Жилец

Как только послышались его шаркающие шага, муж одним глотком допил горячее кофе и быстро поставил чашку в мойку. Жена круговым движением рук собрала посуду в кучу. Убрать ее она, конечно, не успела. Человек уже стоял на пороге, глядя с презрением на происходящее. Он вздохнул.

— М-да! Хорошая сегодня погодка! Такая на небе легкая ажурная вязь. Ну, я, пожалуй, пойду! А вы продолжайте мило беседовать. У вас это хорошо получается. Единственное, что вы умеете делать хорошо, — это мило беседовать.

—

После кухни Человек зашел к Дочери Мужа и Жены. Дочь испуганно спрятала мобильник под футболку. Человек лишь улыбнулся на невинную уловку.

— Если я полезу доставать мобильник, ты закричишь. На крик с кухни прибегут твои родители. Они решат, что я хочу изнасиловать тебя. И подадут на меня заявление в суд. Ты следишь за логикой моих рассуждений?

— Да! — кивнула Она.

— Но я даже в мыслях не насилую тебя. У нас всё происходит по добровольному согласию. Так же?

Она опять кивнула.

— Так же, как с твоей мамой и твоим папой. Так же?

Она кивнула.

— Сейчас я пойду на прогулку. После проверю, как ты сделала домашнее задание.

— Папа уже проверил.

— Твой папа — импотент. Ты знаешь об этом?

— Нет.

— Вам очень повезло со мной.

— Да. Я знаю.

— И, пожалуйста, удали из телефона номера мальчиков. Я этого не люблю.

— Я знаю.

— Я пошел.

—

Муж обнял ее. Рука его скользнула в разрез ночнушки. Послышался испуганный шепот:

— И не думай даже!

— Но сколько же можно? Я ведь живой человек. Уже сколько…

— Услышит!

— Он спит.

— Знаешь, как он спит? Он всё слышит, даже когда спит. А может, он вообще не спит.

— Я тихонечко! Я тихонечко!

Он быстро овладел ею. Но как-то по-воровски, стыдясь того, что он делает. Ни ей, ни ему это не доставило удовольствия.

Утром она робко поскребла Его дверь.

Внутри слышались какие-то непонятные глухие звуки.

— Завтрак готов. Всё уже на столе. Кофе. И Ваши любимые сладкие булочки со сливочным маслом. Я отрезала так масло, как Вам нравится.

За дверью молчали. Семья сидела молча за столом, кофе остывал. Но никто ни к чему не смел прикоснуться. Первой не выдержала и потянулась за чашкой дочка. Но дотронувшись до чашки, отдернула руку. Как будто обожглась огнем. Родители посмотрели на ее попытку осуждающе.

Он появился на пороге. Они чуть подпрыгнули на стульях и тут же опустились, не смея поднять на Него глаз. Кто мог предугадать Его настроение.

— Девочка, Мне нужно поговорить с твоими родителями.

Дочка посмотрела на родителей. Они кивнули. Она молча вышла из кухни. Слышно было, как в ее комнате закрылась дверь. И снова тишина.

— Я ухожу.

— Уходите?

— Да я ухожу.

— Как уходите?

— Как уходят? Ухожу — и всё. Ногами топ-топ.

— Вот ваши любимые сладкие булочки со сливочным маслом. Я могу еще сделать, — сказала Жена.

— Подавитесь своими булочками! Ешьте их сами!

— Значит, вы уходите? — пробормотал Муж. — Вот так берете и уходите. Берете — и вдруг уходите

— Вы свиньи.

— Кофе совсем остыло. Но я могу подогреть его в микроволновке. Это быстро.

— Вы грязные свиньи! Грязные похотливые свиньи! Вы хоть это понимаете? Вы прекрасно знаете, что моя постель прямо за стеной. Нас отделяет только стена. Вы всегда об этом знали. У меня плохой чуткий сон. Я почти не сплю. И слушать этот гнусный шепот. И скрип. А потом это сопенье. Это отвратительно! Я зажимал уши. Я сильно ладонями зажимал уши. Чтобы не слышать этого мерзкого сопенья, от которого меня тошнило. Но стоило мне убрать ладони, как я снова слышал это мерзкое сопенье. Мне некуда было убежать от него.

Он помолчал и продолжил:

— Это было так омерзительно! Это так омерзительно! Понимаете ли вы хоть это! Я убирал ладони, и снова это сопение. Оно не прекращалось. Нет! Потом оно всё же закончилось. Но то, что я пережил, не пожелаешь даже врагу. Мне кажется, что я даже немного поседел.

