Молодая Луна

Молодая луна

Жизнь сильно изменилась с тех пор, как у нас, откуда ни возьмись, появлялись вампиры. Они пришли неожиданно и тихо. Никто не знал о их существовании уж не знаю сколько недель ли или месяцев, так как широкой общественности никто ничего не сообщал, она сама обо всем вскоре узнала. Узнала о их приходе, но кто они, сколько их, как они выглядят и прочие детали балансировали на грани небылиц, которыми нас пичкали газеты и бесконечные слухи. Последние доходили до таких нелепостей, что вызывали у многих реалистов кривые усмешки, а лично у меня тошнотворные рефлексы.

Никто не знал как они живут и опасны ли они вообще, так как обескровленных трупов не наблюдалось (или о них просто умалчивали) и появление их где бы то ни было, даже мельком рассматривалось с ровни пришествии мессии.

Однако жизнь изменилась еще более, обратившись почти в первородный хаос, когда позже, появились другие вампиры. Так же, никто не знал, откуда они пришли и сколько их, зато все знали, что эти существа опасны. Они нападали на людей, выпивая из них кровь, делали такими же, как и они или убивали. Никто не мог объяснить, почему так происходит и никто не знал, отличаются ли эти вампиры от тех, кто пришел раньше. Высшие власти молчали, скрывая все за семью печатями и было почему. Тем не менее еще позже стало известно, что вампиры, убивающие людей это другой “сорт” вампиров, другой класс или вид. Появилась обширная информация, что один из представителей клана вампиров заявил, что они не имеют никакого отношения к тварям, убивающим людей. Однако откуда она «началась», что в себе заключала и где «кончилась» неизвестно, потому что как и все интересное и насущное раздувают, переделывают и снабжают выдумками, в итоге же становится не ясно где правда, а где ложь.

Итак, более испуганным людям ничего не сообщили, как всегда, решив оставить остальную информацию в секрете. Тем не менее чтобы как-то обозначить новый опасный класс этих кровососов их стали звать “твари”. Это действительно были твари, так как по сравнению с благородными выходцами их вида первые не имели ни рассудка, живя лишь инстинктом крови, ни жалости и, в общем-то, никаких чувств, походя на животных.

Они нападали по ночам, днем их нельзя было нигде найти (во всяком случае, все боялись их искать). Они нападали резко, жертва едва ли успевала понять, что произошло. Подобные объявления иногда появлялись в газетах и запуганный народ, пробираемый ознобом ужаса, узнавал о том, как именно это происходит и чего ожидать и опасаться. А уцелевшие чудом очевидцы распространяли повсюду свои свидетельства.

Ученые в бешеных ритмах принялись изучать этих существ и изобретать средства для борьбы с ними. Так как их число изначально было невелико, потерь тоже было не много. Тем не менее борьба велась, выход нашелся. Уж не знаю, помогало ли новое созданное оружие, но их число не увеличивалось, казалось, даже уменьшалось. С тварями боролись активно и серьезно. Все средства массовой информации кишели очередными новинками и усовершенствованиями для борьбы, постоянно выходили новые законы, подтверждения и соглашения между разными сторонами, организациями и странами. Что происходило на самом деле знали только избранные.

Что касается простых людей, то они впали в панику. По ночам город вымирал. Из звуков можно было услышать только или редкое бурчание двигателя автомобиля или шорохи каких-то невидимых животных. Часто, глядя из окна я наблюдала зыбкий дрожащий свет фонарей, что как светочи жизни стояли рядом с моим домом, освещая темную аллею. Свет, серебристой дрожащей паутиной, просачивался сквозь молочный вязкий туман, что обрывками висел в атмосфере. Иногда мне казалось что там, за окном, я вижу другой мир… настолько он становился чужим ночью.

Таково было мое занятие часто по вечерам.

Однако время шло, пытливое людское воображение на месте не стояло, жаждая узнать все новые подробности об опасных гостях. В конце концов выяснилось, что новое оружие, которое было у всех людей, почти не спасает от нападения тварей. Так как они нападали так резко и неожиданно, что человек едва ли успевал среагировать. Если их зубы оказывались в твоей шее, то бесполезно уже было применять что-либо. Удивительно, но число их не увеличивалось. Всем стало интересно, почему это так происходит, поэтому вскоре, кто-то особенно пытливый пустил новую сплетню, что твари бояться благородных вампиров, как огня. Последние, видимо, желая не то защитить людей, не то из иных каких-то своих соображений могли запросто уничтожить любое число тварей без вреда для себя. Однако в свете ходили и другие сплетни по этому поводу.

Опубликовывались и обширные рассуждения ученых и исследования, что, мол, ДНК тварей, или что-то там еще, имеют непостоянную хрупкую структуру или что-то в этом роде. У кого было время и желание разбираться в этих пространных, в большинстве своем, необоснованных рассуждениях разбирался и даже делал свои выводы, которыми тут же спешил поделиться с остальным миром. Так сплетни росли и множились, одна нелепее другой. Я уже давно перестала в них верить.

О “благородных” собратьев тварей было известно еще менее чем о самих тварях. Сведения о них имели большую цену и собирались тем тщательнее, что судьбой благородных интересовались все кому не лень. Однако изыскания большинства оказывались тщетны. Вампиры ревностно относились к изолированности своей группы и чуть ли не под страхом смерти не пускали туда посторонних и даже тех, кому доверили свою охрану (как я узнала позже). Они жили закрыто. Где? Никто не знал или знали немногие. Они не показывались нигде и даже, если и показывались, то, как я слышала, едва ли могли быть отличимые от людей. Говорили, что они не бояться дневного света, но все же предпочитают сумрак. Говорили, что они ведут себя совсем иначе, чем люди: отчужденней, гордее и грубей. Еще бы, нагло посягать на личную жизнь и вперивать в нее свои любопытные, праздные взоры, кому бы понравилось. Их можно понять и не обижаться на них. Говорили, что они гораздо красивее и среди них нет старых (хотелось бы верить). И еще говорили много чего, едва ли в это можно было верить. Я не верила ни во что.

Находились те, кто верили во все и более того объявляли себя преданными фанатами “благородных”. Куча таких фанатов рылась в сплетнях, отыскивала, видимо успешно, место обитания “благородных” и оккупировала их укрытия. Но вреда они никакого не доставляли. Какой может быть вред от безобидно жужжащей мухи? Разве только, что ее хочется поскорей прихлопнуть. Эти фанаты открыто жаждали воссоединиться с вампирским кланом, не видя их представителей, они уже любили их всей душой, посвящали им свою жизнь. Эти люди, на которых и смешно и жалко было смотреть, хотели быть вампирами, они думали, что это романтично, они хотели быть любимыми ими и не отчаивались в этом (не смотря на явное презрение со стороны “благородных”, по моим подозрениям). Они витали в облаках любви, романтики: они хотели, как говориться, жить в их кругу долго и счастливо и… вечно.

К сожалению тех, кто хотел жить вечно, оказывалась гораздо больше, а все остальное им было не важно. Эти люди находили огромное количество способов контактирования с вампирами, но так как я не слышала еще о том, что кто-либо из смертных удостоился чести обрести вечную жизнь, то думаю, их попытки все еще терпят неудачу.

Меня, лично, слово “вечность” как-то не то напрягает, не то пугает. Я много думала над тем, хотелось бы мне жить вечно и приходила скорее к отрицательному ответу, чем к положительному. Или точнее не совсем так, я бы согласилась удлинить свою жизнь, но сделать ее вечной — вряд ли. В любом случае мысли о вечной жизни казались мне кощунственными, и я предпочитала не думать об этом. Единственное относительно разумное объяснение, которое я находила для “вечности”, это то, что человек изначально не был создан для нее. С рождения он пребывал в каких-либо рамках. Он ограничен, хотя бы даже физической оболочкой. И вырываться за рамки положенного (не зря ведь это “было положено” кем-то свыше), по меньшей мере, наглость и вряд ли она приведет к чему-то положительному. В конце концов, все вечное когда-нибудь да надоедает. Его перестаешь замечать, со временем, зная, что оно всегда здесь, «под рукой» и никуда не денется….

