Встреча, которой не было

Никогда не думала, что воздух может быть таким твёрдым и колючим. Каждый глоток царапает горло, с трудом пролазит внутрь и застревает в лёгких очередным холодным комком. Скоро там совсем не останется места. Вот только крови почему-то нет. Может, и она уже замёрзла? Руки окончательно онемели, и ног не чувствую — лишь сознание по-прежнему старательно фиксирует каждую мелочь. Оно тоже давно перестало бунтовать, превратившись в равнодушного наблюдателя. И сердце уже стучит лениво, словно решает, стоит ли продолжать бесполезную борьбу. Значит, ждать конца осталось совсем недолго.

Ветер по-прежнему гонит извилистые ленты снега и сбрасывет со скалы вниз туманным облаком. Жаль, что не могу поднять голову и в последний раз посмотреть на странную белую шапку, укрывшую утёс. Любопытство и беспечность в горах погубили многих, вот и я теперь расплачиваюсь за неосторожность. А ведь так хорошо всё начиналось — казалось, от перехода останутся только радостные ощущения красоты нетронутого снега, потрясающей глубины синего неба и морозной свежести воздуха...

Лёшка нервничал уже целый час. Мы немного задержались на подъёме — теперь надо решать: или оставаться на месте до утра, или увеличивать темп. Иначе нет смысла идти дальше — не успеем засветло перейти через перевал и заночевать у кромки леса. По маршруту в этот раз рассчитывали пройти быстро: с другой стороны на берегу озера уже ждала Женька с компанией таких же, как она, "матрасников". Ничего лишнего не брали — даже газовую горелку Лёшка оставил дома. А погода потихоньку портилась, вот он и переживает. В горах так часто бывает: вроде только что светило солнце, и вот уже небо затягивают тучи, бушует ветер и начинается настоящая метель. Да такая, что в двух шагах ничего не увидишь.

— Так что делаем? Идём дальше? — Лёшка спрашивал серьёзно, без обычных своих шуточек.

— Идём, конечно! — здоровяк Миша посмотрел на остальных членов группы. — Иначе целый день потеряем. Мне через три дня на работу — хотелось хоть немного возле озера посидеть...

И мы пошли… Понадеявшись на извечное русское авось и удачу. А на перевале нас накрыла пурга. Как раз та самая, когда ничего вокруг не видно и следов через две минуты не отыщешь. Может, хоть тогда стоило вернуться? Хотя, Лёшка, конечно, прав — в тот момент было уже всё равно куда двигаться, так уж лучше вперёд...

Тропинку замело почти сразу. Теперь первым шёл Миша — пробивал дорогу, чтобы остальным легче было. Ну, и места здешние ему знакомы лучше всех — наверно, уже в двадцатый раз идёт. Меня Лёшка поставил сзади — решил, что так будет лучше. Я очень старалась, но всё равно потихоньку отставала. Потому и решила немного срезать, когда ребята уже почти обошли утёс. Просить, чтобы немного подождали, постеснялась — не привыкла к тому, чтобы меня считали самой слабой в группе. Снегопад к этому моменту немного утих, и я с трудом, но увидела, куда выходит Миша. Как раз могу успеть, если пойду напрямик. А шапка снега над скалой казалась такой толстой и прочной...

Наверно, стоило после падения оставаться на месте, а не пытаться выбраться наверх. Возможно, ребята меня искали. Нет, просто уверена, что искали — не могли бросить просто так товарища, а я-то бродила в это время неизвестно где — только силы напрасно истратила. Потом, конечно, вернулась, но уже наступила ночь. Хотя, до сих пор не уверена, что это тот самый утёс… К утру я окончательно замёрзла — ни пошевелиться, ни крикнуть. Звуки, оказывается, тоже иногда превращаются в лёд...

Глаза закрылись сами собой, а поднять веки сил нет. Хорошо, что уже не так холодно, терпеть постоянную боль я уже не могу...

— Ты чего прямо на снегу-то сидишь? — странный незнакомый голос пробивается сквозь ватные затычки в ушах. — Ээээ, да тут беда… Серёга! Серёга, живо ставь палатку, придётся остановиться здесь! Девушка совсем замёрзла!

Я чувствую, как меня куда-то несут на руках. Мягко плыву в воздухе, словно птица, и слышу частое негромкое дыхание. Наконец-то удаётся открыть глаза — синее-синее небо совсем рядом, можно достать рукой...

