Ормус. Мистерии Возвращения. Глава 4. / Фурсин Олег
 

Ормус. Мистерии Возвращения. Глава 4.

0.00
 
Фурсин Олег
Ормус. Мистерии Возвращения. Глава 4.
Обложка произведения 'Ормус. Мистерии Возвращения. Глава 4.'
Ормус. Мистерии Возвращения.

4. Храм Хатхор.

 

Они нашли след Мозе в долине[1], где плавили медь. Вошли в долину с востока. Ормус, никогда ранее здесь не бывавший, объяснил тем не менее ученику, что иначе пришлось бы лезть на скалы, и спускаться по скалам же, подвергаясь опасности разбиться.

— Я да ты, мы бы это сделали. Только что делать с ослицей, осленком, Альмой? Твой пес тоже, хоть и на четырех лапах, с когтями, а цепляться ими за скалы все равно не может. Нам бы пройти между грядами, и это единственный путь для нас, другого нет.

Впрочем, Ормус не отказал себе и ученику в удовольствии полазить по скалам. Оставив Альму с животными, покорили один из холмов.

Обнаружили множество мест, в скале, на которую взошли, а также в прилежащих скалах, которые издали казались белыми, с грязно-серым оттенком. Те, что были в скале, удостоившейся их восхождения, рассказали путникам о происхождении своем.

Круглые шахты, со временем засыпанные песками и уходящие в глубину камня, с опорами для ног на стенах. Ормус сказал глубокомысленно и со знанием дела:

— Медь залегает на определенной глубине, так ее искали. Египтяне знают рудное дело. Это они наводнили округу шахтами. Прорывали с помощью долота и мотыг. Тут испокон веков ничем больше и не занимались, искали медь да камни. Людей здесь праздных или случайных мало было. Но Храм[2] Златорогой угнездился в здешних скалах. А где ей быть еще?

Откуда было это знать Иисусу. Он ничего не знал о ней, богине бескрайнего Неба. «Матерь мироздания, божественная корова», — настаивал Ормус…

Иисусу было не до того. До сих пор они немало увидели скал, и цветных насмотрелись. Но эти! В одной из них Ормус узнал фигуру сфинкса, в другой увидел Иисус птицу, а третья была похожа на огромный гриб для них обоих. Были еще каменные круглые своды, сквозь которые голубело чистое, без облачка, небо.

Мир скал не был мертв и безжизненен. Ночью слышали они вой волка. Днем разок видели горного козла. Ноги его были короткими и сильными, бородка и раскидистые рога смотрелись дерзко, почти вызывающе. Самка же, которая появилась позже, была более изящна, ножки ее стройней, и украшение в виде бороды отсутствовало.

Там и сям встречались отдельные деревья, с плодами вроде витых стручков. На их ветвях можно было встретиться и с птицами. Чаще всего лоб, голова и загривок птиц были белого цвета, а шея, горло и крылья черного. Самое главное состояло в том, что птицы были…

Огромные колонны из красного песчаника поразили воображение Иисуса. Он долго стоял перед ними, восхищаясь и удивляясь величию Создателя всего этого.

— Словно Боаз и Яхин[3], — сказал он Ормусу. — На страже у Храма Соломонова. Ормус удовлетворенно улыбнулся.

— И это — не последнее сходство, которое удивит тебя, — сказал он загадочно. Тут многое схоже с тем, что ты знаешь…

Если он имел в виду Храм Хат-Хор, своей небесной богини, какой бы демоницей она не была, храм ее был весьма скромен и удивить особо не мог. Примыкал к скале из того же песчаника. Прямоугольный двор, окруженный низкой каменной стеной. Свод, поддерживаемый колоннами, с пилястрами, увенчанными головой Хатхор, сам храм в скале. Плавильная печь во дворе, предметы из меди. Прямо на каменной стене, над входом в Храм — какие-то рисунки. Мужчина держит за руку девушку с коровьими рогами на голове. Обычный рельеф, нацарапано, выдолблено в скале нечто. Сколько уже видел таких наскальных рисунков Иисус! Кажется, надоело уж, что тут нового. Вот только видно, что во многих местах кто-то нарочно стирал рисунки, соскребал их. Зачем?