Так вот, клан закрыт, его представителей не так уж и много, это личное мое мнение, при всей их ненависти к смертным, очевидно, что никто еще из смертного не стал бессмертным. Люди, своей наглостью и излишним любопытством сами настроили против себя “благородных”, как мне кажется. Меня поражала их глупость в этом плане. Если они хотят понравиться, то такая настойчивость никому не придется по душе или, по другому, если они видят, что их отвергают, то зачем навязываться? Легче от этого никому не станет. Однако они липли к феномену “вампирства”, как пчелы на мед и лично мне становилось от этого еще противней, и я еще более понимала “благородных”.

Из-за таких вот фанатских поползновений, да и по другим причинам о которых никто не знал, стали образовываться организации их защиты, которые вскоре объединились в одну большую. Организация приобрела такой вес и силу, что вышла на государственный уровень по важности, при этом оставаясь абсолютно закрытой от любопытных глаз. Именно она обеспечивала не только секретность себе и своей деятельности, но и секретность всего, что касалось вампиров. Не удивлюсь, если узнаю, что ее деятельность уходит корнями в глубокое прошлое или же что у нее связи еще и с другими странами, и она мастерски раздувает и распускает нужные сплетни про своих подопечных, чтобы сбить с толку тех, от кого оно их спасает.

Итак, все знали, что существуют “благородные”, все знали что (вроде бы) есть организация, которая занимается их опекой, более никто ничего не знал или, может быть, только избранные.

Что касается меня, то я едва ли верила в те сплетни, которые ходили вокруг, но тем не менее, сказать, что меня не занимала судьба вампиров, что я бы не хотела их увидеть было бы неправдой. Я интересовалась ими, но не так рьяно и до одурения как это делали другие, их наглость остужала мои порывы, во мне жило чувство вины перед этими созданиями, принадлежащими неизвестно к какому разуму, я интересовалась ими, так сказать, осторожно и ненавязчиво. Тем не менее никто не мог забраться в мою душу, а в ней бушевал настоящий ураган! Я постоянно думала о том, какие они, как они живут. Думала о том, что мне доведется когда-нибудь увидеть их, и не только. Руководствуясь чисто искренними замыслами, я допускала смелые мысли, что они не смогут оттолкнуть такого человека как я. Хотя, чем, в общем-то, я отличаюсь от остальных с вампирской точки зрения? Ничем. И этот грустный факт заставлял меня стыдиться иногда своих мечтаний. Тем не менее я не могла запретить себе мечтать, уж эту привилегию у меня никто отобрать не смел!

Что касается моей души и внутреннего состояния, то я была очень чутким и внимательным человеком. Уж не знаю, как пришли ко мне эти способности, но часто я видела то, что не видели другие. Здесь не идет речь об обладании тем даром, какой имеют все ясновидящие, мой дар был гораздо примитивней, но он был. Может быть, это и даром нельзя было назвать. Однако, я замечала и чувствовала многое: чувствовала опасность, если она могла быть, чувствовала какой человек и видела что он из себя представляет, чувствовала, если место, где я находилось заряжено плохой энергией, как выразились бы мистики. Но все эти ощущения ютились на уровне подсознания, поэтому я не могу описать их словами и дать осмысленный отчет откуда они у меня и как я ими пользуюсь. Кроме того от природы мне были даны доброта и застенчивость, или точнее я была робким и очень тактичным человеком. Или даже не то, чтобы робким, но здесь более подошло бы слово этичным по отношению к чему бы то ни было. Тонко чувствуя грани отношений ли, или дозволенного, в целом, я старалась соблюсти этичность и не лезть дальше, куда не стоило бы, чтобы потом не краснеть и не разгребать "наломанные дрова".

Мне часто снились сны, что я нахожусь где-то в прекрасной стране, другой, не в этом мире, что я ангел и этот мир принадлежит только мне. Чувство и ощущение полета не покидало меня. Эти сны повторялись очень часто, делаясь привычными, и уже другие сны я не воспринимала. Понятия не имею, откуда они пришли, но они, наверное, несли в себе что-то. Что именно? Мне понять не удавалось. Один раз, правда, я поделилась своими впечатлениями по этому поводу с одним человеком, и он сделал одно предположение, которое показалось мне вполне справедливым. Он сказал: "а может быть тебе скучно здесь, на Земле, и твоя душа стремится в другие миры и исследует другие измерения, таким образом, компенсируя во сне недостаток впечатлений в земной жизни. Твоя заинтересованность во всем, что выше "земного понимания" во сне дает душе полную волю и предоставляет желаемое".

Тем не менее мне нравилось разбирать их содержимое, обдумывая его, мне нравилось облизывать сны как сладкую конфету бесконечных масштабов. Кто-то, более материалистичный, говорил мне, что это от легкой жизни. Может быть, причиной этим снам была моя молодость, я только вступала во взрослую жизнь и то, с большой неохотой. Меня пугала низость, жестокость и эгоистичность людей, я не хотела приобщаться к этому обществу и желала бы жить отдельной жизнью, лучше где-нибудь в глуши, только лишь бы меня никто не видел и не трогал. Из-за таких убеждений как следствие, проистекало мое постоянное одиночество. У меня почти не было друзей, я не стремилась к обществу, дозволяя людям приближаться ко мне ровно до границы моих внешних увлечений. Как бы это дико не звучало, мое одиночество полностью устраивало меня, я купалась в нем как в колыбели и черпала в нем вдохновение. Такие мои наклонности некоторые назвали бы мизантропией, но они ошиблись бы, сделав такие выводы. К людям я относилась хорошо, лояльно, гибко и прочее подобное, но просто не подпускала к себе, так как не испытывала в этом никакой потребности.

Однако я отклонилась от темы моих сновидений, я не случайно здесь заговорила об этом, как только пришли вампиры мне стали сниться сны и про них (что очевидно) правда редко, и они тут же забывались, и никакого значения не имели.

Помню, произошло событие, сильно всколыхнувшее все общество. Стало известно имя рода, ранее который называли только “благородный”. Имя его было Керраны. Красивое. Оно застряло у меня в голове и не желало оттуда уходить, оно превратилось для меня в заклинание, а мне стало стыдно от этой очередной моей слабости. Имя их всплыло не случайно, но произошло что-то такое, что заставило всколыхнуться организацию, жизнь в ней забурлила и выплеснулась наружу, предоставив людям неясную, но настораживающую информацию относительно существования Керранов. Нет, они не были опасными для людей, но что-то угрожало им. Люди зашевелились и бросились было с горячей готовностью защищать “благородных”. Я тоже напряглась, но понимала, что очередные устремления людей бессмысленны и глупы. Мне в очередной раз стало стыдно за них и за себя. И я где-то в глубине души почувствовала, как ненависть их к нам разгорается еще больше, я с содроганием чувствовала, как они смеются над нашей глупостью и мне делалось страшно. В душе я звала и говорила “Нет, это не так! Мы не такие, мы хотели как лучше!”… а получилось как всегда.

После вышеупомянутого события (никто снова не понял что случилось и случилось ли вообще что-то), мне стали все чаще и все явней сниться другие сны. Я видела их. Всегда в темноте, всегда далеко. Они смотрели на меня грустными роковыми взглядами, они знали что-то, но молчали. Я пыталась прочитать в их глазах, но не могла, они не разговаривали со мной, и меня угнетала какая-то непреодолимая отчужденность между ними и мной. С горечью понимала, что мне ее никогда не сломить, что я не с ними, чужая, и поэтому не могла понять, что их гложет, какое-то несчастье или его вероятность. Они были необычайно красивы и молоды и все грустны. Их грусть до такой степени убивала меня, что каждый раз я просыпалась с огромной тяжестью в голове и в сердце, со взмокшей спиной и с чувством усталости. И каждый раз ругала себя за чрезмерную впечатлительность, ставшей причиной моих снов, но ничего не могла поделать и избавиться от них.

