       - Тебе и не нужно, ты настолько далёк от Понимания, что заставить тебя это принять, было бы преступлением.

       - Тогда зачем всё это нужно? Зачем глядеть на врага, как на человека, ведь будет погибель?

       - Зачем?.. Ответ прост. Чем больше людей вступит на путь Лотси и проникнутся Пониманием, тем меньше будет на свете войн, вражды и несчастий. И ступить на самом деле на путь Лотси очень не просто, постичь Понимание — равносильно подвигу. Не каждый способен. Наш мир, далёкий от идеального, к сожалению не позволяет большинству людей двигаться к Пониманию. Многим это просто не нужно, они не хотят менять свои приоритеты, им так лучше живётся. Другие же хотят, но боятся, они думают, что если перестанут быть воинами, то кто же защитит племя, их семьи. И в своём мире Мрата они, конечно, правы, никто их и не осуждает, но если ты решился, то двигайся к Пониманию, не смотря ни на что. Тебя могут обозвать слабаком, сумасшедшим, но ты терпи, не поддавайся и не сдавайся. Ведь на самом деле слабаки и умалишённые они, потому что жить по устоявшимся законам Мрата проще, легче и понятней. Жить в том хаосе, что представляет собой их мир, полный несчастий и страданий — не это ли есть сумасшествие. Им легче переносить эти страдания, чем, переборов себя, увидеть мир в ином свете, ведь первоначальный период вступления человека в Лотси характеризуется большими трудностями, с массой препятствий, главным из которых являешься ты сам...

                                                                                                     ***

       Колян отрвал взгляд от книги. За окном шёл дождь. Молодой человека глубоко вздохнул, шум дождя единственное, что в данный момент соединяло его с действительностью.

       Смола мало что понимал из прочтенного, но как-то незаметно проникся сюжетом, мысленно став одним из участников беседы возле костра. Но пустота в его голове по-прежнему не заполнялась, черная дыра не была заткнута. Впитывая мысли мифических героев, он не мог их обработать, и они уходили в никуда. В то же время Колян чувствовал, что в этих мыслях и словах заключено нечто важное, важное именно для него. Но что это было, оставалось неизвестным. 

       В целях ответа на неизвестное Смола вновь открыл книгу.

                                                                                                          ***

      Ночная птица пролетела над головами путников. Молодые люди устремили свои взоры в темноту, но только лишь свет далеких звезд предстал перед их взглядами. Птица была лишь мигом в вечности, секундой в бесконечном мироздании, и этот миг пролетел, не оставив и следа. 

     Юноши понимали, что и они сами лишь короткий миг в бесконечности времени, в бесконечности вселенной. Как же малы и беззащитны они перед вечностью этого мира, как же их прежние устремления воинов были мелки и абсурдны по сравнению с ней. И может действительно, возвыситься и стать частью этой вечности можно только перестав жить значаниями Мрата, перестав стремиться к трону вождя и к богатству, став нечто большим, направив свои взгляды и мысли к Пониманию. Может быть понимание сути мира и даст эту вечность, позволит вклиниться в ее поток, и тогда они не будут мгновениями перелёта птицы через костёр, такого ненужного и бессмысленного.

     Желание обрести вечный полёт росло в них по возрастающей. Да, да, только вечный полет сможет дать полный смысл этой жизни. Ведь любые цели и смыслы из Мрата заканчиваются в могиле. Разве это нужно человеку, разве он не достоин большего, не кратковременного, а вечного счастья, приобрести которое можно только став частью мира вечности. Но это возможно только с познанием Понимания. Значит их путь в Лотси совсем не бессмысленнен, он труден, но именно он заключает в себе правду — желание человека стать всесильным глупо и неосуществимо, главное стать всеобъемлющим, вот к чему надо стремиться. Всеобъемлющее понимание всего сущего — это и есть суть. А с этой сутью придет и осмысление своего места в этой вечности, а значит и настоящее, а не иллюзорное счастье.

        Молодые люди поняли, что сделали первый шаг на пути к Пониманию. Их взгляд изменился, теперь они смотрели не пустыми глазами воинов, а глазами человека, попытавшегося взглянуть на мир с разных сторон, с позиции значений Лотси.

       - Сейчас я смотрел на звездное небо и осознал, как же я мал и ничтожен в этом мире, — сказал Дизи. — И мне стало страшно, вдруг я никогда не достигну Понимания и останусь таковым навсегда, никчемной крупинкой в бесконечности времени и вселенной.

        Арнав посмотрел на своего ученика.

