Пиковая дама

Родители отправили Симу в лагерь в Зелёный город в первый раз в жизни. Переживали за неё, конечно. Писали письма по два раза на дню. Каждый день брали в руки семейный альбом и любовались на своё чадо, а в конце дня — обязательно ссорились.

— Вот, говорила, не надо было такую маленькую девочку куда-то от родителей увозить. Ребёнку всего лишь семь лет. Мыслимо ли дело? Взяли и отправили шут знает куда… подальше от семьи, от дедушки, от бабушки… Это ты всё: " Надо — надо… Пускай приучается к самостоятельности, пускай общается со сверстниками, пускай побудет в коллективе!"

— Да, — невозмутимо отвечал на все косвенные обвинения жены папа Симы, — ребёнку лагерь несомненно пойдёт на пользу. Я сам в своё время раз десять там отдыхал. Ничего плохого в лагерях нет. Дома ты ей шагу не даёшь ступить без своих советов, рекомендаций и претензий. Она сама в своих семь лет должна всё делать, а не держаться за твою юбку. А что дома? Она даже кровать не может убрать самостоятельно: ты ей помогаешь даже в этом. Я уж не говорю о посуде...

— Да, у неё одеяло большое, она в нём запутывается.

— Значит, ей нужно купить одеяло поменьше.

— А посуду она, когда моет, то не промывает тарелки как следует… Ты хочешь, чтобы мы потом из них ели?

— А как же ты хочешь приучить её к этому процессу? Перемывай за ней тарелки потом, иначе она ничему и никогда не научится.

— Паша! Ну, как ты не понимаешь: она там среди чужих людей, — с тоской в голосе даже не проговорила, а простонала Зинаида.

— Согласен, среди чужих, — подправил съехавшие на нос очки Павел, и сложил газету "Труд", — но...

— Что "но"..? — не выдержала длинной Пашиной паузы Зинаида.

— Но Сима в лагере научится постоять за себя, раз. Во-вторых, научится убирать кровать; в-третьих, научится ценить родителей и друзей. А друзья у неё рано или поздно обязательно появятся. Через год — другой и мы у неё будем не в авторитете. Нет, она нас, само собой разумеется, любит и будет продолжать любить, но между нами и ней большой разрыв во времени; барьер, скажем так, непреодолимый пока. Она любит другую музыку, другие фильмы. У неё иная мода, иной стиль в жизни и иные проблемы. Некоторые факты, вещи и события для нас — ерунда, скажем так, дело житейской, для неё это всё более, чем серьёзно. Лишь с подружками и друзьями она войдёт в русло общества и научится разбираться в людях, в смысле жизни, в добре и зле. Мы придём к ней на помощь, если понадобится, конечно же в любую минуту, но сейчас ей нужно увидеть другую сторону жизни без родителей. В конце-концов, в лагерях работают люди, которые отвечают за своих подопечных, в данном случае, детей. Пойми ты это!

Зина расплакалась, так как тоска сильно сдавила ей грудь и пошла смотреть фотоальбом. Павел, вздохнув, перебрался на диван поближе к телевизору.

Сима первые дни очень скучала по родителям, даже плакала. Её соседки по комнате относились к проявлению Симиных чувств по-разному: они смеялись, другие сочувствовали, а некоторым было вообще всё равно.

Комната, в которой оказалась Сима по прибытию в лагерь, была достаточно просторной и светлой. В ней было три огромных окна. Вдоль стен стояло восемь кроватей, четыре тумбочки, большой стол со стульями и старый двухстворчатый шкаф.

Отдельно о шкафе: он был с виду какой-то мрачноватый и, можно даже сказать, угрюмый. Когда-то шкаф был покрыт морилкой, потом полачен; внутри висели полки подколоченные не раз. В общем, поблек он от времени. При открытии правой створки двери в глаза сразу же бросалось зеркало. Оно занимало половину объёма двери.

Утро девочек начиналось со скрипа этого самого шкафа. Почти все они были обладателями длинных волос и часто причёсывались, безустанно любуясь на свои отражения. Была одна странность, при совершении туалета: девочки, смотрясь в это старое и немного пожелтевшее по краям зеркало, никогда не улыбались. Всегда были серьёзны, как никогда.

Почему-то меньше всего к зеркалу подходила Сима. Наверное, потому что шкаф был очень большой и важный, а девочка была самой маленькой из всех.

— Ты на куколку похожа, — говорили ей подружки, — у тебя такие светлые, пушистые волосы и голубые-голубые глаза.