Удивительно, но даже когда вновь вокруг воцарилось спокойствие и люди не то забыли об опасности, не то она действительно отступила, и все смолкло, жизнь потекла своим чередом, а мои сны остались. Они не изменились ни на йоту и не поменяли своих красок. Эта канитель уже начала напрягать меня, успокаивало лишь то, что они снились не каждый день и таким образом мне все же удавалось отдохнуть во сне и снова оказаться в моей волшебной стране. Хотя ее краски почему-то поблекли, делаясь второстепенными по сравнению со снами о вампирах, которые наоборот стали ярче. Словно кто-то более могущественный выбирал для меня приоритет снов на ночь.

Где-то приблизительно в это время я задалась жизненной целью проникнуть в организацию. Звучало это по-мировому, но ничего особенного в себе не заключало. Я — обычный человек, без связей и сверхъестественных способностей и иначе как просто устроиться туда на работу у меня более шансов не было. Я не была специалистом в какой-то области, но у меня имелись другие качества, которые с некоторой долей честолюбия можно было назвать достойными, чтобы конкурировать с другими претендентами. Во мне жила искренняя вера, что я обязана попасть туда и знала, что это мой долг. Моя полезность казалась неоспоримой, только не известно пока в чем она выражалась. Никто не знал о моих устремлениях и желаниях, даже мой друг, Алекс, которому я доверяла все самое сокровенное. Никому так же не было сказано о том, что меня занимают вампиры и более того, мысли о них не выходят из головы ни днем, ни ночью в буквальном смысле.

Я стала изучать всю информацию относительно деятельности этой организации. Как выяснилось позже, оказывается, среди этой информации имелась и правдивая. Если бы я чуть больше доверяла внешним источникам, то сделала бы гораздо больше полезных для себя выводов. Но скептицизм глубоко засел в моей душе, и мне легче было не верить ни во что, чем рыться в огромном количестве информации и выбирать во что бы мне поверить, а во что нет. Или, в идеальном варианте, убеждаться своими собственными глазами. Но, идеала, как известно, не бывает.

Вскоре старания мои стали так усердны и так остервенелы, что их явность не укрылась от глаз моего друга, который время от времени наведывался в гости. Он только посмеялся над ними, и пожал плечами.

Долго я искала возможность попасть туда. Меня бы устроила даже должность посыльного для начала. Попасть в организацию было почти невозможно, так как должности они раздавали только своим знакомым или проверенным людям, но никак не со стороны. То есть не объявляли во всеуслышание, что им необходим тот или иной сотрудник. Я нашла адрес и телефон этой организации и принялась думать над тем, как мне туда прийти и что сказать.

Выбрав, наконец, день, я собралась с духом и пошла, не имея никаких четких представлений на счет того, удастся ли моя авантюра или нет. Увы, мой поход не увенчался успехом. Можно было догадаться, что там жесткая пропускная система контроля. Меня отправили назад, едва выслушав, да еще и посмеявшись. Я ушла, от обиды с трудом сдерживая слезы, но не собиралась сдаваться. Не получилось в первый раз, может быть, получится в следующий.

Выждав еще около месяца, я явилась туда снова. На мое счастье охранник вышел на улицу покурить, что значительно облегчало для меня контакт с ним. Я посмотрела на него оценивающим взглядом, чтобы понять как мне себя вести и чего от него можно ожидать. На вид он выглядел достаточно дружелюбным мужчиной и кроме того внимательно на меня посмотрел, когда я немного приостановилась перед входом.

— Вы куда, милочка? — достаточно свободно спросил он. Я вздохнула поглубже и начала:

— Иду по очень важному делу — сказала я как можно серьезней, но в то же время, напуская на себя беспомощный вид. Он хмыкнул и осведомился:

— Да? А пропуск у вас есть? Я побледнела. Началось.

— — Откуда ему взяться, если я иду на работу устраиваться?

— Ну как же. Вам должны были пропуск выписать все равно. Вы должны были позвонить.

— Я звонила, но в таких случаях лучше сразу приходить.

Он посмотрел на меня недоверчиво.

— Ну, посмотрите на меня, неужели я похожа на преступника? Я и мухи не обижу. Я хотела бы устроиться здесь на работу. Для этого мне нужно пройти в отдел кадров. У меня, к сожалению, нет пропуска.

— Почему именно сюда, — спросил он с таким видом и таким тоном, что я тут же поняла смысл его вопроса, и мне стало стыдно. Видимо не я одна вот так просто приходила к этим дверям. Увы, дипломатическим талантом я не обладала и находчивостью не блистала. Все, на что можно было рассчитывать, это на собственную искренность и теперь наивно полагать, что она мне поможет. Молчание длилось не долго, следовало что-то ответить.

— Я хочу здесь работать, пожалуйста, не могли бы вы пропустить меня, — я взглянула на него таким проникновенным взглядом, на какой только была способна, — позвольте мне хотя бы пройти и спросить не нужен ли им работник. Не думаю, что от этого кто-то пострадает. Очень вас прошу, пропустите меня и позвольте мне спросить у них лично. Охранник усмехнулся и пожал плечами:

— Не знаю — бросил он мне и, развернувшись, пошел в свою комнатку, крича другому: — Слышишь, Эл, не знаешь, нам тут никто не требовался? Должность, может быть, какая-нибудь открытая есть.

Я затаила дыхание и напряглась, с одним еще возможно найти общий язык, а вот на второго меня, боюсь, уже не хватит. Почва подо мной постепенно разверзалась, дело принимало нерадостные обороты.

— Не знаю, — ответил ему голос, — они меня в такие вещи не посвящают. А что такое?

— Да тут девочка пришла, вот просит, чтобы я ее пропустил — сказал он шутливым тоном. К горлу подкатил огромный ком, я закрыла глаза и подумала про себя “Ну разве так разговаривают, естественно меня сейчас отправят восвояси”. Я решила попытаться еще раз, уже не понимая, что делаю.

— Пожалуйста, пропустите меня. Я вполне конкурентно способна и уверена, что мне подберут работу. Обещаю, что не буду навязываться им и надеюсь, не напрягаю вас.

Я замолчала, чувствуя, что краснею, они тоже молчали глядя на меня полушутливо полусерьезно.

— Я очень хочу здесь работать, и уверена, что меня возьмут. Мне есть, что предложить. Они вам еще потом спасибо за меня скажут — произнесла я медленно, придавая вес каждому слогу. Они переглянулись и один из них усмехнулся.

— Ну что делать-то? — сказал один, другой пожал плечами. Я вновь повторила свои слова и, в конце концов к моему великому счастью меня пропустили, правда, очень неохотно! Взяв при этом мои документы. Теперь надо было добиться, чтобы меня не выпроводили, не дослушав в отделе кадров, иначе назад будет вернуться трудно. Мои слабые нервы не выдержат провала.

Не буду вдаваться в подробности попыток добыть себе должность. Скажу лишь, что это стоило огромных трудов. Я бледнела, краснела, ладони покрывались испариной, взгляд горел, сердце стучало как бешенное. Не знаю, заметили ли они эти признаки. Но меня взяли! Последнее слово оставалось за директором и он, видимо умилившись моими искренними наивными порывами, дал приказ, что меня взяли на должность помощника секретаря в информационном отделе. Сказать, что я была несказанно счастлива, не сказать ничего.

Итак, началась работа.

Меня без проблем пропустили через проходную и направили в большое здание, похожее на ангар с прямоугольными огромными окнами как в спортзалах. В первые дни мне давали разные анкеты, которые надо было заполнить: анкета о себе, о моих увлечениях, какие-то психологические тесты и устные беседы. Меня, таким образом, проверяли на пригодность и серьезность, чтобы иметь возможность раньше времени выявить мои корыстные цели, если бы таковые у меня имелись. Их не было, во всяком случае, я сама так считала. Моя коллега по работе оказалась весьма осторожной и скрытной, хотя и старалась вести себя достаточно открыто. Я смотрела на нее и понимала, что здесь не принято делиться имевшейся у тебя информацией, но между тем нужно было сохранять с другими сотрудниками дружелюбные открытые отношения, в общем, лицемерить, чего я терпеть не могла.

Я осмотрительно решила не задавать вообще никаких вопросов относительно рода Керранов и вообще постаралась с головой уйти в возложенные на меня обязанности. Увы, из того, что заключала в себе моя работа узнать нельзя было ничего. Я занималась тем, что обрабатывала какие-то бесчисленные письма и почту и если надо было писала на них дежурные ответы, если имелось дело поважнее то им занималась моя коллега.