       - Не так уж ты и мал, но осознать это опять же можно только с помощью Лотси, — сказал старец. — Да, ты лишь мелкая частичка во вселенной, но в то же время ты сам и есть вселенная.

       - Как это? — удивился Чаки и посмотрел на друга, пытаясь разглядеть в нем вселенную.

       - Каждый человек — это отдельная вселенная, и размеры её зависят от глубины души этого человека. Чем больше глубина, чем больше его Понимание, тем больше вселенная в нём.

       - Но как она умещается во мне и почему я её не чувствую? — спросил Чаки.

       - Потому что ты она и есть, твоё видение мира, вот что такое твоя вселенная. Поэтому, чем шире твоё видение, тем и вселенная больше.

       - Выходит что в мире существует столько вселенных, сколько людей?

       - Да, но в то же время она одна, точнее две. Первая — это что-то лежащее за пределами понимания человека и никакое Лотси в этом не поможет, это прерогатива понимания Сити-ра. Вторая — рожденная умами и взглядами всех людей, состоит из множества вселенных, где каждая — это отдельный человек. Назовем её вселенная "Л", то есть людская. Так что убийство человека — это убийство маленькой вселенной, составной части общей вселенной, состоящей, как я уже говорил, из взглядов и мыслей всех людей. Это не просто преступление и грех, это самоуничтожение. Ведь всеобщая людская вселенная — это частичка нас самих. Проще сказать, каждый из нас — частичка всех, а все — частичка нас самих. Поэтому, убивая человека, мы убиваем и часть себя.

       - Трудно это понять, — сказал Чаки, — как все люди могут быть частью меня?

       - Твоя вселенная состоит из того, что видишь ты, — без всякого раздражения на непонятливость ученика продолжил Арнав, -вселенная Дизи — из того, что видит он, моя — что вижу и чувствую я, и так у каждого человека. Но истинное её лицо может дать только совокупность взглядов всех людей.

        — Это я понял, — кивнул головой Чаки.

        — Поэтому, если исчезнет взгляд одного человека, то и вселенная "Л" будет не полной. Чем больше исчезнет людей, тем и вселенная неполноценней. Она станет смертельно больной. А смертельно больная вселенная будет заражать и отдельные составляющие её частички, то есть людей. Вот ты, человек, состоишь из клеток, гибель этих клеток ведёт к заболеваниям, и чем больше их гибнет, тем больней ты себя чувствуешь и рано или поздно умрёшь. А умрёшь ты — умрут и все оставшиеся ещё здоровыми клетки.

         - Но люди всё равно когда-то должны умереть, не насильственно, а от старости, — сказал Чаки.

         - Правильно, клетки должны обновляться, иначе произойдет неконтролируемое старение организма, то есть вселенной, а со сторением придёт множество болезней, в том числе и старческий маразм. Маразматическая, насквозь больная вселенная — это ли идеал, к этому ли надо стремиться. Человек умирает естественной смертью, но рождается новый человек, клетки организма обновляются. Другое дело насильственная смерть, она не предусмотрена природой, не предусмотрена замыслом Сити-ра, клетка не обновляется, она просто гибнет, а на её месте образовывается пустота.

         - Получается, что существование общей вселенной "Л" зависит от жизни каждого отдельного человека, и в то же время существование самого человека зависит от существования этой вселенной. И чем больше гибнет людей, тем ближе к уничтожению вселенная, а значит и каждый отдельный человек ближе к погибели.

         - Да. И только от нас самих, от людей, зависит дальнейшее существование как вселенной "Л", так и всего человечества. Но постичь эту истину можно только ступив на путь Лотси. И выходит, что дальнейшее существование общей человеческой вселенной зависит от способности достичь Понимания как можно большей частью человечества. Этим оно спасётся от самоуничтожения. 

      Наступила ночь. Путники стали укладываться спать. Требовалось восстановить силы перед завтрашним днем и продолжением путешествия к священной пещере.

                                                                                                   ***

       Смола не заметил, как стали слипаться глаза и он уснул, склонив голову над книгой, такой непонятной, но несущей в себе нечто важное. и ему приснился сон.

                                                                                                   ***

       Чаки спал и ему тоже снился сон.