Ничего особенного внутри Храма, те же каменные красноватого цвета стены, только видимость предметов внутри куда хуже. А Ормус взял за руку ученика, тащит его к средоточию храма, в самую его середину, где…

— Господи, нет! — вырвался крик из груди Иисуса. — Не может этого быть!

Медный змей стоял перед ним на возвышении, свивая спиралью свое длинное тело. Голова змея была позолочена, глаза из сине-зеленого камня смотрели на Иисуса. Раздвоенный язык, готовый ужалить, тянулся к нему.

Как во сне стал рассказывать Иисус, имея виду не столько Ормуса, сколько самого себя. Себе говорил он как в бреду, торопясь, сбиваясь, начиная снова:

— И стал малодушествовать народ на пути. И говорил народ против Бога и против Моисея: зачем вывели вы нас из Египта, чтоб умереть нам в пустыне? Ибо здесь нет ни хлеба, ни воды, и душе нашей опротивела эта негодная пища. И послал Господь на народ жгучих змеев, которые жалили народ, и умерло множество народа из сынов Израилевых. И пришел народ к Моисею и сказал: согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу, чтобы Он удалил от нас змеев. И помолился Моисей о народе. И сказал Господь Моисею: сделай себе змея и выставь его на знамя, и ужаленный, взглянув на него, останется жив. И сделал Моисей медного змея и выставил его на знамя, и когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив[4].

Ормус улыбался, довольный произведенным на ученика впечатлением.

— Он был здесь? — спросил Иисус, волнуясь.

Учитель пожал плечами. Даже он не мог сказать это точно, заглянув сквозь тьму веков.

— Разве мало того, что есть этот змей?

Иисус кивнул. Да, этого немало. Но как же хочется узнать больше!

— Езекия[5] истребил змея, медного змея, которого сделал Моше, потому что до самых тех дней сыны Израилевы кадили ему и называли его Нехуштан[6]

Ормус усмехнулся.

— Богоборцев много. Кто-то сразился и с Мозе в конце концов. С кем-то сражался он сам — вначале. Это ты удивлён, а я знаю. Он не всегда был иудеем. Вот свидетельство его египетского происхождения, этот змей. Священный урей[7], вот что такое этот змей. Мозе считал его своим личным знаком, хотя… хотя это знак фараонов Египта… Он, Мозе, таковым не был… Былсыном фараона, был братом, но фараоном не стал. Другой путь был сужден ему Атоном.

Разговор их прервали, к великому облегчению Иисуса. Он не любил разговоры о Мозе-египтянине…

Мужчина средних лет, с очень смуглой кожей, с бритой головой, вошел в Храм и сказал им:

— Благословен пришедший!

— Благословен пребывающий здесь, — ответил Иисус…

Так узнали они с Ормусом потомка мадианитян, Салмана…

— Нет добра между моим народом и твоим, — сказал Салман Иисусу, — но имя мне: Тень, и я лишь тень народа моего[8]. Тот, кого почитаешь ты пророком, сказал: «Враждуйте с мадианитянами и поражайте их»[9]. Так вы и делали всегда; и если бы не поражение, а с ним и гибель народа моего, уход из этих мест, я продолжил бы сегодня эту вражду до смерти твоей или моей. Но я лишь тень, а тени не приходится сражаться. Пусть Авраам[10], отец наш общий, рассудит, кто прав и кто виноват. Пусть и золотая богиня, повелительница здешних мест, нас рассудит. Она-то помнит, как Моше бросал в огонь золотого тельца[11]… Я же окажу гостеприимство страннику.

Ормусу он кланялся слегка, и был немногословен. Чувствовалось, что он его уважал; быть ему другом, как и Иисусу, он не собирался…

Он позвал гостей своих в свою хижину из веток, травы, верблюжьих шкур и циновок.

Жизнь Салмана была проста.

Трудно сказать, как служил он в храме Хатхор, который его предки изменили до неузнаваемости. Они стерли все рельефы, выцарапали с корнем надписи. Салман не соглашался брать туда Ормуса, Иисус же сам больше не нашел бы себе там места. Что-то не позволяло ему отныне быть рядом с Моше. Он и сам себе не мог бы объяснить, что. С горечью осознавал он, что Ормус сумел оторвать его от всего, что было главным в жизни…

Что же касается всего остального в жизни Салмана, это было так просто, почти что говорить не о чем.