Все, что мне довелось узнать, это то, что они не называют себя организацией и не принадлежат ни к какому властвующему высшему органу, но ведут совершенно самостоятельную деятельность, готовую развалиться, как только в ней отпадет надобность. Они называли себя обществом, образованным на добровольной основе и поддержку, видимо, черпали только из своих резервов. Неизвестно, были ли у них сношения с другими обществами у нас или за границей, но вся деятельность нашего общества хранилась в торжественной секретности. К моему удивлению общество не включало в себя огромное количество служащих и не обладало большим размахом. Все люди, которые там работали, имели личную доверенность и были проверены временем. Только мой отдел оказался самым открытым для доступа и самым большим. Сюда можно было попасть так же, как попала я. Здесь и работало большинство людей, которые занимались обработкой огромного количества поступающей информации не несущей в себе особо никакой важности.

Ну что ж, я не теряла надежды и верила, что меня должны были продвинуть вверх, туда, куда имели доступ лишь немногие. Это звучало чопорно и самоуверенно, но если уж я задавалась целью, то достигала ее, как правило, от природы обладая силой воли и стремлением.

Следует обратить внимание на еще одно событие, которое не могло пройти для меня бесследно и которое, наверное, и помогло продвинуться выше.

Ко мне подошла однажды Тэсс, секретарь, под началом которой я находилась и попросила пройти за ней. Она передала меня другому человеку, которого я ранее не видела и мы пошли дальше по кулуарам, одинаковым и серым. Я не решалась спрашивать куда меня ведут, тем более что тот, кто меня вел, имел слишком серьезный вид, совсем не располагающий к вопросам.

— — Проходите и садитесь на стул — сказал он мне, пропуская перед собой. Я вошла, и он захлопнул дверь за мной. В комнате имелся один единственный стул, более не оказалось никакой мебели, только в стене за стеклом находилась еще одна маленькая комнатка. Тут же вошли другие люди и молча стали крепить ко мне какие-то приборы с проводами. Я испугалась и осведомилась что они делают.

— — Не бойтесь. Вам сейчас будут задавать вопросы, надо успокоиться и отвечать на них. Это все ваши труды. Ладони мои похолодели, я чувствовала, что бледнею, но совершенно беспричинно.

“Допрос” начался. От неожиданности мои холодные ладони ко всему прочему увлажнились, задрожали руки, и покрылась потом спина. Я понимала, что нет ничего страшного, но почему-то не могла успокоиться. Мне задавали совершенно стандартные вопросы, которые имелись и в анкетах, заполненных мной. Я отвечала предельно честно и, в конце концов убедила себя в том, что упрекать меня не в чем. Люди за стеклом не обнаруживали совершенно никаких эмоций со своей стороны, только часто смотрели куда-то вниз. Меня отпустили и отправили на рабочее место. Более ни о чем я не узнала и ничего со мной больше не делали, видимо, данные мной ответы удовлетворили их. Вскоре я даже начала надеяться, что они учтут мою честность и искренность устремлений.

Я продолжала работать как прежде, поняв, что втянута во что-то из чего мне уже не вырваться не потому что меня не отпустят, но потому, что чувствовала внутри себя какую-то силу, которая не отпускала меня. Более того здесь царила такая атмосфера, что человек, попавший в нее, становился неотъемлемым элементом единого организма, полностью восприняв все его нюансы и детали, он состоял в нем.

В один из дней я заметила директора, которого видела очень редко и который всегда проходил стремглав мимо нашего отдела, не уделяя ему никакого интереса. Я посмотрела на него со всей внимательностью, так как он, напротив, вместо того чтобы промчаться как обычно шел медленно и будто искал чего-то. Мы встретились с ним взглядами, я дружелюбно кивнула. Он с минуту посмотрел на меня, потом на мою коллегу, которая не обратила на него никакого внимания, в то время как я не могла отвести свой взор от него. В конце концов он продолжил свой путь, все так же медленно, постоянно что-то обсуждая с сопровождавшими его людьми.

— Что это он? — осведомилась я, — Как будто потерял что-то.

Тесс пожала плечами и продолжила свою работу. Я почувствовала, что сердце мое как-то странно колотиться, словно в предвкушении чего-нибудь волнительного и приятного. Всю ночь потом мне не удавалось заснуть.

Вся неделя прошла как обычно: рутинные дела и документы. Но в понедельник утром ко мне подошла Тесс и попросила пройти за ней.

— Мы идем к директору — сухо сообщила она. У меня же от этой новости захватило дыхание и подкосились коленки. В голове тут же выросла буря мыслей и эмоций. Мы оказались в том крыле здания, куда мало кто допускался. Интерьер здесь оказался более уютным и продуманным. Из-под стенных панелей, темного дерева, лился приглушенный свет, направленный вверх. Коридоры сделались узкими, как будто бы рассчитанными на меньшее количество людей, напоминая обстановку в фешенебельных отелях.

Меня провели в приемную, где сидела одна единственная девушка — секретарь. Рядом с ней высились массивные дубовые двери-створки, обещавшие не менее впечатляющий интерьер за ними. Тесс кивнула девушке и молча вошла в кабинет, остановившись у двери, пропустила меня вперед. Я оказалась в просторном кабинете, но немного темным из-за закрытых портьер. Несколько светильников разливали мягкий золотистый свет по помещению, делая его очень уютным. В воздухе витал еле заметный аромат сигары с привкусом кофе. Мебель при беглом рассмотрении была достаточно скромная, зато поражала воображение своей массивностью. За столом посередине комнаты восседал тот, с кем я встречалась в первый раз, когда устраивалась сюда.

Мужчина в возрасте, полноватый, если бы не слишком серьезный взгляд походил бы скорее на Санта Клауса. Он предложил мне сесть, выразив это одним единственным жестом, в молчании. Тесс ушла. И так мы глядели друг на друга. Он осторожно и оценивающе, я с горящими глазами и бешено колотящимся сердцем. Его речь началась так тихо и осторожно, что я подумала не показалось ли мне. Голос спокойный и шуршащий. Взвешивая каждое слово, директор задавал мне пространные вопросы: как у меня дела, как продвигается моя работа, довольна ли я и проч. Я отвечала, стараясь быть предельно спокойной и искренней. Вскоре он смолк и стал перебирать какие-то бумаги, как я поняла имеющие ко мне отношение. Он уставился на них задумчивым взором и потом вымолвил:

— Дело в том, что у нас освобождается должность второго секретаря, здесь в приемной. Могу я предложить ее вам? Но учтите, что это тяжелая обязанность и это не работа, а скорее призвание, так как придется отказаться от многих вещей.

Я словно не слышала его предостережения, но у меня хватило ума не броситься обнимать его в порыве несказанной радости, но заставить себя помолчать с минуту, а потом с серьезностью и небольшим показным сомнением согласиться.

— Ну, вы можете подумать. Вас никто не гонит. Когда будете готовы, тогда и скажете. Повторюсь, что должность требует некоторой самоотверженности и полной серьезности.

— Я уже готова, — выпалила я, тут же испугавшись его возможной реакции. Он посмотрел на меня испытующим взглядом, я побоялась, что он сочтет меня за одержимую.

— Мне уже приходили такие мысли в голову, — честно призналась я. — И имеются представления, что меня ожидает. Но поверьте, я готова жить здесь и посвятить себя целиком в эту работу. Верю, что окажусь вам полезной и хочу быть полезной. Более того, вы можете положиться на меня, и я заверяю вас, что не разочаруетесь во мне!

Мои слова, казалось, убедили его, хотя он и смотрел на меня с ухмылкой.

— Ну что ж. Преступайте тогда к работе хоть сегодня. Но учтите, что работу как таковую вам никто сразу не даст. Вас будут вводить в курс дела сначала. Кроме того, мы будем смотреть на вас, вы на нас и делать соответствующие выводы. У нас нет ничего сложного здесь, но есть много информации, которой вы будете касаться и вы должны понимать всю ответственность, что ляжет на ваши плечи. Вы должны стать предельно серьезной и ответственной.