— Да, — подтвердила Маша Коноплёва, — когда в них смотришь, то кажется, что там отражается небо.

Сима скромно улыбнулась и на её розовых щёчках появились две очаровательные ямочки.

Сима дружила со всеми девочками. Её никто не обижал, она же обижать кого-то вообще не умела.

Дни пролетали за днями. Погода стояла чудесная. Дожди если и были, то только по ночам, а к утру снова было тепло и сухо. Солнце — чудесное огниво вселенной — лучезарило с самого утра и до самого вечера. Закаты тоже были великолепные.

Незаметно подошёл конец смены, оставалась последняя неделька в лагере. Девочки целыми днями шушукались в палате. Им так хотелось, чтобы в память о лагере произошло какое-нибудь запоминающееся событие: весёлый случай, концерт, поход или, в конце-концов, что-нибудь мистическое.

Концерт руководитель лагеря не захотел проводить по каким-то причинам. По каким, он не обнародовал. Поход тоже не одобрил, зато обещал, что за день до отъезда, будет торжественная линейка, а вечером — дискотека. Дети обрадовались и этому. В свою очередь, чтобы не очень заскучать, девочки из Симиной палаты решили остановиться на мистике. Судакова Галина предложила девочкам вызвать ночью Пиковую даму. Также она поделилась опытом вызова духов.

— Мы её в другом лагере вызывали. Знаете, как страшно?!

— Не знаем, — вздохнули все, но заинтересовались, сбились стайкой вокруг Галины. Той было приятно чувствовать себя в центре общества, и она постаралась всё описать достаточно реалистично и красноречиво.

— А как и что нужно делать? — взволнованно спросила Таня Куропаткина.

— Да, всё очень просто… Но ещё раз повторюсь, что сам по себе ритуал очень и очень страшен. И я не знаю, найдётся ли среди нас такая смелая девочка, которая сможет ночью встать перед зеркалом и в полной темноте произнести одну и ту же фразу несколько раз?

— А чего ты сама не хочешь поговорить с зеркалом? — захихикала Ксюша Фролова.

— Я?!!! — ужаснулась Галя. — Да мне в другом лагере хватило этого ужаса… А крику… сколько было крику.

От этих откровений всем девочкам стало как-то не по себе.

— А если найдётся? — вдруг спросила Сима, нарушив таинственную тишину.

— Что найдётся? — не поняла Галя.

— Не что, а кто. Ну, девочка, которая не побоится совершить обряд ночью перед зеркалом.

— А, да-да, конечно. И кто же это? Уж не ты ли?

— Я, — просто и ясно проговорила Сима.

Если честно, то Сима сама от себя не ожидала такой смелости и уверенности. Но в голосе Галины было что-то влекущее, зовущее… Ей вдруг так захотелось увидеть другую, неизвестную доселе реальность, что она вызвалась вперёд других. Потом она оценила те взгляды, которые на неё кинули девочки довольно старше её: в них было уважение, восхищение и даже гордость. За что гордость? За то, что такая маленькая и хрупкая девочка не боится чего-то неизведанного, страшного и злого.

— Ты что ли самая смелая? — Галя подошла совсем близко, почти вплотную к Симе и заглянула своими чёрными, задорными глазами в глаза девочки.

— Ну, я, — уже не так уверенно повторила Сима. — А может быть, ещё есть кто-то смелый?

Все промолчали. Сима, почувствовав от девочек восхищённые взгляды, и ей стало так приятно, что о страхе она позабыла вовсе.

— Что делать-то надо?

— Нужно ровно в 12 часов ночи открыть шкаф и, глядя в зеркало, в полной темноте произнести три раза фразу: "Пиковая дама появись!" Только говорить нужно чётко и громко, смотреть в это время в зеркало, как бы страшно ни было и что бы там не появилось.

— А что будет потом? — всем вдруг стало очень тревожно. — Что должно произойти? — спросила Оля Симакина.

— Ну… эта дама должна появиться вся в чёрном и говорят, что она может даже задушить человека, поэтому остальные девочки должны быть рядом, чтобы в случае чего помочь той. которая вызывает сию даму.

У всех мурашки пробежали по коже. Но согласие уже было дано, отступать от своего слова было не в чести. У Симы в голове замелькали пословицы, подходящие для сего случая: "Слово не воробей, выпустишь — не поймаешь. Дал слово — крепись, дал слово — держись". Её папа был любитель устного народного творчества и часто вставлял в свою речь пословицы, поговорки, разные шутки — прибаутки. Девочки переговариваясь, вышли на вечернюю прогулку, потом на ужин, потом собрались в палате.

Сима не боялась того, что должно произойти, хотя все остальные дети ужасно волновались. И чем ближе стрелки часов приближались к 12 часам, тем тише становилось вокруг.

Без десяти минут двенадцатого девочки подошли к шифанеру и встали возле его дверей.

Только теперь Симу заколотило мелкой дрожью. Все возбуждённо шептали ей в полной темноте, чтобы она не боялась, что они рядом, что всё будет хорошо.

И вдруг в темноту резко ворвался хриплый голос Оли Тараторкиной: "Пора!". Она сидела с часами возле окна и при лунном свете наблюдала за стрелками часов.

Сима резко распахнула правую створку шифанера перед собой.

Зеркало сверкнуло в темноте стальным, каким-то тревожным блеском. В нём, также как и вокруг, была полная чернота.

Громко и чётко, как будто не своим голосом, натяжно Сима произнесла ровно три раза:

— Пиковая дама, появись!

Тишина вокруг была такая, что казалось, упади с головы чей-нибудь волос, то будет слышно.

Вдруг сквозь мрак и темноту из глубины зеркала стала появляться какая-то точка, которая росла-росла и вдруг на глазах испуганной девочки стала превращаться в старую, страшную и злобную старуху. Сима разглядела, что она была во всём чёрном, и в чёрной шляпе с огромными полями. Она даже разглядела вуаль, тоже чёрную. Лицо этой дамы было ужасным не из-за старости и морщин, а каким-то мертвецким взглядом и злобным выражением лица, а ещё чёрными губами. Такого выражения у людей Сима никогда в своей жизни не видела. У неё похолодели руки, а ноги подкосились. Пиковая дама оттуда из-за зазеркалья приближалась всё ближе и ближе к Симе, приближалась очень быстро, а вместе с ней к девочке приближалась какая-то энергетика, как волна. Только волна эта была полна какого-то беспокойства, страха, ужаса.

Сима отпрянула от зеркала, закрыла глаза и закричала так сильно, как никогда не кричала за всю свою маленькую жизнь. Девочки подхватили этот крик в темноте. Кто-то очень быстро захлопнул дверку шкафа, кто-то зажёг свет, а некоторые подхватили орущую Симу и закричали ещё громче.

Прибежала воспитательница, а Сима всё кричала и кричала. Анна Егоровна обняла всхлипывающую девочку, и спросила у остальных о том, что произошло.

Сима плакала довольно-таки долго, при этом трясущимися руками показывала на шкаф и шептала:

— Старуха, старуха… Она пришла...

Анна Егоровна сочла нужным забрать девочку к себе в комнату. Оставшуюся неделю Сима провела у неё.

Остальным девочкам было не смешно. Все ночи они спали со светом, вообще перестали расчёсываться у зеркала, и ждали с нетерпением конца смены.

Оля Симакина иногда с упрёком смотрела на Галю Судакову.

— Что смотришь-то? — недовольно отмахивалась та рукой.

— Да, повеселила ты нас напоследок.

— Я — предложила, вы же не отказались.

— Но ты же знала, что произойдёт!

— Знала, но я вас предупреждала о последствиях.

— Да ладно, девчонки, не ругайтесь. Всё уже произошло и никуда от этого не денешься, — прервала начинавшуюся ссору Ксюша Фролова.

Приехав домой, Сима в первую очередь попросила убрать из её комнаты зеркало.

— Тебе не кажется это странным? — спросила Зина мужа, после того, когда сделала Симе причёску и подала ей круглое зеркало, чтобы та оценила её труды и полюбовалась на своё отражение.

Сима взволнованно отскочила от зеркала и ушла в свою комнату. Она там конструировала картонный автобус, а в него ходила посадить своих бумажных куколок.

— Нет, ничего странного в этом нет.

— Нет есть. Говорила ведь: нельзя в таком возрасте ребёнка от семьи отрывать. Вот что с ней там могло случиться такое, что она теперь зеркал боится, как огня?

— Что, что? Как будто сама в лагерях никогда не бывала. Пиковую даму, наверное, вызывали, али ещё какую-нибудь нечисть… А возможно — суженого, ряженого. У них в такой возрасте фантазия работает очень активно. Пройдёт через месяцок — другой. Плюс ко всему: переходный возраст.

И Павел пошёл в детскую комнату, чтобы помочь Симе приклеить колёса к картонному автобусу. Зина, закусив губу от досады, оттого что её муж её же не понимает, продолжила лепить пельмени на кухне.