— Очнулась? Уже хорошо, — незнакомый мужчина осторожно опустил меня на снег. — Серёга, доставай спальник… И нагрей воды побыстрей!

С трудом поворачиваю голову — невысокий человек уже поставил палатку и теперь суетливо роется в рюкзаке. Вытащил спальник, баллон с газом… Боже, как же хочется спать...

Серёгин напарник принимается быстро меня раздевать. Даже трусики в конце концов оказываются сверху кучи небрежно брошенной одежды. Что он делает? Возмущаться нет сил, а руки по-прежнему не слушаются. Хоть на спальник положил, и на том спасибо… Мужчина хватает пригоршню снега и теперь втирает его с остервенением в мой живот, грудь, руки… Только я всё равно ничего не чувствую...

— Чёрт, всё гораздо хуже, чем я думал, — странно, губы незнакомца плотно сжаты. Как же я его услышала?

Теперь он разделся до пояса сам.

— Опять будешь шаманить? — рядом стоит Серёга и с усмешкой смотрит на товарища.

— Это не смешно. Иначе девочка умрёт. Ты же знаешь, я не ошибаюсь в таких случаях.

— Извини, не думал, что всё так серьёзно, — Серёга перестаёт улыбаться, торопливо набирает снег в армейский котелок и ставит на синее пламя газовой горелки.

А его полуголый товарищ-шаман уже несёт меня в палатку. Потом ложится рядом, прижимается к моей спине и как-то неловко обнимает — так, что одна рука оказывается на животе, а вторая на груди… И я вдруг почувствовала! Впервые за долгие часы холодного одиночества почувствовала, как внутри рождается тёплый комочек. Он пульсирует с нарастающей частотой, дрожит и растёт, пока ошеломляющим взрывом не заполняет всё тело. Жаркой болью отвечают обмороженные пальцы, а горло сжимают спазмы надрывного кашля.

Его мышцы твердеют: он прижимается ещё крепче, одна рука скользит вверх — с груди на шею, а вторая ещё сильней давит на живот. Сознание начинает постепенно сдавать: мне начинает казаться, что я — это он, а он — я. По крайней мере, отчётливо "слышу" мысли обоих, чувствую, как бьётся сердце. Одно на двоих. Затем шаман вдруг начинает мягко поглаживать пальцами кожу, словно собирает боль, и она уходит прочь, не выдержав теперь уже ровного течения чужого ласкового тепла. Нет, не чужого — оно и моё тоже! Я сейчас как плод в утробе матери — "шаман" питает меня через невидимую "пуповину", которая проходит почему-то через солнечное сплетение...

Мужчина осторожно поворачивает моё лицо и внимательно заглядывает в глаза… Я тоже не могу отвести взгляда от его необычно расширенных зрачков — тёмные провалы полностью скрывают радужную оболочку. Но мне почему-то не страшно — глаза незнакомца притягивают внимание странным блеском, фосфоресцируют в полумраке палатки ровным фиолетовым сиянием и манят светом, словно сирены волшебными голосами...

— Ну, как дела? — Серёга с дымящейся кружкой стоит на четвереньках у входа.

— Кажется, вырвалась… — шаман накрывает меня спальником до самого подбородка.

— Каву будешь? — Серёга смотрит на моё удивлённое лицо и улыбается. — Извини, привычка. Кофе будешь пить?..

Я плохо запомнила, как мы спускались вниз. Мужчины по очереди торили дорогу на перевале — один шёл впереди с двумя рюкзаками, второй помогал мне. Потом менялись… В лесу я совсем пришла в себя, хотела даже забрать свой рюкзак, но Серёга лишь рассмеялся:

— Успеешь ещё натаскаться, у тебя всё впереди!

Возле озера нас ждала только Женька. Ребята, оказывается, отправились на перевал со спасателями. Странно, что мы не встретили их по дороге. Вскоре появился ещё дежурный КСС-шник, который тут же по рации дал отбой поискам. Здорово — значит, к вечеру все наши вернутся назад...

Мы сидим возле костра. Женька торопливо заваривает чай и нескромно смотрит на моих спасителей. Сразу видно, что хочет узнать всё раньше других, но почему-то стесняется. Странно, вообще-то она девушка бойкая...

— Как же вы её нашли? В стороне-то от тропы? — всё-таки не выдержала!

— Серёге спасибо надо сказать, — "шаман" кивает в сторону товарища. — Захотел снять утёс издалека, наехал зумом… Увидел, глазастый!