Женщины его, а было их двое, пекли и хлеб дважды в день. В ячменную муку добавляли воду, немного оливкового масла. В земле была выкопана яма. Разводили в ней огонь. Когда все дрова сгорали, убирали золу, и пекли хлеб на раскаленных камнях. Иногда просто поджаривали молодые хлебные зерна. Их любили многочисленные дети Салмана и его женщины.

Салман расставлял силки на птиц, их запекали потом в той же яме. Детей поили верблюжьим молоком, для взрослых из него же делали сыр. Ели чечевицу, ели бобы, они хранились в глиняных кувшинах.

Ормус с Иисусом под водительством Салмана побывали в той части копей, где теперь уж римляне занимались добычей. Желания встретиться с римлянами не было. С высоты скал посмотрели они, как копошатся люди возле плавильных печей, как возят руду, как раздувают меха. Римляне окружили костры высокими стенками, получалась печь. Черные поля отходов вокруг печей. Люди, люди, людской муравейник…

Альма жалась к верблюдам. Касалась их своей огромной черной пятерней, ласкала мозоли на груди, коленях и локтях, прицокивала языком, качала головой. Было ясно, что ей их жаль, и она уважает их труд. Спала она рядом, невдалеке, подложив ослиную попону под голову и циновку на песок, из тех, что бросили ей женщины Салмана. Чернокожая Альма не нравилась им. Впрочем, они и сами были как будто смуглы до черноты, а все же Альма их перещеголяла.

Ромул уставал от жары днем, ночью рыскал по окрестностям в поисках еды. И приключений тоже. А держался недалеко: по ночам был слышен порой волчий вой. Не то чтобы Ромул боялся дальних собратьев по крови. Но оставлять хозяина, каковым он окончательно и бесповоротно признал Иисуса, когда поблизости волки, да мог ли он поступить столь безответственно и глупо?

Так прошло дней двадцать, обоим мужчинам казалось, что вся их жизнь протекала здесь, и всегда была вот такой неспешной и неторопливой, такой простой…

Впрочем, Ормус все равно ходил по округе, и, как полагал Иисус, бывал и у храма Хатхор, потерявшего свой египетский облик. То и дело появлялись в хижине Салмана за перегородкой из циновок какие-то несвойственные этому месту вещи. Медные бусы, фигурки зверей, статуэтки богов…

Однажды появился Мехен[12].

Ормус снял со стены некий круглый предмет, который висел на ушке, и поставил на столик перед собой. Это оказалось чем-то вроде круглой доски с подставкой. Поверхность доски была испещрена спиральной разметкой. Сама доска из обожженного известняка. Из-под столика извлек шесть фигурок в виде головы льва. Шесть крупных кругляшек из мрамора одного цвета, шесть из другого.

— Это Мехен, — сказал он, улыбаясь. В улыбке его не было обычной холодной насмешки, не было ничего злого. — Ты умеешь играть?[13]

Иисус пожал плечами. Конечно, нет, он не умел.

— Умеешь, — примирительно сказал Ормус. Удивительно, как не шла к его бритой голове человеческая улыбка, выражающая приязнь. — Умеешь. Это ведь не игра, это жизнь. А ты живёшь. Значит, играешь в Мехен. Играешь с богами. Каждый живущий играет с богами, неважно, за этой ли доской, или нет. Все равно игра. Так или иначе.

— Я не играю, — отвечал Иисус. — Я живу.

— Э… ээээ… протянул Ормус неодобрительно. — Вечное твое упрямство. Вот смотри. Мехен — это богиня-змея, защитница Ра. Когда его ладья ползет через ночь, она охраняет. От Апопа[14], тот тоже змей. Это тебе непонятно, да и не надо. Апопу надо сломать мировой порядок, Мехен не дает. Мехен изображена тут, видишь? Это змея, голова ее лежит в середине, а тело свивается. Когда Мехен свивается и кусает себя за хвост, она уподобляется вечности.