Я кивнула.

— Будут вопросы, обращайтесь ко мне.

Он позвонил, вошла секретарь и забрала меня. Итак, я переселилась в другой отдел. Получила доступ туда, куда так долго стремилась. Но пока не осознавала этой чести. Для меня все проходило как во сне, сумбурном и волнительном.

Я познакомилась с секретарем, ее звали Криса. Она представляла собой очень серьезную девушку, настолько серьезную, что я сомневалась улыбается ли она вообще когда-нибудь. В глазах ее не было ничего, кроме отчужденности и какой-то непроницаемой пелены, за которую мне невозможно было проникнуть.

— Ты будешь находиться под моим руководством. Эта работа будет отличаться от той только тем, что информации у тебя поубавится, но то, что останется, потребует от тебя еще больших раздумий. Учти, пожалуйста, что ты должна быть максимально тактичной, иначе тебя снимут с должности, как неспособную справиться с ней. Когда тебя брали к нам, то задавали кучу вопросов и выдавали много анкет. Это не случайно, ты уже поняла. Избавь меня от трудов рассказывать тебе далее, на что я намекаю. Так же с твоей стороны не должно быть никаких удивлений, восхищений или испуга, если ты вдруг увидишь кого-нибудь из благородных. Ни они, ни мы не терпим этого. Они только и поэтому сотрудничают с нами, что мы предельно аккуратны и разумны по отношению к ним. Запомни, мы работаем на взаимовыгодных условиях, они для нас такие же клиенты, как и мы для них. Поэтому с тебя максимальная тактичность и спокойствие. Кроме того, они легко читают души других. Даже если в твоих глазах будет хотя бы намек на восторженность они воспылают к тебе ненавистью и нам придется расстаться с тобой.

Это был человек-стена, из которого нельзя было вытрясти ничего, кроме рабочих вопросов. Итак, я не спрашивала у нее ничего (хотя меня так и подмывало сделать это) и она не лезла ко мне.

Увы, и здесь тоже царила тайна. Я обладала только той информацией, какую должна была иметь для нормального выполнения своих обязанностей. Меня не посвящали более ни во что. И, к сожалению, все ответы на свои вопросы я должна была найти сама.

Я работала честно, и мне не нужно было притворяться или вынуждать себя играть какую-нибудь роль. Я хранила спокойствие, веря, что смогу сблизиться с ними надо было только подождать.

Работы оказалось совсем немного, и общество теперь мне представлялось совсем мизерным, если б не тот информационный отдел. Правда я постоянно писала письма каким-то людям. Криса назвала их “агентами” и сколько у нас их имелось я не знала. Наш директор продолжал относиться ко мне настороженно, я чувствовала это и не могла сказать, доверяет ли он вообще Крисе. Все закрывал толстый слой тайны, к которой у меня выработалась привычка.

После недели работы под боком у директора мне дали нешуточный документ, который надо было прочесть и подписать. Я должна была согласиться с тем, что не уеду за границу более чем на 3 месяца, тем более что не перееду в другую страну навсегда, что мой единственный начальник— это директор общества и далее следовал длинный список, что я ему должна и что не имею права предоставлять другим без его письменного разрешения, потом следовал длинный перечень неразглашения информации и прочие запреты. Я подписала все даже не моргнув глазом, Криса наблюдала за мной, и изобразила на своем лице удивление, даже не скрывая его. Тем не менее она ничего не спросила у меня, так как не принято задавать вопросы не по делу. Только сам директор (что я учла из договора) может разрешать что бы то ни было или посвящать в очередную «тайну».

В один из следующих рабочих дней произошло событие, которое должно бы было иметь для меня огромное значение, но я не поняла этого по своей собственной оплошности.

Мы сидели за нашими столами и занимались каждая своей работой, когда дверь открылась и в комнату кто-то вошел. К нам заходили не часто, но если заходили, то непременно останавливались у входа и раболепно испрашивали аудиенции у директора и только после его согласия могли пройти в кабинет. Эти люди, напротив, перемещались с такой скоростью, что я едва ли успела вскочить, забыв тут же всю свою робость, и броситься на встречу к ним с приказом остановиться и сообщить кто они такие.

— Какое вы имеете право входить к мистеру Баррону без доклада?! — гремела я. Услышав, краем уха грохот отодвигаемого стула и уловив взглядом испуганный взор моей коллеги, которая позвав меня по имени, просила остановиться.

— Ты что делаешь Эва, — прошипела она очень быстро и строго, — сядь! Сядь на место! Один из людей остановился и трое других, уже открыв дверь в кабинет, тоже задержались возле нее. Хоть я и описываю здесь все как в замедленной съемке, но действие длилось не более пары секунд, происходя одновременно. Итак, я слышала злостный приказ Крисы и видела ненавистный взгляд незнакомца, которого я поймала за рукав и все еще не отпускала. Я быстро перевела взгляд на трех других и обомлела. Сколько в их взглядах горело ненависти! Некрасивые ухмылки показались на губах двух из них, но они тут же скрылись в кабинете. Мне удалось разглядеть лишь одного, который оказался рядом со мной. Он выдернул свой рукав, одновременно с тем, как Криса принялась лепетать извинения, которые заставили меня побледнеть и отступить назад. Незнакомец оказался рослым молодым человеком, одетым очень элегантно, но как-то по-вечернему, словно собрался на светский раут. Я не могла хорошо разглядеть его лица, так как свет в приемной всегда держали приглушенным. Зато я хорошо разглядела ужасно глубокие темные, словно омут, глаза, в них жило что-то страшное. Я поняла, что он чужой, но мне и в голову не пришло, что он мог оказаться вампиром. Во мне появилась твердая уверенность, что я перегородила путь каким-то очень важным таинственным персонам, которые имели право входить к Баррону без доклада. На вампиров они совершенно не походили, обычные люди, только чересчур серьезные, впрочем, как и полагается тем личностям, которые могут вот так запросто являться к высшему руководству. Я отошла на свое место и эти двое тоже зашли в кабинет, захлопнув за собой дверь, как мне показалось, громче, чем следовало бы.

Тут я посмотрела на Крису, и застыла. Девушка сидела бледная как снег и явно старалась успокоиться. Мне уже можно было ничего не говорить, я поняла, что совершила какую-то грандиозную ошибку.

— Извини, — зачем-то начала я, — меня никто не предупреждал...

— Ты уже знаешь всех работников, которые могут явиться к Баррону, они должны ждать здесь, пока босс не даст добро на их допуск. Есть еще агенты, которые здесь не бывают почти, об их приходе я тебе сообщу. Всех остальных ты должна пускать, не спрашивая кто они...

Речь Крисы прервал громкий голос одного из незнакомцев, который видимо был чем— то очень недоволен. Волей-неволей я слышала почти все, что он выкрикивал Баррону.

— Нам не нужны ваши подачки, — услышала я. — Не надо бегать за нами, мы не малые дети!

Баррон говорил тихо и быстро, старясь успокоить своего гостя. И потом:

“Раз уж вы взялись за это дело, то и сами его решайте. Никто из нас не свяжется с этой мразью и руки марать о них мы не будем!”

Вновь быстрая невнятная речь моего босса и тишина. Потом началась возбужденная дискуссия, которую услышать уже не удалось, так как голоса все спутались, звуча хором, кроме того тон значительно снизился, превратившись в неразборчивый шум. Я взглянула на Крису, она вжалась в стул и делала вид, что усердно работает, в то время как я не смогла смолчать:

— Что-то они не поделили с директором, да?

Коллега оторвалась от работы и взглянула на меня отсутствующим взглядом. Можно было догадаться, что она сейчас соврет, как и всегда.

— Мне неизвестно о чем они там говорят. У Баррона куча проектов и планов в голове, возможно, он сейчас обсуждает один из них.