— Позвольте! — муж приподнялся, но тут же снова опустился на стул.

Жена со страхом взглянула на него.

— Мы супруги. Я не вижу ничего в этом предосудительного.

Он беспомощно развел руками. Жилец прошел, сел за стол и отхлебнул из чашки. Лицо его исказилось.

— Кофе отвратительное. Пойло! Сколько можно уже твердить: не покупайте дешевого кофе. Дешевое кофе не может быть натуральным. Не надо экономить на здоровье. А вы экономите. А этого делать не надо!

— Позвольте! Я имею право! И это мой супружеский долг, — не мог успокоиться муж.

И он опять попытался приподняться.

— Имеете! Конечно же, дорогуша! Продолжайте пихать свой вялый анемичный член в законную супружескую дырку. Из которой, кстати, изливается моча.

— Да как вы смеете!

— Ах, какой благородный гнев! Рыцарь! Может быть, вы меня еще и ударите, оскорбленная благодетель! Ну же! Ударьте! Ударьте! Вот мое лицо! Ну, же! Ударьте по моему лицу! Ничтожество! Вы даже этого не можете! Тряпка! Как же я вас презираю! Ариведерчи, молодожены! Продолжайте в том же духе!

Он поднялся и вышел.

— Он уйдет, — то ли спросила, то ли утвердительно сказала Она.

Глаза ее стали мокрыми.

— Постой! Но куда он может идти? Ему же некуда идти. У него никого нет, кроме нас. Где он будет жить?

— Какое мне дело? — муж пожал плечами. — Почему кофе плохое? Хорошее кофе. Я его выпью и съем булочку со сливочным маслом.

— Не смей трогать булочку?

— Почему? Почему я в своем доме на своей кухне не могу съесть свою булочку? Здесь всё моё.

— Потому что это его булочка.

— Он уходит. Понимаешь?

— А если он захочет позавтракать? А завтракать нечем. А он всегда пьет кофе со сладкой булочкой со сливочным маслом. Он всегда это делает. Ты должен пойти к нему!

— Но он уходит. Понимаешь?

— Ты должен пойти к нему и просить прощение.

— Но он же уходит! Понимаешь?

— Почему ты не хочешь этого сделать?

— Я не знаю. Я не знаю.

— Иди!

— Иду!

— Иди!

— Иду!

Он встал, прошел к его комнате, поскребся в дверь, приложил ухо к двери, успокоил дыхание. Ни единого звука. Он тихонько приоткрыл дверь и заглянул. Приоткрыл дверь пошире.

— Могу ли я…Прошу прощения!

В комнате никого не была. Комната была пуста. И никаких следов собирания вещей. Всё на месте. Ничего не тронуто. Вот его куртка, туфли, на батарее висят носки. Он всегда вешает носки на батарею. Он любит надевать теплые носки.

— Странно. Весьма. Почему-то его нет. Может быть, он ушел без вещей? Взял и ушел без вещей.

— Он ушел без вещей.

Это была жена. Она стояла рядом с ним.

— Но он не мог уйти без вещей. И без носков. Он любит надевать теплые носки. А носки висят на батарее. Его носки висят на батарее.

— Значит, у него еще есть носки. И он надел другие носки.

— А зачем ему носки, если он ушел без обуви, босиком. Вон его туфли! Он ушел. А вдруг он вернется?

Жена ничего не ответила. Губы ее дрожали.

— Я зайду в его комнату!

— Не смей! — сказала жена. — Не делай этого!

— Но он ушел!

— А если он вернется?

— Закрой входную дверь. И тогда мы услышим, если он вернется.

— Он не любит, когда входная дверь закрыта.

— Я только зайду, посмотрю и быстро выйду. И ты сразу откроешь входную дверь. И ты тоже со мной вместе зайдешь. И мы посмотрим!

Жена заколебалась. Вроде всё безопасно.

— Ну, не знаю даже. Если только так, как ты говоришь. Я пошла закрывать входную дверь. А потом сразу откроем.

— Я не буду заходить без тебя. Мы зайдем вместе, потому что мы должны зайти вместе.

— Конечно, мы зайдем вместе.

— Смотри, ему не нравится моё сопенье. А что здесь такого? Во время полового акта учащается дыхание, и человек сопит. Это физиология. Правда, у меня не было оргазма. Член как-то сразу обмяк. А была ли эякуляция? Было ли семяизвержение?