Он бросил на стол три плоские палочки, которые, казалось, взял ниоткуда, из складок одежды. Ормус любил дразнить любопытство ученика такими вот появлениями и исчезновениями предметов. Оказалось, что они разного цвета по двум своим поверхностям. Ормус разъяснил:

— Кость упала белой стороной вверх, это значит, что у тебя одно очко. Соответственно, две упали той же белой, два очка. Все три, так три очка. Зато когда они упали черной стороной вверх, у тебя шесть очков. Сколько очков, столько у тебя ходов по свивающейся змее. Выводи свои кругляши, иди по змее вперед, видишь, она разбита на ячейки? Движемся от хвоста к голове кругляшами. Тот, кто достигает головы, получает льва. Их три у каждого, пусть мои черные, твои белые. Знаешь, зачем нужны львы? Потому что теперь ты можешь передвигаться обратно с их помощью. По дороге, теперь уж от головы к хвосту, ты можешь съесть мои кругляши своим львом. Если вбросишь «единицу», ходить не можешь. Эти очки следует копить. Зачем, говоришь? А затем, что попасть в Главный дом, там, где око змеи, ты можешь только тогда, когда у тебя точное число очков. Если их больше, не попадешь. Вот тогда вычтешь накопленные единицы…Словом, начнем. Там объясню, если непонятно будет. Дорогу осилит идущий!

Поначалу все это казалось незначимой ерундой, очередной выходкой Ормуса, которой следует подчиниться, не заботясь о смысле. Но вскоре, к своему удивлению, Иисус увлекся. Ему везло, и он, даже еще не обретя льва, уже отбил у Ормуса два кругляша, на которые упали его собственные после удачного броска костей…

— Ты — богоборец? — спросил Ормус после того, как Иисус забрал у него второй кругляш.

Иисус посмотрел недоуменно. Он ничего не понял. То есть ясно, что Учитель, раздраженный даже таким небольшим превосходством ученика, хочет вывести того из себя, помешать удачной игре. Но таким способом?

— Мехен запрещен для игры, — невозмутимо разъяснил Ормус. — Делать насечки на божественной спине и разделять поле на ячейки — значит, пытаться в некотором роде «убить» змею. Это дурная примета и очень недобрый поступок. Я, жрец Великого Солнца, могу использовать Мехен для гаданий и предсказаний. Ты не должен его касаться. Впрочем, я и без того знаю, что ты — богоборец. А если ещё нет, то станешь. Против богов Египта ты без конца возражаешь.

— Есть лишь один Бог, я всегда говорил об этом, что дома, что здесь, — голос Иисуса задрожал, выдавая смятение души. — Египет поражен многобожием как язвой, и боюсь, что постигнет его гнев Божий, когда уже не постиг…

— Да-да-да, — насмешливо пропел Ормус. — А дети Израиля, они, конечно, спасутся. Который уж век…Впрочем, не стану спорить. Всё может быть. Давай укажу тебе на твою основную ошибку, важнее этой.

Он помолчал для пущей важности, или, может быть, все-таки обдумывая свое откровение. Ибо он собирался дать Иисусу откровение.

— Многочисленные божества наших храмов — только посредники или воплощения Высшего существа, единого бога. Ему поклоняются жрецы, посвященные и мудрецы, живущие в храмах. Он един, он бессмертен и вечен, невидим и скрыт в непостижимой глубине сущности своей. Он порождает себя сам в бесконечности. Во всех наших храмах поклоняются не множеству богов, а под именем какого-нибудь очередного божества — Богу тайному, не имеющему ни имени, ни образа, единому изначальному божеству…

Иисус, пораженный, молчал. Но молчал и Ормус, хмуря брови, вернее, кожу, лежащую под тщательно сбриваемыми бровями. Чувствовалось, что он собирал мысли; слишком их много было сейчас, тайных, тщательно скрываемых.

— Мы называем его «Тот, кто существует сам по себе, первопричина всякой жизни, Отец отцов, Мать матерей»…

— Так зачем же обманут народ? К чему это? — взволнованно начал было обрадованный известием Иисус.

