Красный Принц 4

Глава 4. Первое объятье тьмы

— Значит, мы скоро с тобой расстанемся, да, Давид? — сквозь английскую холодность мистера Джейкобсона проступили чувства сожаления, когда он вошел в маленькую коморку, где я обычно перебирал архивные бумаги.

Сняв очки, я внимательно посмотрел на начальника и грустно улыбнулся.

— Я так не думаю, мистер Джейкобсон. Учебный год только начался в вузах, до экзаменов ещё есть полгода, так что, скорее всего, я вас не покину в ближайшее время.

— Подожди, а разве ты не уедешь вместе с сэром Логаном? — чуть удивленно спросил он, подходя ближе ко мне.

— Я ещё не уверен в том, что приму его предложение, — пожав плечами, ответил я, медленно вращая в руках свои очки для чтения.

— Ты, парень, должно быть, шутишь, — изумленно воскликнул мистер Джейкобсон, опираясь руками о стол и склоняясь надо мной, — только не говори, что ты вздумал размышлять над таким предложением? Вот что я тебе скажу, мальчик — такие предложения нужно принимать сразу не раздумывая, и не мусолить их по столу, раздражая такого человека, как сэр Логан.

— Мистер Джейкобсон, — быстро проговорил я, — я опасаюсь принять предложение сэра Логана. Как вы сказали, такие соглашения необычайно редки, и я попросту боюсь за… надежность…

— Ты сомневаешься в аристократе? — резко спросил он, наклоняясь ко мне ещё ближе, так что между нами было сантиметров десять-пятнадцать, не больше, — вот что я тебе скажу мальчик, ты сейчас же заберешь свои слова обратно, а потом возьмёшь трубку телефона и наберешь его номер, чтобы объявить о своем согласии!

— При всём моём уважении, мистер Джейкобсон, но я так не сделаю, — медленно поднимаясь на ноги, ответил я, — и не нужно давить на мои мысли и действия. Я сам решу — стоит ли принять его предложение, или же лучше отказаться. Не забывайте ваши же слова — я скоро не буду здесь работать, и вы перестанете быть моим начальником.

— Значит, ты решил отбросить приличия и вести себя как малолетний тупица без капли уважения и понятия об этикете? — ледяным и очень тихим тоном промолвил мужчина, делая шаг назад, чтобы мы не столкнулись головами, — что же я знал, что в тебе есть этот «вызов», но не думал, что ты будешь ему потакать.

— В том то и дело, что нет, — непоколебимым тоном ответил я, — я взрослый человек, мужчина, я обязан иметь чёткое представление о своём будущем. Если я приму предложение сэра Логана — такой уверенности у меня не будет. Аристократ может в любой момент изменить своё расположение к человеку, и я не смогу ничего с этим сделать.

— Ты говоришь слишком пылко, — бросил в ответ Джейкобсон.

— Возможно, однако это моя жизнь и я сам должен принимать в ней решения, — по-прежнему твёрдым голосом выразил я свои мысли.

— Кхм, — теперь он смотрел на меня как на какую-то неведомую зверушку, или вернее так, будто бы его питомец, всю жизнь ведущий себя смирно и благопристойно, вдруг, неожиданно нагадил в домашние тапочки и с уверенным видом лёг подле них.

Стараясь подавить мою решимость своим пронзающим насквозь взглядом, он пытался мысленно добиться от меня извинений, а когда не дождался, молча повернул на выход и на секунду замер в дверях, чтобы сказать своё последнее слово:

— Ты молодец, хвалю за решительность, — и вышел из комнаты.

***

— Мурр, — рядом со мной лежала пушистая кошка с довольно прикрытыми глазками. Она блаженно потягивалась и широко улыбалась, обнажая верхние зубки. Затем, приоткрыв один глаз, она молниеносно вытянула правую лапку вперед и коснулась когтями моего плеча, оставив на нём несколько мелких царапин.

— Просыпайся, соня, — тепло прошептала эта кошка, прижимаясь ко мне всем телом, — солнышко уже выбралось на небосвод, новый день настал.

Я, тихо сопя, перевернулся на другой бок и натянул на себя одеяло. Вставать совершенно не хотелось, поэтому я ухватился за ускользающие от меня сновидения и постарался вновь погрузиться в сон.

— Эй, — её жизнерадостный голос всё равно проник в мои грёзы, заставляя чуть морщиться, и глубже забираться под одеяло. — Вставай! Иначе я не буду готовить нам завтрак! Ты готов отказаться от своих любимых тостов с ветчиной и сыром, ломтиков хорошо зажаренного бекона и чашки свежесваренного кофе с дольками апельсина?

Мои глаза тотчас же распахнулись, и я повернулся к девушке лицом.

— Привет, малыш, — на моем лице засияла солнечная улыбка, и я нежно коснулся её лица, — с добрым утром!

— Ох, милый мой мужчина, только о еде и думаешь, — хитро улыбнувшись в ответ, с легкой тенью укоризны проговорила она, отвечая на прикосновение.

— Ну, почему только о еде, — игриво возразил я, притягивая к себе возлюбленную, — мы мужчины думаем ещё кое о каких штучках…

— Ах так! — кокетливо ответила девушка, накрывая нас одеялом с головой, — мы тоже не лыком шиты!

Наш общий серебристый смех пронесся над квартирой, а мы надолго выпали из реальности.

Спустя какое-то время, мы сидели на кухне: я баловался ярко-красными яблоками, она же, мастерски завернувшись в мою рубашку, готовила нам вкусный завтрак, ежесекундно, с притворным страхом, отскакивая от плиты, когда масло начинало брызгать во все стороны. Это было так тепло и по-домашнему уютно, что я просто молчал, наблюдая за ней — моей дорогой девочкой, лохматой, не накрашенной и такой близкой, такой родной.

— И что ты будешь без меня делать, — с легкой иронией вопрошала девушка, когда мы перебрались в комнату и расположились с завтраком за кофейным столиком.

— Как пить дать — пропаду! — ответил я, с удовольствием делая глоток кофе.

— Вот именно, — согласно кивнула она, доставая из валяющейся неподалеку сумочки свои сигареты, — тебе нет смысла меня покидать.

— А с чего ты решила, что я тебя покину? — тотчас же насторожился я, отодвигая от себя кофе и внимательно уставившись на подругу.

— Не знаю, — тихо ответила она, отводя взгляд, — мне иногда кажется, что наши встречи скоро закончатся. Что…

— Мы найдем выход, — перебил я, касаясь её руки, — у нас ещё есть время.

— Но его осталось мало, — с сожалением ответила она, сжимая мои пальцы, — и это пугает меня. Каждый раз я думаю, что мой отец обо всём узнает. Что когда-нибудь он ворвётся в эту квартирку и заберёт меня как можно дальше от тебя.

— Он никогда не узнает об этом месте, — категорично возразил я, — эта квартира принадлежит твоем старому знакомому, который уехал учиться в Стэнфорд и сдал мне её, чтобы я жил отдельно от отца. Он даже не знает о нашей связи и считает, что мы просто друзья, и ты по-дружески свела нас. Никто не узнает об этом месте!

— Я надеюсь на это, — Мария убрала свою руку и поднесла её к своим глазам, чтобы вытереть сончики, — пусть будет так, как должно быть.