         Бескрайнее поле освещалось мрачноватым красным светом склонившегося к закату солнца. Пурпурных красок на некогда зеленую траву добавляла пропитавшая землю кровь. Черными точками инородных тел тут и там, повсеместно, на каждом шагу виднелись трупы убитых воинов. Воронье, затмив небо, вилось над полем, под предводительством огромного чёрного ворона. Он один широким размахом крыльев закрывал половину неба, застилая от прощальных взоров тяжело раненых последние в их жизни лучи заходящего солнца. Тоска и обречённость овладели землёй в этой части света. Погибель сквозила в застоявшемся воздухе, ею пахли трава, почва и те самые лучи заходящего солнца.

        Ворон, прозванный ещё в доисторические времена Изалди, сделал очередной круг над полем битвы. Стая, оглушительно каркая, неотступно следила за предводителем, ожидая от него сигнала. Но Изалди, низко пролетев над побоищем, взмыл ввысь. Рано. По полю ещё бродили редкие воины победители, в поисках раненых соплеменников. Ворон был недоволен, но терпелив, мертвецы уже никуда не уйдут, а значит рано или поздно станут добычей.

        Черная стая питалась чёрной энергией, а где её найти, как не на недавнем поле боя. Как много в злобной вражде и смерти высвобождается её, какие потоки тьмы бушуют над сражающимися. А мертвечина? Что может быть слаще её. Ворон усмехнулся, ничего, он подожёт, чёрная энергия уже питает силы стаи, а мертвая плоть не заставит себя долго ждать, тем более её так много, очень много, целое бескрайнее поле.

         Небольшая группа воинов переходила от одного убитого к другому, высматривая в наваленных друг на друга трупах жизнь. Основной поток раненых, где с помощью товарищей, где сам, уже давно переместился в лагерь победителей. Но надежда, что ещё в ком-то из лежащих на поле тел теплилась жизнь, не покидала людей. Из группы отделился высокий, мускулистый, с мужественным лицом воин. Он отошел шагов на тридцать и склонился над одним из тел. Воин потрогал человека рукой — тот был жив. Но это был враг, и воин застыл над ним во враждебной нерешительности, раздумывая то ли добить, то ли оставить мучиться и умирать своей смертью. Он так и не пришел ни к какому решению и присел возле раненого.

       Это был Чаки. Он смело сражался с воинами вражеского племени, убивал, защищая соплеменников, и остался жив. Ему повезло, на теле не было даже малейшей царапины. Несмотря на то, что сил у него оставалось мало, он вместе с другими воинами разыскивал и выносил с поля раненых. Таковых уже почти не осталось, поэтому Чаки и позволил себе присесть рядом с раненым чужеземцем. Он отошёл от перепетий боя, агрессия понемногу спадала. В первые часы он несомненно бы добил поверженного неприятеля, но сейчас что-то внутри не позволяло ему расправиться с беззащитным, истекающим кровью человеком.

       Чужой воин чуть приоткрыл веки, взглянул на Чаки и перевел взор в небо, отыскивая глазами Изалди. Найдя его, прошептал:

      — Зачем?

      Чаки взглянул на бывшего противника, его вид и взгляд показались воину странными. Но, впрочем, не акцентируя на этом внимания, спросил:

      — Что зачем?

      — Зачем он кружит?

      Чаки пожал плечами и ответил:

      — Он посланник царства смерти, предвестник и носитель её.

      — Нет, — ответил раненый, — не он предвестник и носитель смерти.

      — А кто? — мрачно усмехнулся Чаки.

      — Человек.

      Чаки вновь усмехнулся, но промолчал.

       Раненый перевёл взгляд на молодого человека, осмотрел с ног до головы и проговорил:

       - Странно это.

       - Что именно, — поинтересовался Чаки.

       - То, что я здесь оказался, то, что вижу вокруг.

       Чаки промолчал, разгадывать загадки врага он не собирался. Раненый тяжело вздохнул и продолжил:

        — Ещё недавно я находился в другом месте...

        На этот раз Чаки отреагировал:

        — Я тоже.

        — Но главная проблема не в этом, — стал пояснять далее чужой воин, — а в том, что и то, где я был до этого, казалось мне чуждым.

        Чаки удивлённо посмотрел на неприятеля. По его мнению тот был не в себе и бредил, столь странной казалась его речь.

        — Я не понимаю, почему так происходит, — раненый вновь перевёл взгляд в небо. — Я чувствую себя сторонним наблюдателем, а всё окружающее, и это, которое сейчас передо мной, и то, что было раньше, лишь картинка, взгляд из окна. Изображение меняется, иногда постепенно, а порой, как сейчас, быстро и круто. Я знаю, что существую, но не знаю, кто я и зачем. Это неприятно, но больше тревожит смена картинок, почему и зачем меняется изображение, для чего это нужно?

