Страшная погоня 4

Во всеуслышание было объявлено, что на пиршество прибыла бабушка директора кладбища, почтенная госпожа Бубастис, пожелавшая лично поздравить внука-юбиляра со знаменательной датой.

Дико зашипели запущенные вверх петарды. Долгое, разноголосое «о-у-а-у-а-у-а» прокатилось над столами. Я обернулся, чтобы посмотреть, какое впечатление произвела эта новость на Гекату, но её не увидел. Всё пространство между нами было уже заполнено карнавальными масками, со всех сторон сбежавшимися поглазеть на прибытие необыкновенной гостьи. В считанные секунды мы с Льюисом оказались окружены плотной разношёрстной толпой, вырваться из которой не представлялось возможным. Невзирая на протесты, нас оттеснили на самый край яруса, где придавили к перилам с такой силой, что из груди вылетело последнее дыхание. Сопротивляться было бессмысленно, возражать бесполезно. Но, сделавшись заложниками всеобщего любопытства, мы быстро уяснили выгоду нашего нового положения. Сверху открывался превосходный обзор всего партера и грех было не воспользоваться возможностью понаблюдать за тем, что происходит внизу. Появление Бубастис представляло собой весьма эффектное зрелище, способное заинтересовать любого наблюдателя.

Выход уважаемой гостьи был обставлен с небывалой помпезностью. После прозвучавшей с эстрады напыщенной оды во славу вновьприбывшей, лакеи, облачённые в костюмы Демонов Смерти и Призраков Тьмы, вывезли Бубастис в огромном инвалидном кресле, отороченном чёрным плюмажем. По углам тента, прикрывавшего голову сидящей, торчали черепа лемуров со вставленными в глазницы крупными рубинами. Когда кресло находилось в движении, блики многоцветной иллюминации бегали по граням рубинов, отчего казалось, будто глаза лемуров смотрят по сторонам, наливаясь при этом кровью. Впечатление от живой зримости рубиновых глаз было непередаваемое. Уж не это ли имел в виду Эмпедокл, когда уверял, что коляска госпожи Бубастис схожа с колесницей Прозерпины и Плутона?

По знаку распорядителя оркестр грянул траурный марш из «Гибели богов». Под величавые звуки знаменитого funebre чудовищное кресло-колесница описало круг по залу и, медленно продефилировав меж длинными рядами столов, остановилось возле стола президиума, где для почётной гостьи было приготовлено особое место.

Госпожа Бубастис сразу оказалась в центре всеобщего внимания. Это была огромная, грузная, бесформенная, безразмерная старуха немыслимой древности. Рядом со своим цветущим внуком она смотрелась не как бабушка и даже не как прабабушка, а как пра-пра-пра и ещё столько же раз прабабушка. Расплывшееся, распухшее от времени лицо её — /и тут Эмпедокл оказался абсолютно прав/ — походило на блёклый лик Луны с гравюры звёздного атласа Яна Гевелия. Корявое, пятнистое, рыхлое, словно испещрённое кратерами и цирками, оно имело такой же мучнисто-жёлтый оттенок и даже как будто излучало лёгкое, едва заметное глазу, свечение. Казалось, если в зале внезапно погаснет свет и всё погрузится во мрак, её круглая физиономия не скроется тьмой, а будет светить тускло и ровно, жёлто-зелено, ни в чём не уступая мёртвой лучистости ночного светила.

В глубоком молчании, разом сменившем всеобщую живость, наблюдали все за торжественным перемещением селеноликой старухи из колесницы в гигантское, соразмерное её объёму, ритуальное кресло из палисандра. Некоторое время никто не мог произнести ни звука. Так в болотной луже затихают лягушки, почуяв приближение гадюки. Потом по залу пополз недобрый шёпоток, и вскоре почти вслух было озвучено мнение, что визит госпожи Бубастис неслучаен. Ни для кого не являлось секретом, что господин Нефф, необыкновенно почитавший свою бабушку и, по слухам, боявшийся её как огня, построил «египетский» склеп по её собственному заказу. Говорили также, что госпожа Бубастис осталась довольна своей будущей усыпальницей, найдя её превосходной, но, пока не пробил смертный час, она, в знак особой милости, разрешила внуку пользоваться воздвигнутым мемориалом по собственному усмотрению. Многие отметили застывшее, окаменело-свирепое выражение лица уважаемой гостьи, с каким та озирала притихший зал. Она словно высматривала среди собравшихся тех, кто в недалёком будущем мог составить ей компанию в путешествии по реке Забвения.