— Я никогда не покину тебя и всегда буду рядом, — просто сказал я, — до тех пор, пока ты хочешь этого.

— Что за глупости ты говоришь? — она нахмурила брови, — я никогда не разлюблю тебя, Давид! Ты единственный, кто есть в моём сердце, и будешь там всегда! Ты моя вторая половинка, хочешь ты этого или нет!

— Ты же знаешь, что хочу, — я улыбнулся и, наклонившись к ней, мягко поцеловал в губы, — ты моя любовь, — прошептал я ей на ухо, забирая из её рук сигарету и туша её в пепельнице. — Так будет всегда!

Мария в ответ обнимает меня за плечи и увлекает за собой, на диван. На стеклянном кофейном столике одиноко стоит поднос с едой и кофе, над которым вьётся легкий дымок пара. Завтрак не так важен, когда рядом человек, которого ты любишь больше жизни.

— Боже мой, пропал наш завтрак, — с улыбкой на устах прошептала Мария, уткнувшись носом мне в плечо.

Не представляю, как мы смогли уместиться вдвоем на таком маленьком диванчике, но нам это удалось, и теперь я прижимал свою девушку к сердцу, а она умиротворенно водила пальцем по моей груди, вырисовывая загадочные узоры.

— Ты такой хороший, — сказала она.

— А по-моему наоборот — плохой, ведь я не съел завтрак, который приготовила ты, — также тихо ответил я, целуя её в макушку, — но то, что успел попробовать, и правда было очень вкусным.

— Вот об этом я и говорю — ты хороший, — она негромко засмеялась, выбираясь из моих объятий. — Пойду, сварю нам ещё кофе — этот безнадежно остыл.

— А я пока приму душ, — кивнул я, также поднимаясь с дивана.

— Только не долго, хорошо? — попросила девушка, надевая на голое тело мою рубашку, — ты же помнишь, что горячая вода в этом доме быстро кончается?

— Может, тогда лучше ты первая?

— Тогда воды точно не будет, и ты не сможешь принять душ, — она улыбнулась, убирая свои волосы в хвост, — иди уже, новый кофе скоро будет.

Много позже мы опять сидели на крошечной кухне, и пили вкусный кофе со сливками. Мария с удовольствием уплетала заранее купленную клубнику, а я наслаждался своими любимыми апельсинами. На самом деле у нас с Марией очень забавно получилось по части вкусовых предпочтений. Дело в том, что девушка очень сильно любит клубнику, а я апельсины… однако у меня аллергия на клубнику, а у неё на апельсины. Забавно получилось, не правда ли?

— Кстати, ты не поверишь, что я тебе расскажу, — неожиданно оживилась девушка, отставляя в сторону пустую тарелку.

— И, разумеется, по секрету? — довольно усмехнулся я.

— Да я сплетница! — гордо кивнула девушка, — и меня это полностью удовлетворяет!

— Только учти, мне не интересно, что Мэри-Маргарет купила себе якобы новое платье среди уцененного товара или же Эшли Сью завела себе второго кавалера, — предупредил я её.

— Я не так часто тебя нагружаю такими рассказами! — грустно надув губки и глазами маленького одинокого котенка посмотрела на меня.

— Ладно-ладно, выкладывай, — наконец, не выдержав такого напора, сдался я.

— У Хейли появился бойфренд! — заговорщически прошептала девушка, — только никому! Представляешь, она даже мне о нём ничего не рассказывала.

— Тогда почему ты решила, что она с кем-то встречается?

— Помнишь то платье, в котором я была, когда мы ходили на Битлов?

Честно говоря, я смутно помнил тот день — слишком уж он шумным получился. Много пива, много объятий, много счастливого крика и смеха, и конечно песни этой замечательной во всех смыслах группы:

Hold me tight,

Tell me I'm the only one,

And then I might,

Never be the only one,

So hold me tight, to-night, to-night,

It's you,

You you you — oo-oo — oo-oo.

HoldMeTight — Beatles

— Эй! Ты ещё тут? — Мария помахала рукой перед моим лицом.

— Что? — переспросил я.

— Понятно, значит не помнишь, — чуть удрученно кивнула девушка, — ладно, ты парень, вы такие вещи плохо помните. Ну, так вот, Хейли недавно попросила это платье на пару дней. Обычно она не любит просить у меня платья, считает, что это не прилично, но в этот раз… похоже, она очень хочет кому-то понравиться.

— И поэтому ты решила, что она с кем-то встречается? — я удивленно хмыкнул, ох, уж эти девушки, — а ты не думала, что это может быть деловая встреча?

— Вот поэтому я и спросила, помнишь ли ты то платье, — она загадочно прищурилась, — оно было ярко-красного цвета с множеством блесток, расшитое бисером…

Что-то такое сверкающее промелькнуло в моей памяти, и я понимающе кивнул.

— … и очень-очень короткое, — закончила девушка, облизывая ложку для клубники.

— Мария, — хрипло шепнул я, поднимаясь на ноги.

— Эй, кавалер, тебе не кажется, что эта кухня непозволительно мала для нашей беседы? — соблазнительно проговорила девушка, поворачиваясь ко мне лицом.

Я с легкостью взял девушку на руки, и, целуя в губы, унес в спальную комнату. День подождёт нас. Ведь пока мы здесь, мы можем любить друг друга.

***

Я вернулся домой, когда за окном сгущались сумерки. Этот день мы вновь провели вместе, и он был незабываемым, как многие подобные дни до него. До полудня мы провалялись в постели, разговаривали, шутили и смеялись, а после отправились в кино на дневной сеанс какой-то романтической мелодрамы, во время которой «постыдным» образом целовались на последнем ряду зала. После мы заскочили в шоколадную кафешку, где выпили по чашке вкусного какао с взбитыми сливками и съели горячий шоколадный пай с ванильным мороженым. А затем долго гуляли в Гайд-парке вдоль озера Серпентайн, там мы распевали песни современных групп и прижимались друг к другу, пытаясь согреться. День выдался ненастным, так что народу было мало, если не сказать — его вообще не было. Когда мелко моросящий дождик начал набирать обороты, мы поспешили уйти из парка и ближе к вечеру расстались, условившись завтра созвониться. Вообще, я планировал сегодня ей рассказать о предложении сэра Логана, но не сделал этого. Неожиданно я понял, что такие вещи нужно нести в одиночку. Почему-то мне кажется, что если бы Мария узнала о его предложении — она заставила бы меня его принять, заставила бы, зная, что из-за этого мы больше не увидимся. Она слишком любит, чтобы позволить мне лишиться такой возможности. Беда вся в том, что этот шанс представляется мне серым и пустым… ведь в нём не будет её.

— Отец, что-то случилось? — настороженно спросил я, проходя в его комнату.

Мой отец сидел в кресле возле своей кровати и внимательно читал газету, возле него на небольшом столике находилась пустая пачка сигарет и пара бутылок пива, которое отец обычно не пьёт.

— Давид? — он опустил газету, услышав мой голос, и посмотрел прямо на меня.

— Что случилось? — ещё раз спросил я.

В ответ я услышал его негромкий пьяный смех.

— Ты знаешь, сынок, — заплетающимся голосом пробормотал он, пытаясь подняться.