        Чаки так же перевёл свой взгляд наверх и вспомнил об учителе и его теории о разных видениях камня, но развивать эту тему он не стал, и лишь сказал:

        — Кто-то хочет, чтобы ты понял мир.

        Ответ молодого человека неудовлетворил раненого воина.

        — Я где-то уже слышал о том, что мир разный, и чтобы его понять, надо увидеть с разных сторон. Но зачем мне это нужно, если я скоро умру?

        Чаки пожал плечами, он не знал ответа.

         - Опять же почему, если я не чувствую себя частью мира? — еле шевеля сухими губами, прошептал чужой воин.

         - Все мы являемся частью мира, а мир частью нас. Значит и ты являешься частью мира, только, видимо, не понимаешь его, — сказал Чаки.

         - Возможно, — ответил раненый.

         - Просто в тебе живет несколько миров, — продолжил Чаки, — точнее ни одного, но видны многие.

         На этот раз промолчал странный чужеземец, полезных мыслей почти не было, одни вопросы.

         - Ты наблюдаешь эти миры, не пытаясь приблизить к себе и понять.

         Бывшие противники одновременно тяжко вздохнули, немного помолчали, мысли их вернулись в прежнее русло. Чаки думал, как поступить с неприятелем, а раненый, что он здесь делает и как тут оказался.

         Первым нарушил тишину чужеземец.

         - Ты меня убьёшь? — спросил он.

         - Не знаю, — честно признался Чаки. — Раньше бы я об этом не задумывался, но сейчас не знаю...

         Чёрный ворон сделал очередной круг, снизился и пролетел прямо над головами собеседников. 

         - Чувствует смерть, — сказал Чаки, отмахнувшись от Изалди копьём.

         - Да, — согласился с ним раненый, — но не он её носитель...

         - Ты уже об этом говорил, но спрошу ещё раз, кто же тогда именно?

         - Ты, если убьёшь меня, — прошептал неприятель. — Ты будешь моим посланником смерти, пришедшим из царства тьмы.

         - Нет, — жестко ответил Чаки, — люди не имеют ничего общего с царством тьмы, а я лишь воин.

         - Убивает человек, а не тьма, — сказал раненый.

         - Человек? — Чаки потряс головой, будто что-то от себя отгоняя. — Что ты имеешь в виду?

         - То, что человек и есть тьма.

         - Так не бывает. Я не знаю, что человек есть на самом деле, но он не тьма, во всяком случае я таким не являюсь.

         - Получается, что тьма, ведь тобой сегодня убито много людей.

         - Врагов, — поправил говорившего Чаки.

         - Людей, — настойчиво повторил раненый. — Ты убиваешь врагов, но получается, что убиваешь людей.

         Чаки задумался, раненый враг был прав, но он никак с этим согласиться не мог.

          — Понимание окружающего мира даётся мне с трудом, но кое в чём я уверен, — продолжил лежащий на земле человек, — и исходя из этой уверености, я могу сказать, что тот, кто видит в людях лишь врагов — тьма.

          Чаки посмотрел на собеседника, возможно в его словах есть доля правды.

          — Выходит, я -тьма, — констатировал он.

          — Получается, так.

          — И что мне делать? Я не хочу быть тьмой.

          — Стань человеком.

          — Как? — помрачнев от осознания, что он, возможно, является представителем царства тьмы, воскликнул Чаки.

          — Увидь в окружающих тебя человеческих особях — Человека.

          Раненый плохо осознавал, откуда он берет то, что говорит, слова рождались как-то сами собой, действуя мимо мозга, ложась сразу в уста. Это было необычно, но он чувствовал, что всё это было не зря.

         - Трудно, — сказал Чаки, — особенно во время боя.

         - А ты постарайся и не доводи до вражды, проникся мыслями чужеземца.

         - Так не я первым напал, — жестко сказал Чаки.

         - Для этого нужно, чтобы и он проникся твоими мыслями и чувствами. Вряд ли в этом случае он станет нападать.

         - Я понял, к чему ты клонишь. Ты хочешь, чтобы я почувствовал себя на твоём месте, проникся болью и жаждой жизни. Ты просто уговариваешь меня, не убивать тебя.

         - И это тоже, — сказал раненый, — но главное, я хочу дать тебе понять, для того, чтобы не быть тьмой, надо видеть и излучать свет. Мир виден лишь при свете, и если ты живёшь в этом мире, ты должен быть светом, исчезнет свет — исчезнет и мир, он просто будет не видим. А свет состоит из взглядов людей, так же, как и мир, и значит, убив одного человека, убьёшь и часть света, а значит и мира. И когда-нибудь наступит кромешная тьма, с жителями, состоящими из тьмы. А ты говорил, что не хочешь быть тьмою. Стань светом, спаси мир.

