Ормус. Мистерии Возвращения. Глава 8.

Он Ур Маа, великий провидец, он Сену, то есть врач, и он же Ур Хеку — обладатель священных сил… Он — египетский жрец, и его зовут Ормус. Он прошел школу просвещения в древнем Иуну Египта, а теперь жрец, мистификатор, умница и герой, увы, по совместительству ещё и — убийца и палач. Перед Вами продолжение Легенды.

А дальше они пошли пешком вглубь страны, оставив пару ослов в прибрежных хижинах, поменяв их на сухую рыбу и фрукты.

И видели в пути и преодолевали горы, и снова пересохшие пустыни, и цветущие долины. Далеко завело их любопытство Ормуса, его жажда странствий, причем неизведанными ранее путями.

В долинах была интересная встреча со слонами, а в пустыне с термитами, и обе достойны отдельного рассказа. И, главное, решилась судьба Альмы в одном из этих мест, а это тем более достойно упоминания.

В деревне охотников за слонами задержались они не один день. А множество дней, и даже не считал их Иисус.

Виил, местный правитель, или, скорее, вождь своего чернокожего племени, родственного тому племени, в котором родилась Альма (и она, и Ормус без труда понимали все, что говорилось, а это означало, что родные места Альмы не за горами), Ормуса не просто уважал, он преклонялся перед жрецом. Трудно сказать, почему, вряд ли из гостеприимства. Ведь на Иисуса он почти не смотрел, а Альма, бывшая женщиной, и весьма похожая на женщин его племени, и вовсе его не интересовала.

Скорее, интересовал, даже волновал его Ормус, ибо был бесстрашен и тверд. Более чем он сам, более чем те, кто были его соплеменниками.

Слоны поначалу мало интересуются двуногими существами, которых поставила судьба на их пути. Да, они знают ненависть и любовь, им ведомы боль и радость, но все это даровано им и помимо человека. Но человек, встающий на их пути, не столь равнодушен. Он хочет подарить все эти чувства слону. И хочет, чтоб эти чувства испытывал слон по отношению к самому человеку, и никак не иначе.

Ормус нашел более девяноста точек на теле слона, которые приносят боль животному, заставляя его подчиниться. Племени было известно не более двадцати.

Он хладнокровно жалил стрекалом непокорных самцов. Он усвоил лучшие способы вязания узлов на ногах у слонов. Он накрепко привязывал опасный хобот к передней ноге, и огромное животное становилось во всем покорным человеку рабом…

Когда шла охота на молодых слонов, Ормус, обладавший терпением леопарда и хладнокровием змеи, был великолепен.

Он умел подкрасться к животному так, что оно его не чуяло, он был бесшумен и почти бесплотен, когда крался. Одним-единственным молниеносным движением он набрасывал петлю на приподнятую заднюю ногу слона, а ведь животное приподнимало ее не по просьбе, не по приказу (это будет потом, когда слона приручат), а находясь в движении.

Охотники поднимали шум и гвалт, стадо рвалось вперед, а слон, заарканенный Ормусом, падал на землю, издавая трубные звуки…

Виил не мог не ценить Ормуса, он считал его прирожденным охотником за слонами.

Однажды Ормус и Виил спасли целый народ от нешуточной опасности.

Один из слонов во время празднества, вечером как-то, наступил на горячие угли, упавшие от факела. Боль привела животное в ярость. Он крутился, скакал неистово. Люди бросались врассыпную, люди лезли на деревья, кричали от ужаса и хватали детей. Поселение чернокожих жителей, приютивших путешественников, было охвачено паникой.

Бесновался где-то в дальней хижине предусмотрительно запертый Альмой в день праздника Ромул. Он понимал, что жизни хозяина может угрожать опасность, и тщетно рвал свою привязь.

Две женщины и мальчик были сбиты с ног слоном, корчились в стороне. Одна из женщин, крича и плача, попыталась подняться, но была затоптана слоном, другая сумела отползти в сторону, за травяной забор, их слон не преследовал, видимо потому, что они пропали из поля его зрения.

Слон трубил, он бросался на амбары и хижины. Из одной из хижин он вытащил молодого чернокожего охотника, целившегося в него, своим мощным хоботом. Острое железное стрекало, насаженное на длинную деревянную рукоять, обычное орудие управления слоном, не спасло охотника Гани. Слон подхватил Гани, бросил его себе под ноги, и топтал своими огромными ногами.