Я тут же подскочил к нему и помог сделать это. Он был сильно, очень сильно пьян. И я непонимающе посмотрел в сторону пустых бутылок. Так опьянеть с пива? Похоже, мой отец где-то пил ещё. Подняв его на ноги, я помог ему опереться на моё плечо и, медленно переставляя ногами, дотащил его до постели, куда плавно опустил. Только когда отец лёг, он смог продолжить свою речь.

— Ты знаешь, сынок, сегодня звонил этот… как его… сэр Логан… он волнуется за тебя, парень! — чуть удивленно и пьяно проговорил он.

— Он не сказал, что ему нужно? — взволнованно спросил я.

— Сказал — у тебя осталось всего неделя, после он отзывает своё предложение! Ты представляешь? Какая пунку… тулност!

— Пунктуальность, отец, — мягко поправил его я, с тревогой рассматривая лицо отца.

— И не смотри на меня так! — неожиданно грозно проворчал он, поднимая указательный палец в воздух, — да, я пьян! Но имею право быть пьяным! Мой сын пропадает неизвестно где с этой… аристократочкой, — последнее слово он произнёс саркастически с нотками дурной язвительности и недовольно скривился, — в то время как ему делают предложение всей жизни! И он ещё смеет обдумывать его!

— Отец, ты пьян, тебе нужен отдых, — устало пробормотал я, снимая с него ботинки, а затем укрывая пледом.

— Это просто в голове не укладывается, — бормотал он, закрывая глаза, — и этот человек — мой сын, как такое возможно?

Конечно, мне было обидно слышать такие слова от моего отца, но я постарался поставить себя на его место. Он хочет мне только добра, я понимаю это. Но… сэр Логан не внушает мне доверия, и если раньше глаза мне затмевали красочные картинки будущего, то теперь моё внимание сосредоточено на настоящем. Меня не покидает ощущение, что здесь есть какой-то подвох. Что Логан не тот, за кого себя выдает. Конечно, Мария раздобыла историю его семьи, и аристократия приняла его за сына Логана старшего. Но мне всё равно кажется, что здесь что-то не так.

От кровати донёсся пьяный храп. Быстро же он заснул, похоже, выпитого и правда было не мало. Внутри меня что-то предательски ёкнуло, когда я осознал, что вижу отца таким пьяным первый раз в жизни. Было горько осознавать, что он так набрался из-за меня. Надо будет завтра серьёзно с ним поговорить, а пока прибраться в комнате и проветрить её.

В это время за окном наступила настоящая ночь. Зажглись оранжевые фонари, а дождь продолжил неторопливо выбивать свою капель, оставляя на окне плавные ленты дождя.

Собрав бутылки, пепельницу и прочий мусор, я открыл окно и погасил в комнате свет. Надеюсь, отцу не присниться кошмар, и его сон будет спокойным.

Я же направился на кухню, чтобы вымыть скопившуюся посуду, вымыть плиту и протереть мебель. Мы с отцом привыкли к чистоте, поэтому как бы мы не устали — дом должен быть отполирован до блеска. Возможно, таким образом, мы прячем наше плачевное финансовое состояние. В голове пронеслись варианты моего будущего, и если не принять сомнительное предложение сэр Логана, то все варианты очень печальны. Лишившись поддержки музея — я не смогу поступить в высшее учебное заведение, а Мария пока ещё не говорила со своим отцом — у того какие-то проблемы на работе, поэтому ему сейчас не до меня. Может быть, мне удастся проработать ещё год в музее, но почему-то мне кажется, что совсем скоро мне укажут на дверь. Да, в моём резюме будет указано, что я работал там и мне наверняка дадут хорошее рекомендательное письмо в качестве извинений, но думаю, что вряд ли я кому-нибудь понадоблюсь без высшего образования. Так что остается? Идти на стройку, как когда-то поступил мой отец? Или же устроиться на какой-нибудь завод? Это тяжелый физический труд, который когда-нибудь обернётся скудной пенсией и подорванным здоровьем. Нужно будет купить газету и поискать работу — может быть, я что-нибудь найду по душе. В конце концов, сейчас 60-ые — золотое и прогрессивное десятилетие! Когда отец был молод и время было другое, и ситуация в стране была кошмарной. Но стоило чуть нормализоваться, как он тут же нашёл себе работу! Мне нельзя отчаиваться раньше срока, я верю, что мне повезёт!

Выйдя на улицу, держа в руках тяжёлый пакет с мусором, я прошёл в конец нашего длинного трёхэтажного дома к небольшой мусорке, из которой по утрам вывозили скопившиеся пакеты. Дождь на улице почти прекратился, лишь вязкая моросящая влага застыла в воздухе, неприятно холодив лицо. Быстрым шагом преодолев расстояние до мусорки, я задержал дыхание и открыл крышу, после опустил туда свой пакет и отошёл в сторону. Блаженно прикрыв глаза, я представил себе: как вернусь домой, захвачу с кухни чашку с горячим растворимым кофе, а из книжного шкафа любимое произведение Диккенса — «Посмертные записки Пиквикского клуба», заберусь в постель под теплый шерстяной плед и отправлюсь изучать вместе с членами клуба «человеческую природу». А в реальности в это время раздался грохот и звон, и я быстро открыл глаза. Неподалёку от меня на тротуаре лежала разбитая бутылка из-под пива, вокруг осколков ещё пенилась жидкость, но вокруг никого не было, так что можно было предположить, что бутылка оказалась там сама по себе. Я растеряно повертел головой и громко проговорил:

— Эй! Здесь есть кто-нибудь?

Я вновь услышал какой-то звук, но когда повернулся в его сторону, то оказалось, что в просвете между домов — на другой улице проехала чья-то машина. Там же мелькнуло несколько людей, спешащих куда-то по своим делам. От их присутствия мне стало чуть легче, и я уж было решил, что бутылку выкинули из окна, но… в конце улицы, возле моего подъезда мелькнула чья-то едва различимая тень. Здесь нужно сделать небольшое отступление. Дело в том, что моё зрение с годами становится всё хуже. И если вдаль моё зрение ещё более-менее справлялось — минус был не столь велик, то вблизи я совсем плохо видел и был вынужден пользоваться очками. Поэтому кто бы ни стоял рядом с моим подъездом — мне он отображался, как расплывчатая тень, и я не мог даже определить, какого она пола — скудное освещение фонарей не помогало мне его увидеть. Тень простояла несколько минут возле моего подъезда, в течение которых я не смог даже пошевельнуться, так как странное чувство сковало меня, погружая в призрачный мир страха, в котором тень трансформировалась в чудовище, а его глаза запылали красным, как огни адских костров, мне казалось, что этот монстр тянет ко мне свои чудовищные лапы, что он вот-вот доберётся до меня…

— Мистер, с вами всё в порядке? — моего плеча кто-то коснулся, и я непроизвольно вздрогнул.

— Что? — я посмотрел на молодую девушку, возникшую словно из ниоткуда, она легко держала моё плечо и участливо смотрела мне в глаза.

— Вы тут стоите как сомнамбула, не шевелясь и смотря в одну точку. Что-то случилось? — тревожно спросила девушка.

Я тут же вспомнил про тень и посмотрел в ту сторону, однако там никого не оказалось, лишь бутылка неподалёку от меня являлась напоминанием пережитого мною ужаса. Это было такое странно состояние, словно бы я спал и видел страшный сон. Но холодный северный ветер быстро сдул с меня остатки видения, и я уже более осмысленным взглядом посмотрел на девушку.