Вернулась жена.

— Я закрылась! — испуганно прошептала она. Губы ее дрожали.

— Почему ты шепчешь? Он ушел. А значит, мы можем говорить в полный голос, — тихо сказал муж.

— Я отвыкла.

— И я отвык.

— Мне кажется, что если я заговорю в полный голос, он услышит меня, где бы он ни был.

— Я тоже боюсь говорить в полный голос, — снова на шепот перешел муж. — Я даже на работе не говорю в полный голос. И у меня переспрашивают, что я сказал. «Повторите, пожалуйста, что вы сказали!»

Они зашли в комнату. Аккуратно по-армейски заправленная постель. Ни единой складочки. На спинке стула висели черные брюки, стрелка к стрелочке. Загляденье! Рядом с кроватью тумбочка. Жена, придерживая дверку, чтобы не скрипнула, медленно открыла ее и заглянула вовнутрь.

— Что там? — нетерпеливо спросил муж, выглядывая из-за ее плеча. Увидеть содержимое тумбочки он не мог.

— Такая жестяная коробочка, в которой чай продают. Дорогой чай.

— Открой посмотри!

— Нет! Я не могу!

— Дай я сам посмотрю!

Она протянула ему коробочку.

На пороге стоял Жилец.

— Вам помочь?

Чувство юмора не было чуждо Ему. Мужчина бережно опустил коробочку на тумбочку и виновато опустил взор.

— Вы вот забыли…

— Я никогда ничего не забываю. Разве вы об этом не знали. У меня великолепная феноменальная память. Гениальная память. Вот вы знаете, например, когда родился российский император Павел I? Надеюсь, вам доводилось слышать о нем?

— Откуда же?

— А откуда я знаю? Первого октября 1754 года. В этот день родился несчастный Павел. А как по-восточному звали Авиценну? Али-Абу-ибн-Сина. «Ибн» по-арабски означает «из». То есть он был из местечка, которого называлось Сина. Может быть, это какой-то городок. У французов на знак дворянского происхождения указывает «де». Если у тебя есть «де», ты благородного рода. Дворянин был землевладельцем, и «де» указывало из какой он местности, где находится его имение. У немцев это «фон»… Впрочем, зачем это я вам всё говорю? Не понимаю! Мечу бисер перед… перед бисер… мечу…

— Простите! — пробормотал муж. — Я был несправедлив. Моей грубой выходке нет оправдания. Я готов понести любое наказание.

— Это не грубая выходка, а глупая, милейший. Но ожидать от вас ума было бы еще большей глупостью. Вы согласны со мной?

Они закивали.

— Однако почему вы не спросите, где я был в то время, когда вы шмонали мою комнату самым бесцеремонным образом? Пардон! Пардон! Пардон! Свою комнату! Здесь же всё ваше! Даже воздух ваш! И коробочка эта ваша! И вы имеете полное право узнать ее содержимое. Вы непременно должны узнать ее содержимое! Почему же вы не открываете коробочку?

— Простите нас, пожалуйста!

— На колени! — завопил Жилец. — На колени! Низкие мерзкие твари! Подобие людей!

— Но это уже слишком! — пробормотал муж. — Я не встану!

Жена потянула его за рукав вниз.

— Не спорь! Делай так, как он говорит! Я кому говорю!

— Какой кошмар! Какой кошмар!

Жилец схватился за голову и стал раскачиваться.

— А если я сейчас расстегну ширинку и начну мочиться на вас? Вы и это безропотно снесете? А где ваше человеческое достоинство? Где ваша гордость?

— Но вы же сами…

— Молчать! Я был в комнате вашей дочери, в то время, как вы рылись здесь.

— Дочери? Да, конечно! Где же вы еще могли быть, — пролепетала жена. Кажется, она даже не понимала, о чем идет речь. Но затем побледнела.

— Вот-вот! Я так и знал, что вы именно об этом и подумаете. А иначе и быть не могло. А как же иначе? А всё потому, что вы испорченные люди. И у вас мелкие порочные душонки, как у сусликов. Вот он…

Жилец указал на мужа.

— Разумеется, не упустил бы момента и попользовался бы клубничкой. Подлая душонка! Сначала он своими толстыми потными руками шарил бы по ее телу, потом залез бы ей под футболку и мял бы ее маленькие твердые грудки. Сластолюбивый подлец! А потом навалился всей бы своей толстой тушей на ее худенькое тельце. Задыхаясь и захлебываясь слюной сдернул с нее бы шортики, а затем узенькие трусики.