— Не буду сейчас о твоем народе, потом скажем. Что же касается моего, — Ормус бросил на Иисуса взгляд, который любой назвал бы презрительным, и в силу этого — оскорбительным. Иисус взгляда попросту не заметил. — Что же касается моего, то мы, жрецы, преподносим народу различные его воплощения в виде чувственных представлений. Только так способен крестьянин постичь бога: чувством, не разумом. Я, Ормус, жрец Атона, говоря о солнце, называю то, что близко и хорошо различимо народу. У него есть форма, есть свет, от него исходящий, есть и тепло. Бог — отец жизни, а все прочие божества — части его тела. Но он един в своей сущности, а вот в воплощении своем не един. Ему не нужно выходить из себя, чтобы быть плодотворным, и он порождает себя в себе самом. Он и Отец, и Мать, и Сын Бога, не выходя из Бога… Эти три сущности есть «Бог в Боге», и, не разделяя божественную природу, они все три стремятся к бесконечному совершенству. Вот, разделен Египет на номы, и единство его власти оттого не нарушено. И тесно связанные лики наших богов не разрушают божественного единства…

Он не дал Иисусу говорить. Просто отмел взмахом руки все возражения.

— Форма, свет, тепло. Триада[15] Абидоса: Осирис, Исида и Хор. В Мемфисе родились Птах, Сехмет и Нефертум. В Фивах Амон, Мут и Хонсу…

 

 


 

[1] Доли́на Ти́мна — впадина, расположенная на югепустыни Арава, в 25 км севернее Эйлата. Эта впадина, по форме напоминающаяподкову, занимает площадь примерно 60км² и с трёх сторон окружена отвесными утёсами. С севера её границей служит высыхающий поток Тимна, а с юга — Нехуштан, протекающий со стороныпустыни Аравана востоке. В центре находится гора Тимна высотой 453 метра. Климат здесь соответствует суровому климатупустыни.

 

 

[2] Храм богини Хатхор, построенный в конце XIV века до н.э. в период правления египетского фараона Сети I, находится неподалёку от Соломоновых столбов. Храм построен в низкой каменной стене, которая закрывает помещение прилегающее к скале, из белого песчаника и гранита, в виде открытого двора и имеет размеры около 15 x 15 метров. Ступени храма ведут к наскальной гравюре с изображением Рамсеса III, преподносящего дары богине Хатхор. В египетской мифологии Хатхор — богиня неба, любви, женственности и красоты, а также супругаХора. Первоначально считалась дочерью Ра. Хатхор — «Богиня Приисков», «Женщина-Ястреб», «Богиня Любви», «Бирюзовая» Богиня, хранящая от сглаза. Помимо прочих покровительств, Хатхор считалась покровительницей шахтёров и искателей клада, это именно одна из главных причин по которым храм Хатхор был возведён в Тимне.

 

 

[3] Царь Соломон, построивший Первый Храм согласно повелению Бога данному Моше, дал имена двум бронзовым колоннам при входе в Храм — Боаз и Яхин. Яхин был сыном Симеона и внуком Иакова, а Боаз был прадедом Царя Давида, племянником Елимелеха.

 

 

[4] Числа, 21.

 

 

[5] Хизкияху(הִזְקִיָּה, הִזְקִיָּהוּ, `Яхве — [моя] сила`; в русской традиции Езекия), сын царя Иудеи Ахаза (II Ц. 18-20; II Хр. 29-32), отец царя Иудеи Менашше. В период его правления Иудея временно попала в вассальную зависимость от Ассирии (4Цар. 18:14). Рассказ о походе Сеннахирима на Иудею, в царствование Езекии, отражён и в ассирийских клинообразных надписях, в которых Езекию называется Хазакийагу (в соответствии с еврейским Хискийа, Хизкияил и Хискийагу). Во второй части своего правления Хизкияху провел религиозную реформу: упразднил чужеземные элементы, введенные в иерусалимский культ его отцом Ахазом, и восстановил традиционные обряды храмового богослужения (II Хр. 29-32). Одновременно он уничтожил культовые места (бамот), разбил медного змея, которого, по преданию, сделалМоисей во время скитания евреев по пустыне и т. п.В Храме восстановлено богослужение и, как бы в знак восстановления завета с Богом, торжественно отпразднован был общеизраильскийПесах (2Пар. 30:5).

 

 

[6] М. Б. Мейлах отлично изложил этот библейский рассказ с его этимологизирующей игрой слов в оригинале: нехаш (змей), нехошет (медь). Евр. hеhaš nеhošet, в ветхозаветных преданиях изображение змеи, сделанное Моисеем в пустыне (после исхода из Египта) для защиты от «ядовитых змеев» (букв. — «огненных»), которые были насланы на него за малодушие и ропот во время скитаний по пустыне.