— Извините, что потревожил вас, мисс, просто сегодня был чертовски длинный день, вот и сплю на ходу, — извиняюще ответил я, — спасибо, что разбудили!

— Что же, мне тогда остается только пожелать вам сладких снов в вашей постели, а не на улице. Спокойной ночи, мистер, — мягко ответила она, улыбаясь.

— И вам также, — согласно кивнул я, чуть склоняя голову.

Она в ответ дотронулась до полей своей шляпки, и пошла в сторону ярко-освещенной улицы, расположенной за решетчатым забором, скрывающим наш квартирный комплекс от посторонних глаз.

Проведя правой рукой по влажным волосам, я мысленно встряхнулся и направился в сторону своего подъезда. Пожалуй, сегодня я откажусь и от кофе, и от книжки с пледом, лучше сразу заберусь в постель. Не знаю, что на меня нашло, но уснуть стоя посреди пустынной улицы ночью — не самый лучший вариант времяпрепровождения.

Уже подходя к подъезду, я заметил нечто красное, лежащее на ступеньках. Подойдя ближе, я понял, что это — ярко-красная лента.

***

Я вернулся домой как раз вовремя, чтобы услышать, как трезвонит телефон в гостиной и опрометью бросился к нему. Сейчас меня беспокоил только один человек, который может мне звонить и чьему звонку я не рад.

— Мой отец обещал дать ответ завтра, — взволновано проговорила в трубку Мария.

К счастью, звонившей оказалась моя девушка и с более-менее приятной новостью.

— А он что-нибудь уже сказал? — чуть отдышавшись, спросил я, — и тебе привет, кстати.

— Привет-привет, — рассмеялась девушка, — ну, он сказал, что у него есть возможность пристроить тебя в Лондонскую школу экономики и политологии, эта школа входит в состав Лондонского университета, и в ней когда-то учился мой отец, — на том конце трубки раздался тяжёлый вздох. — Знаешь, я пыталась сказать ему, что ты больше интересуешься историей, философией и культурой, но он решил, что раз всё зависит от него, значит и будет так, как он хочет.

— Я его не виню, — мягко ответил я, — помнишь, ты сама говорила, о той выгоде, которую получит твоя семья? К тому же ты знаешь, что и в политологии я не совсем плох — читаю газеты, иногда слушаю новости.

— Вот только не ври, тебя интересуют новости столетней давности. А всё, что ты мне воодушевленно рассказываешь о политике, тебе нашептывает твой начальник. Кстати, как он-то себя теперь ведёт в твоём присутствии? На его лице написано раскаяние и муки совести?

В голове промелькнул смутный образ мистера Джейкобсона, и тут же исчез.

— Кажется, он не слишком переживает. Говорит, что и сам может оказаться на улице…

— Я так и знала! — разочарованно проворчала Мария, было слышно, как она пытается зажечь спичку, а потом прикурить. Когда девушка справилась и закурила, она продолжила:

— А знаешь, мне твой начальник всегда нравился — такой добрый и вежливый, всегда посоветует что почитать или посмотреть. Не ожидала, что всё так обернётся.

— Мэри, послушай, с какой-то стороны я даже рад, что всё так обернулось, кто знает, может мне не понравилось бы учиться на выбранную библиотекой специальность? Потом ещё столько лет горбатиться пришлось бы на них и за маленькую зарплату… всё что ни делается — всё к лучшему!

— Ага-ага, ты это почаще говори, — с мрачной укоризной проговорила девушка, — но не буду противиться твоему оптимизму, а лучше расскажу тебе новость поинтереснее!

— Мэри, ты же помнишь, что я не твоя подружка? — с мольбой в голосе сказал я, осторожно снимая с ног уличные ботинки и устраиваясь поудобнее на диване.

— Ты не понимаешь, речь идёт о Хейли! — горячо воскликнула она, — она не ночевала сегодня дома! Ты представляешь? Кажется, она нашла себе хорошего парня, вот здорово? Обидно правда, что не рассказала мне ничего о нём, но может это какой-нибудь аристократ? Кто знает, может ей улыбнулась удача, о которой она так мечтает.

— Будем надеяться, что она поступает правильно, всё-таки не молоденькая девочка, чтобы ошибки совершать, — задумчиво ответил я. Какая-то мысль вертелась в голове, но никак не могла оформиться, кажется это что-то на счёт выходных или…

— Молоденьких девочек вроде меня? — с легкой подковыркой поинтересовалась девушка.

— Ты самая молоденькая девочка из всех! — я рассмеялся.

— И то, что мы делаем — ошибка? — продолжила она, однако в её голосе прозвучала тень иронии.

— Наша самая крупная ошибка в жизни! Та, которая тянется до самой смерти одного из нас! — серьёзно ответил я, сильнее прижимая телефонную трубку к щеке.

— Спасибо, — прошептала она, — за тепло, что ты даришь.

— Я люблю тебя, — также шепотом ответил я.

— А я тебя люблю, — чуть помедлив, ответила Мария, понижая голос до еле слышного шелеста.

Мне хотелось, чтобы мы могли выйти на улицу, держась за руки, и пройти по Карнаби-стрит без страха. Мне хотелось заявить о нашей любви на весь мир! Хотелось, чтобы семья Марии приняла меня как… как жениха их дочери, а не как «друга». Ведь в глубине души я осознавал, что наше общение возможно лишь по причине убежденности её родителей в том, что я стимулирую Марию учиться. И как же горько понимать, что рано или поздно мне укажут на дверь.

— Эй, ты о чём задумался? — раздался чуть тревожный голос девушки, — тебя опять захватила депрессия?

— Нет, просто обдумываю будущее, — чуть рассеяно ответил я, — слушай, я только что вошёл в дом и даже не успел переодеться, как ты позвонила…

— Всё! Можешь дальше не продолжать, — уверенным тоном перебила меня она, — созвонимся… вечером?

— Может завтра? Сегодня я что-то сильно устал, хочу лечь пораньше.

— Без вопросов, — она негромко вздохнула, — тогда в другой раз… может встретимся, сходим куда-нибудь… Слушай, как будешь завтра на работе, позвони мне часа в два, я скажу тебе, что решил отец, хорошо?

— Без проблем, — отозвался я, — спокойной ночи, Мария!

— Спокойной ночи, Дэвид, — с нажимом попрощалась девушка и повесила трубку.

Наша милая игра продолжалась.

