Семена на восток

Вопрос:

Когда усаживаться за перо?

В мое время совсем не обязательно щипать гусей, чтобы создавать книги.

А чем же мне писать? Пальцем?

Пальцем.

И это не учительская ирония, а реальность.

Мутировавшая прошловечная реальность.

Я сплю и не сплю.

Спишь — просишь ущепнуть.

Не спишь — просишь не трогать.

Я же не прошу.

Нахожусь в пределе. Из обоих миров на меня дышат ветра разных атмосфер. Смешиваясь, они, как горячее и холодное течения, взвиваются ввысь и образуют новый горизонт. Вертикальный, который переворачивает мир до новой нормальности. И все вещи в нем переворачиваются. Все, но не я. Я гляжу и запоминаю.

А потом пишу пальцем.

Затем, покидая этот новореальный мир, я понимаю, что уже ночь. Неважно, где. Утром я сел в метро, сейчас меня просят уйти. Или утром сел в парке, сейчас опять же выпроваживают. И пополам сгибает голод. Никто не сможет кормить меня так, чтобы не выбивать из состояния несна. Даже я сам. Тем более я сам.

Всегда мечтал найти себе близкую по духу подружку… близняшку. Занятно и опасно. Если хоть в чем-нибудь разойтись с вообще-то однояйцым соидейником, он же мне нос расквасит. Или другое. Поэтому, в целях профилактики нестройности нашего унисона, хорошо бы вообще не общаться. Вот, сидит она, сижу я, молчим. Понимаем желания друг друга ментально. Понимаем важность каждого почесывания в затылке. Шея чешется — чешем. Или чего пониже зазудит. Удовлетворяем. А может… э, как знакомо.

Но в парке сиди не сиди, составит компанию либо мать с коляской, либо старушонка пока еще без коляски. Так же и в метро. А говорят со мной только охранники. Максимально далекие, ненавистные, но и максимально полезные. Они вытаскивают из несна в реальность. В ночь и голод. В желтый и черный. В жаждущий и блюющий… Но в зоне дискомфорта я родился, и там же должен содержать своё драгоценное тельце со всеми его дурацкими прихотями. Поэтому и приходиться заползать в метро и парки, что там меня обычно возвращают с небес на землю, когда настаёт пора.

В общем и целом, такая подруга — близняшка — никогда ко мне не придет и ничего не почешет, пока я сам ее не создам. Осталось понять, из каких материалов. И насколько мне она вообще необходима.

Не помешает — это точно. Некому объяснить, что такое новая реальность. Кто поймет? Я ценю каждого, кому попадаюсь по пути. Всегда выковыриваю из его одеревенелого образа личность, специально чтобы заинтересоваться. Живое, так уж заведено, прячется под слоем погибших стволовых клеток. А я — дятел. Или короед. И мне ничего не вкусно. Сочно, питательно. И не вкусно. Значит, как только остальным дятлам это не приходит в голову, надо готовить самому.

Из чего. Вопрос не вопрос. В подсознании моем маленькие ангелы давно знают, чего мне вообще-то нужно. Счастья, денег побольше, любовь до гроба — всё, кроме этого, как раз и надо. Подсистемные чёртики бегают по вашим извилинам и тыкают вилами в мозг: "Какого, простите, чорта? Счастье — это смысл жизни! Счастье будет, покуда имеются деньги. А то, что не за деньги, то — любовь!" Может, вы и правы. Но в моем организме таких чертиков нет. Мне нужна бесконечность пространства, не какой-нибудь кастрированный шар воображаемой вселенной, а подлинная быйть. Куда так много для маленькой человечишки? Не сильно ли губы раздул? Пожалуй. Однако все, что сумели придумать философы по бесконечности — жмёт. Душно, как в корсете. И не надо ослаблять. Разрежьте и выкиньте. Также не помешала бы вечность. Обычно они с бесконечностью идут в комплекте. Просто потому, что жалко израсходовать целое ВСЁ на одноразовый стаканчик. Если пространство вокруг меня, осознаваемое мной, вдруг резко расширится и потеряет пределы, моя жизнь в сравнении с этим сократится до ничтожно малых значений. Поэтому хорошо бы иметь в кармане несжимаемую вечность.

Безвременье и запредельность — мои клиенты. Они сидят в зале ожидания на мягких пуфах. На их лицах загорается и гаснет телевизор. Секретарша приносит им кофе и печенюшки.

Когда-то давно, может две секунды тому назад или это было тридцать миллиардов лет… не помню, дверь в мой кабинет уже открывалась, и заходило безвременье. Мы какое-то время беседовали, затем я приглашал следующего. Тот, помнится, всё не мог усестья, ерзал на стуле. Теперь они мне понадобятся оба и сразу.

Собрав воедино запчасти, бережно хранимые ангелами подсознания, я вызвал близняшку из небытия в бытие. Мне захотелось лечь. Я лёг на мягкий газон около памятника Пушкину.

Рядом вроде Русский музей.

Не важно.

Жду.

Голубь.

Старик играет на бутылках.

Дети.

Кричат.

Каменные кудри.

Месяц.

Еле видно.

Солнце.

Видно очень хорошо.

Еще голубь.

Моцарт.

Сорок пятая.

Вискарная музыка.

Нота ля второй октавы — "Катти Сарк".

Си — кажется "Джонни Уокер".

Жук.

Муравьи.

Микробокс.

Кто кого.

Семеро на одного.

Но он крупный соперник.

Борец тяжеловес.

Рога — зависть лося.

Ну что ж.

Брейк.

Голубь — вам всем судья.

Где же она?

Я не должен ждать!

Она пришла. Раз, и всё успокоилось. Под нами планета газона. Климат мягкий: в пору класть под голову. Стройные лучи прыгают по росинкам. Брызгают смехом. Гигантская птица, похожая на окрыленную счастьем крысу, отмывает небосвод. Не получается. Всё течет. До чего чудесная неуклювесть! Слышно крылья и трение молекул воздуха друг о дружку. Наш Иисус удовлетворенно плачет на небе. И я плачу вместе с ним.

Пишу это из психиатрической лечебницы имени… что-то на "Н". Типа Набоков, но, конечно не Набоков. Ай, не помню.

Мама, прости. Хочу остаться. Это место по мне. Взрослое решение взрослого человека — остаюсь. Обстоятельства освобождают нас от бесконечного количества свобод. Я родился, вольный стать космонавтом, музыкантом, гимнастом, ассенизатором. Но с каждым годом количество возможностей сокращалось. И теперь мне 20. Ничего не осталось, кроме больницы, мама. Мне повезло: я рано определился с выбором пути и пошел правильной тропою. А по поводу клиники не бойся. Всяко лучше скита. Среди монахов я бы не смог писать. Здесь могу. Доктора отзывчивые. Пообещали передавать тебе письма. А ты их, конечно, откроешь всему миру. Все должны знать о моем прозрении.

Не скучаю. Но если надоест… Моя Девочка, о создании которой написано выше, обещает забрать к себе. Насовсем, представляешь?! Она такое рассказывает про те свои места! Ушам не поверишь. В общем мама, будь покойна. Твой сын понял счастье и принял его вовнутрь.

До свидания.

Сын

P.s.
Нам не нужны по ночам врачи.
Знаю, толочут молочные зубы,
Из-под подушек детей стащив,
И удобряют рыхленые губы.
Завтра родится в губе цветок,
Мак, семена на восток.

Нам не нужны по ночам врачи —
Гении тени ложатся со мною.
Я, сумасшедший, игрушку стащив
Бога преисподней, не буду слугою.
Вырастет в плюшевой мухе цветок,
Мак, семена на восток.