— Да замолчите же вы! — закричал муж, сжимая кулаки. — Это невыносимо!

— Согласен!

Голос Жильца сделался спокоен и как-то скучен, как будто он утратил интерес ко всему происходящему.

— А знаете, у меня есть деловое предложение. Давайте все вместе сходим куда-нибудь.

Он обвел их веселым взглядом.

— Куда-нибудь?

— Куда-нибудь.

— А куда-нибудь — это куда? — спросила жена.

— Мы пойдем в зоопарк.

— В зоопарк? Ха-ха! Но почему в зоопарк?

— Потому что там братья наши. Ну, думаю, что экскурсия в морг вас не заинтересует.

— Совершенно не заинтересует.

Они все втроем засмеялись. Им было хорошо. Им было очень хорошо.

Они уже поднялись с пола и были рады, что он сменил гнев на милость. И улыбались каждой его улыбке, подобострастно заглядывая ему в глаза. И смеялись каждому его смешку. Какой он всё же милый!

— А после зоопарка зайдем в кафешечку. В такую маленькую кафешетулечку. В такую уютную кафешетушечку, где никого нет. Только бармен. И загадочный меланхоличный старик за одним из столиков.

— Мне закажите мороженое со свежей клубникой!

Все мельком, бегом мимо слона, вольеров с экзотическими птицами, клеток с хищниками, не останавливаясь ни на мгновение.

— Вот куда нам надо! Сюда! За мной! — скомандовал Он.

Возле клетки была большая шумная толпа. И нельзя было понять, что там и над чем смеются эти многочисленные простодушные люди и что там они снимают. Но он локтями раздвигал людей, наступал им на ноги, мимоходом извинялся и тянул, как буксир, их за собой. Только вперед!

Они очутились перед решеткой, за которой кривлялась обезьяна. Она то злобно ощеривала рот, то лезла наверх, виляя безволосой красной задницей, повисала, прыгала вниз, какое-то время ловила блох, не обращая внимания на публику.

— Вот! Вот! Любуйтесь! Вот от кого вы произошли!

— Я знаю. Мы это проходили в школе, — вяло сказала дочка. — Дарвин, кажется.

— Ваша школа — это дурдом. Впрочем, как и вся ваша жизнь.

— Я хотел бы посмотреть слона, — сказал Муж.

От клетки неприятно пахло.

— А я хотела бы посмотреть змей, — сказала Жена. — Они такие гибкие и пугающе красивые.

Она заискивающе заглянула ему в глаза.

— В них какая-то мистическая тайна. Не помню, но кто-то пел: «в каждой женщине должна быть змея». А вы как считаете?

Она явно кокетничала.

— Я считаю, что вы заслужили мороженое. Вы сегодня молодцы!

Они пошли.

— Вам мороженое, а мне… А мне, пожалуй, ничего не надо. Определенно мне ничего не надо.

Муж буквально вполз в кухню.

— Ты что совсем? — ужаснулась жена.

И попятилась от него. Муж был в трусах.

— Он никогда не встает так рано, — умоляюще произнес он. — Чего-нибудь перекусить по-быстренькому и в постель! Сегодня выходной. Я поваляюсь.

Она облегченно вздохнула.

— Какое поваляюсь? В своем уме? Чтобы к завтраку был в форме!

Она придала своему голосу строгость.

— Ты знаешь, что он не любит, когда что-нибудь не так.

Говорили они шепотом, а поэтому им пришлось приблизиться друг к другу. Она быстренько сделала ему бутерброд с дешевой икрой, которую она покупала на рынке у толстой крикливой продавщицы в грязном халате.

— Бум! Непременно бум!

— Знаешь…

Жена тепло дышала ему прямо в ухо. Это было приятно. Неужели разрешит? Здесь, прямо на полу? Это было бы великолепно. Кровь забила в виски. Это как в годы далекой молодости, когда не было Его и они даже не могли представить, что в их жизни появится Он и подчинит всю их жизнь Себе. Они совокуплялись на кухне, под душем, на лестничной площадке.

— Ты чего?

Она уперлась ему в грудь.

— Очумел? Убери руки! — зло прошептала она. — Я это… ночью… ну, вообщем, слышала у него… это…

Она замялась.

— Что это?

— Ну, это… когда… ну, звуки, когда сношаются на кровати.

У мужа отвисла челюсть.

— Ну, знаешь, может, крутился, бессоница. Да черт его знает, что может быть.