После разговора с Марией, я вернулся в прихожую и снял верхнюю одежду. Отец не скоро вернётся домой, так что у меня было время спокойно поужинать и позаниматься до его прихода. Ведь когда он придёт домой нам нужно будет о многом поговорить. Утром мы не обмолвились и словом, у отца было сильное похмелье, которое он пытался снять коктейлем из яичного желтка. Это было неприятно видеть, поэтому я раньше него вышел из дома и направился к автобусной остановке. Самое грустное было то, что мы всегда ездили на работу вместе, нам нравилось общаться по пути, обсуждать новости и планы на уикенд. Но в последнее время всё стало меняться, теперь я всё чаще стал уходить из дома и чаще покидать работу без него. Изменились и наши отношения на работе. В прежние годы мы всегда обедали вместе, и я с удовольствием готовил для него дома, но теперь мне было интереснее устраиваться где-нибудь в уголочке столовой с хорошей книжкой или занимательным учебником и обедать в одиночестве. Жизнь меняется, и я взрослею, теперь меня всё реже интересуют советы, которые он может дать, я начинаю думать своей головой. Сейчас такой период, когда мы совершаем ошибки, на которых учимся жить дальше. Это период взросления, период становления, после которого человек обретает самостоятельность. Нельзя не совершать ошибки, нельзя позволять другим всё за тебя решать, иначе ты никогда не узнаешь себя самого и никогда ничему не научишься, а будешь всё время прятаться за других. Это опасный возраст, ведь именно сейчас, по сути, определяется вся моя дальнейшая жизнь. Конечно, можно сказать, что никогда не поздно всё изменить и всё поменять, и это будет правдой! Но как же тяжело менять свой путь, когда ты прошёл половину другого, и обнаружил пропасть впереди. Кто-то падает, но кто-то и взлетает, преодолевая возникшие препятствия и достигая поставленных целей. Но вот что интересно — чаще взлетают те, кто в молодости совершал ошибки и выбирал свой путь, не тот, который советовали им родители или общественность, взлетают те, кто руководствуется своим сердцем, которые горит ярче пламени! И я искренне надеюсь, что мой путь — путь, пролегающий рядом с Марией — именно тот, который мне нужен. Иначе я упаду в бездну.

***

Чуть позже, когда я уже успел переодеться и поужинать, и сейчас мыл посуду, в прихожей раздалась требовательная трель дверного звонка. Я выключил воду, и, подхватив полотенце для рук, направился в прихожую, ломая голову над тем, кто бы это мог быть. Проходя мимо окна, я отметил, что на улице усилился дождь, и было бы неплохо прикрыть открытое нараспашку окно в своей комнате. Быстро посмотрев в дверной глазок, я с тревожным сердцем открыл дверь.

На пороге стояла Мария. Я даже сначала не понял, что с ней, девушка выглядела больной. Её плечи были опущены, глаза закрыты, она была без верхней одежды и мелко дрожала, промокнув под дождём. Её длинные густые волосы спутались и имели жалкий вид. По щекам стекали чёрные разводы туши, а губы были искусаны до крови. Свои руки она держала крепко прижатыми к бокам, пальцы были сжаты в напряжённые кулачки, она вся ссутулилась и сгорбилась… Куда же подевалась её аристократическая осанка?

— Мария, что случилось? — забыв обо всём, воскликнул я, протягивая к ней руки.

Она тотчас же открыла влажные от слёз глаза и посмотрела на меня. Она открывала и закрывала рот, пытаясь мне что-то сказать, но рыдания душили её изнутри, и она не могла ничего сделать. Лишь спустя несколько секунд, она подалась вперёд ко мне на руки и зарыдала уже в голос. Я быстро провёл девушку в квартиру и закрыл дверь, не выпуская её из рук. А Мария продолжала плакать и плакать, она что-то бормотала, проглатывая окончания и целые слова, из-за чего её речь была бессвязной. Я аккуратно провёл её в гостиную и усадил на диван, плотно прижав её к себе. Потребовалось больше получаса, прежде чем она смогла сказать мне, что случилось.

— Хейли мертва, — с сильной горечью в голосе, прохрипела девушка и вновь заплакала.

— Господи, — прошептал я в ответ, сильнее прижимая её к себе, — как такое возможно?

— Её убил он, — и Мария задыхаясь и поминутно прерываясь, стала рассказывать, что случилось.

После нашего недавнего разговора, к ним домой пришли люди из полиции. Так как родителей Марии не было дома, дверь открыл Артур Эванз, водитель семьи Милтонов, в тот момент он был единственным мужчиной в доме. Ему и рассказали, что случилось. Оборотень с красной лентой вновь совершил убийство. В этот раз тело его жертвы было обнаружено возле здания церкви святого Стефана, расположенной у императорской арки на Глостер Роуд (в те годы там располагался Кафедральный Собор Успения Пресвятой Богородицы и Святых Царственных Мучеников). Артур не стал вдаваться в подробности, рассказывая Марии о произошедшем, он лишь упомянул, что рядом с телом жертвы была обнаружена маленькая красная сумочка, в которой были документы на имя Хейли Брукс, и судя по состоянию тела это был тот же самый убийца.

— Господи, — шептала Мария, — какая же я была идиотка! Ты же рассказывал мне тогда, в парке, как он находит своих жертв, я не прислушалась! Она была бы жива, если бы я слушала тебя тогда! Она не пошла бы на эту встречу…

— Мария! — твёрдо сказал я, поворачивая её заплаканное лицо в свою сторону, — ты ни в чём не виновата! Никто не мог предположить, что такое случиться с Хейли. Чёрт, она же не его тип, почему он убил её?

В ответ Мария лишь вновь уткнулась в свои ладони и с новой силой заплакала. Ей было всё равно почему, слишком тяжело и больно так терять родного человека.

Только сейчас я обратил внимание на то, что она насквозь промокла под дождём. Сообразив, что Мария может простыть, я подскочил и ринулся на кухню, чтобы поставить на плиту чайник, а затем вернулся в комнату.

— Мария, почему ты приехала ко мне в таком виде? — стараясь быть мягче, спросил я.

— Что? — нервно спросила она и подняла руки, посмотрев на свою одежду, видимо только сейчас сообразив, какая она, — я не знаю… Артур отправился вместе с полицией на опознание, дома осталась миссис Хамфри.

— И она тебя отпустила?! — вспоминая тучную няню, удивлённо воскликнул я.

— Нет, я выскользнула из дома через задний вход, — невозмутимо ответила девушка и передернула плечами.

— Вот чёрт, — ошарашенно пробормотал я, представив, что сейчас твориться в доме Милтонов. — Значит так, Мария, сейчас ты отправляешься в душ, я выдам тебе полотенце и… кое-какую одежду. Тебе нужно срочно согреться, иначе заболеешь. Я же пока позвоню тебе домой. Представляю, что там сейчас происходит в свете последних событий.

Девушка нахмурилась и глубоко вздохнула. Казалось, она только сейчас стала понимать, что сделала. До этого Мария по-настоящему не чувствовала холода, не испытывала тревоги за родных и главное — не понимала, что она делает.

— Удивительно, как ты вообще без верхней одежды смогла до меня доехать, — продолжил я, видя, что она толком не реагирует.

— Кажется, я вызвала такси, — медленно проговорила девушка, — не помню точно. Когда я услышала, что случилось, у меня была только одна мысль — найти тебя. Я не могла там оставаться.

Вновь присев на диван рядом с ней, я осторожно провёл рукой по её спутанным волосам, а затем крепко прижал девушку к себе.

— Мария, милая моя девочка, ты ведь на самом деле такая ранимая, — шептал я, — слышишь, я защищу тебя от всех печалей! Только не плачь в одиночку, не страдай…

— Я не могу поверить, что её больше нет, — невпопад ответила она, словно бы не слыша, что я ей говорю.