         - Получается, я не должен тебя убивать?..

         - Выбор за тобой.

         - А как ты бы поступил на моём месте? — спросил Чаки.

         - Не знаю, ведь я тебе говорил, что чувствую себя сторонним наблюдателем.

         - Зачем тогда говоришь мне все эти слова? — возмущённо обратился к чужеземцу Чаки.

         - Не знаю...- прикрыв веки, ответил раненый, — но я чувствую, что прав.

         Чаки зло воткнул копьё в землю и выругался.

         - Я тоже это чувствую, — сквозь зубы прошептал он, — но ты бы знал, как тяжело мне это даётся, у меня внутри всё переворачивается и кипит, кажется, что я схожу с ума. Зачем мне это нужно?! Враг, он и есть враг, такова сущность людей, ведь мы те же животные, только умные, кто сильней, тот и прав, закон леса, не убьёшь ты — убьют тебя, — Чаки схватился за голову и с трудом выговорил: — но я не хочу никого убивать.

         - Не убивай, — сказал раненый, — борись с собой, со своими взглядами. Стань человеком и увидь в других — людей.

         - А если… а если меня убивают и выход лишь один, опередить, убить противника.

         Раненый пожал плечами.

         - Я этого пока не знаю, я ещё мало видел мир.

         - Я тоже, — сказал молодой воин.

         Чаки было мучительно больно, внутри что-то давило и терзало душу, он не мог до конца принять и осознать открывшееся перед ним. Разговор зашел в тупик, он всё прекрасно понимал, но не соглашался.

         Раненому было проще, он по-прежнему был сторонним наблюдателем и терзался больше непониманием своей роли.

         В нескольких шагах от разговаривающих лежал ещё один раненый неприятель. Он долго прислушивался к разговору, в какой-то момент с трудом приподнялся, со злобой в глазах посмотрел на Чаки, сидевшего к нему спиной, взял в руки копьё и, собрав последнии остатки сил, кинул в его сторону. Брызжа слюной вперемешку с кровью, проговорил:

       - Ты — враг, — и тут же замертво упал.

       Собеседник Чаки вовремя заметил действия на миг ожившего человека, из последних сил поднял лежавший рядом щит и кинул его по направлению полета копья. Острое оружие со звоном отскочило от его поверхности. 

       Чаки резко вскочил на ноги и обернулся. Он сразу понял, в чём дело, недоумённо, но с благодарностью посмотрел на раненого чужеземца, только что спасшего ему жизнь.

       Чужеземец обессилил окончательно. Чаки наклонился над самым его лицом и спросил:

       - Почему?

       - Ты — человек, и мог погибнуть, — ответил раненый.

       Чаки покачал головой. Мир был прежним, но в то же время изменился, человек, лежавший перед ним, не казался уже врагом. Это было странное ощущение. Чужак, которого он хотел убить, увидел в нём не угрозу, а человека, даже несмотря на возможную гибель. Не обращая внимания на возможность своей гибели, он предотвратил гибель другого. Как же это получилось, почему произошло? Может действительно один свет, один мир существует пока существует другой свет и мир. Было странно и непонятно, но всё говорило о том, что это правда.

       - Знаешь, — сказал Чаки, — если оставить возвышенные разговоры о малопонятном, с которым трудно согласиться и принять, то смысл в произошедшем всё же есть. Ведь если бы я убил тебя, то уже сам был бы мёртв. С другой стороны, если бы ты не спас меня, то погиб бы от ран, оставшись тут умирать. Но теперь я вынесу тебя с поля боя и вылечу. Выходит, мы спасли друг друга.

       - Вот видишь, — прошептал раненый, — два света, соединившись в одно целое, в одно видение мира, не позволили погибнуть друг другу. А значит, если все люди соединяться в одно целое, в одно всеобъемлющее видение мира, то перестанут уничтожать друг друга, исчезнет вражда, человечество перестанет самоуничтожаться.

       - Да, почти то же самое говорил мне учитель, — согласно кивнул головой Чаки, — и теперь я начинаю верить, что это осуществимо, по крайней мере в отдельно взятом случае. 

       Чаки осторожно взял на руки раненого человека, ещё недавно бывшего врагом, и понес его в сторону видневшегося вдали леса, к старому знахарю.