Женька смотрит на Серёгу и понимающе кивает — сама с фотоаппаратом никогда не расстаётся.

— Пойду немного пройдусь, посмотрю на озеро напоследок. Завтра у нас самолёт, — "шаман" улыбается одними глазами. Теперь я хорошо вижу, что они у него серые, с едва заметным зеленоватым отливом.

И уже быстро идёт по тропинке вдоль берега, раздвигает молодые ёлочки возле самой стёжки… Исчезает, растворяется в воздухе, словно призрак — только мохнатые зелёные веточки прощально качаются ещё какое-то время. Серёга тоже уходит отдыхать в палатку...

— Ну, давай, рассказывай! Что там у вас случилось? — разом осмелевшая Женька настойчиво теребит меня за плечо. — Представляю, что тебе пришлось вытерпеть!

Я смотрю на подругу, как будто вижу впервые, и не понимаю, чего она от меня хочет. Какая разница, что случилось? То, что уже произошло, сейчас не имеет никакого значения. А он уходит всё дальше. Навсегда уходит, понимаешь?!

— Подожди, мне надо спросить, — срываюсь и бегу по тропинке, не обращая внимания на Женькину обиду. Ничего, простит потом, она отходчивая...

Он стоит на самом краю утёса, задумчиво покусывает длинную травинку и смотрит на воду с десятиметровой высоты. Не понимаю, что на меня нашло, да и не хочу понимать! Я просто подхожу сзади и тихонько обнимаю этого совершенно незнакомого мужчину, прижавшись грудью к его спине. Как он тогда, в палатке...

— Не надо… — его голос звучит как-то неуверенно, с лёгкой грустью. Наверно, тоже понимает, что эта встреча последняя. — Не надо делать того, о чём будешь потом жалеть.

И осторожно отводит руки, поворачивается ко мне лицом.

— Даже если… — наверное, в моих глазах сейчас тоже есть что-то особенное, потому что он неожиданно замолкает. А потом...

Я сама не понимаю, что с нами происходит потом… Разум стыдливо прячется от переполняющего меня желания. Такой исступлённой близости я никогда прежде не испытывала. Как только его рука скользит от груди к бёдрам, как только губы мягко касаются мочки уха и по щеке ласково струится воздух осторожного дыхания, сердце замирает в трепетном ожидании, а от живота сладкой дрожью поднимается волна жаркой неги, заставляя стонать и терять сознание, чтобы в следующий миг вернуть меня в мир, где мы только вдвоём… В такт ритмичным движениям, я словно несусь на безумных воздушных качелях выше и выше, к самым облакам и, кажется, слышу всё сильней, как нежно поют ангелы и торжественно приветствуют нас небесные колокола...

… Господи, как же громко звонит телефон!

— Алло! — Лёшкин голос на другом конце провода застрекотал привычной скороговоркой. — Ты что, обалдела?! Через час автобус, а ты дрыхнешь до сих пор? Давай бегом, соня, иначе потом не отвертишься. Возражения не принимаются, извинения — только в жидкой валюте! Спички не забудь! Ждём!

Пи… Пи… Пи… Я даже не успела ничего сказать. А хотелось… Такой сон украл, бессовестный! Чего нервничать раньше времени, если вещи собраны ещё с вечера, а до автовокзала добираться пешком всего десять минут? Когда-нибудь Лёшка точно напросится!

В автобусе ребята дружно распили традиционную бутылку пива "на удачу", а потом всю дорогу травили байки из туристической жизни и подшучивали над Женькиной компанией "матрасников". Впервые я не участвовала в общем веселье — странный сон словно пленил меня глубиной переживаний и не хотел отпускать. Настолько реальный и яркий, что вся предыдущая жизнь казалась не слишком удачной выдумкой. Придётся ли испытать нечто подобное когда-нибудь ещё? Наверное, так вообще не бывает...

Что-то горло некстати разболелось — наверно, ещё не отошла после сна...

— Так что делаем? Идём дальше? — знакомые слова заставили меня вздрогнуть и со страхом посмотреть на хмурившееся небо.

— Идём, конечно! Иначе целый день потеряем. Мне через три дня на работу — хотелось хоть немного возле озера посидеть...

 Мишкин голос окончательно лишает мужества.

— Нет! — я почти кричу. — Нельзя идти на перевал. Будет сильная метель, я знаю!