— К чему вся эта помпа, этот ненужный блеск и глупая мишура? — словно обращаясь к самому себе, пробормотал Льюис сквозь зубы. — Демонизм бесшумных и незаметных перемещений — вот особенность одряхлевших дев с ликом заплесневелого омлета. Но чует моё сердце, наживём мы с ней сегодня неприятностей… Скажи, друг, — спросил вдруг он, положив руку мне на плечо, — у тебя не было никаких дурных предчувствий, когда вы с Гекатой собирались на этот бал?

Что я мог на это ответить?! Дурных предчувствий, как тогда, так и сейчас, у меня было предостаточно, но говорить об этом совсем не хотелось. Как и все, я был заворожён видом невероятной гостьи. Завёрнутая в странный балахон зелёной парчи, вся увешанная диковинными мерцающими драгоценностями, неподвижная и неподъёмная, как каменная глыба, госпожа Бубастис была чем-то сродни языческому идолу, застывшему на пьедестале в ожидании обильных подношений…

Потом вновь заиграла весёлая музыка, и всеобщее оцепенение быстро спало. Зрители, словно очнувшись после долгого сна, активно зашевелились, задвигались и с подчёркнутой аффектацией начали обмениваться впечатлениями по поводу состоявшегося визита. Почувствовав, что давление сзади ослабло, я, отлепившись от бордюра, стал проталкиваться назад сквозь редеющую толпу, невольно прислушиваясь к тому, о чём говорили вокруг. Поднявшаяся разноголосица оглушала своей пестротой. Кричали много, горячо и как-то все разом. Мнения при этом озвучивались самые разнообразные. Одни говорили, что госпожа Бубастис приготовила на юбилей внуку какой-то фантастический подарок-сюрприз, способный перевернуть основы мироздания; другие говорили, что, решив потрясти всех своими кулинарными предпочтениями, она уже заказала на десерт своё любимое блюдо — бисквитно-мармеладного мертвеца в шоколадном гробу. Третьи утверждали, что бабушка директора кладбища хочет прямо во время празднества провести небывалый спиритический сеанс, на котором зазвучат голоса тех умерших, чьи тела были осквернены Белой Улиткой. Однако большинство сходилось во мнении, что главная цель её приезда — это награждение победительницы конкурса Королевы Бала. Госпожа Бубастис будто бы возжелала самолично надеть бриллиантовый венец на голову счастливой избранницы.

Конечно, из всего услышанного последнее являлось для меня наиболее неприятной новостью. Неужели Бубастис в самом деле вознамерилась короновать избранную Королеву?! Как-то всё очень нехорошо и некстати складывалось для меня и моей невесты. Уж не на эту ли особенность намекал Льюис, когда просил меня уговорить Гекату отказаться от всех претензий на почётный титул?

Смущение и тревога овладевали мной. После того, что довелось узнать про госпожу Бубастис, самая мысль о том, что она будет прикасаться к моей невесте своими паучьими лапами /а Геката этой ночью вполне могла рассчитывать на победу/, казалась непереносимо гадкой. Однако в неменьшей степени меня интересовало и то, как сама Геката отнесётся к этому известию. Я знал, как велико самолюбие девушки и насколько оно может превысить чувство её осторожности и благоразумия. Дело осложнялось и тем, что моя невеста уже была избалована всевозможными лестными званиями, какие принято присуждать первым красавицам на подобных торжествах. Волшебница Сияющих Глаз, Принцесса Нежных Поцелуев, Богиня Лучезарных Сновидений, Фея Коралловых Губ — вот далеко не полный перечень титулов, полученных ею за один только минувший год. Геката знала себе цену и, разумеется, прекрасно понимала, что у неё имеются все шансы стать этой ночью Королевой Бала. Это престижное звание возносило её на головокружительную высоту почёта и всеобщего обожания. Любые соображения безопасности в таком случае отодвигались ею на второй план…