Во всех уголках деревни слышалось уже хлопанье ушами, яростное сопение взрослых самцов, трубные их выкрики. Казалось, день слоновьей мести настал. Сорвись с привязи еще несколько слонов, и гибель поселка была бы неминуема.

Да, на шею некоторых слонов накинуты арканы, да, ноги у многих из них спутаны, но все это хорошо, когда животное покорно. Но если оно взбешено, подхвачено волной общей ярости, всякое может случиться. Веревки свиты людьми, слоны привязаны людьми, а люди не всегда добросовестны…

Вот в это самое мгновение Ормус в великолепном прыжке бросился на хобот взбесившегося слона, и повис, вцепившись мертвой хваткой.

Не растерялся и Виил, все время державшийся где-то рядом. Он должен был справиться с бедой, это был его долг вождя.

Он метнулся к слону, и повис уже на хвосте животного…

Так был усмирен бешеный слон. Так слава Ормуса, охотника на слонов, египтянина, родилась в сердце огромной земли, где он родился. Нет нужды, что она была недолгой и не всеобъемлющей. Он таковой и не искал.

Где-то посреди этой необъятной земли оставили они Альму.

Оставил Ормус, конечно. Ибо никто другой не был ей хозяином.

Маленького роста, страшно подвижный Виил, вождь своего народа, морщил свое обезьянье лицо с широким приплюснутым носом и большими, толстыми губами, выпуклый лоб нависал над огромными, печальными глазами. Виил прощался с Ормусом, чуть не плача. Он подарил ему трубу из слоновой кости, обрамленную в золото…

— Откуда это? — спросил Ормус, любуясь рисунком, вырезанным по кости. — Разве твой народ такое умеет?

Вождь не ответил, только махнул рукой куда-то в ту сторону, где, по мнению Ормуса, простиралась родная его, собственная страна, куда надо было им возвращаться.

Виил смотрел на Ормуса просительно. И жрец его понял: следовало оставить что-либо на память.

Смысла извлекать на свет божий золотые или серебряные монеты не было. Зачем они Виилу, вождю дикого черного племени из страны, что даже не Пунт, наверное, а какое-то Запунтье, дикая окраина страны…

И тут случилось невероятное. Ормус, схватив Альму за волосы, бросил ее к ногам вождя. И пнул еще ногою.

— Владей, — сказал он, — Виил. — Женщина-слон, с которой я справлялся. Её следует жалить стрекалом, и свивать верёвками, а иногда валить на землю толчком и иметь. Тебе понравится, она настоящий слон. Я щедрый, Виил…

Иисус запомнил то выражение невероятного облегчения, которое озарило лицо женщины, когда она подняла его к вождю. Уже после того, как она вынырнула из жидкой грязи, в которую окунул ее Ормус своим пинком. Даже приговоренный к смерти, услышав, что его помиловали, не так радуется, как Альма.

Повизгивал, и даже подвывал немного (по оставляемой им кормилице, по няньке!) догадавшийся обо всем Ромул. Но, увлекаемый хозяином, убегал все дальше. А хозяин улыбался, и, похоже, радовался. Ещё бы: он теперь знал, что надоевшие ему игрушки Ормус в один прекрасный день оставляет…

И ещё одна картина, запомнившаяся Иисусу в той стране, которую они прошли, прежде чем прийти в Египет. Стадо слонов, четыре взрослые особи, два смешных маленьких слоненка. Стадо мирно паслось, не обращая ни малейшего внимания на группу из двух мужчин и собаки, несущейся впереди. Ромул привык к слонам, и тоже не очень-то смотрел в их сторону. Зато Иисус и видел, и запомнил. От животных, на которых падали лучи заходящего солнца, тянулись по траве длинные тени. Слоны мягко обхватывали хоботом ветви и не спеша, грациозно изогнув хобот, плавным движением отправляли его в рот…

Термиты, это было позже уже, когда который день они брели по пустыне втроем, изнывая. Пустыня пустыне рознь, конечно. Здесь встречалась редкая растительность, иногда целые заросли акаций или тамариска, молочая. Пустыня чередовалась с лесами, где росли пальма дум и финиковая пальма. Иногда встречались огромные фикусы.

Но на сухих равнинах, где днем было жарко, а ночью холодно, где кишели змеи, скорпионы, многоножки…

На сухих равнинах приходилось им плохо, и видит бог, когда бы ни Ормус с его знанием окружающего мира, с его тысячами способов защиты от всех этих опасных тварей, плохо бы им пришлось. Остались бы они тут, погибнув одной из пустынных смертей.