После, я аккуратно поднял девушку с дивана и повёл в сторону ванной, гадая, где сейчас мой отец. Я достал из стенного шкафа коридора запасное полотенце и вещи, которые когда принадлежали моей матери. По комплекции они с Марией, разумеется, не совпадали, но других подходящих вещей у меня не было, так что я взял всё, что было, надеясь, что Мария подберёт себе что-нибудь. Вернувшись в ванну, я протянул девушке вещи и кратко объяснил, как пользоваться водой. Похоже, завтра утром мы с отцом обойдёмся без горячей воды. Бойлер в доме не был рассчитан на такие внеплановые расходы, но что поделаешь, зато арендная плата нам по карману.

Осторожно прикрыв дверь за собой, я вернулся в гостиную и набрал номер Милтонов. Мне ответили сразу же после второго гудка. Это была миссис Хамфри, которая облегчённо выдохнула, узнав, где Мария. Женщина очень волновалась из-за внезапного исчезновения подопечной и уже собиралась звонить в полицию, но я успел вовремя. Уверив няню, что Мария в безопасности, я объяснил ей, что девушке в ближайшее время лучше не покидать мой дом — иначе она может простудиться, если уже не простыла. Да и в её состоянии, когда она толком не соображает, где находиться, не рекомендуются волнения. Миссис Хамфри сообщила, что Милтоны вернуться домой очень поздно, а может и вообще следующим днём, так как они находятся сейчас в гостях. На мой вопрос, в курсе ли они, что случилось — няня ответила, что нет. И это не моё дело, с чем мне пришлось согласиться. После женщина, приходя в себя, сказала, что за Марией завтра приедет Артур и заберёт её домой, и мы распрощались. Миссис Хамфри всегда меня недолюбливала, она была из тех слуг, кто из поколения в поколение служат аристократическим семьям, отсюда некое высокомерие по отношению к другим простолюдинам. Как известно, зачастую слуги аристократов задирают нос гораздо сильнее, чем их владельцы. Это объясняют необразованностью слуг и желанием выделиться, что было вполне логично в прошлые столетия, сейчас такой вид слуг трансформируется в приближенных к хозяевам мира сего. Эти люди, не имея особых заслуг, считают себя выше других только за счёт того, что они общаются с людьми «высокими».

Миссис Хамфри уверена, что Мария должна общаться исключительно с лицами её круга. Она не должна иметь друзей среди слуг, какой была Хейли, и не должна дружить с бедными простолюдинами, как я. Также девушка не должна общаться с евреями, которых миссис Хамфри просто не любила, о чём мне частенько сообщала. Исключение для этой женщины составляли богатые молодые юноши, успешные и уверенные в себе, те, кто когда-нибудь станут элитой нашего общества. А так как я не подходил не под одну категорию — женщина всячески старалась избавиться от меня, да пока не имела особого успеха в своих начинаниях.

Между делом чайник закипел, а в ванной продолжала литься вода, так что я решил выпить чай без Марии и хорошенько всё обдумать.

***

Меня посетило такое странное, непонятное чувство, когда я услышал, что Хейли умерла. Казалось, что это просто чья-то злая шутка, не более. Что-то похожее я испытал, когда умерла моя мать. Но тогда мне было всего восемь лет, и я плохо понимал, что случилось. Дети быстрее проходят через смерть, чем взрослые, но также быстрее забывают тех, кто ушёл. Сейчас я уже смутно помню, как выглядела моя мать. Осталась лишь мятая бромойльная фотография с её портретом. На ней моей матери было всего четырнадцать лет, она была запечатлена в сидячем положении со сложенными на ногах руками. Моя мать не улыбалась, её лицо было не по-детски строгим и серьёзным. Отец часто рассказывал, что моя мама стала меняться лишь после бегства из Германии в Англию. Этот путь изменил её, сделал более жизнелюбивой, что можно назвать странным, если учитывать то, как они тогда жили. Но она слишком сильно хотела жить, и эти изменения помогли ей справляться с трудностями.

Поставив чашку в раковину, я вновь прислушался к звукам, доносившимся из ванной — похоже, Мария всё ещё принимает душ, сквозь шум воды мне послышались легкие всхлипывания, и я непроизвольно сжал кулаки. Почему я не могу успокоить её? Что я делаю не так?

Дождь за окном усиливался, его нестройное пение доносилось отовсюду, настигая меня прямо в сердце. Этот звук плюс сводящее с ума тиканье часов и тишина, прозрачная и невесомая, тишина одиночества и отсутствия разговора… я рухнул обратно на стул и спрятал лицо в ладони. Перед моими глазами пронеслось видение прошлой ночи. Интересно, когда было обнаружено тело девушки? Когда она была убита? Ведь совершенно очевидно, что маньяк действует по ночам, так почему же полиция только к вечеру отправилась в особняк Милтонов? Я не знал, где находится улица Глостер Роуд и тем более не знал, как выглядит эта церковь, но что-то мне подсказывало, что она находится не в безлюдном месте. Он убил её там? Или же перенёс тело откуда-то ещё? Я представил себе, как девушка уверенной и счастливой походкой идёт навстречу своей смерти. Вижу, как он целует её, прежде чем превратиться в зверя, настоящего монстра и жестоко расправиться с девушкой. Господи! О чём я думаю!

Я раздражённо повёл головой и поднялся с места, а затем услышал, как Мария повернула вентили в ванной и перекрыла воду. Однако последующие звуки показали, что девушка не собирается покидать ванную комнату. Да уж, ей действительно нужно согреться и прийти в себя. После я обязательно напою её крепким чаем, желательно с коньяком или виски, если конечно что-то осталось после вчерашнего загула отца, и вкусным мёдом, чтобы простуда точно не одолела её.

Выйдя из кухни, я прошёл в гостиную, где заметил пачку чуть промокших сигарет марки «Lucky Strike» Марии, валяющихся на полу. Чуть усмехнувшись, я поднял её с пола и повертел в руках. Неожиданно меня охватило желание выкурить пару сигарет. Мария часто так делает, когда её что-то волнует, Девушка убеждает меня, что это помогает ей справиться с проблемами, что сигареты отпускают все тревоги, и она может ясно мыслить. Так ли это я не знаю, так как единственный раз, когда я пробовал сигарету — закончился диким кашлем и обещаниями больше никогда. Похоже, пришло время нарушить собственное обещание.

Подойдя к двери ванной комнаты, я предупредил Марию, что собираюсь выйти на улицу проветриться и что на кухне есть горячий чай, а мёд лежит в холодильнике. В ответ раздалось согласное мычание, а потом негромкое плескание воды. Пожав плечами, я прошёл в коридор, накинул на плечи тёплое пальто и захватил спички. На часах было около десяти вечера, и я в очередной раз подумал о том, где же отец.

Спустившись по лестнице, я вышел на улицу, чуть помедлив в дверях, припоминая вчерашний кошмар, а затем спустился вниз. Напротив моего дома было несколько деревянных скамеек и урн со специальным отделением для курильщиков. Чуть поведя плечами из-за дождя, я вновь поднялся к дверям под спасительный козырёк. Похоже, я как и Мария, слишком сильно углубился в свои мысли и не сразу сообразил, что дождь может мне помешать. В результате, я взгромоздился на железные перила, наподобие какого-нибудь пернатого, достал сигареты и спички и закурил. Задрав голову вверх, я чуть откинулся назад, подставляя лицо под струи воды, стекающие с козырька, и закрыл глаза. Это было немного неприятно, но хорошо освежало, так что когда я вернулся в прежнее положение, то уже мог более менее соображать. Сделав глубокую затяжку, я закашлялся, но упрямо продолжил курить. С непривычки меня сразу повело, чувство небывалой легкости охватило всё тело, и я еле удержался, чтобы не упасть вниз. Отбросив догоревшую сигарету, я покрепче ухватился за перила и вновь отклонился назад, чтобы голова полностью ушла под воду. Когда я вернулся к жизни, то вновь закурил. Теперь мне стало легче.