Я кивнула головой, изобразив на лице гримасу скептичности и отвернулась. Криса погрузилась в работу, а я, делая вид что работаю, искоса наблюдала за дверью. Незнакомцы просидели в кабинете около часа и вскоре вышли. Я не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на них. Они шли друг за другом, поэтому двое уже оказались за дверью, другие два взглянули с любопытством на меня. Один из них лишь мельком. Это был светлый молодой человек с эгоистичным выражением лица и холодным взглядом. Другой шатен, которого я схватила за рукав. Он задержал взгляд на мне гораздо дольше, перехватив мой. В одну секунду по мне прошел разряд электрического тока, я чувствовала, как его глаза пронзили мою душу и увидели там все, что, казалось, даже скрыто от меня самой. Еще мгновение, мне почудилось, что по его лицу скользнуло еле заметное удивление и тут же, повернувшись ко мне профилем он молниеносно вышел из комнаты. После них остался холодный ветерок, словно несколько небольших торнадо пронеслись сейчас по приемной. Едва ли я успела сообразить что-либо.

— Как быстро они передвигаются — пробубнила я сама себе. Криса не поднимала голову, слава богу, она не видела, что я рассматривала их. Из груди вырвался глубокий выдох.

Далее день прошел без происшествий и ночью уже, засыпая я вновь мысленно вернулась к этим людям, в очередной раз, спрашивая себя не вампиры ли это были. Увы, все тогда произошло так молниеносно, что мое необычайное чутье не успело даже сработать и уловить что-либо. Однако незнакомцы потом еще долго не выходили у меня из головы.

После последней встречи директор ходил задумчивый и чем-то явно озадаченный. Я видела, что он пытается что-то решить, но не может. Кроме того, он старался избегать меня, точнее моих внимательных взглядов. Криса, казалось, не замечала ничего или делала вид, что ей все безразлично. Я категорически не понимала эту странную девушку. Меня так и подмывало подойти к директору и вызвать его на открытый разговор. Мне надоело сидеть без дела. Все, чем я занималась, походило на мышиную возню. Я чувствовала, что имею право знать большее, учитывая, что от меня скрывали львиную долю информации и чувствовала, что смогу помочь, правда не знала пока как.

В конце концов я не выдержала, глубоко вздохнув, отправилась в кабинет к боссу.

— Можно ли поговорить с вами, мистер Баррон — начала я достаточно смело, но, тем не менее в глубине у меня от волнения клокотали все нервы. Он изъявил готовность слушать меня, и я начала.

— Я работаю у вас не так давно, конечно, но и не так мало, чтобы не сделать относительно мое персоны все возможные и не возможные выводы. Учитывая, к тому же, что я прошла большое количество тестов и детектор лжи....

Я запнулась, чувствуя, что директор немного растерялся. Одного взгляда сейчас хватило мне, чтобы понять, что какую бы высокую должность он не занимал, это, прежде всего человек. Человек добрый и дружелюбный. А эта наигранная серьезность, строгость и холодность — только излишки его статуса, и не более того.

— Простите меня за мою смелость, возможно я не имею права сейчас говорить с вами, учитывая, что я подписывала договор. Но молчание убивало меня. Я вижу, что вокруг что-то происходит, но понятия не имею, что. Вы сами говорили, что я работаю в секретном отделе и имею право знать все. Или точнее, что у меня будет доступ ко всей информации. Не поймите меня не правильно, я не преследую никаких корыстных целей и не руководствуюсь любопытством, но хочу нормально работать и быть полезной. Хочу помогать вам и чувствовать себя нужным работником. И рискну сказать, что вижу, как вам тяжело и честно не понимаю, почему вы не возложите половину своих обязанностей на помощников, на нас. Прошу вас, не отворачивайтесь от меня. Не могу работать, когда вижу, что вся моя работа это блестящий бутафор, в то время как вокруг и рядом кипит и варится что-то, чего мне не позволяют увидеть. Смысл моего присутствия тогда? Я шла сюда, чтобы помочь, чтобы сделать все, что в моих силах. Прошу вас доверьтесь мне и не отворачивайтесь от меня.

Директор как-то сник или же просто задумался, однако он молчал. Я смотрела на него выжидательно, нервно перебирая пальцами.

— Ценю твою смелость, — начал он, вдруг перейдя на «ты», что меня приятно удивило и позволило мне вздохнуть свободнее, — и вижу твою искренность. Более того увидел ее в самом начале, поэтому и взял тебя сюда, хотя и сильно рисковал, так как новички не получают так быстро доступ к нам, как получила ты. Я хотел бы, в ответ, сказать тебе одну вещь. Это не работа для меня, это мое призвание. Я отдаюсь ему целиком и без остатка, поэтому и не замечаю тех людей, которые вокруг меня. И поэтому же сам решал все проблемы, они являлись для меня обязательными составляющими моего призвания. Все не так просто как ты думаешь и рассказать тебе всего я не могу. Род Керранов это сильные потомственные вампиры, и я служу им не преследуя никакой личной выгоды. Я понял их, понял их природу, как мне кажется, они ценят это. Я считаю своим долгом опекать их от воздействий вешнего мира и даже если они будут сопротивляться, в моих силах защитить их. Хотя они, конечно, понимают, что без моей помощи им придется несладко. У меня есть связи почти во все странах мира, крупнейшие организации по безопасности готовы прийти мне на помощь, крупнейшие исследовательские институты ждут моего разрешения на исследования. Но я молчу, бездействую. Потому что не могу идти против них и не могу настраивать против себя упомянутые массы.

Я смотрела на директора, который сник и почти исповедовался передо мной. В голове у меня, вдруг, промелькнула мысль “А не пешка ли он у вампиров?”. Для того чтобы узнать это надо было лишь взглянуть, как он ведет себя с ними. И если наблюдения окажутся не в его пользу, то это весьма прискорбно. Мне казалось, что люди не должны считать себя ниже вампиров, не смотря на благородность последних. Чтобы помогать им или хотя бы содействовать им, управляя огромными силами, нужно было бы оказаться на равных и иметь такие же права, какими обладают “благородные”. Видно было, что Баррон пытается что-то донести до меня, но не может.

— — Мы оказываем друг другу взаимовыгодные услуги, — попыталась помочь я, — так? Мы защищаем их от фанатиков, просто интересующихся и ученых, они спасают нас от тварей. Все вроде бы просто.

Баррон набрал в легкие воздуха и как-то неуверенно закивал, не глядя мне в глаза

— Да, да, да, точно — повторял он тоже с некоей долей неуверенности. Я недоумевающе посмотрела на него набравшись смелости задала давно интересующий меня вопрос:

— А хотят ли они вообще, чтобы их защищали? Или как-нибудь иначе вмешивались в их жизнь? Может быть чувство собственной гордости выше, чем чувство самосохранения и они, вполне возможно не понимают многого.

Директор вздохнул и сжал голову руками, потом принялся тереть ими лицо, словно приходя в себя.

— О, боже мой, все не так просто, как ты думаешь. Я вижу, что ты внимательная девочка и мне бы не хотелось объяснять тебе что-либо. Я не пытаюсь вызвать у тебя спортивный интерес, но просто не могу объяснить ничего. Ты вполне способна наблюдать и делать свои выводы. Может быть, увидишь больше моего.

— Но как я могу их делать, если мне неизвестно ничего?!

Босс понимающе закивал головой и изобразил на лице кислую гримасу.

— Я учту твои пожелания.

— Хорошо — отрезала я гордо. — А от чего отказывались те люди, которые наведались к вам неделю назад? Простите, но один из них так громко негодовал, что не услышать его мог только совсем глухой. Может быть, я смогу вам как-нибудь помочь, если вы расскажите мне в чем проблема.

Директор невидяще взглянул на меня и ответил:

— Ну, во-первых, ты видела не людей. Это были Керраны, представители из рода, точнее.

Я застыла ошеломленная, значит я видела вампиров и не смогла понять, что это были именно они! Уже начав себя ненавидеть за свою оплошность, но мне все-таки пришлось сконцентрироваться на рассказе директора.

— То, что они уничтожают тварей это верно. Но делают они то с большой неохотой. Не спрашивай у меня почему, может быть, сама поймешь позже. Ты знаешь, что они ненавидят людей, это одна из причин, по который они не хотят утруждать себя спасением нас. Но в то же время они приблизили меня к себе, с целью помочь сохранности их неприкосновенности. Они не могу собственными силами отгородиться от натиска любопытных. Как видишь, мне приходиться быть тонким дипломатом, чтобы держать ситуацию на плаву. Кроме того, внутри рода тоже существуют разногласия....

Баррон замялся, было видно, что он неохотно делится со мной информацией.

— Видишь ли, их не избежать, так как этот род не составляет только лишь выходцев из Керранов. Но включает в себя выходцев из других более мелких родов. Керраны просто, как самые могущественные, объединили всех “благородных” под своим началом. Соответственно недовольными могут оказаться потомки других родов. Ну, это личные мои выводы я могу и ошибиться. Они настолько ревностно опекают свои личные дела, что мне достается лишь внешнее, поэтому ничего более не могу тебе сказать.

Я, с головой уйдя в рассказ директора, удивленно встрепенулась, так как ожидала получить гораздо больше деталей, но не тут то было. Действительно ли он не врал мне или же просто недоговаривал?

— Если мне что-то нужно получить, у меня есть свои источники, с которыми я работаю.

— Источники? — осторожно переспросила я. — А, можно ли мне тоже обращаться к ним. Мне хотелось бы узнать как можно больше о Керранах.

Баррон посуровел и напрягся.

— Нет, к ним имею доступ только я. Более разрешение не дадут никому.

Я вмялась в стул, поняв, что и так уже копаю слишком глубоко и перевела тему:

— Чтоб заставить их помогать нам, нужно разобраться сначала в их проблемах. Понять их, в общем. Уверена, что нам многое недоступно лишь по нашей вине. Я не говорю, что они должны посвящать всех подряд в свои тайны, но должен был бы найтись человек, кому они могут больше доверять и он должен быть настолько умным и чутким, чтобы догадаться еще и о том, что ему недоговорили.

— — У меня нет телепатов среди знакомых — отозвался Баррон. Здесь задумалась я. Директор навел меня на мысль.

— Это правда, что они тонко чувствуют окружающий мир?

— Правда. Но не могу знать насколько тонко. Что-то им дается хорошо, что-то плохо. Никто не может обладать сверхъестественными способностями видеть и чувствовать все подряд, даже такие необычные существа как Керраны.

— Вопрос только в том, одинаково ли у них развита эта чувствительность или у всех в разной степени — тут уж я вела беседу скорее сама с собой, понимая, что она к делу не относится, но Баррон отвечал мне и я продолжала:

— Люди, допустим, не все могут обладать той энергией, которая зовется космической или божественной (у кого как), те, кто удостоился чести чувствовать ее и поглощать, делают это тоже в разных количествах. Это я к тому, что кому-то дано лечить, кто-то ограничивается чуткостью по отношению к миру и людям. Можно ли то же самое сказать о вампирах?

Баррон смотрел на меня не понимая, почему меня интересуют такие мелочи. Он пожал плечами и ответил:

— Все, что касается вампиров очень интересно. Это непочатый край. Но они не приемлют наше любопытство и ревностно охраняют себя от наших посягательств, как ты уже знаешь.

Да, действительно, это непочатый край, ужаснулась я от такой мысли. Чтобы узнать что-либо о них и понять хоть немного, нужно либо жить их жизнью, либо быть телепатом, ясновидящим или кем-нибудь в этом духе.

— Чтобы как-то помочь вам, — ответила я, — мне надо узнать их лучше.

— Они меня-то едва ли допускают к своим персонам.

— Я не прошу у вас ничего, но просто констатирую факт — сказала я таким уверенным тоном, который не вызывал дальнейших вопросов.

Баррон сделал еще несколько замечаний по этому поводу. На этом наш разговор закончился, и мне пришлось идти к себе, хотя у меня и имелось еще некоторое количество насущных вопросов.

Всю ночь, под впечатлением от беседы я не могла уснуть. Дав мне столько разрозненной информации, Баррон запутал меня еще больше. Я скрупулезно собирала по кусочкам все, что знала и пыталась на их основе сделать хоть какие-нибудь выводы.

Если они тонко чувствуют мир, то наверняка почувствуют и меня. За свою душу я спокойна. В ней нет ничего такого, что могло бы вызвать опасения. Более того мною двигали лишь только искренние порывы, только бы, правда, они не приняли их за жалость. Так вот, требовалось доказать, прежде всего самой себе, что я не руководствуюсь жалостью, но просто… Здесь я категорически не могла подобрать подходящее слово. Чувствуя все внутри, мне не удавалось облечь это в слова. Я отдавала себе отчет, что стремлюсь к ним всей душой, не из жалости, не из интереса, но по другой причине, которая смутно вырисовывалась в моем мозгу. Таким образом, действуя методом исключений, я немного успокоилась. Так как если бы кто из вампиров пожелал заглянуть ко мне в душу, то точно не увидел бы там ничего подозрительного. В любом случае, я представляла интересы людей. В общем можно было бы прибегнуть к разным способам связи с ними.

Оставался еще один вопрос, почему они “неохотно” — как выразился Баррон, защищают нас от тварей. Хотя если они гордые и едва ли замечают опасность, грозившую им, то не удивительно, при всей их ненависти к нам, в честь чего они должны спасать нас смертных от упырей?

Вновь вспомнились те незнакомцы, которых приходили к директору. Действительно, как же я, обычно всегда такая восприимчивая, не смогла догадаться, что это они? Глухая стена моего незнания отделяла меня от них, и по своей оплошности я упустила возможность почерпнуть больше информации, мне необходим был бы только один внимательный взгляд. Итак, я пролежала почти до утра, терзаемая то одной мыслью то другой.

Баррон все еще ходил озадаченный и на следующей неделе. Я смотрела на него и чувствовала, что он все еще озабочен чем-то, но вряд ли посвятит меня в свои дела. Теперь, к тому же, я знала, что он считает себя чуть ли не другом Керранов и, конечно, как любой хороший друг он старался сам решить их проблемы или точнее помочь им чем может. «Удивительно, думала я, если он имеет такой доступ к ним, то уже давно должен был бы понять то, что его интересовало. И его невозможность решить настоящие проблемы, говорит о том, что не такой уж он всемогущий или чуткий или даже не особо то подходит на роль “опекуна”. Глядя на него, я рассуждала так, хотя потом и осадила себя за такие дерзкие мысли, к тому же ничем не обоснованные. В любом случае, Баррон — хороший человек, не трудно было догадаться, что он переживает за свое дело.

В один из дней Баррон вышел к нам и попросил нас с Крисой пройти к нему.

— У меня слишком много дел, — начал он, — поэтому прошу вашей помощи. Дело в том, что меня атакуют научные центры с просьбой взять пробу крови у представителей “благородных”. Они хотят проанализировать там что-то, в общем, она нужна им для изучений. Керраны отказали мне в этом, как и всегда, в прочем. Если у вас нет никаких предложений по поводу того, как их можно еще уговорить уступить нам, то тогда я возлагаю на ваши плечи обязанность написать отказы в эти центры так, чтобы не настроить их против меня. Просьба не забывать, что я отвечаю за безопасность не только Керранов, но и обычных смертных. В наших интересах помочь вторым, при этом, не настроив против себя первых, и наоборот.

Он взглянул на Крису. Девушка имела такое серьезное лицо, что мне сделалось смешно. Неужели она воспринимала вампиров как бизнес? Именно с таким выражением лица она сейчас и сидела. В голубого цвета радужках сейчас отражался острый холод раздумий.

— Я полагаю, начала она, что не стоит так резко отказывать ученым. Нужно обождать еще и подумать о других путях выхода из положения. Может быть, повести дела так, что Керранам окажется выгодно с нами сотрудничать. Вы имеете доступ к ним, в любом случае, что бы вы ни сказали и не сделали они не рассорятся с вами. У них просто нет другого выбора.

— Не делай таких скоропалительных выводов. Я рискую потерять их доверительность, что для меня жизненно необходимо. В общем, подумайте о том, что я на вас возлагаю….

Меня почему-то и оскорбляли и смешили высказывания Крисы. Если бы я была вампиром, то громко бы рассмеялась на ее предположения. Шеф, казалось, сомневался. Вид у него был крайне озадаченный, он знал, что Криса высказывает свои предположения, руководствуясь не психологией вампиров, но психологией бизнеса. Конечно, деловая психология могла бы сработать, но только не в этом случае.