Лёшка заглянул в мои испуганные глаза и обречённо кивнул:

— Хорошо, разбиваем лагерь здесь. Миша, за тобой палатки, остальные собирают дрова...

Да, мы потеряли целый день, но зато вышли к озеру без проблем. Вот только обычное радостное возбуждение после удачного похода для меня так и не наступило… Ребята весело делились впечатлениями, а я никак не могла насмотреться на лёгкое дрожание ёлочек возле тропинки. Тех самых, из сна. Всё-таки сна, хотя на перевале я сильно боялась, что он сбудется. Боялась и надеялась — так тоже бывает, как ни странно...

— Ты чего затихла? Устала? — Лёшка присел рядом. — Ничего, теперь три дня будем просто на берегу валяться, отдохнёшь.

Я слабо улыбнулась и вдруг поймала какой-то странный, затравленный Женькин взгляд. Губы помимо воли неожиданно беззвучно прошептали:

— Подожди, мне надо спросить...

И сорвалась с места, как тогда — пробежала вдоль берега до самого утёса, словно пыталась сама себя убедить в том, что всё же он был, что я ничего не придумала — не может быть столько совпадений! Просто потому, что не может быть никогда...

На крохотной полянке вплотную к тропинке подступала высокая нетронутая трава… А тогда мы её примяли — всю, до последней былинки… Значит, всё-таки сон… Сразу стало как-то неуютно и холодно — последняя искорка надежды осела в душе серым пеплом.

— Мне надо домой, — я смотрела только на костёр, боялась поднять глаза на товарищей.

— Перестань, — Лёшка даже перестал нарезать колбасу. — Сейчас уху сварим, хлопнем по пятьдесят за успех, песни попоём у костра… Не дури, чего ты?

— Мне надо домой, — упрямо повторила я, с трудом сдерживая слёзы.

Ребята смотрели на меня с тревогой, переглядывались между собой, но никто не решался что-то сказать. Даже уходить жалко — они славные друзья: все такие разные и интересные, но сейчас я не хочу никого видеть.

— Знобит что-то, и голова разболелась.

— Говорил тебе, не ешь столько снега. Вот и посадила горло, хрипишь второй день, — не вижу, кто из наших такой мудрый. Он, конечно, прав, но я сейчас не в том настроении, чтобы нормально воспринимать советы. Даже огрызаться не хочется.

— Отстаньте! Налетели все на одного! Ей действительно надо уехать. Я провожу тебя до автобуса, — опять Женька смотрит странно, но я готова расцеловать её за поддержку.

До остановки нас подбросил КСС-шник на "уазике", иначе бы ни за что не успели на последний рейс. Перед расставанием Женька неожиданно спросила:

— Не нашла?

— Что? — мысли окончательно заблудились в догадках и предположениях.

— Там, на утёсе. Мне показалось, что ты искала… Ладно, не бери в голову, просто перезвони мне, как доберёшься...

Дома я провалялась целую неделю с жесточайшей ангиной. Каждый день забегала Женька, тихонько сидела рядом, иногда читала какой-то толстый мистический роман, но чаще всего просто молчала. Лишь изредка бросала в мою сторону странные взгляды — как будто порывалась что-то спросить, но никак не решалась. Вообще, после возвращения из похода она сильно изменилась. Даже я заметила, несмотря на болезнь. Подруга стала слишком тихой и серьёзной, словно только что потеряла близкого человека.

А ещё через неделю я поняла, что и со мной не всё в порядке — задержка на десять дней. Возможно, виновата проклятая ангина, но лучше всё же не рисковать. На всякий случай решила сходить в консультацию. Женька, как обычно, увязалась следом. Я не возражала, привыкла уже, что она постоянно рядом...

— Можете обрадовать мужа, — сказал гинеколог, проводив меня до дверей, — вы беременны!

Какого мужа?! Господи, о чём это он? Я беременна?! Но как, откуда?! Боже мой, неужели...

На улице Женька нерешительно дёрнула меня за рукав:

— Ведь он был? Правда, был? Не молчи, пожалуйста, иначе я сойду с ума...

Я смотрела на подругу и ничего не могла сказать… Чувствовала, что ещё чуть-чуть, и слёзы сами польются из глаз обжигающим дождём.

"Не надо делать того, о чём потом будешь жалеть..."

Я ни о чём не жалею, слышите! Хотя нет, жалею… Но только об одном — я так и не узнала, как Его зовут...