В голове проносились легкие воспоминания о встречах с Хейли, её улыбка, её задорный характер и несгибаемая воля. Но как бы я не старался, мне никак не удавалось воскресить в своих воспоминаниях её голос. Он ускользал от меня, почему-то превращаясь в голос Марии. Это было грустно и как-то несправедливо, ведь теперь я уже никогда не услышу его вновь. Он должен был остаться в моей памяти! Но этого не случилось. Я сумрачно вздохнул и оглядел улицу. Из-за непрекращающегося дождя, в нашем переулке никого не было, хотя обычно по вечерам здесь любили собираться старушки, да и дети нередко чертили на дороге классики и играли до позднего вечера. Даже сейчас можно было разглядеть на асфальте остатки «классов». Но дождь превратил наш и без того тихий район в пустынное место. Люди, которые приходили после работы, старались сразу пересечь двор и войти в тёплый и безопасный подъезд. Они спешили к своим близким, спешили к вкусному ужину и вечерним газетам. И в этом не было ничего удивительного. Если не считать того, что переулок напротив моего дома, тот, который затерялся на фоне трёхэтажных зданий, идеально подходит для того, чтобы совершить убийство. Туда не проникает сумрачный свет от фонарей, люди не обращают на него внимания, ведь там нет даже мусорки, а днём он всегда находится в тени. Разглядывая его беспроглядную темень, я представил себе, что оттуда на меня смотрит широко раскрытыми глазами жертва, которую сжимает в своих лапах маньяк, она пытается что-то мне сказать, но из горла, сдавленного чужой рукой, раздается лишь сиплое мычание, поглощаемое нескончаемой песней дождя. Я представил себе, как зверь, что её держит, достает огромный нож, который даже не сможет угрожающе сверкнуть в свете фонаря, и направляет в тело жертвы. Девушка оседает на землю, а монстр торжествует. Развернувшаяся перед моим внутренним взором картинка была так реалистична, что мне пришлось сильно потрясти головой, чтобы выбросить её из своего разума. Мне стало неловко за свои мысли, но я никак не мог толком сосредоточиться на смерти Хейли. Господи да при всей кошмарности ситуации, я не мог по-настоящему прочувствовать её смерть! Я не понимал этого! Как это так — моя знакомая была зверски убита «Оборотнем с красной лентой»? Да бред это всё — не может быть! Ещё недавно я видел её, слушал её планы на выходные и обсуждал последний концерт битлов и парламентские выборы, на которых с минимальным отрывом победила партия консерваторов (в действительности же победили лейбористы). А теперь её не стало, и это звучит неправильно и нереально.

Но были в моей голове и другие мысли, более странные и тревожные. Красная лента, которую я обнаружил вчера на крыльце. Разумеется, вчера я предположил, что её обронила какая-нибудь девушка, что это просто ленточка. Но сейчас мне уже так не казалось. Что-то ведь было такое странное во вчерашнем вечере… я вышел из дома, чтобы вынести мусор, а затем заснул, стоя под холодным, ледяным ветром! Разве в этом нет какой-то загадки? К тому же моё видение о человеке, стоящем возле подъезда? Что это было? Порождение моего разума или же там действительно кто-то был? И этот кто-то оставил ленту…

Озадаченно помотав головой, я нахмурился и выбросил в мусорку сигарету. Мои мысли ушли куда-то совсем не туда. Неужели я всерьез обдумываю версию, что вчера я видел оборотня с красной лентой возле своего подъезда? И что этот человек оставил мне свою ленту, а затем убил Хейли? Это звучит слишком абсурдно, чтобы быть правдой.

— Давид? Что ты здесь делаешь? — раздался недоуменный голос моего отца.

Я так сильно погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как он подошёл к подъезду! Быстро соскочив с перил, я подошёл к нему.

— Отец, случилось несчастье, — тяжело проговорил я, кладя руку ему на плечо.

Мой отец выглядел сильно уставшим, похоже день на работе был загруженным. Его плечи были поникшими, а взгляд утомлённым. Мне пришлось подставить ему своё плечо, чтобы он мог подняться по лестнице, и я с грустью отметил, как сильно он начал сдавать за последний год.

— Что произошло? — остановившись, спросил он, с тревогой глядя мне в глаза.

— Хейли, гувернантку Марии, вчера ночью убили, — просто ответил я, опуская голову вниз.

— Господи! — только и воскликнул он, — как же такое могло случиться?

— Похоже, что это сделал тот самый маньяк…

— Ты имеешь в виду Джека? (Серийный маньяк, действовавший в Лондоне с 1959 по 1965гг., Полное прозвище — Джек Раздеватель, стиль его преступлений был схож со стилем Джека Потрошителя).

— Нет, это сделал «Оборотень» — не поднимая глаз, тихо ответил я.

— Пресвятая богородица, помилуй нас! — в сердцах воскликнул он, прижимая руку к груди, — даруй этой девушке покой на небесах…

От упоминаний о райских кущах, я поморщился и отвёл взгляд в сторону. Мы с отцом по-разному относились к религии, поэтому я промолчал и лишь мелком подумал о том, где сейчас находится Хейли.

— Сейчас у нас дома Мария, — нерешительно сказал я, помогая отцу подниматься по лестнице, когда мы вошли в подъезд.

Его губы на мгновение сжались от раздражения, но это чувство быстро прошло, и он спросил меня:

— Как она?

— Не очень, — уныло ответил я, — она прибежала к нам пару часов назад, мокрая и без верхней одежды. Новость о смерти Хейли сильно повлияла на девушку, поэтому я решил оставить её у нас на ночь — домой ей в таком состоянии ехать нельзя.

— Ох уж эти рафинированные аристократки, — многозначительно пробормотал отец, а затем, словно устыдившись своих слов, сказал, — смерть всегда ошеломительна для нас. Когда умерла твоя мама, я неделю не мог не есть, не пить, не говорить. И прибывал в каком-то странном оцепенение.

— Да отец, я помню те дни, — а перед глазами появилась картинка — маленький мальчик, грызущий черствый хлеб и испуганно смотрящий на статую старика-отца — без движения, без вздоха — холодный, как камень и такой же чужой.

— Ты правильно сделал, что оставил её — в такие дни нужен кто-то, кто поможет, поддержит, — запнувшись, хрипло продолжил отец.

Когда мы поднялись в квартиру, то обнаружили Марию, свернувшуюся клубочком на диване в гостиной. На кофейном столике стоял недопитый чай, от которого ещё шёл густой пар, а также пепельницу, в которой лежало несколько выкуренных сигарет. Девушка спала нервно, чуть вздрагивая и еле слышно постанывая. Её лицо терялось в складках старого пледа, которым она накрылась, и лишь розовая пятка торчала наружу.