 

 

[7] Урей — принадлежность царского уборафараонов, представлявшая собой крепившееся на лбу вертикальное, подчас весьма стилизованное изображение богини-кобрыУаджит — покровительницы Нижнего Египта. Рядом с уреем зачастую помещали изображение богини-коршунаНехбет — покровительницыВерхнего Египта. Вместе они символизировали единство египетского государства. Урей мог надеваться поверх царских головных уборов — двойной короны (пшент) инемеса.

 

 

[8]Имя «Салман» (ивр. צלמנע‎ — Цалмунна) имеет этимологическую связь со словом «тень» и конвергировано в русском переводе в имя «Салман» вместе с другим именем (ивр. שלמן‎ — Шалмон).

 

 

[9] Чис. 25:17.

 

 

[10] Авраа́м(ивр. ‏אַבְרָהָם‏‎‎‎,Avrȃhȃ́m, др. — греч. Ἀβραάμ, лат.Abraham, араб. إبراهيم‎‎, Ibrāhīm) — библейский персонаж, родоначальник многих народов (Быт. 17:4). Духовный предок всех верующихавраамических религий. Первый из трёх Библейскихпатриархов, живших послевсемирного потопа. Согласнокниге Бытие, первыйеврей и родоначальник всего еврейского народа. ПотомокЕвера (Эвера), правнукаСима (Шема), первого сынаНоя. В глубокой старости Авраам женился наХеттуре (Ктуре), родившей ему ещё несколько детей: Зимрана, Иокшана, Медана, Мадиана, Ишбака и Шуаха. Все они, как и старший сын Авраама — Измаил — сделались родоначальниками разных арабских племён, чем и объясняется значение имени Авраама, как «отца множества племён» (Быт. 17:5).

 

 

[11] Иеровоам I, первый царь Израильского царства, женатый на египетской принцессе Ано, отождествлял Хатхор с божеством, спасшим евреев во время исхода из Египта. Согласно Иосифу Флавию («Иудейские древности») и Библии (3 Цар 12:28-29), Иеровоам устроил её культовые центры в Дане и Вефиле, противопоставив их Иерусалимскому храму. В каждом из них он установил изваяние «золотого тельца» со священной тетраграммой (четырьмя согласными священного имени Бога — JHWH). Народу он объяснил свой поступок так: «Вот боги твои, Израиль, которые вывели тебя из земли Египетской». «Золотые тельцы» — изображения коровьеголовой Хатхор.

 

 

[12] Мехен(др. егип.тот, кто окружает) — бог вдревнеегипетской мифологии. Самые ранние сведения об этом божестве стали появляться вТекстах Саркофагов. Мехен был богом-защитником и изображался в виде змея, извивающегося вокруг бога солнцаРа во время его ночного путешествия поДуату. В немецко-египетском словаре Р. Ханнинга говорится, что Мехен или Мехенет — это змея, представляющая собой эквивалент Уробороса.

 

 

[13] Точная связь между богом-змеем и игрой «Мехен[en]» не установлена. Также неизвестно, ведёт ли своё происхождение игра от имени божества или же, наоборот, имя божества произошло от названия игры. Известно, что объект, известный как «мехен», представляет собой игру, а не религиозныйфетиш. Изученные фрески гробниц и доски для игр наглядно продемонстрировали это. Первоначальные правила и методы игры неизвестны. Правила игры, существующие сегодня, основываются на том, как в принципе возможно было бы играть в данную игру.

 

 

[14] Апо́п(Апе́п, Апо́фис, греч. Ἄπωφις) — вегипетской мифологии огромный змей, олицетворяющий мрак и зло, изначальная сила, олицетворяющая Хаос, извечный враг бога солнца Ра. Миссией Апопа являлось поглощение солнца и ввержение Земли в вечную тьму. Часто выступает как собирательный образ всех врагов солнца

 

 

[15] Основным символом для обозначения множества у египтян было число три, которое записывали в видеиероглифа состоящего из трёх вертикальных знаков (III). Также в египетской религии использовались триады божеств для обозначения полноценной системы. Примером подобных триад являются бог Атуми порождённые имШуиТефнут, Осириси Исидас их сыном Гором и т.д.

 

 

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль