Когда в Бладвуде зажигаются тыквы

Здешние места были совсем не знакомы Оскару Смиту, но так случилось, что судьба в виде хозяина лавки столовых приборов и сервизов направила его именно сюда. Местное поселение и скромные фермерские угодья вокруг него, окруженные непролазными лесами, с трудом можно было отыскать на картах, а уж на деле — еще сложнее. Однако каким-то чудом коммивояжёру все же удалось добраться до Бладвуда, хоть нанятый извозчик и петлял долго по дорогам, то и дело сворачивая не туда. Обычно Оскара посылали в крупные соседние города, где наверняка можно отыскать пару-тройку достойных покупателей, ценителей ложек и вилок изящнейшей работы, но в этот раз все сложилось иначе.

— И что мне делать в таком захолустье? Разве здесь можно найти кого-то, кто готов выложить за блестящее серебро кругленькую сумму. Кому оно тут вообще нужно? Фермеры и садоводы народ не больно-то разборчивый, им и деревянных ложек с плошками вполне хватает, — ворчал себе под нос тогровый агент, вышагивая по неровной дороге, переступая через комья земли и оставшиеся после дождя лужицы. — Если кому-то продам хотя бы один набор, хоть одному человеку, то это будет просто настоящая удача, а нет, так не моя вина — нечего было сюда отправлять.

Бладвуд представлял из себя типичную глушь, живущую своей обособленной от суеты жизнью, своими укладами. Здесь, как и в любом подобном отдаленном поселении, даже время двигалось как-то иначе, тягуче, будто вот-вот окончательно застынет, и оттого чудилось, что с приездом в одно из таких мест словно попадаешь в прошлое — так окружение и атмосфера отличались от большого мира. Смиту это было не по душе, он не привык путешествовать по захолустьям, и в них он видел лишь неухоженность, серость, вечную грязь и живущих среди всего этого сплошное невежество. Потому-то мужчина с нескрываемым пренебрежением осматривал деревушку, кутаясь в теплую накидку и крутя головой по сторонам в поисках какого-нибудь заезжего дома. На дворе давно наступила глубокая осень, летние яркие краски померкли вместе с облетевшей листвой, оставив лишь печальные чернеющие силуэты деревьев. Небо все чаще затягивало непроглядным покрывалом и о солнечных лучах, которые и раньше редко пробивались, теперь оставалось только мечтать. По краней мере тем, кто любил погожие дни. А здешние окрестности и без того нагоняли тоску своими унылыми видами. Но одно все же разбавляло серость и нелюдимость: еще при въезде Оскар приметил вывешенные на воротах фонари-тыквы. А после, когда вошел в само поселение, такие же тыквы всех размеров и форм, которые светились жуткими оскалами и следили за приезжим горящими глазами, стали попадаться чуть ли не на каждом шагу. Торговец про себя отметил странную причуду, смекнув, что так «наряжают» улицы только по праздникам да на сезонные ярмарки. Быть может, ему повезло и он как раз попал на такую ярмарку? Он знал, что на гуляньях — не важно по какому поводу — всегда можно хорошо поторговать, сплавить уйму товара, но сейчас и мыслей об этом не было. Ему было не празднеств, и застревать на несколько дней тут он не собирался.

— Что ж, надо поскорее закончить с делом и убраться отсюда, — Оскар остановился напротив какого-то дома, поправил на голове шляпу-котелок, разгладил брюки от новенького костюма и поднялся на крыльцо, на котором стояла огромная тыква с безобразным и страшным «лицом».

Покачав головой, он натянул улыбку во все тридцать два зуба и громко постучался в обшарпанную деревянную дверь. Минуту спустя она скрипнула и на пороге показался хозяин.

— Чего надо? — пробурчал низкорослый тучный мужчина в годах, смерив недовольным взглядом незнакомца.

— Доброго дня, сэр. Меня зовут Оскар Смит, я представляю фирму «Роджерс и Роджерс», мы продаем прекрасные...

— Пошел вон, попрошайка! — рявкнул толстяк и захлопнул дверь.

— Старый черт, — процедил коммивояжёр сквозь зубы, — даже договорить не дал. Вот так манеры, нечего сказать.

Продолжая бубнить себе что-то под нос, торговец сошел с крыльца неприветливого местного жителя и решил попытать счастье в доме по соседству. Дверь ему открыла молодая женщина, которая молчаливо и с любопытством выслушала вступительную речь неожиданного визитера, чем воодушевила Смита, решившего, что удача таки улыбнулась ему. Однако очень скоро женщина просто развернулась и ушла, а вместо нее на пороге появился здоровенный детина, который со страшной руганью и угрозами погнал со двора «бродячую собаку».

— Хватит донимать мою немую жену своими расспросами! Убирайся отсюда, проходимец, нечего добрым людям головы морочить, иначе я тебе ее быстро оторву и набью соломой! А лучше сделаю из нее фонарь и насажу на палку! — кричал вслед Оскару разгневанный здоровяк.

И такой нерадушный прием ему оказали и в остальных домах, которые Смит успел посетить. Везде его посылали туда, откуда он явился, закрывали прямо перед носом двери, а одна старуха даже чуть не окатила ему ноги кипчтком прямо из кастрюли.

«А чего ты ждал, приятель, от тех, кто живет в такой дыре? По ним же видно, что дикие, невоспитанные, ни здрасте, ни до свидания. К черту таких клиентов, пусть Роджерс со своим сынком сам таскается по захолустьям, пусть получают по шее от их жителей, а мне жить еще охота», — рассуждал про себя Оскар, попивая чай за стойкой в местной харчевне. Он находился в Бладвуде всего час, а уже проклинал поселение и всех людей, осевших в нем. Желания бродить и обивать бессмысленно пороги у него пропало, и решил, что сегодня же, не дожидаясь вечера, уедет.

— Что забыл в наших краях, сынок? — послышался хриплый голос.

— Что? — коммивояжёр поднял голову и уставился на владельца харчевни. — А, да вот, — он указал на объемный саквояж, — по делам у вас.

— Чего продаешь-то хоть?

— Серебряные столовые приборы чудеснейшей работы, таких даже у самой королевы нет, — начал распинаться мужчина по привычке, но тут же осекся и махнул рукой. — Кхм, да что-то народ у вас какой-то не такой, даже не слушает, что им предлагают.

— Эээ, парень, не смеши людей, кому твои погремушки здесь нужны, ты ж не в городе и тут нет на каждом углу всяких избалованных белоручек. Не туда явился.

— Это я и так знаю, — тихо огрызнулся Оскар и уткнулся взглядом в чашку.

— Хотя-я, — медленно произнес мужик, будто вспоминал что-то, — живет неподалеку в леске одна семейка, вроде как обеспеченная, сами ухоженные, дом дорогой, большой, трехэтажный аж, — расписывал хозяин заведения, — можешь до них прогуляться, вдруг там повезет. Люди с деньгами и наверняка собирают всякие дорогие безделицы, как твои ложки и вилки, за которые точно смогут заплатить любую сумму.

Смит мгновенно оживился, почуяв, что там уж всяко выгорит, если его не обманывают, конечно. Расспросив поподробнее, как пройти до особняка, Оскар торопливо расплатился за чай и покинул харчевню, прикидывая в уме, что и сколько продаст.

— Та-ак, главная дорога… Какая еще главная дорога? Тут и дорог-то приличных нет, одна грязь. Эта, что ли? — мужчина брезгливо посмотрел на широкую тропу, которая убегала по возвышенности в глубь леса, глянул на свои новые ботинки и, вздохнув, двинулся вперед.

Мокрая земля чавкала под ногами, налипая на обувь и вымазывая ее. Оскар, ежась от холода, вышагивал по дороге и высматривал особняк среди деревьев, которым, казалось, конца и края нет, и эта прогулка могла затянуться. Однако вскоре показавшаяся железная ограда с настежь открытыми коваными воротами красноречиво говорила об обратном. Коммивояжер неспешно прошел под аркой и окинул ее взглядом, удивляясь тому, что хозяева вот так оставили ворота распахнутыми, будто их совсем не заботило появление незваных гостей. На ограждении и на самой арке красовались красные ленты, сушеные и свежие венки из листьев, веток и каких-то мелких невзрачных цветов.

— Зато никаких проблем, а то поди докричись тут до кого, — бормотал мужчина, оглядывая запущенные угодья, за которыми чуть подальше виднелся высокий каменный особняк.

С обеих сторон дорогу обступили густые сухие кустарники, сцепившиеся меж собой голыми скрюченными ветками. Землю под ними укрывал ковер из мокрой перегнившей листвы вперемешку с грязью и поломанными веточками — тут явно не следили за порядком. Чуть дальше шли садовые посадки и все тот же беспорядок из наваленного мусора из куч листвы, каких-то дощечек, оборванных перепачканных в земле лент. Хоть Оскару и не было особого дела до чужих хозяйств, но он все же не удержался от того, чтобы не возмутиться вслух. И тут же, словно отозвавшись на голос чужака, громко раскаркались вороны и, потревожив спящие деревья, с шумом вылетели из леска и пронеслись прямо над головой мужчины. Тот только и успел, что слегка присесть и наклонить голову, чуть прикрыв ее рукой.

— Чертовы создания, чтоб вас.

Дополняли сии мрачные и неприветливые места два жутких пугала в человеческий рост, встретившие заезжего агента на выходе из леска. В выцветшей одежде с дырами и потертостями, в шляпах старого фасона с порванными полями, ободранной мешковиной, из которой во все стороны вылезала солома. Прикрепленные к длинным накренившимся палкам, они стояли повернутые к тропе «лицами», вернее тем, что от них осталось: болтающиеся на ветру лохмотья с оторванными пуговицами-глазами. И даже старые блеклые огоньки, нанизанные на тонкие нити и небрежно намотанные на деревянные шестки, нисколько не отвлекали от мрачного до дрожи вида пугал. Оскар никогда не находился в плену суеверий и разных предчувствий, но, проходя мимо соломенных наблюдателей, ощутил себя не в своей тарелке. Ему показалось, что с него не спускают «глаз» эти двое, провожают взглядом, точно живые. Стряхнув с себя неприятное наваждение, мужчина поспешил к смотрящему на внезапного одинокого гостя сонными окнами дому. Поднявшись на крыльцо, Смит без промедления ухватился за потертое металлическое кольцо, несколько раз ударил в дверь и замер в ожидании. Ему казалось, что эти места давно оставили люди, бросили собственное имение, которое так и дышало гнетущим одиночеством и угрюмостью. Долго ждать не пришлось: через пару минут замок щелкнул и дверь отворил высокий седовласый мужчина в летах.

— Вот это да! Вот так приятный сюрприз! — внезапно воскликнул незнакомец и широко улыбнулся, огорошив своим поведением Оскара, который замер от удивления. — Сто лет к нам никто не захаживал, да еще и люди не из наших краев.

— Добрый день, мистер, — откашлявшись, начал в привычной манере свое представление коммивояжер, — меня зовут Оскар Смит. Я представляю фирму «Роджерс и Роджерс». Позвольте предложить вам замечательный набор изумительных столовых приборов, которые украсят ваш стол...

— О, торговец?! Слыхала, дорогая? Так это просто прекрасно — хоть узнаем последние новости, что происходит в мире, как жизнь течет в других краях. Проходите, проходите, милости просим, не будем же беседовать на пороге, — хозяин особняка перебил гостя и тут же жестом пригласил войти.

Оскар несколько опешил и почему-то с легким недоверием — ему и самому было странно от того — заглянул за порог и заметил, насколько обзор позволял, далеко не бедное убранство.

«Неужели здесь хоть кто-то оказался не дикарями? С виду люди вроде нормальные, приличные и приветливые, даже к торговцам расположены», — коммивояжер улыбнулся и прошел в дом.

Внутри его встретила теплая и весьма уютная обстановка, располагающая настолько, что в подобном жилище хотелось оставаться как можно дольше. Темное дерево, из которого была изготовлена вся мебель в холле и обиты стены и полы, освещал желтый свет двух старинных массивных люстр. От входа до лестницы с резными перилами, украшенными в начале небольшими фигурками в виде львиных голов, тянулась оливкового цвета ковровая дорожка. У стены слева, окруженные двумя напольным вазами с засушенными цветами, стояли высокие, в виде готической башни, часы. Их мрачность разбавляли золоченые вензеля: перепутываясь между собой на деревянной раме, тонкие блестящие узоры украшали собой стеклянную дверцу. По правую же руку располагались два больших кресла в компании низенького столика и таких же ваз с букетами из сухих веток и давно мертвых цветов. Узкие окна обрамляли тяжелые портьеры, подвязанные черными широкими лентами. И, конечно, от случайного гостя не ускользнуло все то, что дополняло богатое убранство: тыквочки, расставленные по углам и на окнах, горящие свечи в потемневших серебряных канделябрах и гроздья каких-то рыжих ягод, связанные нитью и переплетающие перила.

— Прошу же, не стойте на пороге, а то я начну корить себя за скверный прием и такие же собственные манеры. А для меня нет ничего хуже, чем прослыть плохим хозяином, — распинался мужчина.

— Ну-ка, дай посмотреть, кто к нам пожаловал, — послышался чуть скрипучий голос и в дверном проеме сбоку от лестницы показалась седовласая дама в престраннейшем строгом наряде в виде длинного черного платья, сшитого из рваных лоскутков. И дополнял его накинутый на плечи серый платок, очень напоминавший паутину в пыли. — О, какой милый молодой человек! Здравствуйте, здравствуйте, я правильно расслышала, что вы продаете что-то? Обожаю всяких заезжих и уличных торговцев, у них всегда можно найти много интересных вещиц.

— Оскар Смит, — вновь представился торговец, — и да, я продаю чудесные столовые приборы, которые, могу поклясться, отлично будут смотреться на вашем обеденном столе.

— Что это мы, в самом деле! Принимаем гостей, а сами не представились, — воскликнул хозяин. — Я — Джонатан Сильвер, а эта обворожительная колдунья — моя супруга, Луиза.

— Очень приятно. Не хочу отнимать у вас время, вижу, вы очень заняты...

— О, мистер Смит, ерунда, вы нисколько не помешали нам, и чем больше народа, тем веселее. К тому же, как уже сказал мой дорогой супруг, мы давно не общались с неместными. Давайте лучше пройдем в гостиную и вы покажите нам свой замечательный товар, — прощебетала миссис Сильвер и пригласила следовать за ней.

— А может, лучше сразу в столовую? Серебряные ложки и ножи это не подушки и не кисточки на портьеры, — мистер Сильвер по-дружески и чрезмерно фамильярно положил дрожащую руку на плечо Оскару и слегка подтолкнул его к дверям у лестнице с другой стороны.

Столовая оказалась столь же просторной и уютной, что и холл, а из примыкающей кухни шел аппетитный аромат печеного картофеля с травами и яблочного пирога с корицей, который напомнил торговцу, что он еще не обедал. А ведь не за горами и ужин! Мысли стали потихоньку уносить Смита куда-то далеко, в харчевню или даже домой, где он, когда вернется, сможет расположиться у камина, съесть седло барашка, апельсиновый пудинг и выпить чая. Поспешно отогнав от себя посторонние мысли, Оскар открыл саквояж и принялся расписывать и нахваливать товар конторы, которую он представлял. Супруги Сильвер внимательно слушали его, одобрительно кивали в ответ на все, что бы ни сказал неожиданный визитер. Миссис Сильвер с улыбкой разглядывала блестящие приборы, пока, наконец, не перебила монолог Смита и не заявила, что они с мужем покупают всё.

— Это же получается довольно приличная сумма, — не веря своему счастью, искренне удивился торговец. — Давайте посчитаем...

— Оставьте дела на потом, мы с вами рассчитаемся чуть позже, а пока осмелюсь предложить вам отобедать с нами, хотя для обеда уже поздновато, — встрял Джонатан, хлопнув в ладоши. — Сегодня же праздник и как-то будет очень неприлично не пригласить за стол гостя.

Смит помялся с минуту, обдумывая предложение и внезапно зародившиеся подозрения, что его могут обмануть с оплатой. Однако пожилой хозяин, будто прочитав мысли молодого человека, поторопился заверить, что об этом тот может не волноваться, ибо они — честные люди. Пожав плечами, агент все же согласился. Очень скоро все трое сидели за столом, заставленном разнообразными блюдами, половина из которых была приготовлена или из тыквы, или из яблок, или из того и другого вместе.

— У вас прекрасный дом, — торговец взял третий кусок яблочного пирога и с аппетитом принялся за него, — не ожидал увидеть тут такой. И вы оказали весьма теплый прием, в отличие от тех, что живут вниз по дороге. Не считая держателя харчевни, если быть точным.

— Хм, я сколько живу в Бладвуде, никогда не сталкивалась с невоспитанностью и несдержанностью местных, и мой муж тоже. Должно быть, вам почудилось.

— Едва ли угрозы о расправе можно принять за доброе гостеприимство. А вы вот совсем не похожи на ту неотесанную деревенщину.

— Поосторожнее со словами, молодой человек, — мистер Сильвер прищурил один глаз и, лукаво улыбнувшись, погрозил пальцем. — Жители поселения — одна большая семья, так уж повелось с давних пор. Они ничем не отличаются от нас, а мы — от них, и, услышь они вас сейчас, то непременно потребовали извинений.

У Смита возникло странное чувство: эти люди, с которыми он разделил пищу, отзывались о деревенских так, будто они с ними и правда были старыми добрыми друзьями или же имели родство, и без лишних раздумий защищали их от любых нападок. Но вот в чем была страннось: владелец харчевни упомянул о пожилой чете слишком прохладно и даже не сразу, точно никогда с ними не имел дел и вообще ни разу не видел.

— Но, к мою счастью, ни одного нет поблизости, — поспешил отшутится коммивояжёр.

— Однако не стоит озвучивать все, что придет на ум, иногда некоторым мыслям лучше оставаться всего лишь мыслями. И, к слову, жители были бы абсолютно правы, настояв на том, чтобы вы принесли свои извинения за оскорбление, — заметила миссис Сильвер, голос которой из мягкого вмиг превратился в начальственный, неприятно скрипучий, сухой, и Оскару показалось, что он выслушивает выговор от Роджерса-старшего. — Вы, мистер Смит, не здешний, и потому деревенские кажутся не такими, как в больших городах. Но уверяю, зла вам никто не желает, и уж тем более не причинит. Еще горячего молока?

Оскар кивнул и подвинул опустевшую чашку ближе к хозяйке дома. Сейчас, в окружении столь милых и открытых людей, спокойной и теплой обстановке, все больше и больше казалось, что он и впрямь напридумывал себе черт знает чего. Конечно, виной всему была дальняя и утомительная дорога, ужасная погода и такое же скверное настроение.

— Прошу прощения, а что за праздник такой вы все отмечаете? Видел, как украшено ваше поселение, — с неподдельным любопытством обратился Оскар к супругам после короткого неловкого молчания.

— Как! Вы что, ничего не знаете? Неужели никогда не слышали и не праздновали Самхейн?! Это же очень старинный праздник, его корни уходят в далекое прошлое. Здесь, в Бладвуде, чтят традиции и то, что перешло от предков, и мы с уважением относимся к древним праздникам.

— Особенно к Самхейну, — поддакнула Луиза, — ведь он завершает год, закрывает старую дверь и открывает новую, а между ними спрятано то, чему не позволено разгуливать по земле все прочие дни в году. Неужели не слыхали? У него много имен, например, Праздник яблок, Третий Праздник Урожая… или День усопших.

— Ах, это! Извините, я не слишком запоминаю названия чего-то там и не очень-то суеверен. И к этому… маскараду и чудачествам, — Оскар окинул столовую взглядом и развел руками, — не отношусь серьезно. Даже Рождество не всегда отмечаю и, как по мне, все это — глупая трата времени. Не хочу вас обидеть, но большей чепухи, чем рядиться непонятно во что и вырезать в овощах лица, сложно придумать. Вижу, и вы не удержались и нарядились в колдунью, — он глянул на наряд хозяйки, и тут же добавил. — Но выглядит он прекрасно.

— Помилуйте, это всего лишь платье, и я не в тех годах, чтобы рядиться в ведьм и всяких чертей, — рассмеялась хозяйка особняка, — своя личина всегда лучше. Да и к чему прятаться? Хотя в прежние времена, когда была еще совсем юной, не отказывала себе в этом, как и многие обитатели Бладвуда, правда, не так, как это делают сейчас. В основном мы надевали одежду наизнанку, менялись ей… Наши люди хоть и являются приверженцами старины и традиций, но, увы — со временем новшества дошли и до нас.

— Что не так уж и плохо, если посудить, но я бы, конечно, предпочел, чтобы все оставалось, как раньше, — Джонатан ощупал карманы и достал на свет небольшую курительную трубку. Набив ее табаком, он неспешно закурил и продолжил. — Например, чтобы две праздничные ночи горели фонари на погосте и на старой часовне. Или на полях вместо одного костра разжигали три, как было прежде. Моя давно уже почившая тетка просто обожала Самхейн, пожалуй, даже больше остальных, кого я знал. Она-то меня ребенком и учила всему, что связано с праздником, прививала уважение к традициям, за что ей бесконечно благодарен. Но и другие родственника, которые тоже уже давно лежат в земле, не отставали и всячески объясняли важность этого дня, правда, не так горячо и рьяно. Но, признаюсь, с годами я стал более рассеян и забывчив — память не та уж. Многое стал соблюдать менее строго, за что себя и упрекаю порой — нельзя же, в конце концов, позволять себе настолько непочтительно относиться к столько важным дням.

— Да будет тебе, не наговаривай на себя и не ворчи при нашем госте, иначе он решит, что мы — вечно чем-то недовольные старики, а разговаривать с такими просто невыносимо. Помнишь мою бабушку Мэйбл? Та еще штучка была, — Луиза не сдержалась и рассмеялась, прикрыв салфеткой рот. — Не хотела бы я стать, как она, и брюзжать по каждой мелочи.

Коммивояжёр неловко улыбнулся, глядя на увлеченных уже ушедшей куда-то в другое русло беседой хозяев дома, но тут же поспешил перевести внимание назад на угощения. Сейчас он почувствовал себя не в своей тарелке. Его не интересовали ни чужая родословная, ни то, как и чем тут занимались люди, чем жили, и уж тем более не заботило, какими стариками были владельцы особняка. Хотя все же успел про себя отметить то самое брюзжание, на которое сетовала миссис Сильвер.

— Не подумайте ничего такого, мистер Смит, и не сочтите за грубость, но у нас в Бладвуде уже бывали люди вроде вас, — Джонатан сложил руки в замок и пристально посмотрел на визитера.

— Торговцы? — нахмурился Оскар, посмотрев куда-то наверх, будто вспоминая что-то.

— Далекие от традиций и не разбирающиеся ни в чем, кроме денег и работы. Помнишь, милая, того нахального сбытчика старья? — хозяин повернулся к супруге.

— А как же! Пренеприятнейший тип с отвратительными манерами, и все время выпытывал, не хотим ли мы продать свой дом вместе с вещами, и еще такую цену оскорбительно низкую предлагал, как будто присмотрел старое корыто на рынке. Мне он сразу не понравился, и нечего его было на порог пускать.

— Зато какой из него получился незаменимый помощник. Могу поклясться, что он и сам от себя не ожидал такого.

— Многие не подозревают, на что они могут сгодиться, главное, помочь им понять это. После того приезжего, — Луиза вновь обратилась к агенту, — спустя несколько месяцев, как раз после Рождества, в Бладвуде объявился еще один городской плут, хоть и дорого одетый и надушенный, как королевская особа. Знаете, мистер Смит, здесь всякие люди живут, у каждого свои неприятности, тяготы, взгляды и воспитание, но все это пустяки и легко не замечать, но если дело касается чужаков, то спуску нахальству и наглости нельзя давать. Тот наглец, едва ступил на наш порог, стал расписывать, какая у него прибыльная фабрика древесины, и что он готов выкупить здешние леса, чтобы пустить его на доски. Вы только подумайте!

— О, да! Особенно ему приглянулись наши ельники. И надо же было об этом заявить как раз тогда, когда все праздновали Рождество, — возмутился мистер Сильвер и покачал головой. — Хозяевами деревни и прилегающих к ним земель являются потомки, то есть все жители, первых основателей Бладвуда, не удивительно, что он успел до нас наведаться к деревенским — тот прохвост выяснил о владениях до того, как явился сюда. Этот так называемый господин решил чуть ли не за бесценок прибрать к рукам наше богатство, а после — предложил местным работать на него чуть ли не за тарелку похлебки.

— Значит, дело было в деньгах?

— Помилуйте, разумеется, нет. Уж не знаем, как в большом мире, но в нашем маленьком и тесном никому в голову не взбредет предавать наследие предков ни за какие деньги. Был еще один пришлый, который рассуждал так же, как и вы, живя только нынешним днем и думая о материальном и о том, как сохранить свое теплое местечко в какой-то пыльной конторке.

— А разве это преступление? Не вижу ничего плохо в том, чтобы заниматься своим делом и получать за него хорошую плату. Без денег нынче не проживешь, одним воздухом и выдумками сыт не будешь. При все всем уважении, но сказки хороши лишь для детей, вот пусть они для них и остаются, а мне хватает жизни. Время на непонятную чепуху, от которой пользы нет, тратить не хочу как-то. Какой толк от… — молодой человек осекся, словно проглотил уже напросившиеся на язык лишние слова, и продолжил, — праздников, о которых забываешь сразу же, как они заканчиваются? Это такие же обычные дни в году, как и остальные. Но все-таки признаюсь: в такие моменты, как сейчас, к примеру, в домах становится намного уютнее из-за всех этих украшений и угощений.

— Совершенно верно, дорогой мистер Смит, мы ведь тоже не из воздуха получили дом и землю, да и все остальное тоже, — поддержала агента Луиза, обводя рукой столовую. — Но с другой стороны, не почитай мы прошлое, как подобает, то неизвестно, в каком сарае оказались и чем питались бы. Как и наши предки, собственно — все они родились и умерли в Бладвуде. И похоронены они тоже тут, на местном кладбище. Кстати, не хотите взглянуть? Удивительное место, многие, кто приезжал к нам и умудрялся случайно оказаться на нем, отмечали, что оно слишком красиво для кладбища, и пребывание там нисколько не угнетает, даже наоборот. Да, в Самхейн его украшают как ни в один другой важный день, так что, сейчас оно выглядит просто чудесно.

Оскар мгновенно опешил от необычного предложения, поперхнувшись молоком. За все прожитые годы он слышал разное, но чтобы прогуляться и полюбоваться погостом — впервые. Приглашение звучало слишком эксцентрично и даже несколько пугающе. И хоть коммивояжёр не считал себя человеком мнительным, в эту самую минуту в нем зародилось неприятное колючее чувство, отдававшее холодом в животе.

— Не стоит, спасибо. Да и времени нет на это. Вот закончу дела — и сразу назад поеду. Кстати, где у вас можно нанять извозчика?

Супруги переглянулись.

— В Бладвуде есть только один возничий, но слишком далеко от деревни не ездит, а в город тем более не повезет. Но он может подбросить вас до соседних фермерских хозяйств, а там обязательно найдется кто-то, кто согласиться отвезти вас туда, куда скажете.

Такой расклад не устраивал Оскара, но желание поскорее убраться восвояси перевешивало все неудобства, которые его ожидали по пути домой. Перекладные он не любил, но выбора не было и пришлось согласиться.

«Дыра и есть дыра. И вообще, за такое мне полагается несколько процентов сверху, и Роджерсы не обеднеют, если я заберу себе часть из тех денег, что заплатят эти старики. Все равно ничего не заметят и не узнают. В следующий раз пусть сами обивают пороги в глуши», — недовольство закипало внутри, однако мысли о деньгах немного успокаивали агента.

Время незаметно таяло за беседой в уютной домашней обстановке, которая то и дело навевала приятную расслабленность на коммивояжёра, будто дом желал, чтобы гость оставался в нем как можно дольше. В печной трубе завывал и свистел бродяга-ветер, предупреждая о том, что погода поменялась совсем не в лучшую сторону. Однако очередной бой напольных часов, низкий «голос» которого доносся из холла и оповещал о наступлении нового часа, и быстро сгущавшиеся сумерки, что заглядывали в окна, заставили Оскара спохватиться и поторопиться наконец завершить сделку. Больше не притрагиваясь ни к одному блюду, он поблагодарил хозяев за гостеприимство и намекнул, что пора бы расплатиться за столовые приборы. Луиза понимающе закивала и, оставив супруга наедине с гостем, скрылась дверях. Мистер Сильвер же объяснил, где найти того самого извозчика, что довезет до ферм; он все говорил и говорил, попутно разглядывая блестящий товар, который, к слову, совсем не стоил тех денег, которые пожилой мужчина собирался выложить. Пара производила впечатление разбирающихся в ценностях и дорогой старине, учитывая, с каким вкусом они обставили дом; они не походили на людей, которые скупали все без разбора и сыпали деньгами. Потому-то Смит поначалу удивился их желанию купить весь этот хлам, не торгуясь, как обычно делали его покупатели, но, разогнав посторонние думы, отговаривать не стал. А когда в столовой вновь показалась Луиза с деньгами в руках, то все подозрения окончательно пропали и настроение значительно улучшилось.

— Очень жаль, что вы уже уходите. До нас редко добираются люди из большого мира, и так приятно было увидеть новое лицо, — она расплылась в улыбке и протянула агенту слегка помятые «бумажки».

— Спасибо еще раз за угощение и теплый прием, не часто так встречают торговцев в наше время, — пожав протянутую руку мистеру Сильверу, коммивояжёр подхватив саквояж и поспешил к выходу.

Прощание получилось весьма скорым и без излишних условностей, кои по обыкновению сопровождают уход визитеров. Однако хозяев особняка это, казалось, совсем не беспокоило.

— Позволите? — миссис Сильвер буквально перехватила Оскара, взяла его под руку и повела к парадным дверям.

Размеренный шаг пожилой дамы не совпадал с торопливой поступью молодого человека, который уже готов был бежать прочь на своих двоих из чертова захолустья, и нехотя пришлось подстраиваться под него. Смиту в какой-то момент почудилось, что женщина нарочно медлит. Ее походка стала какой-то тяжелой, хотя недавно она была легкой и совсем не скованной ни годами, ни какими-то недугами — хозяйка дома, что и хозяин, выглядела полной сил.

— Тело уже совсем не то, ноги с каждым годом все хуже слушаются, — ни с того ни с сего пожаловалась Луиза агенту и тут же обернулась на идущего позади супруга, который сразу же подтвердил ее слова.

Начало казаться, что они уже никогда не доберутся до порога, однако короткий путь, который невообразимо затянулся, наконец закончился и Оскар мысленно с облегчением выдохнул.

— Было приятно иметь с вами дело. Нечасто удается в моем деле встречаться с толковыми и достойными покупателями, — беззастенчиво напоследок распинался коммивояжёр, вновь натягивая дежурную улыбку. — Всего доброго.

— Приезжайте еще, будем рады принять вас снова, — Джонатан похлопал гостя по плечу и повернул ключ в замке.

«Да ни за что», — мелькнуло в голове агента.

Он потянул на себя дверь и собрался было уже выйти на крыльцо, как в ту же секунду и совершенно некстати небо разразилось дождем. Надежда успеть покинуть унылый и неуютный Бладвуд до того, как начнется ливень, улетучились в одночасье, ведь в такую погодку никто не рискнет плутать по дорогам и убивать лошадей и повозки. Едва сдержавшись, чтоб не выругаться вслух, молодой человек, как вкопанный, простоял еще с минуту в открытых дверях, разочарованно смотря на сплошную водную стену, что предательски преградила ему дорогу домой. Очень скоро стало понятно, что дождь и не собирался заканчиваться, а напротив — только набирал силу, как и обезумевший в конец ветер.

— Да-а, дела-а… Нехорошо-о, — протянул мистер Сильвер, поравнявшись с гостем и выглядывая на улицу. — Вот она, погода в здешних краях, никогда не знаешь, чем порадует. Правда, еще с утра ожидалось продолжение дождей. Да и не удивительно, что в такой день пошел дождь — здесь так почти каждый год, тоже своего рода традиция.

— В такую пору никак нельзя отправляться в дорогу, промокните насквозь, а там и слечь недолго с воспалением, — беспокойно заметила миссис Сильвер, получше укутавшись в шаль и обняв себя за плечи. — Однажды моя далекая родственница по глупости вышла под ливень, решила, знаете ли, добежать до соседского дома по какой-то надобности, так потом ее сколько ни пытались доктора поставить на ноги, ничего не вышло. Ушла бедняжка в тот мир… Оставайтесь-ка вы у нас, мистер Смит, места в особняке достаточно и комната для гостя найдется. В деревушке, конечно, есть маленький постоялый дворик, но его хозяин настолько стар, что, боюсь, вы до него не достучитесь — совсем глухой старик Ален. Не хотелось бы, чтобы вы мокли и бродили в описках крыши над головой, тем более, скоро совсем стемнеет, а там и ночь наступит. Нет, нет, нет, мы не можем позволить вам оказаться в таком скверном положении, верно, Джонатан? Иначе будем потом корить себя за то.

— Разумеется. И будем только рады, что наш скромный семейный круг еще ненадолго скрасит свежее лицо. Тем более в такой важный день, считайте это знаком или предупреждением, к которому стоит отнестись серьезно. Я бы на вашем месте так и сделал бы.

Оскар помялся, стоя на пороге и продолжая вглядываться сквозь дождевую стену в угрюмый ветхий лес, разделенный одинокой тропой, убегающей прочь от особняка. Его порядком утомили и раздражали глупые разговоры о каких-то непонятных предостережениях и суевериях, в которые он не верил. Он все больше смотрел на пожилых супругов, как на помешанных, вроде разного рода страстных поклонников, фанатиков, у которых в голове творится черт знает что. Однако молодой человек вынужден был согласиться с тем, что ему и правда стоило переждать непогоду. И вспомнив, как «радушно» его встретили местные обитатели, то соваться к ним с просьбой приютить на время желание пропало. Ничего не оставалось, как принять предложение стариков, что, собственно, тоже не особо радовало. Это место и люди, обитавшие в нем, действовали на нервы. Все, что коммивояжёр видел в унылом сером окружении и жителях, было одним сплошным невежеством, а Смит не выносил деревенщину. На несколько секунд ветер чуть стих, а ливень немного ослаб, и сквозь тихий шум и шелест он, казалось, расслышал жалобный прерывистый скрип: пугала, что «охраняли» мрачный уголок, как живые шевельнулись на шестах. И даже в сумерках, едва разбавляемых теплым светом, льющимся из окон и через открытую дверь, различались их жуткие силуэты и болтающиеся лохмотья. Один только их вид навевал траурное тоскливое чувство.

Несмело отступив и развернувшись, Оскар озвучил свое согласие, чему хозяева обрадовались так, будто только получили в дар нечто очень ценное и долгожданное. Или же произошло что-то невообразимое, чего они никогда в жизни не видели.

— Вот и славно. Переночуете у нас, а утром преспокойно поедете восвояси, — Джонатан услужливо закрыл за гостем дверь и слегка подтолкнул его назад в холл. Столь фамильярный жест не очень-то понравился Смиту, однако тот промолчал. — А пока устраивайтесь и чувствуйте себя, как дома.

Натянуто улыбнувшись, торговец медленно поплелся за хозяевами обратно в столовую, однако в ней они не задержались и сразу же, минуя широкий коридор, прошли в соседнее помещение, напоминавшее ни то библиотеку, ни то огромный кабинет. Однако в этой комнате тоже обосновалась уютная теплая атмосфера, несмотря на размеры и некий холодный официоз: шкафы, набитые книгами, непонятные чертежи, развешанные на досках, огромный дубовый стол, заложенный бумагами и заставленный почти опустевшими баночками с чернилами. Обстановку дополняли повсюду расставленные вдоль стен на длинных ножках одиночные подсвечники, причудливые и мрачные статуэтки, безликие бюсты из серого холодного камня. В конце кабинета, в углу, горел здоровенный камин, и он как нельзя кстати вписывался в общий антураж, собственно, как и расставленные на полках и подвешенные к потолкам все те же тыковки, подмигивающие гостю свечными огоньками. Мистер Сильвер, продолжая вести беседу ни о чем и обо всем, обвел рукой комнату, словно привлекая внимание к обстановке, явно гордясь ей, и уселся в роскошное кресло, обитое черной кожей. Смит кивал на речи владельца особняка, лениво улыбался на обращения миссис Сильвер и рассеянно отвечал на вопросы. Он снова снял с себя накидку и медленно прошелся по кабинету-библиотеке, разглядывая каждую мелочь, каждую вещицу, которая попадалась на глаза и вызывала неподдельный интерес. Среди многочисленных папок с бумагами, резных деревянных шкатулочек, в которых неизвестно что хранилось, и коробок с печатями Оскар заметил множество маленьких фигурок, изображавших пугал. Они стояли повсюду, даже там, где им, казалось, совершенно не место; выглядывали из темных ниш, из-за мелких стеклянных вазочек или стояли на виду. Фигурки эти были, как живые, словно наряженные в обноски и вымазанные в грязи люди. Невольно вспомнились те два пугала у дома — поразительное сходство бросалось в глаза, и каждая деталька была тщательно изготовлена. Те же крошечные ботинки были аккуратно зашнурованы, или на порванных пиджаках виднелись пуговички. «Лица» фигурок выглядели не менее пугающе, чем у их собратьев, стоящих снаружи. Но чем дольше Оскар всматривался в них, тем сильнее ему казалось, что набитая соломой — не иначе — мешковина меняла выражение: вместо злобного чудилось не то печальное, не то сердитое, или словно испытывали мучительную боль.

«Жутковатое увлечение», — мелькнуло в голове у агента, который потянулся к одной из фигурок, желая разглядеть ее получше.

— Прошу, не надо. Они очень хрупкие и старые. Не все, конечно, но большинству много лет. Это наша коллекция, — Луиза встрепенулась, едва заметила, как рука гостя чуть не коснулась драгоценных кукол. В ее повышенном голосе прорезался испуг и недовольство. Женщина поспешила к молодому человек, который так и застыл с поднятой рукой, и оценивающе осмотрела пугал — те по-прежнему стояли на своих местах нетронутыми. — Не принимайте на свой счет, мистер Смит, но не все в нашем доме можно трогать.

— Понимаю и прошу прощения, не хотел вас оскорбить.

С этого момента он уже даже и не думал касаться чего бы то ни было, а только смотрел. С каждой минутой ему все больше казалось, что находится в каком-то чудаковатом захолустном музее редкостей — столько затейливых и странных вещей, какие не сразу бросились в глаза, его окружало. Наряду с уменьшенными копиями соломенных страшил в кабинете нашли свое место украшенные самоцветами антикварные кубки, похожие на те, что обычно используют во всевозможных церемониях; стену позади стола украшали маленькие картины с мрачными сюжетами, обрисованные черными и грязно-желтыми красками. Они напоминали необычную коллекцию, вышедшею из-под кисти одного художника. Над камином висели венки из сухих колючих веточек, с вплетенными в них бумажными лентами, разрисованными неизвестными символами. Созерцание обстановки прервал жуткий треск за окном и невообразимый порыв ветра, от которого дрогнули стекла.

— Черт подери, этот ливень так до утра все деревья в округе в щепки превратит, — выругался в голос мистер Сильвер, и рассмеялся, поудобнее устраиваясь в кресло, будто приготовился созерцать невообразимое представление.

— И затопит. Страшно представить, как размоет деревню и кладбище, а о том, что все будет испорчено, и говорить нечего, — Луиза махнула рукой и покачало головой.

Буря бушевала, неистовствовала, словно дикий хищный зверь, вышедший на охоту и упустивший свою добычу. Оскар поежился от мысли, что сейчас он мог трястись в кибитке неизвестно где, весь вымокший до нитки, а потом еще и по колено в грязи пробираться по размытым земляным дорогам в поисках укрытия. Все трое на время умолкли и замерли, прислушиваясь к шуму за окном, который не мог не завораживать и пугать одновременно.

— Позвольте предложить выкурить по сигаре, — оживился Джонатан, потянувшись к стоящему на столике рядом портсигару, похожему на небольшой металлический чемоданчик, увитому вензелями. — У меня есть отличная партия сигар, привезенных из...

— Благодарю, но я не любитель, — перебил агент.

— Жаль, а я вот обожаю. Нередко устраиваю сигарные вечера, на которые собираются все мои близкие друзья. Тогда выпьете? Поскольку отчаливаете только утром, то можете немного расслабиться и побаловать себя. Есть прекрасный виски, ром, ликер — что пожелаете.

— А… нет, спасибо. Вообще, я очень устал, прямо с ног валюсь, и, пожалуй, прилег бы, если вы не против.

Оскар Смит не врал. Однако главной причиной поскорее ретироваться являлось желание остаться в одиночестве и не перестать быть предметом пристальных взглядов пожилых супругов.

— Ничего, у нас еще целая ночь впереди, быть может, вы захотите присоединиться к празднованию, ведь все самое интересное начнется только после полуночи. Будем надеяться, что ливень к тому времени утихнет и позволит насладиться праздником как следует, — миссис Сильвер выглядела воодушевленно каждый раз, когда заговаривала о празднестве, что начинало раздражать торговца. Болтовня о глупостях, старческих воспоминаниях, от которых несло нафталином и пылью — если не сказать хуже, — странные намеки и приглашения — единственное, что портило впечатление о хозяевах особняка и от общения с ними. Навязчивость — вот чего не переносил Оскар, что выглядело смешным, учитывая, чем ему приходилось зарабатывать на жизнь.

— Я уже говорил, что не по мне весь этот… маскарад и игры непонятно во что. К тому же хватило «доброго» знакомства с местными. Одним человеком больше, одним меньше, едва ли мое отсутствие что-то изменит, — отшутился он, криво улыбнувшись. — А вот от ужина не откажусь, если, конечно, пригласите.

— Само собой, дорогой друг, в этом мы вам не откажем. А иначе что же мы за хозяева такие? Поскольку прислуги еще с утра нет и она не появится до завтра, позвольте я самолично покажу, где вы сможете отдохнуть, — мистер Сильвер поднялся с насиженного места.

Слова про прислугу несколько огорошили гостя, решившего, что в особняке никто не обитает, кроме двух его владельцев.

— Неужели вы подумали, что два старика могут справиться с таким хозяйством своими силами? — хозяин рассмеялся, точно уловил ход мыслей агента.

Собственно, это было даже к лучшему, и если случится, что пребывание в захолустье затянется — чего бы совершенно не хотелось, — то общество лишних людей, пусть и прислуги, только добавит личного спокойствия. Так считал коммивояжёр в сложившейся ситуации.

Одна из комнат для гостей, выделенная специально для Оскара, находилась на втором этаже в задней части здания, окна которой выходили ровно на самый густой и заросший кусок леса. Среди зарослей и наползающих друг на друга деревьев пряталась узенькая извилистая тропа, берущая начало от калитки в заборе, окружавшем маленький дворик. Разглядеть ее почти не представлялось возможным, особенно ночью и в дождь, взору открывался лишь маленький ее кусочек. Гостевая же представляла из себя довольно уютный и небольшой уголок с высокими потолками и одним окном, закрытым по другую сторону узорной кованой решеткой. Вычурности, кроме балдахина над одноместной высокой кроватью и, пожалуй, маленькой угловой печи рядом с дверью, не было. Комната выглядела вполне обыденно: спальное место, застеленное свежим бельем и лоскутным пледом, вешалка для верхней одежды и головных уборов, миниатюрный комод с двумя ящиками. Под окном располагался столик с канделябром на две свечи и уже горящим ночником. Скромную, но домашнюю и теплую обстановку дополняли темно-зеленые обои с узором из крупных пионов, смотрящих на гостя и хозяина со всех сторон, и потертая ковровая дорожка. Молодой человек окинул беглым взглядом помещение и коротко кивнул — его явно все устраивало.

— Вот и прекрасно. И все довольны. Располагайтесь, отдыхайте, а если все же вдруг захотите составить нам компанию до ужина, то милости просим во вторую гостиную, она как раз под нами, с другой стороны от лестницы, — подробно объяснил мистер Сильвер.

Дверь, скрипнув, плотно закрылась, глухо прозвучали и растворились в тишине дома шаги старика, и Оскар остался в полном и долгожданном одиночестве. Разве что хлеставший по окнам шумный ливень разбавлял уединение. Пристроив саквояж в угол и избавившись от дорожной накидки, заезжий торговец размеренно прошелся по гостевой, по-хозяйски заложив руки за спину. Только сейчас он заметил, что в комнате не было никаких карнавальных глупых украшений, отсутствовали горящие тыквы с вырезанными жуткими «лицами», нигде не висело сухих цветов. То, что, по его мнению, выглядело нелепо и по-детски, коробило взор и вообще являлось почти что мусором, не занимало места и не раздражало своим видом. Чему агент был весьма рад. И все же сейчас он чувствовал себя узником, несправедливо скованного глупыми обстоятельствами. Застрять в почти никому неизвестном захолустье среди невежественного отребья, живущего какими-то суевериями, пережитками прошлого, трясущегося над ненужными праздниками и ведущего себя, как дикари — не так представлялась поездка. И снова посетили неприятные мысли о том, что покинуть Бладвуд не получится так скоро, как хотелось бы, если непогода продолжить сходить с ума. А о том, что придется высылать телеграмму в контору, думать и вовсе не хотелось.

— Нет, нет и нет, так дело не пойдет, старина. Пусть утром хоть водопадом будет лить, плевать. Светло будет — и ладно, дорогу отыщу, возничего найду — не пропаду точно, — подбодрил себя коммивояжёр, посмотрев в окно. — В конце концов, я всего-то испорчу одежду.

Темнота в здешних местах наступала намного стремительнее и раньше — или так чудилось, — чем в большом городе, где ее разбавляли множество уличных фонарных огней и свет из окон постоянно открытых заведений. Оскар нередко совершал прогулки по улочкам родного города поздними вечерами и даже ночами, но в этих краях ни за что не рискнул бы выйти на улицу в темное время суток — уж больно не по себе ему было от угрюмых и неприветливых окрестностей и лесов, в которых могло водится черт знает что. И заставить выйти наружу его могло только что-то совершенно невозможное, чего уж явно не должно произойти. Смит продолжал стоять у окна, всматриваясь в темень: его глаза безинтересно блуждали по едва различимым во мраке очертаниям и безликим сонным видам, в которых мерещились жуткие образы и будто живые тени. Но стоило начать присматриваться, как все это тут же размывалось дождевой водой и разгонялось ветром. И снова будто ничего не скрывалось там, в густых увядающих лесах. Только скука, которая выпадает на долю всем поселениям, живущим своей серой и незаметной жизнью где-то на отшибе мира. Очень скоро созерцание пустоты приелось и коммивояжёр, облегченно выдохнув, еще раз прошелся по комнатке и вернулся к саквояжу.

— Да уж, с деньгами они и правда не обманули. Есть же люди, честные и воспитанные, не понимаю только, какого дьявола они осели здесь? Дань традициям, преемственность поколений, уважение прошлому, — усмехнулся он, с удовольствием пересчитывая деньги и передразнивая владельцев дома. — Чушь какая-то, бред. Как в такое можно поверить? Нормальные люди, образованные и при деньгах, никогда и ни за что не станут попусту терять драгоценные годы и дожидаться смерти в дыре вроде этой. Тут явно что-то другое. Хотя, если подумать, какое мне дело до них, пусть хоть в пещере живут.

Молодой человек уложил деньги обратно на дно сумки и тут же достал из бокового кармашка маленькую коробочку. На слабые нервы он никогда не жаловался, но все же время от времени принимал успокоительные пилюли, так, для порядка. Вот и сейчас решил, что недурно было бы проглотить парочку, чтобы немного прийти в себя, избавиться от ненужных дум и прилечь. Не помешает. Без лишних раздумий и одним махом отправил в рот лекарство, скинул вымазанные уже засохшей грязью ботинки и улегся на кровать, которая оказать довольно удобной. Лежа, как мертвец в гробу, и слушая беснующуюся непогоду, он уставился в проглядывающий через квадратное окно деревянного каркаса потолок. На побелке виднелись сероватые разводы, разбавленные крупными трещинами, тянущимися паутиной в разные стороны и пожирающими скромную лепнину, от которой где-то отвалились кусочки, изуродовав орнамент. Завитки, мелкие цветы без части лепестков, виноградные гроздья, увитые листьями, среди которых можно было разглядеть спрятавшиеся лица. Те словно были вылеплены из растений, терялись в них, были ими. Нельзя было не отметить искусную работу чьих-то умелых рук, и выглядела лепнина завораживающе, несмотря на изношенность и старину. И чем больше Оскар разглядывал ее через наплывшую пелену дремы, чем больше открывалось его взору: среди вензелей, переплетений и странных лиц на него глазели тыквы и яблоки. И не просто плоды, а какие-то фантасмагорические образы в виде двух тыквоголовых людей с разинутыми пастями и стольких же смеющихся яблочных человечков. Торговец, не поверив своим глаза, потер их и снова глянул на потолок — нет, не почудилось: в тусклом свете ночника по-прежнему различались жуткие очертания, притаившиеся в орнаменте.

— Сумасшедшие, — он нахмурился и пренебрежительно скривил губы.

Его взгляд скользнул вниз, но тут же снова замер: на каркасных столбиках, сделанных в виде сплетенных ветвей, увитых крошечными листьями, в самом верху, были вырезаны все те же тыквообразные существа, чьи головы были нанизаны на шесты, точно, как у пугал. Они скалились, смотря прямо на Оскара, который, не выдержав, плюнул, отвернулся и накрыл голову подушкой. Это место, дом, люди, обстановка — все было каким-то не таким и выглядело слишком странным. Но только теперь, когда внимательно пригляделся. А ведь каких-то пару часов назад считал, что приветливее и лучше места в захолустье не найти, что ему крупно повезло. Выходит, ошибся? А чрезмерное поклонение — иначе и назвать нельзя — овощам и фруктам, страсть к огородным чучелам и навязчивые разговоры? Что это? Чудачества и старческие капризы?

«Похоже, здешние края на меня слишком плохо влияют», — только и успело мелькнуть в голове, агента перед тем, как его одолел сон.

Проснулся агент внезапно, будто испугался того, что позволил себе немного вздремнуть, хотя подобное не входило в планы, как бы смешно и глупо это ни звучало. Ливень по-прежнему не унимался, зато темнота стала еще гуще.

— Не может быть! — воскликнул Оскар, глядя на карманные часы, которые показывали почти девять вечера. — Глазам не верю. Не удивлюсь, если сюда заглядывали хозяева и звали на ужин, а я в ответ храпел. Черт подери, голова, как в тумане.

Он потер виски и пару раз зажмурился, прогоняя странную навалившуюся тяжесть, и с каждой секундой нарастало беспокойство: как же так вышло, что крепкая дрема буквально сразил, хоть усталости и грамма не было. Да и с чего ей быть? Всего-то приехал, обошел несколько дворов и засел в старом особняке, запертый в нем бурей. Не могли же пилюли от нервов так свалить, ведь прежде такого не случалось. Где-то в стенах пронзительно завыло, протяжно засвистело в печной трубе — ветер словно силился прогрызть старый камень и уставшее дерево, желая пробраться внутрь. За окном раздался тихий сухой треск, под полом, сверху — повсюду послышался тоскливый скрип, какой бывает только в давно оставленных местах, брошенных на съедение пустоте, ветхости и безжалостному и вечно голодному времени. На секунду почудилось, что мимо комнаты кто-то прошел — глухой звук шагов, осторожных и коротких, едва просочился сквозь дверь и сразу же стих. Оскар замер, прислушиваясь к малейшему шуму, но больше шагов не повторилось. Поежившись, молодой человек усмехнулся и тяжело поднялся с кровати, огляделся, словно не узнал комнаты, в которую его поселили, и помял ладонями лицо, прогоняя остатки сна и приводя себя в бодрое состояние. В животе же урчало так, точно до этого в него не попало ни единой крошки, хотя за запоздалым обедом Смит умудрился съесть столько, сколько ни разу не съедал вне дома или в дороге. В надежде, что еще успевает на ужин — пусть время говорило об обратном, — он разгладил жилет и брюки, и вышел из гостевой. По-прежнему чувствуя себя не в своей тарелке, коммивояжёр потоптался на месте, покрутив головой то в одну сторону, то в другую. Устройство особняка изнутри оказалось намного хитрее, чем представлялось сначала: коридорчик, берущий свое начало от небольшой площадки у лестницы, петлял по второму этажу, как змея, огибая многочисленные углы и умудряясь охватить пространство так, что ни одна из имеющихся комнат не оставалась «запертой» в петле. Когда хозяин показывал дорогу до гостевой, Оскар не сразу обратил внимание на запутанность, он просто послушно следовал по пятам, а теперь, оставшись один на один с причудливой архитектурой, растерялся, осознав, что стоило быть внимательнее. В чужом жилище, да еще и неизвестно где всегда стоит быть осмотрительнее. Вообще, за Смитом не водилось ротозейством, и всюду, куда бы ни поехал, он вел себя собрано. Мысленно упрекнув себя за рассеянность, молодой человек заложил руки за спину и двинулся направо, понадеявшись, что выбрал короткий путь — с какой стороны они сюда пришли, на удивление, просто не вспомнил. И решил, что даже если и обойдет весь этаж, то все равно рано или поздно выйдет к лестнице.

Пол, устланный тонкой ковровой дорожкой грязно-бордового цвета, изредка жалобно всхлипывал, стоило наступить на какую-нибудь рассохшуюся доску, и скорбный скрип мгновенно пронзал невидимыми иглами тягостное и мнительное спокойствие. На втором этаже гость насчитал еще шесть комнат помимо той, что хозяева услужливо выделили гостю. Двери каждой были надежно заперты, а по полу из-за зазоров у порогов несло жутким сквозняком, словно окна были нараспашку открыты. Сквозняк легко касался брюк, стоило визитеру задержаться или даже просто пройти мимо одной из дверей. Что в них располагалось — спальни, кладовые, кабинеты, — Оскар с трудом представлял, да его это не особо интересовало — особенно, когда внутрь не представлялось возможным попасть, — и он продолжал двигаться дальше по коридору, попутно изучая обстановку. По стенам, обклеенным безвкусными бордовыми обоями, висели картины, схожие с теми, что имелись в кабинете-библиотеке: на одних в туманной поволоке прятались тени, окружавшие каменные глыбы, на других вокруг костра или оврагов отплясывали бесформенные силуэты, на третьих же уродливые фигуры в черном топтали кладбищенскую землю.

— Уж не их ли «знаменитое» кладбище это? — насмешливо произнес молодой человек, мельком взглянув на очередную композицию, на которой короткая процессия с горящими свечами окружала надгробные плиты. И сразу вспомнилось мутное предложение о прогулке по скорбным местам. — Нет уж, на такую красоту точно смотреть не хочу. Во всяком случае, пока. Вот лет через сорок-пятьдесят — да, когда надо будет уже присматривать себе уголок.

Размышления вслух о "насущных проблемах" прервали вновь раздавшиеся тихие шаги где-то в коридорных дебрях. Оскар машинально повернул голову и успел заметить, как чья-то тень промелькнула и скрылась за очередным поворотом. Следом за скользнувшим за угол силуэтом померк, но спустя мгновение снова зажегся неяркий желтый свет — кто-то бродил по дому, но почему-то возникли сомнения, что то были хозяева. Влекомый любопытством, торговец последовал туда, где копошились, однако, кроме пустоты, за поворотом ничего и никого не обнаружил. Перед ввзором открывался все тот же вид, что и оставшийся позади, разбавляемый лишь дерганным мерцающим светом настенного бра. И все же не покидало ощущение, что кто-то находится рядом, пусть и не попадается на глаза, будто прячется, как мышь от кошки, старательно убегая и не желая показываться. В любом другом месте и ситуации Смиту было бы совершенно плевать, кто и что околачивается поблизости, что делал и говорил, его почти никогда не интересовали окружающие, особенно в чужих краях и во время работы. Заботило лишь купят ли они у него что или нет. Но не в этот раз. Дом эксцентричных стариков, сам Бладвуд и люди, живущие в нем — все невольно заставляло присматриваться, прислушиваться, словно наваждение какое-то.

— Мистер Сильвер? Миссис Сильвер? — наконец Оскар подал голос, но в ответ ничего не последовало. — Хм, неужели показалось?

Он развернулся, собираясь было возвратиться к гостевой и пойти другим путем, но тут же столкнулся с маленькой женщиной, одетой в старенькую форму прислуги. От неожиданности молодой человек чуть ли не отскочил назад. Горничная же так перепугалась, что выронила из рук тряпку и миску с водой, которая тут же расплескалась по ковру.

— Прошу прощения, — затараторил Смит. Видя, что женщина, вся съежившись, точно ее хлещут плетьми, упала на колени и принялась вытирать воду той же тряпкой, наклонился, чтобы помочь. За ним никогда не водилась привычка помогать прислуге и вообще людям, стоящим ниже по статусу, всяким бродяжкам и попрошайкам, но находясь здесь, возможно, под пристальным вниманием дотошных и внимательных стариков, молодой человек решил, что лучше отступиться от своих правил. — Черт подери, так незаметно подкрались, что я не ожидал… не думал… Еще раз извините, моя вина. Значит, не показалось… Это же вы ходили у моей комнаты и сейчас по коридору? Что же сразу не показались, я уж решил, что схожу с ума.

Служанка молча кивнула, но даже не посмотрела на коммивояжера, только грубо оттолкнула его руку, давая понять, чтобы тот не мешал. Оскар пожал плечами и отошел в сторону, следя за маленькой женщиной, похожей на обиженного ребенка, разодетого в черновое платье не совсем по размеру, длинный передник и серый чепчик.

«А разве мистер Сильвер не говорил, что служанки не будет до утра? — нахмурился агент и в задумчивости потер подбородок. — Может, случись что, раз она пришла?»

Пару раз вопрос чуть было не сорвался с языка, но тут же проглатывался, и мысли так и остались мыслями, хотя любопытство никуда не исчезло. Кое-как промокнув ковер, на котором остался красоваться след от впитавшейся лужи, горничная поднялась и все так же молча засеменила по коридору, не обращая внимание на гостя. Однако, почти дойдя до угла, все же повернулась и позвала его жестом идти за ней. Не заставляя себя ждать, Оскар последовал за неприветливой провожатой. Они шли в абсолютном безмолвии, петляя по этажу, и очень скоро вышли к лестнице, которая, уходя вниз, утопала в немощной темноте, разбавляемой светом масляной лампы и нескольких свечей. В игривом освещении пляшущих огненных язычков просматривались тыквы, чьи вырезанные рожи в коварных подвижных тенях выглядели слишком зловещими и живыми. Смит сразу смекнул, что, должно быть, случилась какая-то поломка, из-за которой и пришлось вызвать служанку. Да только что она одна может сделать, и где сами хозяева?

— А что, света нет только внизу? — он поднял голову, желая рассмотреть, что делается на третьем этаже, но кроме сплошного темного потолка не увидел ничего — подъема наверх не было. Лишь сейчас в глаза бросилось, что парадная лестница обрывалась на площадке, и, похоже, не являлась единственной, но другой, ведущей выше, и в помине не имелось. Однако Оскар ясно помнил, что насчитал снаружи три этажа и пару окошек чердака, ни больше ни меньше. — Плохо. Но ладно, хоть здесь все в порядке пока что. Наверное, ливень постарался, несколько часов назад при мне рядом с домом вообще дерево повалило, повезло, что окно не разбило, а то, чего доброго, залило бы нас всех. Ужасная погода, чувствую, что и ночка выдастся та еще. Скажите, где я могу найти мистера и миссис Сильвер? Они должны были пригласить меня на ужин, но я, кажется, все проспал.

Коммивояжёр, чувствуя странную неловкость, попытался разбавить несколько неуютную атмосферу легкой болтовней. Горничная лишь плотно сжала губы и сделала несколько неясных жестов, которые так и остались понятны лишь ей одной. Затем она быстро спустилась в холл, зажгла новую лампу и, вновь подозвав к себе гостя, протянула ее ему. Несколько раз кивнув и указав на все те же двери, ведущие в столовую, женщина вся сжалась и фамильярно подтолкнула туда Смита.

— Что ж, спасибо, — поморщившись, поблагодарил он и на мгновение обернулся, но позади уже никого не было, только где-то в темноте послышалось непонятное шарканье и тихий треск. — Ну и местечко, будь трижды проклят Роджерс со своим сынком. Вот вернусь назад и пошлю этих скупердяев вместе с их никому ненужной конторой. Пойду лучше к Бриклимам, у них работенка почище будет и покупатели всегда при деньгах, да и таскаться не придется где попало, как крыса по помойкам. Они давно уже ищут работника.

Ровный свет масляной лампы дрогнул, будто соглашался с жалобами. Путь до трапезной уже был знаком, но в скудном освещении то и дело казалось, что ноги ведут не туда, а глаза видят совсем не то. Под ноги же все время сами по себе попадались будто нарочно расставленные вещи: ботинки, какие-то глиняные горшки из-под цветов или еще чего-то, пару раз торговец споткнулся обо что-то мягкое, похожее на скрученные дорожки. Чертыхаясь, крепко сжимая лампу и не без труда, он, наконец, прошел в столовую, где его ждал накрытый на одну персону стол, уставленный, как и во время обеда, аппетитным угощением. На полке в компании корзиночек с орехами, плетеных букетиков из засохших цветов и колючих веточек, горели свечи, пахло горячим воском и… землей, точно в старом склепе. Столовая словно изменилось, и метаморфозы эти отличались от шутливой и игривой атмосферы, что царила днем, а темнота, прячущаяся от света, таясь в углах, только еще больше подчеркивала их, заставляя разум путаться, играя дрожащими тенями и уродуя образы.

— Старики, наверное, уже спать пошли, но про меня, смотрю, не забыли. Очень предусмотрительно с их стороны. Интересно, остыло или нет? — Оскар неспешно прошел к столу, однако внезапный хруст под ногой и сильный свежий яблочный аромат, мгновенно разлившийся в воздухе, заставил замереть. Молодой человек опустил глаза и увидел, что случайно наступил и раздавил здоровенное яблоко. — Проклятье! Зачем еще и на полу расставлять надо было? Да уж, видать и правда для них этот день особенный, раз столько всего наготовлено. Ладно, пусть хоть пенькам поклоняются и празднуют день навоза, главное, чтобы меня это не касалось.

Он пнул остатки яблока, брезгливо потряс ногой, вытер ботинок о ковер и наконец-то уселся на отведенное место. Только теперь, почти в полнейшей тишине, оставшись один на один с домом — а именно так казалось, — гость отчетливо слышал, как непреклонно отсчитывают время часы. Но не те, что стояли в холле, а те, что остались незамеченными еще во время обеда и прятались на стене возле окна, выглядывая из-за шторки. Сухое тиканье с каждой отсчитанной секундой, казалось, становится лишь отчетливей, как чеканный монотонный шаг; звучало глубоко и угрожающе, словно удары в набат, предупреждающие о чем-то недобром. В какой-то миг торговец поймал себя на том, что поддался гипнотизирующему однообразному стуку, который коварно проникл и раздавался уже в голове. Отогнав от себя странное наваждение, Оскар оставил в сторону лампу и принялся за пищу. Та все еще была теплой, из чего сам собой напрашивался вывод, что ужин закончился не так давно, даже сдобный тыквенный хлеб все еще оставался нагретым, будто его держали на печи перед подачей. Не церемонясь, молодой человек отломил от него хороший кусок, надкусил и перешел к картофельному супу, от которого пахло чесноком, пряностями и чем-то еле уловимым, слегка терпким и незнакомым. Прежде Смит не пробовал и не нюхал дурманящих трав, но что-то подсказывало, что именно их и добавили в еду, однако вкус от них нисколько не ухудшился, а даже напротив. Он с аппетитом пробовал то одно блюдо, то другое, не сразу заметив, что чем больше ел, тем больше хотелось, как будто голод только возрастал с каждой съеденным кусочком и глотком пьянящего глинтвейна, такого же темно-гранатового, как запекшаяся кровь.

— Вот так еда, язык можно проглотить. Такого даже моя тетка никогда не готовила, а уж она, — торговец обратился к стоящей напротив тарелки тыквенной голове с криво вырезанным ртом и злющими горящими глазами, тряся ножом для масла, — знала толк в стряпне. И с тобой, дружище, она тоже знала бы, что делать. Засунула бы в печь целиком — и дело с концом, и уж точно не стала бы вырезать глупые рожи. Тоже мне! Надо же придумать такое: игры с едой. Совсем одичала деревенщина.

Напиток шел хорошо, о чем свидетельствовали почти осушенная третья кружка и чуть развязавшийся язык, который выдавал все, что успело созреть в голове. И все же Оскар не был настолько пьян, чтобы не понимать, где он и что происходит. Чертыхнувшись вслух еще несколько раз, он откинулся на спинку стула, удовлетворенно вытирая белоснежной салфеткой рот и пальцы и осматривая неплохо початые блюда. На ум невольно пришло сравнение с каким-нибудь съестным побоищем, где победителем вышел тот, кто оказался очень голодным, и с губ коммивояжёра тут же сорвался смешок. Какое-то время гость расслабленно сидел и созерцал погруженную в полутьму столовую, однако внезапно мелькнувший за окном огонек, а затем другой заставили моментально отрешиться от посторонних мыслей и насторожиться. Совершенно не понимая, кто в ливень и на ночь глядя решил выйти на улицу, Смит привстал и вгляделся через тонкий тюль: за окном явно было какое-то шевеление.

— Что там происходит, интересно? Может, опять показалось? — не видя ничего, кроме белесой ажурной ткани, он подошел ближе и, отдернув тюль, прильнул к холодному стеклу, щедро омываемому с другой стороны дождем.

Пристально и не без удивления чуть прищуренные карие глаза жадно пытались рассмотреть хоть что-то сквозь змеевидные потоки воды и темень. Протерев ладонью окно от невидимой грязи, будто бы это хоть как-то улучшило видимость, агент снова уткнулся лбом в стекло, которое тут же начало запотевать от горячего дыхания. В ту же секунду уже в нескольких метрах от дома показался очередной огонек, за которым почти сразу потянулась целая вереница таких же. Оскар метнулся к соседнему окну, будто из него вид открывался другой и более ясный. Рассмотреть же удалось только небольшую процессию, бредущую лишь при скудном свете огней через темень и ливень прямо в лес. Любопытство разгорелось мгновенно: кто, куда и зачем шел в чащу? Очень скоро сборище неизвестных потерялось где-то там, среди деревьев, свернув за дом. Смекнув, что можно подсмотреть за происходящим из своей комнаты, Смит схватил лампу со стола и, насколько представлялось возможным, поспешил к лестнице. Оказавшись на втором этаже, он, на удивление, довольно быстро сумел найти гостевую, дверь которой оказалась слегка приоткрыта. Но мысли о другом совершенно затмили все на свете, притупив внимание. Не выпуская из рук лампу, в которой уже не было надобности, коммивояжёр бросился к единственному окошку.

— Ага! Так я и знал! — победоносно воскликнул Смит, довольно улыбнувшись. — Ну-ка, и что же у нас там такое? Что это? Еще огни? А разве?..

Вдалеке, в зарослях, наползающих на холмы, там, где терялась узкая едва заметная тропинка, по которой шествовала толпа, горело еще с десяток огоньков, неясных, дрожащих, скрывающихся под паутиной древесных веток. Они, точно маленькие маячки, мерцали, указывая путь. Однако сейчас это зрелище выглядело не слишком уж приветливым и нисколько не грело, и идти на желтый свет, подернутый мраком и неизвестностью, окруженный угрюмыми лесами, не слишком-то хотелось. И все же ощущение, что там творилось некое таинство, которое, возможно, не должен видеть ни один посторонний, приятно щекотало. Ведь подобные причуды не каждый день увидишь. Оскара тут же посетила мысль, что, вероятно, его звали как раз на это собрание, дабы позволить поучаствовать в столь странном ритуале и увидеть все своими глазами. Но зачем, если он чужак и не жалует праздники, особенно те, что давно уже покрылись налетом пыли и времени? Во всяком случае, в том виде, в каком они приняты здесь, в Бладвуде. Почему его так настойчиво приглашали? Вопросы сыпались один за другим, и после очередного «зачем?» молодой человек становился еще мрачнее и настороженнее. В голове что-то словно щелкнуло и он отпрянул от окна, машинально прикрыв лампу рукой, свет которой смешивался с робким светом настольного ночника. Хорошенько поразмыслив, Оскар решил, что самым лучшим будет оставаться в гостевой до утра, а не бродить по дому, и вообще — быть тише воды, ниже травы. И только сейчас осенило: не так уж и плохо, что он проспал, иначе старики заставили бы его если и не тащиться в глушь, то точно полночи — а то и дольше — ковыряться в овощах и фруктах и слушать ненужные истории. А если еще и в компании незнакомых людей из деревни, от одного вида которых возникала брезгливость и желание никогда больше не пересекаться с ними, то эта ночь точно стала бы наихудшей в жизни. Да, подсовывать и продавать незнакомцам тот хлам, что держат у себя Роджерсы, Смит любил; ему нравилось видеть, как наивные люди слушают его, внимают каждому слову и выкладывают денежки за товар. Но проводить время среди тех, до кого не было дела, распинаться перед ними, улыбаться без повода — это ему было не по душе. Слишком угнетающе и бессмысленно.

— Пусть старики думают, что я все еще сплю. Черт, а как же еда? Они же поймут, что я спускался в столовую. Еще и служанка видела меня… Плевать. А если все-таки по-тихому убраться отсюда? Ну да, конечно, и куда я пойду на ночь? И вообще, чего волноваться, ничего же такого не происходит. Подумаешь, развлекаются и шастают по лесам, — уговаривал себя коммивояжер.

Однако на сердце все же было неспокойно, не покидало холодное колючее чувство, что этот на первый взгляд уютный дом, ставший временным убежищем, совсем не такой, и больше походит на мышеловку, в которой он вынужден коротать время. Что-то было здесь не то, как и с владельцами особняка, но что именно, никак не получалось уловить. Вроде люди как люди, дом как дом, только старость дряхлой серой тенью давно нависла над ними, но не она казалось чем-то странным.

Неожиданно на месте предполагаемого сбора, которое вызывало не меньшее любопытство, вспыхнуло бледное пламя, но сразу потухло, не успев толком осветить пространство. И в то же мгновение ливень хлынул с еще большей силой, разгоняемый и разрываемый обезумевшим ветрищем, даже решетка несколько раз дрогнула под его натиском. С трудом представлялось, как в такую бурю еще мог гореть огонь, если то был он. Влекомый неугасающим интересом, молодой человек вновь приблизился к окну, однако те пару коротких шагов тяжело дались: ноги словно превратились в два бревна, набитых ватой. Они в мгновение ока будто стали чужими и перестали слушаться. Но самым ужасным был возникший внезапный туман в голове и мутная, плывущая поволока перед глазами, которую Оскар попытался прогнать, несколько раз зажмурившись, но это помогло не сразу. Он слегка наклонился, упираясь свободной рукой в стену, старательно ловя и прогоняя отвратительные ощущения немощи и неестественной скованности, точно внутри захлопнулся капкан, сдавив все внутренности. Но очень скоро на смену сдавленности пришла опустошенность, как если бы телесная оболочка превратилась в ничто, поглощенная бездонной черной дырой изнутри. Оскар не помнил, чтобы когда-то страдал непонятными недугами и мучился подобными недомоганиями, как то, что на него напало сейчас. Впрочем, внезапно навалившееся бессилие постепенно начало отступать, как и онемение в ногах, а вместе с этим — и тревога. Но что это было? Торговец распрямился и сделал глубокий вдох, чувствуя, что окончательно пришел в себя, и покосился на черноту, осевшую за окном: вдалеке уже не было никаких огней, никакого иного света. Только непроглядная мгла, непогода да дождевая вода на стекле.

— Что, разбежались? Вот-вот, в такою бурю лишь безумец будет грязь месить, — усмехнулся Смит, но усмешка тут же оборвалась.

Он вздрогнул, да так сильно, что чуть было не выронил лампу: дверь, которую гость не потрудился как следует закрыть, громко хлопнула, а замок сухо и отчетливо щелкнул. Полоску света в проеме у пола на пару секунд потревожила тень, и послышались твердые шаги не одного человека.

— Эй! Кто там! Откройте! Что за шутки? — коммивояжëр, не сразу поняв, что происходит, застыл, как вкопанный, пока, наконец, не рванул к двери и попытался ее открыть. — Мистер Сильвер? Миссис Сильвер? Это не смешно, я не собираюсь играть ни в какие игры. Слышите меня?! Не знаю, что вы задумали, но участвовать в этом не стану. Я же говорил!.. Полоумные старики… чтоб вас, — зло процедил сквозь зубы Оскар, последний раз ударив кулаком по испещренному царапинами и сколами дереву.

Они бросались в глаза, стоило лишь обратить свое внимание на них, и были столь же реальны, сколь и сама дверь, которую словно терзали и пытались процарапать насквозь. Разжав кулак, Смит провел ладонью по изъянам, которые появились тут явно не от времени и изношенности. Они выглядели так, как если бы кто-то запертый здесь насильно отчаянно хотел вырваться наружу. Взгляд и ладонь опускались все ниже и ниже, и Оскар с ужасом обнаружил, что царапинам нет конца, а у самого порога их оказалось еще больше. Но на том жуткие находки не закончились: на дощатом полу из под коврика выглядывали мелкие вмятины. Дорожка была мгновенно отпихнута в сторону и в ту же секунду стало ясно, что она прятала под собой: сколы, как будто дерево безжалостно били, такие же царапины, что и на двери, и омерзительные темные старые разводы, как от пролитого сиропа, который впитался и уже нельзя было оттереть. Нервно кусая губы и глотая то и дело подступающий к горлу ком, торговец ползал по полу, точно жалкий червь, и освещал лампой изуродованные доски, пытаясь понять, что ему открылось. Какой скелет он вытащил из шкафа пожилой пары?

— Что это? — он медленно наклонился еще ниже и осторожно взял двумя пальцами торчащую из кривой неглубокой бороздки странно выглядящую щепку. Поднеся лампу ближе, Оскар тотчас изменился в лице: рот в отвращении скривился, а глаза испуганно округлились. Издав сдавленный вскрик, он отбросил находку подальше от себя и брезгливо вытер руку о брюки. — Пресвятая матерь!

В угол полетел кусочек ногтя и тут же потерялся в одной из трещин. Смятение охватило отползающего на коленках к кровати Смита, перепугано озиравшегося по сторонам, как затравленный зверь. Повсюду были чертовы царапины и сколы, они ощущались под ладонями, и тянулись, тянулись, тянулись… А мысль о том, чем могли быть безобразные разводы, один из которых как раз оказался под ногой, вогнали в еще больший страх. С трудом поборов оцепенение, коммивояжёр рванул к окну и, вцепившись в защелку, принялся ее терзать, но она не поддавалась. В коридоре вновь послышались шаги, но на этот раз не тихие и совсем не осторожные, а торопливые, и вместо шепота и бормотания звучали отчетливые голоса. Много голосов. Не оборачиваясь, но жадно вслушиваясь в нарастающий шум, Смит продолжал бороться с заевшей защелкой, которая, в конце концов, все же поддалась. Дернув створки на себя, он сразу же ухватился за прутья, которые выглядели хлипкими, надеясь выбить их, а там — будь что будет. В этом доме оставаться было нельзя, и тут уже плевать, какой этаж и что там, в темноте. Нужно выбраться и бежать прочь, чего бы это ни стоило. Но как же ошибался Оскар: узорчатая решетка на деле оказалась очень крепкой. Но торговец не сдавался, несмотря на всю тщетность его жалких попыток и на ливень, который беспощадно хлестал по лицу, вместе с ветром врываясь в комнату, и всеми силами старался помешать. В какой-то момент пальцы предательски соскользнули с холодного мокрого железа и колючие завитки оставили на коже неглубокие порезы. Мерзкая боль отозвалась в пальцах и ослабевающей волной прокатилась по телу. Смит отшатнулся от окна, безумными глазами глядя на решетку, точно вместо нее были оголенные провода, и прижал трясущиеся руки к груди. На ранках выступила ярко-алая кровь, размываемая водой, и сразу же перепачкала одежду торговца — тот судорожно стал вытирать ладони, все больше размазывая кровь по жилету и рубахе.

— Поганая деревенщина, я так просто вам не дамся, что бы вы ни задумали и кем бы ни были, — гневно прошипел он, и из его рта брызнула слюна.

Оконные створки, словно никчемное тряпье, болтались на ветру, стучали, ударяясь о рамы; холод вместе с ливнем проникал в комнату и неприятная волна остывшего ночного воздуха прокатывалась по полу. Снаружи что-то завыло, протяжно так, зловеще, и, вздрогнув, Оскар вновь забился в угол, вооружившись канделябром. Крепко сжимая тяжелый подсвечник, он прижался к стене, спрятавшись за кроватью. Шум за дверью неожиданно затих, тени исчезли, словно их и не было, но только сейчас поразила чудовищная догадка: таинственная процессия из леса явилась сюда, в особняк. И теперь неизвестно кто стоял за дверью или же еще где-то в доме и ждал. Но чего? Одно было ясно: ничего хорошего их появление не сулило. И все же оставалась искра надежды, что все это — глупая шутка, один из страшных розыгрышей, что приняты в Бладвуде на праздник. Смит вжался в стену еще сильнее, пытаясь уловить очередную возню за порогом, готовясь неизвестно к чему, и тут его рука внезапно скользнула под кровать и уперлась во что-то мягкое. Осторожно прощупав дрожащими пальцами очередную находку, торговец распознал в ней шерстяную накидку или одеяло. Желания посмотреть, что лежит под кроватью, не было совсем, но Оскар словно под мороком и против своей воли наклонился и пространство под кроватью. У стены, подальше от глаз, лежал небольшой сверток из черных ниток, похожий на спутанную пряжу. Из него торчали веточки и выглядывали сухие листья, но внутренний голос подсказывал: кроме лесного мусора — не иначе, — внутри лежит еще что-то. В нерешительности, но как зачарованный, Оскар вытянул сверток и медленно раскрыл его, о чем пожалел в то же мгновение. В нем, опутанная толстыми нитками, засыпанная листвой, землей и непонятным мусором, в люльке их засохшей тыквенной корки лежала деревянная кукла сродни тем уродливым пугалам-фигуркам, что стояли на полках в кабинете мистера Сильвера. Но не это напугала торговца, мигом пнувшего находку подальше от себя. Кукла вся была вымазана кровью, а к ее тельцу — привязан чей-то палец. Пинок по свертку оказался таким сильным, что жуткое содержимое разлетелось по комнате, которая теперь словно стала совсем другой, не такой уютной, как выглядела раньше. Но, быть может, она такой и была? В глаза бросилось мрачное преображение: голую каменную стену над печью, точно паутиной, облепили крупные трещины, на обоях же проступили отвратительные темные потеки и пятна, которые, казалось, становились больше и расползались. Оконные ставни ходили ходуном и скрипели со страшной силой, и скип больше походил на визг, который поддерживало завывание ветра. В железной печи, почерневшей и местами изъеденной ржавчиной, с шумом вспыхнул огонь, что прежде лишь тихонько теплился, и внутри нее громко затрещало, загремело, будто кто-то или что-то хотел выбраться наружу. От кровати же пахнуло затхлостью… и плесенью, а само белье и одеяло из свежего превратились в поношенное. На третьем этаже, прямо над гостевой, раздался невообразимый грохот, и Оскар, вздрогнув, не выдержал и снова рванул к двери, надеясь, что все же откроет ее. И это случилось! Ручка легко повернулась — теперь путь на волю был свободен. Не веря своей удаче, Смит напрочь позабыл об осторожности и вылетел из комнаты, как ошпаренный, нервно хватая ртом воздух и озираясь. Но его побег закончился, едва он бросился бежать по коридору: в конце, в больном желтом свете, стояла группа людей в промокших насквозь черно-оранжевых накидках, живой стеной перекрывая дорогу. Ни один из незнакомцев не шевельнулся, когда гость бросился бежать в другую сторону, они только и делали, что продолжали неподвижно стоять и безмолвно наблюдать. И причина такого «равнодушия» была: на противоположном конце появилось еще несколько человек. Коммивояжёр только-только добежал до поворота, как рослые фигуры словно выросли из-под земли и он чуть не напоролся на них. Ошарашенный молодой человек от неожиданности ахнул и отскочил назад, уже намереваясь вернуться обратно в гостевую и найти там укрытие, как-нибудь запереться, но ноги предательски запнулись о сбившиеся складки на перепачканном грязью ковре и Оскар навзничь упал на пол.

— Не трогайте меня! Убирайтесь, убирайтесь прочь, чертовы выродки! — заорал Смит, и по его подбородку потекла слюна.

Его облик изменился до неузнаваемости: в одночасье из обычного здорового человека он превратился в какого-то помешанного. В одного из тех бедолаг, что держат в скорбном доме под замком, за решеткой, ползающих по полу в безразмерных рубахах со связанными руками. Тех, для кого солнце — это горящие настенные светильники, а единственный выход, спасение из плена давящих серых стен — сон. Люди в балахонах еще с минуту стояли неподвижно, пока, наконец, не двинулись вперед, зажимая несчастного торговца с обеих сторон и не давая ему шанса ускользнуть. Двигались неизвестные почти бесшумно, оставляя после себя на ковре мокрые следы, их бледные лица выражали лишь неприкрытое зловещее ликование. Живой капкан почти сомкнулся, как вдруг люди остановились, едва позади одной из толпы раздался знакомый женский голос.

— Терпение, и осторожно, не испортите дорого гостя раньше положенного, — одна из групп, как могла, расступилась, и к Оскару вышла Луиза, за которым вышагивал ее супруг. Оба они были облачены в те же накидки, что и незнакомцы.

— Миссис Сильвер, мистер Сильвер… Я не понимаю, что здесь происходит? Кто эти люди? Что им нужно? Пусть они оставят меня в покое.

— Это наши добрые друзья. Мы в Бладвуде все близки и связаны, так зачем же нам их прогонять? Они такие же важные посетители, как и вы, мистер Смит. Ну же, успокойтесь, не стоит попусту растрачивать свои силы и вести себя так нехорошо, совсем, как те, кто когда-то сюда являлся оттуда, — старуха медленным жестом указала куда-то в сторону. — Будьте сдержаннее.

— Если это розыгрыш, то, черт возьми, он слишком жестокий! Я… я же говорил, — заикаясь, Смит вытер рукавом слюну и попытался подняться и удержаться на ватных ногах, — что ненавижу дешевый цирк, глупые праздники, все эти тряпки, — он, задыхаясь от злости, схватился трясущейся рукой за подол накидки одного из неизвестных визитеров и потрепал промокшую материю, — чушь с переодеванием. А то, что вы устроили в комнате! Это… Это...

— Розыгрыш? Помилуйте, никто вас здесь не думал разыгрывать. По правде говоря, мы хотели сделать все, как обычно — тихо, без лишних проблем, без ненужной возни, но в этот раз не вышло, — взял слово мистер Сильвер, уголки губ которого от недовольства и брезгливости поползли вниз, а выцветшие глаза выражали столько презрения и превосходства над бедным торговцем, что их хотелось вырвать. — А вы, кстати, спите крепко, но жаль, что проснулись не вовремя.

— Что? — Оскар шатнулся, как пьяный, и припал спиной к стене: перед глазами вновь поплыла пелена, разум помутился, а тело налилось уже знакомой и пугающей слабостью. — О чем вы говорите?

— Дорогая, сколько ты положила сонного порошка в угощение?

— Сколько и всегда, — Луиза расплылась в омерзительной улыбке, — но наш внезапный гость оказался не таким, как остальные, и того количества, похоже, было слишком мало.

— И это спутало все планы. Честно признаться, мистер Смит, мы рассчитывали, что вы проспите намного дольше, но — нет. Жаль, что проснулись в самый неподходящий момент, нам даже пришлось прервать приготовления к церемонии. Хорошо, что все поправимо. Вам понравился ужин при свечах? Я чувствовал, что он придется очень даже кстати. Лучше всегда перестраховываться, знаете ли, — хозяин особняка положил руку на плечо торговца и слегка толкнул — тот незамедлительно сполз по стене на пол и обмяк.

Оскар отчаянно пытался побороть действие снотворного, прогоняя навязчивый и ненужный сон, но веки слипались сами собой. Уши же точно водой залили и голоса владельцев дома все больше казались далекими, глухими.

— Тише, тише. Тише, тише. Ручки хрупкие сломать, ножки в жгутики скрутить. Рот зашит, язык проглочен и ослепли очи-ночи. Силы дали, силы взяли, и земля нам благодарна… — последнее, что услышал коммивояжёр перед тем, как провалиться в бесконечную темноту.

Маленькая смерть отпускала, постепенно уступая место недоброму и болезненному пробуждению, которого лучше бы и не было вовсе. Тяжело открыв глаза, Оскар в первые минуты с трудом различал через мутную поволоку, где находится, но очень скоро зрение прояснилось. Он очнулся в полутемной и почти пустой комнате: голые деревянные стены, разрисованные непонятными узорами и символами, зашторенное окно плотной занавеской до самого пола. Из мебели только длинный низкий стол, стоящий посредине и прямо в ногах пленника. Ни стульев, ни кресел, ни люстр или напольных ламп — ровным счетом ничего, и выглядело помещение совсем не обжитым и явное не предназначенным, чтобы в нем спали, ели или же принимали гостей. Скудным освещением служили красные горящие свечи, выставленные на столе в ряд, и пламя их было таким же алым, как и воск, отчего чудилось, будто комната охвачена дьявольским огнем. Зловещие тени, точно живые, блуждали по углам, дрожали, плавали по стенам и потолку. Порой казалось, что они сгущаются, подступают все ближе и нависают, норовя накрыть, проглотить. Сам же Смит лежал на полу, обложенный со всех сторон непонятными предметами, схожими с причудливой глиняной посудой: маленькие неровные миски, с отколотыми краями, изогнутые тонкие кувшинчики без ручек и с отверстиями сбоку, какие-то бесформенные фигурки, больше напоминавшие чьи-то уродливые морды. Торговец попытался приподняться, но тело слабо слушалось, и сейчас он ощущал себя рыбой на суше, которую вот-вот собираются приготовить и подать к столу. Но если бы дело обстояло только в непослушности собственных конечностей. Руки оказались крепко связанны над головой, а грубая веревка тянулась к железному высокому колышку, вбитому в половицы. Собрав остатки силы, Оскар пару раз сдернулся, пробуя, насколько крепки путы, но тут же оставил все попытки — узлы не поддавались ни в какую. Издав слабый хрип, он с трудом повернул и немного приподнял голову и его взгляд сразу уперся в человека. Тот медленно подошел к коммивояжëру и навис над ним, с жадным любопытством разглядывая его голодными глазами. Не сразу, но несчастный агент признал в нем того самого работника харчевни, что и подбил его посетить злополучный особняк и связаться с сумасшедшими стариками. От столь внезапной встречи и осознания, что слова хозяйки дома о связи всех в поселении — не пустой звук, Смита бросило в холодный под и дрожь. Кроме кабатчика в комнате присутствовали и другие люди, которые прятались в тени по углам и тихо смотрели оттуда на своего пленника, словно старательно выбирали нужный момент. И когда торговец начал все сильнее сопротивляться своему несчастному и ужасному положению, громче подавать голос и вновь пытаться вырваться из узлов, он как раз тогда и настал.

Незнакомцы уже не скрывали своего присутствия: оживленно расхаживали по помещению, переговаривались в полный голос и по очереди подходили то к столу, то к агенту. Тот в страхе взирал на происходящее, чувствуя себя диковинным уродцем в клетке, выставленным на потеху глумливой толпе, и дрожащим голосом требовал, чтобы его немедленно отпустили.

— Безумцы! Я на вас пожалуюсь, куда следует! Вас всех отправят на виселицу, а эту поганую дыру сровняют с землей! — после того, как мольбы остались без внимания, Смит перешел к угрозам, которые звучали неубедительно и смешно. — Что вам нужно от меня?

— Я же просила вас вести себя достойно в чужом доме, а не как те неотесанные, невежественные, шумные, алчные проходимцы, что заявлялись к нам раньше. Никакого уважения, — прозвучал недовольный голос Луизы. Она обошла беспомощного гостя, смерив его пустым взглядом, и направилась к разрисованной стене, где уже поджидал супруг, стоящий спиной к толпе и что-то пишущий на деревянных рейках. — Но, видимо, все-таки не отличаетесь от них ни на грамм. Очень жаль, а ведь как только вы перешагнули наш порог, мы с Джонатаном решили, что перед нами стоит кто-то из большого мира, кто способен разделить с нами здешние традиции, понять их и присоединится к нашей скромной, но крепкой общине.

— Но не судьба, — отозвался мистер Сильвер, поворачиваясь лицом и закуривая, — а все могло бы сложить гораздо удачнее. Нет, мистер Смит, вы, конечно же, присоединитесь, но уже несколько в другой, не менее важной роли, и послужите нам так же хорошо, как и другие. И нам как раз нужна замена, старое давно уже себя изжило, от него уж ничего не осталось, поэтому ваше появление пришлось как нельзя кстати. Не волнуйтесь, ваша жизнь отныне будет иметь смысл, и вместо того, чтобы ходить по дворам и продавать дешевый хлам, станет оберегать эти самые дворы и людей… Здесь, в Бладвуде.

— Что? Вы сумасшедшие, больные! Меня будут искать! За мной пошлют кого-нибудь, найдут и тогда...

— Сомневаюсь. Как там говорят? Ах, да, незаменимых нет. Мистер Смит, о вас забудут через пару дней, для большинства человек ничего не стоит и одного легко заменяют другим. Как видите, не все можно купить. Будьте же благодарны. Там, — старик выдохнул густой дым и причмокнул, — вы были никем и умерли бы никем. В сущности, такая серая участь настигает многих. Однако в Бладвуде глупое забвение не грозит. В вас кипит молодость, жизнь, силы — ценных ресурсов предостаточно, так почему бы ими не поделиться? Зачем их понапрасну тратить? Люди, которых вы знаете, кого обслуживаете, вряд ли оценят ваши скромные усилия, непонятные стремления, а вот земля-я. Она — совсем другое дело.

— Земля все помнит, и всегда благодарит за проявленное к ней уважение, и одаривает гораздо большими ценностями, чем ничтожные деньги, — миссис Сильвер достала из карманов объемной бесформенной накидки две куколки, сплетенные из веточек и опутанные красной и черной нитью, и передала одну из них мужу. — Но и не прощает пренебрежения. И она тоже устает.

— Хвала! Хвала! Хвала! — прокатилось волной по комнате хоровое прославление, и фигуры в плащах разом вскинула руки, задрав головы.

Оскар вздрогнул от внезапного завывания, которое продолжалось с минуту, и неизвестно, сколько бы еще продлилось, не прерви его Джонатан. Как только толпа умолкла, он откашлялся, будто собирался выступить с грандиозной речью, жестом пропустил вперед супругу и сразу же прошел следом. Свечи все так же горели диким алым огнем, и в жутком свете все преображались до неузнаваемости, становясь какими-то демоническими, чуждыми земному миру. Зловещие невероятные метаморфозы мгновенно коснулись лиц стариков, едва они приблизились к столу: черты заострились, стали угловатыми, уродливыми, не человеческими. Глаза же словно наполнила безобразная чернота, в которой не было места жизни. Супружеская чета не обращала внимания на незатихающие крики Оскара, на угрозы и мольбы; снисходительно улыбаясь, переглядываясь и о чем-то перешептываясь, они колдовали над чем-то, что торговцу снизу не было видно. Спустя некоторое время к супругам присоединилось несколько человек — те подносили какие-то плошки и еще больше свечей.

— Скоро мы закончим, не волнуйтесь, но для вас, мистер Смит, все только начинается. Гордитесь, ведь вам выпала невиданная привилегия и честь: кормить землю, ведь ей тоже нужны силы, верно? — оскалился Джонатан и, прошаркав к торговцу, принялся сыпать на него какую-то труху их миски и сыпать на пол пепел, от которого несло невыносимо терпким запахом.

— Прочь! Убирайтесь! Да я вас!.. — заорал Оскар, не оставляя попыток разорвать веревку, и в одно мгновение почудилось, будто она ослабла.

Он ощутил прилив сил. Стоило старику подойти ближе, не медля ни секунды, как торговец ногой выбил плошку из его костлявых рук. Глиняная посудина подлетела, грохнулась на пол и разбилась на куски, отчего часть собравшихся пришла в негодование, зашумела и едва не бросилась на «уважаемого гостя». Мистер Сильвер наклонился над коммивояжером и выдул ему в лицо остатки пепла с ладони, отчего глаза тотчас резанула неприятная боль и застлала мутная слезная пелена. Луиза же злобно зашипела, затем заорала не своим голосом и поспешила супругу на подмогу. В этой на вид сухой и немощной старухе, чье тело казалось хрупким, как безжизненный древесный лист, было немало силы; цепкие пальцы худых рук, явно никогда не знавших тяжелого труда, крепко впились в ноги Смита и пригвоздили их к полу.

— Держите его как следует! — последовал приказ, который приспешники немедленно бросились исполнять.

Спустя пару мгновений ноги Оскара надежно стягивала еще одна веревка, что тянулась и крепилась к железному кольцу, торчащему из стены напротив. Миссис Сильвер странно изогнулась и, не поднимаясь с колен, быстро наползла на торговца и набила ему рот вытащенным из кармана клоком соломы. Его заталкивали с такой силой, что язык нельзя было и повернуть, он словно запал и прилип к глотке, сдавливая ее; отвратительный ком образовался в горле, мерзкое чувство, что вот-вот вывернет внутренностями, нарастало. Кашель разрывал изнутри, дышать стало трудно, точно придавили огромным камнем. Над несчастным нависло еще двое помощников, чьи руки грубо разорвали на нем жилет и рубаху и принялись выводить на обнаженной груди вязкой багровой жидкостью символы. Мертвый холод пробежал по коже, пробрался под нее и будто вгрызся в плоть и кости, выворачивая их, скручивая и ломая. В чьей-то руке блеснул нож и наточенное лезвие тут же коснулось тела. Торговец издал глухой сдавленный крик от боли и ужаса, который заглушила солома, и сразу же замолчал, обмяк и перестал дергаться, теперь ему оставалось лишь беспомощно взирать сквозь туман на творящийся дикий разгул безумства. Старуха произнесла нечто невнятное, но так громко, будто бы хотела, чтобы ее услышали где-то там, вне дома, плюнула в Оскара четыре раза и, расковыряв рану, насыпала на нее все ту же солому, припасенную в одеяниях.

— О, нет, не надо так смотреть на нас, словно мы чудовища. Не тревожься, ты не умрешь. Не сегодня, — удовлетворенно произнес Джонатан, глядя прямо в остекленевшие, наполненные слезами глаза Смита. — Ты еще послужишь нам. Ты послужишь земле.

То, что дальше начало твориться, ввергло в настоящее смятение. Все поганое сборище, включая хозяев особняка, скинуло с себя одежды, обнажив немощные и крепкие, тощие и заплывшие жиром, старые сухие и молодые свежие тела. Без тени смущения, то и дело принимая причудливые позы, толпа стала медленно кружить над Оскаром, монотонно и протяжно нараспев проговаривая непонятные слова, и с каждой секундой казалось, что звучит молитва или даже ритуальное песнопение. В коридоре раздалась чья-то тяжелая глухая поступь; она становилась все ближе и громче, и вместе с ней будто бы неумолимо подбиралось нечто зловещее, безжалостное. То, чего видеть и знать не должен ни один непосвященный человек. Воздух значительно нагрелся, стал душным, неприятным, будто в отсыревшем склеп, перемазанном грязью и засыпанном мокрой землей, разожгли огонь. Пахло горечью, раскаленным железом и смертью. Едва шаги стали отчетливыми и прозвучали у самого порога, как толпа тут же замерла, обратив свои взоры на дверь, которая с шумом распахнулась. В комнату ворвался взявшийся из ниоткуда пробирающий до костей сквозняк, наполненный запахом прелой листвы, гнили, отсыревшего дерева, и разогнал удушливое тепло. Вместе с ним внутрь вошла огромных размеров фигура, бесформенная, облаченная в серые лохмотья, перепачканные пылью или золой, и невообразимом тряпье, сшитое из всевозможных темных лоскутов. Полы убогих одеяний волочились за неизвестным нечто, едва прикрывая ноги, облепленные грязью и мелким лесным мусором. И каждый шаг его отдавался скрипом и сухим треском, точно кости ломались под невыносимой тяжестью. Гибкая колючая лоза опутывала фигуру с ног до головы, на месте которой красовался уродливый череп какого-то животного, расписанный все теми же причудливыми знаками. Местами прямо в кости были вырезаны неровные узоры и буквы. Венчали «голову» кривые рога и гнездо из веток, рваных перьев, оранжевых лент и мелких красных яблок. Длинные руки, похожие на обугленные палки, цеплялись за дверной проем, царапали его, перебирали пустоту и ощупывали стены корявыми отростками. Как только жуткая фигура вошла в комнату, все сборище упало на колени, громко поприветствовав нечто, на что оно издало звучный гортанный рык и медленно и угрожающе стало продвигаться к центру комнаты. Оскар же, запрокинув голову, продолжал беспомощно извиваться, но едва помутневший взор отыскал среди безумцев и упал на ужасающую фигуру, как он сразу же замер. Время точно замерло, перестало дышать, ядовитой коварной змеей обвив торговца и впившись ему в грудь; мелкая дрожь переросла в крупную, колотило, как в лихорадке. Осознание полной неотвратимости своего ужасного положения, неминуемой неизвестности и чудовищного конца, то, что никто не придет на помощь и его бездыханное тело потеряется в лесах и грязи здешних мест, болезненной вспышкой ранило сознание. Очередной и последний раз. Но было поздно. Веревки от усердных попыток избавиться от них лишь еще крепче стягивались и резали руки, надежно удерживая пленника. Внушительных размеров фигура, слегка покачиваясь и грузно ступая, наконец, приблизилась и склонилась над Смитом так низко, что даже сквозь туманную и слезную завесу тот сумел разглядеть два горящих алых огонька вместо глаз и густую дымку, клубящуюся вокруг черепа, внутри которого, кроме угольной черноты, ничего не было. Вновь комната наполнилась безумными песнопениями, от которых сотрясался смрадный воздух, путалось сознание и все вокруг менялось, менялось, менялось. В двери вошла еще одна вереница незнакомцев, чьи очертания и лица походили на размытую краску. Гулкие голоса звучали в ушах Оскара, бесконечный топот, стук и шорох в стенах, а под крышей то и дело раздавался громкий раскатистый шум. Под бесконечные невыносимые восклицания, завывание остервенелого ветра, что проник в дом и блуждал в дереве и камне, под дикую, сводящую с ума музыку, внезапно крикливо зазвучавшую из старого граммофона, мистер и миссис Сильвер стали обливать себя и пришлых непонятной дрянью, приготовленной в плошках. Десятки рук хватали несчастного за конечности, за голову, тянули за волосы и разрывали на нем одежду. Нечто наклонилось еще ниже, обдавая зловонным дыханием бедного коммивояжера. Его глаза закатились и веки сомкнулись, и последнее, что он услышал, был скрипучий низкий голос существа, что явилось из лесов Бладвуда и пряталось под лохмотьями. Он пробирал до самых костей и вселял неподдельный ужас. Спутанные волосы Оскара вмиг поседели, и через мгновение глаза потеряли цвет, обернувшись слепой серостью. Несчастный издал протяжный хрип и затих...

Утро первого ноября выдалось слишком стылым, сырым, неуютным. Но другой погоды, благосклонной и мягкой, после ночного ливня и тем более в это время года никто не ждал, да и к серости и унылости местные были привычны. Им даже по душе приходилась хмурая завеса, туманы и холод больше, чем погожие солнечные дни, которые, к счастью, здесь выпадали довольно редко. Голые почерневшие деревья, единственным украшением которых сейчас были их корявые ветви, покачивались на ветру, скрипели, трещали, в глубине леса раздавались какие-то глухие стуки. Лес спал, но продолжал жить и надежно хранить все тайны, которые когда-то спрятали в нем. Неугомонный ветер пронесся по мокрой земле, оставив рябь на лужах, затем смахнул с навеса над крыльцом капли, запутался в безжизненных кронах, всколыхнув их, и рванул дальше. Зловещее карканье разлетелось над чащобой и снова наступила глухая тишина, что застыла в белесой завесе, накрывшей местные земли. По дороге, петляющей меж неухоженных понурых уродливых зарослей и ведущей от леса к особняку и дальше, неторопливо вышагивали мистер и миссис Сильвер, кутаясь в теплые уличные накидки и с удовольствием вдыхая осенний воздух. Перед собой они толкали маленькую садовую тачку, в которой лежал объемный груз, бережно накрытый плащевкой.

— Все-таки чудесный выдался праздник в этом году, и как вовремя нам послали нового охранника, — Луиза остановилась у края тропы, поравнявшись с пугалами. — Как же замечательно. Замечательно. Я давно хотела избавиться от старья, тем более толку от него уже нет никакого.

— И не говори, дорогая, — поддакнул Джонатан, отпуская тачку и, окинув сердитым взглядом соломенных чучел, по очереди снял их с шестов. — Но согласись, послужили они на славу, уж всяко в таком виде больше пользы принесли, чем вреда. А я говорил им, что они еще пригодятся нам здесь, а они все порывались назад, в большой мир, домой. Вон, смотри, сколько простояли! Жаль, что всему приходит конец, но сейчас это даже очень кстати, ведь пришел черед другим занять их место. Славно, славно, славно.

— Надо будет сказать нашему многоуважаемому мистеру Дарквиллу и его дочерям, чтобы они подготовили место на кладбище для них. И не забыть предупредить, чтобы не где-то на задворках, а в центре, вместе с другими. Нехорошо, если их выбросят, как обычный мусор. Надо уважать их, они, в конце концов, служили всему Бладвуду, а не только нам одним, — старуха цокнула языком и скорбно склонила голову, точно читала поминальную молитву.

Затем без лишних церемоний и осторожности она оторвала руки и головы пугалам, что еще вчера встречали коммивояжёра на подступах к дому, и небрежно побросала их в освободившуюся тачку. Супруг одобрительно закивал, уложил тела чучел туда же, и, наконец, водрузил на одну из палок новенького сторожа лицом в сторону поселения. Тот беспомощно повис на шестке, слегка наклонившись вперед. Вездесущий ветер тут же зарылся в торчащую из груди солому, потрепал разорванный жилет и рубашку, пепачканные кровью, и сбил набок шляпу-котелок Оскара Смита.

— Ну, Луиза, вот и все, теперь его надолго хватит, и будем надеяться, что земля в следующем году будет такой же плодородной, как и в прошлом.

— Хватит-то хватит, но я сюда для верности поставила бы еще одного, в пару ему, ведь было же двое. Не забывай, что Йоль близко, так что, будем ждать новых гостей, — улыбнулась миссис Сильвер и взяла мужа под руку. — Да, забыла сказать: нас же пригласила на обед жена нашего доброго кабатчика.

— Это же прекрасно! — воскликнул мистер Сильвер. — Обязательно надо пойти, у них чудесная семья. Да, и надо бы непременно взять к столу твоего тыквенного пирога.

Подхватив тачку, довольная проделанной работой пожилая супружеская чета развернулась и вновь неспешно двинулась по расквашенной дороге, назад к особняку. Шест с одиноким пугалом чуть слышно скрипнул, будто желал развернуться; один ботинок тут же сполз с бесформенной ноги и упал прямо в грязную лужу, в которой отражалось такое же грязное небо и соломенный невольник.