Он не мог поверить.

— Я что тебе маленькая девочка? Не могу отличить этого. Там было сношение. Половой акт. Ну, вообщем, он с кем-то е…

Она не договорила.

— Не мели чепухи! Дай еще!

— Пошел вон отсюда! Постой! А как-нибудь это можно узнать?

Она вопросительно глядела на мужа.

— Ну…

— Боже!

Она побледнела. Прижала ладони к лицу.

— Загляни! Загляни к ней!

— К кому к ней?

— К нашей дочери!

Она была бледна.

— Ты с ума сошла!

— Загляни! Нет! Я сама загляну! Нет! Загляни ты! Я не выдержу, если…

Она замахала, отправляя его. Он ушел. Вскоре вернулся. Он улыбался.

— Ты чего улыбаешься? Значит, всё нормально?

Облегченно вздохнула.

— Ага! Совершенно нормально. Но… Нет! Нормальнее быть не может.

Он хихикнул.

— Уф! Я вся испереживалась.

— Не переживай! Чего ты? Наша дочь — взрослый человек. Она уже в том возрасте, когда уже может позволить себе стать женщиной. Тем более, современное поколение..

— Ты что? Ты чего это? Ее нет у себя?

— Нет! Она у себя. Она в своей комнате.

— Так значит, она была у него? Она у него была? Она тебе это сказала? Что ты молчишь?

— Ничего она не сказала. И она не была у него. Она была у себя. В своей комнате. Да нет ничего! Просто картинка! Приоткрываю двери. Она даже двери не закрыла. Какая непредусмотрительность!

— Это я ей сказала, чтобы не закрывала двери. Мало ли что! А если ей станет плохо?

— Боюсь, что сегодня ей было очень хорошо.

Он опять хихикнул.

— Ты… ты… ты хочешь, чтобы я убила тебя? Говори! Чего ты лыбишься?

— Картинка! Картинка! Видно, им было очень жарко.

— Им? Как им? Кому им?

Жена опустилась на стул, держась за сердце. Губы ее дрожали.

— Возьми нож и убей его! — сказала она устало.

— За что?

— Ты… Ты отец или кто?

— Мы тоже с тобой до свадьбы…

— Мы были молодыми. Мы собирались пожениться. А это не укладывается…

— Они тоже молодые. Да успокойся! Успокойся! Это не он! Не он, понимаешь?

— Не он?

— Не он.

— А кто? Кто он?

— Ну, откуда я знаю. Какой-то молодой человек. Может, учатся вместе. Я не знаю. Я ее никогда ни с кем не видел.

— Они голые?

— Как Адам с Евой.

— Значит, они ночью… раз они голые.

— Значит. Ты же сама сказала, что ты не маленькая девочка. Сама понимаешь.

Она тихонько засмеялась.

— Пардон! Не понял.

— Ну, ты же сам сказал, что это не Он. А я сначала подумала, что это Он.

— А если бы это был он?

— Тогда…тогда ты должен был убить его. Ты же отец! Постой! Постой! Но кровать скрипела у него за стеной. Вот этот характерный скрип. Это было!

— Да! В характерных скрипах ты разбираешься.

— Не ёрничай! Надо узнать про женщину! Понятно?

— И как?

— Откуда я знаю как! Думай!

— Хорошо! Пойду послушаю под дверью.

— Только тихонечко! На цыпочках! И не дыши! Задержи дыхание!

— Ну, да!

Он вернулся.

— Ну, что? Говори! Не томи!

— Ничего. Тишина, как на кладбище.

— Может, приоткрыть дверь? Тихонечко?

— А если Он не спит? Он лежит на постели, как раз напротив двери. Сразу увидит, как дверь приоткрывается.

— Увидит.

— И что?

— Не знаю. Откуда мне знать?

— Хорошо! Я приоткрою дверь.

— Я боюсь!

— Я мужчина. И в конце концов, это мой дом и я имею полное право…

— Тише!

— Да-да! Я пойду.

— Только на цыпочках! Тихохонько!

Он удалился на цыпочках.

Вернулся.

— Ну, что?

— Ты не поверишь! Он спит. Я приоткрыл двери тихохонько так, чуть-чуть. А сердце, знаешь, как бьется! Так тук-тук, тук-тук. Мне кажется, что если бы он не спал, то непременно бы услышал, как бьется мое сердце. Непременно бы! Так тук-тук! Тук-тук!

— Да что ты с тук-туком! Заладил! Что там?

— А что там?