Однажды набрели они на поля причудливых сооружений, возвышавшихся среди небольших кустов. Одни из них были похожи на грибы, другие на остроконечные камни, с острыми вершинами, по нескольку в ряд. Скалы не скалы, а высота некоторых из них превышала и два, и даже три человеческих роста.

Видел и раньше Иисус отдельно стоящие такие большие камни странной формы, но тут их было много. Похоже на какие-то гробницы. Устремленные в небо, печальные, одинокие…дома?

По песку, по самим камням ползало множество каких-то белесых муравьев. Видел таких в родных пустынях немало Иисус. Только-то разницы, что нет перетяжки, отделяющей грудь от брюшка. Да кому она интересна, эта разница?

Потрогал камни. Попробовал сотрясти, отодрать остроконечный край. Не тут-то было.

Ормус усмехнулся, глядя на попытки Иисуса.

— Самая странная общность на земле, — сказал он ученику. — То, с чем не приходится бороться. Я не умею.

Иисус, отвлеченный Ромулом, беспрестанно чешущимся (муравьи ползали по нему, удваивая муки раздраженной жарой кожи под шерстью и подшерстком), не спросил Ормуса, о чём это он. Да он и сам беспрестанно сбрасывал с себя и своих одежд кишевших повсюду тварей.

Ускорили шаги, чтоб пройти странное место. Прошагали еще некоторое время, и набрели на поселок. Ограда из кактусов и колючей акации. Много хижин за оградой, принятых в этих местах, под соломенной крышей, со многими углами. Только нет никого вокруг. Та же странная тишина, что и возле поля тех самых камней.

Не сговариваясь, пошли к поселку. У первой же хижины, к которой они подошли, Ормус предупредил:

— Будь осторожен. Смотри…

Деревянная скамья у порога хижины, редкое украшение для здешних мест, казалась совсем целой, тянуло присесть. Но Ормус тронул ее ногой…

Она рассыпалась в мельчайшую пыль, и когда пыль осела на землю, осталась лишь горстка чего-то, словно пепел от сгоревшего костра.

Все, что в деревне было, оказалось призрачным и ненастоящим.

Все рассыпалось в мелкую труху и пыль.

Нельзя было войти не в один дом, ни в одну хижину — они рассыпались, складываясь, и лишь тучи пыли клубились над землей.

— Термиты, — сказал Ормус. — Самые странные из всего живого, что рождает земля. Знаешь, они ведь живут совсем как люди. У них есть государства. Они поделены на знать и низших. У них есть солдаты, которые защищают и убивают. Они умирают ради своих властителей…

Все, что знал Ормус о термитах, он рассказал Иисусу. И это впрямь было поразительно, почти невозможно, но существовало. Он говорил о самке, что является правящей царицей у термитов. Низшие особи термитов, те, что лишены крыльев от рождения, беспрестанно облизывают царицу, и носят ее самоё и ее яйца. Есть и фараон или царь в государстве термитов, но он лишь слуга своей королевы. Они живут в своем дворце посреди камня, который выстроили термиты. Король и королева отгрызают себе крылья, перед тем как основать свое государство. Чтоб никогда уже его не покинуть. А строят им дворец низшие. Из древесины. Вот почему в округе все рассыпается в пыль. Вот почему рухнула ограда, и хижины, и все вокруг, потому, что послужили пищей термитам и основой их собственных жилищ…

Иисус слушал, веря и не веря. Откуда мог знать Ормус то, что скрыто здесь под камнем, а у Иисуса на родине под землёю[1]. Как он мог знать жизнь, которая не видна человеческому глазу?

— Солдаты у термитов лишены глаз. Но у них самые крупные челюсти. И еще они выстреливают ядовитой жидкостью. Своими головами они закрывают вход в гнездо, а иногда выстраиваются в фалангу, чтоб защитить свой дом. Ты видел, как это делают римляне. Другие в это время выстраивают стену за спиной солдат, заделывают отверстие. Так что солдат может никогда не вернуться в свой дом. Но он ведь солдат…

Они шли по великой земле, породившей и Египет, и много других стран, жизнь которых едва ли была известна остальному, обитаемому пространству за этими пределами. Люди знали об этом мире едва ли больше, чем Иисус о жизни термитов. Но эта жизнь была, существовала! Что бы об этом не думали все, кто её не знал или не хотел знать…

[1] Гнезда термитов варьируют по сложности от простых нор в дереве или почве до высоких, пронизанных сетью ходов и камер сооружений (термитников) на поверхности земли.