— Они не согласятся, — выпалила я ни с того ни с сего.

Директор поднял на меня удивленный взор.

— Во всяком случае, это надо очень постараться, чтобы они согласились. Я не знаю каким влиянием вы пользуетесь, но оно должно быть поистине громадно, чтобы они пошли у вас на поводу.

Я покачала головой, сама не понимая, что говорю, почему-то мне так казалось. Тем не менее Баррон больше воспринял мои слова, так как озадаченность его тут же сменилась грустью.

— В таком случае подумайте как написать отказ в центры.

— Не надо ничего писать пока, — авторитетно заявила Криса, — я подумаю.

После того как мы оказались вдвоем и заняли наши рабочие места Криса бросила мне:

— Подчиненный не должен говорить директору, что он что-то не может сделать или у него нет средств или что там еще в таком духе. Мы должны быть всегда готовы ко всему, только тогда нас будут ценить. Ты должна хотя бы попытаться сделать то, что требуется, прежде чем ставить на этом крест.

Возможно, конечно, что ее словам можно было бы придать значение, но только не в этом случае. Керраны — это не люди и к ним не применимы все те уловки, которые наша доблестная наука выводила годами. Здесь необходимо было скорее чутье. Понимала ли Криса это? Или я сама ошибалась? Таким образом, для себя я решила следующее: если они откажутся быть подопытными орудиями, значит была права я, если согласятся, значит я пошла по неправильному пути и ошиблась где-то в причинах и следствиях.

Таким образом, я стала думать. И думала так часто и так глубоко, что почти уже оторвалась от реальной жизни. Мой друг замечал, что если я нахожусь с ним физически, то мое внутреннее “я” пребывает где-то далеко. То есть во мне появилась рассеянность и невнимательность. Его недовольные замечания пропускались мимо ушей. В конце концов, я начала подолгу оставаться на работе, чуть ли не ночевать там. Хотя на работе и не имелось нормальных условий для существования, зато имелась возможность спокойно подумать и порыться в архивах или там, куда у меня был доступ, и почитать записи, чтобы подцепить что-нибудь любопытное.

Домой я возвращалась поздно сначала несколько раз в неделю, потом чуть ли не каждый день.

По ночам город вымирал, как уже упоминалось. Все боялись тварей, хотя давно уже не поступало никаких сообщений о новых жертвах. Я вообще не думала о них. Все мои мысли занимали либо вампиры, либо усталость, после рабочего дня. Вообще, я твердо верила в то, что “со мной это не случиться”, как наверно думает каждый человек, когда опасность кажется ему слишком далекой и вроде как должна была бы обойти его стороной. Но, увы, в наших силах только предполагать.

В одну из таких ночей я, как всегда, возвращалась с работы за полночь. Воздух, наполненный ночной прохладой, казалось, принадлежал только мне одной, так как вокруг не было ни души. Кроме звука своих торопливых шагов я не слышал больше ничего. Мертвая тишина. Занятая своими мыслями, я не беспокоилась ни о чем вокруг. Вдруг, совершенно неожиданно меня кто-то схватил и скрутил так, что едва ли удавалось шевельнуться, и если бы мне было суждено умереть, я бы наверно и не почувствовала. Ступор охватил мое тело и разум, возглас вырвался из груди. Я не успела даже сообразить что произошло. Но тут же, в одно мгновение, между мной и тварью схватившей меня пронеслась резкая ударная волна из-за которой тот, кто на меня напал отлетел метров на 10 и с силой ударился о землю, в то время как меня отбросило на пару метров и достаточно осторожно к счастью, что позволило мне тут же вскочить на ноги и посмотреть что произошло. Передо мной высилась чья-то темная фигура, а дальше корчившаяся на земле тварь. Едва я успела разглядеть звериное лицо того, кто когда-то был человеком, рваную грязную одежду…еще минута и ее охватил огонь. В кромешной тьме существо это выглядело как огромный факел. Я, ошарашенная, стояла на месте не дыша, и не двигаясь. Вдруг огонь резко прекратился и вместо этого на земле оказался прах, который тут же впитался в мокрую, после дождя, землю. На этом светопредставление окончилось. Все события длились не более минуты, и я очнулась лишь тогда, когда осознала, что передо мной стоит человек и смотрит на меня. Из тьмы отделились еще двое, их я видела боковым зрением, так как все мое внимание было поглощено тем, кто меня спас и стоял сейчас передо мной. Лицо незнакомца скрывала ночь, поэтому разглядеть его не получалось. В любом случае он мог оказаться только вампиром. Наше взаимное созерцание тоже длилось не более минуты, он, было, двинулся ко мне, но его остановил резкий голос:

— Пошли, Эдвард, чего ты мешкаешь!

Двое силуэтов остановились, и, развернувшись, вознамерились было оставить меня. Тот, кого они назвали Эдвардом, подошел ко мне, всматриваясь в мое лицо. Я горько пожалела о том, что не могу видеть в темноте, в то время как он, несомненно, обладал такой возможностью.

— Ты не на Баррона работаешь? — осведомился он странно спокойным тоном, мне даже показалось, что вполне дружелюбным. Блеск его глаз, прорезая плотную ночную завесу, удивил меня.

— Да на него — кивнула я и тут же поняла что передо мной вампир во плоти и надо бы срочно задать ему какой-нибудь животрепещущий умный вопрос, хотя следовало бы поблагодарить его за мое спасение для начала. Он наклонил голову на бок и подошел еще ближе, что позволяло в лунном свете более или менее разглядеть его лицо, которое показалось мне знакомым. Я могла бы предположить, что это был тот шатен, которого я схватила за рукав в приемной, и который, затем, задержал на мне взгляд, уже по уходу.

— Как тебя зовут?

— Кеева — выдохнула я, изумившись, что его вдруг заинтересовала моя персона.

Я все еще лихорадочно вспоминала, что бы у него спросить. Наши взгляды встретились так неожиданно, что я вздрогнула. Его глаза пугали огромной глубиной, в которой, казалось, можно было раствориться. Они отлично оттеняли бледное лицо с очень красивыми четкими контурами. Мне показалось, что он смотрит на меня с любопытством, и как будто старается разглядеть что-то. К тому же он уловил и мой взгляд, слишком прямой и неожиданный для него, и скорее всего раздражавший. За его спиной послышалось недовольное фырканье.

— Не ждите меня! Идите! — крикнул он им, не оборачиваясь и почти сразу же добавил, уже обращаясь ко мне:

— А ты необычная.

Я удивленно раскрыла глаза и хотела было спросить “почему?” и он, возможно, хотел продолжить свою речь, но как только он произнес эти слова, его тут же резко схватили за локоть и дернули назад.

— Пошли, говорю! — отрезал стальной голос. Вампир не стал сопротивляться и, повернувшись ко мне спиной, немного замешкавшись, пошел за своими друзьями. Я же осталась стоять удивленная и шокированная, испуганная и бледная. «Удивительно, — думала я, — именно такими они мне и представлялись, именно такими они мне и снились. Медленно идя домой, я вдруг ужаснулась. Откуда тогда такие сны? Неужели они не плоды моего воображения, но все же имеют смысл? Сердце мое сжалось тисками, буквально возненавидев свою беспомощность и ничтожность, я готова была взвыть от негодования. Если их окружают опасности, думалось мне— то разве они не достаточно сильные, чтобы преодолеть их? В любом случае они сильнее меня и я, не обладая никакими дарованиями, вряд ли смогу помочь им. Но мне жутко хотелось узнать их ближе и по возможности смягчить вампирские сердца. Нападение твари для меня тут же превратилось в фантастический и ужасный сон. В моем воображении никак не укладывалось то, что на меня напало это существо и огонь, который охватил его, тоже имел фантастические тона. В любом случае, все произошло как во сне, в реальность которого трудно было поверить. Все что осталось после — нервная дрожь, долго не оставлявшая тело и мешавшая мне затем уснуть. В себя я пришла только на следующий день, перед этим почти все ночь находясь в взбудораженном состоянии.