— Ну, что там? Не томи!

— А что там… Он спит.

— А с ним?

— А с ним кто-то должен быть? Кто с ним должен быть?

— Ты дурак?

— Да никого там нет! Никого!

— Говори тише!

— Да я и так тише! Куда еще тише?

Шепотом.

— Там нет женщины?

— Нет! Он один. Один одинешенек.

— А! постой! Постой! Или мне всё это приснилось? Нет уж, сон я отличу от яви. Я же не сумасшедшая. Я не спала. Я не спала. Просто эта бл… эта бл… не оставила никаких следов. Осторожная!

— И какие следы она должна была оставить? Никаких следов и не должна оставить.

— Ну, знаешь, дорогой, если у мужчины была женщина, следы остаются. Не могут не остаться.

— Какие следы? На полу что ли?

— На каком полу? О чем ты?

— Спермы?

— Дурак! Ну, надо было самому заглянуть. Всё равно ты ничего бы и не увидел. Ну, постель там измята… И знаешь, когда мужчина всю ночь занимается этим, это видно по его лицу. Оно особенное.

— Что у него написано на лбу: «Я всю ночь трахался»?

— Ну, какой ты дурак! Надо было самой заглянуть. Зря я тебя послала.

— Загляни! Он же спит.

— Нет! Нет! Никогда! Лучше сразу в петлю! Я не смогу этого… Так, значит, она ушла от него, ушла ночью. Он впустил ее, когда мы спали. И выпустил ночью. А окно было закрыто? Ты обратил внимание?

— Какое окно?

— Ну, может быть, она через окно?

— А ты знаешь, какой у нас этаж. Хотя, если она альпинистка… «Альпинистка моя, скалолазка моя…»

— Постой! Я посмотрю в прихожей. Там что-нибудь может быть.

Она прошла в коридорчик. Всё тщательно осмотрела. Заглянула в шкаф. Потом вышла на лестничную площадку. «Ну, был же… был этот характерный скрип. Я не могла ошибиться».

—

Ну, что же… Собрание так собрание! А почему бы и нет!

Дочку назначили секретаршей. У нее самый красивый почерк, поэтому она будет писать протокол. Жена была назначена председателей. Жилец написал для нее повестку собрания. Стол отодвинули к окну. За ним сидели жена с дочерью, чинно и строго. Мужчины на некотором расстоянии на стульях, поставленных впритык.

— Позвольте мне зачитать повестку дня нашего собрания, товарищи! Первое — о финансовой деятельности. Второе — выборы руководящих органов. И третье — разное. По усмотрению. Какие-нибудь дополнения, возражения будут? Нет? Кто за данную повестку прошу голосовать путем поднятия рук. Повестка собрания утверждена единогласно. Слово по первому вопросу предоставляется моему мужу. Прошу внимания, товарищи! Прошу вас. То есть тебя. То есть вас. По первому вопросу.

Муж откашлялся и поднялся. Шагнул к столу, чуть отошел в сторону. Достал из нагрудного кармана сложенную бумажку, развернул ее и разгладил ладонью.

— Значится так…

— Без слов-паразитов! — строго сказал Жилец. — Пожалуйста!

— Конечно. За прошедший месяц доходы были следующие: моя зарплата и пенсия — тридцать одна тысяча пятнадцать рублей восемьдесят три копейки. Пенсия жены — восемь тысяч одиннадцать рублей сорок пять копеек. Иных доходов не имеется. И того: тридцать девять тысяч двадцать семь рублей двадцать восемь копеек.

«Хорошо подготовился, собака! — усмехнулся Жилец. — Вон как чешет! А то! Все втроем сидели весь вечер с калькулятором».

Главой семейства была выбрана Жена. Хотя все предлагали Его, но Он решительно отвел свою кандидатуру. И не позволил даже обсуждать этот вопрос.

В разном обсудили:

— Какие телепередачи категорически нельзя смотреть и какие смотреть обязательно.

— О воспитательной работе с Дочерью, необходимости ее активизации.

— О запрете Мужу в трусах ночью ходить в туалет и курить в форточку.

—

— Ему же не нравятся наши булочки и наше кофе. Он сам сказал об этом, что ему это не нравится.

— Но он всегда по утрам пьет кофе с булочками.

Зашел Жилец.

— Я вам кажусь злым?

— Ну, почему же? Почему же? Вы сегодня такой добрый, необычный.

— Я не добрый. Запомните это!

Жилец вышел.

Начинался новый день.