— Я отдал ей старую одежду матери, — шёпотом сказал я, когда мы на цыпочках прошли сквозь гостиную в кухню, не забыв погасить верхний свет.

— Хорошо, что не выкинули. Ты правильно поступил, — но по его лицу было видно, что он недоволен.

— Мария вся промокла, ей нужна была сухая одежда, — оправдываясь, ответил я, — а наша с тобой не подходит, вот я и решил…

— Я же сказал, ты всё правильно сделал, — чуть раздражённо воскликнул он, ставя на плиту чайник, — нет нужды в оправданиях.

Негромко кашлянув, я расположился за нашим маленьким обеденным столиком и поджал ноги под себя, откинувшись на спинку стула.

— Ты что-то ещё хочешь сказать? — недовольно спросил он, даже не посмотрев в мою сторону.

— Да, я хотел спросить тебя, что вчера было?

— Что-что… ты довёл своего старика, — зло проворчал он, — своими поступками ты загоняешь меня в могилу. Вот признайся, позапрошлую ночь ты провёл с ней! И весь вчерашний день тоже!

На это мне нечего было ему сказать, поэтому я лишь устало прикрыл глаза.

— Но ведь это не повод так пить.

— Не твоё дело, самостоятельный ты мой, — грубо оборвал меня отец, негромко ударив кулаком по столу, а затем, повернувшись ко мне лицом, продолжил.

— Вчера звонил этот аристократ и обозначил срок, после которого он отзывает своё предложение.

— Да, я знаю, ты говорил — до конца недели.

— На мои слова о твоей молодости, он ответил, что ты не так уж и молод, чтобы не понимать, что он предлагает. Смотря на тебя, я вижу отказ в твоих глазах, и я знаю, что причина твоего отказа спит в соседней комнате.

— Отец…

— Помолчи, сын, и послушай меня, — он упрямо сжал свои губы и отвёл взгляд, уставившись в стенку. Его голос был холоден и твёрд, похоже, он что-то задумал. — Я долго думал, как донести до тебя истину этого мира, чтобы ты принял предложение Логана, но так и не смог придумать способа, который разрушит юношескую влюблённость. Я нашёл лишь один способ заставить тебя действовать правильно.

— О чём ты говоришь? — шёпотом спросил я, чувствуя, как немеет всё внутри.

— Если ты не примешь предложение Логана до пятницы, я всё расскажу Роберту Милтону.

— Ты это не сделаешь! — вскочив на ноги, воскликнул я, — ты не посмеешь, отец! Что ты такое говоришь?

— Я понимаю, что это гарантированно уничтожит твоё будущее в этом городе, но на свете есть много стран без аристократии, где ты смог бы реализоваться. Без неё, разумеется.

— За что ты так со мной? — глухо спросил я, опускаясь обратно на стул. Мои руки сами потянулись к деревянной шкатулке, в которой отец хранил свои сигареты. Во рту пересохло от горечи и предательства самого близкого мне человека. — Почему ты так рьяно ограждаешь меня от неё?

— Потому что вы не должны быть вместе, — просто ответил он, — ты никогда не станешь ровней этой девушке. Вы слишком разные, и если сейчас вам кажется, что ваши чувства крепки, то когда пройдут годы, вы останетесь ни с чем. У вас нет ничего общего, кроме юности, вы из разных сословий. У вас различаются взгляды на жизнь, разные интересы, разная судьба. Мария выйдет замуж за человека своего круга, она станет женщиной без особой глубины, превратиться в холёную пустышку, суть которой — рожать будущих властителей мира. Ты же сам видишь это! Её интересы вертятся вокруг сплетен и платьев, её заботит внешность, а не внутренний мир и ты это не в силах изменить! — горячо говорил мой отец, наблюдая, как я делаю судорожные затяжки.

— Ты не прав, отец, Мария… она другая, особенная, — хрипло проговорил я. В голове пронеслись воспоминания о наших совместных походах в театр, о посещении кинозалов, каких-то выставок и музеев. Мне вспомнилось, с каким живым интересом она всё рассматривала, как не стеснялась задавать элементарные вопросы о живописи, скульптурах, о классической музыке, о философах прошлого и настоящего. Ей была интересна культура, она старалась понять мой мир и со временем уверенно стала разбираться в азах искусства. А затем девушка стала совершенствоваться самостоятельно, временами открывая уже для меня новые грани культуры.

Боже, как бы я хотел всё это объяснить отцу! Но почему-то всякий раз, когда я начинал говорить о наших с Марией походах, он уводил тему разговора в сторону, не желая слышать о моей подруге.

— Тебе так только кажется, — горько проворчал он, — ты думаешь, если Мария знает, кто такой Рубенс, Кафка или Верди, то она уже духовно развитая личность? Человек-творчество, который с легкостью отбросит материальное ради духовной близости? Думаешь, что она носительница высокой любви — агапэ? Очнись, мой мальчик, Мария может прочитать сотню книг и прослушать все великие композиции мира, но не приблизиться к истине…

— Отец, вот ты сейчас стал говорить о возвышенных чувствах, о великой бескорыстной любви, но ты же противоречишь себе! Ты говорил, чтобы я перестал витать в облаках и принял предложение Логана, но разве это не является материальным? Разве это не банальное стремление к богатству и положению в обществе? И если я приму его предложение, разве я не стану тем, кого ты презираешь? — ядовито воскликнул я, после чего сделал глубокую затяжку сигареты и стряхнул пепел в импровизированную пепельницу — кружку с холодным чаем.

— Если ты при этом будешь счастлив — то я не буду иметь ничего против. Сын мой, ты не понял самого главного из моих слов. Я говорю о культуре, которая царит в определенных слоях общества. Ты же понимаешь, что Мария обязана разбираться в искусстве — это часть образа светской львицы, истинной рафинированной аристократки! И это та причина, по которой её родители позволяют вам общаться — девушка стала развиваться в нужном им направлении. Постепенно её покидают резкие, дерганые манеры, которые были у неё в юности, она становится леди и всё благодаря тебе. А когда она окончит высшее учебное заведение, превращение в бабочку будет завершено, и она станет истинной аристократкой. Ты не видишь смысла в моих словах, да сын мой?

— Ты пытаешься меня убедить в том, что скоро Марию будет интересовать только длина родословного древа и состояние банковского счёта. Но я знаю, что ты ошибаешься. — Я затушил сигарету и поднялся на ноги.

Пока мы разговаривали, успела закипеть вода, и отец уже доставал заварочный чайник, чтобы сделать себе чай.

— Ты не будешь ужинать? — спросил я, когда возникло напряжённое молчание.

— Я на работе поел, — спокойно ответил он, — спасибо, что спросил.

Я лишь кивнул в ответ, собираясь с силами, чтобы задать итоговый вопрос нашего вечера.

— Так ты действительно собираешь всё рассказать отцу Марии?

Прошло, наверное, не меньше минуты, во время которой отец размешивал чай ложкой и что-то задумчиво рассматривал в воде, прежде чем ответить.

— Да, я всё ещё собираюсь это сделать.

Мне оставалось лишь в сердцах ударить кулаком по столу и выйти из кухни, даже не попрощавшись.

Мой мир рушился на глазах, а я ничего не мог с этим сделать.