Персиковое варенье для Хло

Любимый мой, где ты там я. Плевать, что нас убили… "Бонни и Клайд" Ночные Снайперы

Фрэнк

— О, кей, детка! — сказал я. — Хочешь попробовать? Ожидал, что она покраснеет и откажется. Девчонка и вправду вся зарделась, но решительно протянула руку за пистолетом. Этот кольт сорок пятого калибра мне вручил Дик, когда спроваживал из своего дома. Нет, ну, я понимаю братца. Он хоть и имеет постоянный заработок у себя на железной дороге, только это жалость что такое, а не деньги. Еле-еле им с женой и двумя пацанами хватает на жиденькое картофельное пюре. Кольт остался с армейских времён, с той поры, когда Дик сражался за Лигу наций в Европе. "Продай", — сказал. Отличная вещь, то, что надо. Я два месяца таскал его с собой, пока совсем уже не подвело. Работу так и не нашёл. Кругом толпы — и на бирже, и под фабричными воротами. Бакалейная лавчонка, где я, было, подрядился ворочать мешки и ящики за еду, прогорела и закрылась. Вот и решил расстаться со своим единственным сокровищем. Думал загнать его мистеру Айзенбергу, владельцу модного салона. Он всё жаловался моему бывшему хозяину, что страшно боится ограбления. Я честно собирался продать револьвер. Вот только еврей сразу затрясся и, слова не дав мне сказать, выложил на конторку тонкую пачку десяток и пятёрок. — Только не убивайте! — причитал он. — Только не убивайте! Кровь стукнула в голову, я сгрёб деньги и ломанулся вон. Сначала шарахался от каждого копа. Но Айзенберг оказался таким трусом, что даже не стал заявлять в полицию. И я принялся тратить неожиданное богатство. Отъелся, приоделся, пристрастился к кинематографу. В одном из кинотеатров и встретил её. Смешная была девчонка. В бумажном платьишке, сшитом по выкройкам модного журнала. И с манерами истинной леди. Весёлая. Историю с Айзенбергом я преподнёс ей как анекдот. Она долго хохотала, а потом призналась, что мечтает подержать в руках настоящее оружие. Вот тогда я и сказал: — О, кей, детка! Она уважительно взяла кольт, охнула: — Тяжёлый! — и тут же загорелась. — А давай выстрелим! Мы как раз сидели с ней в парке. Точнее, она сидела на травке, а я валялся рядом и снизу вверх заглядывал ей в лицо. Мне очень нравилась её свеженькая мордашка с чистой матовой кожей. Такая бывает только у фермерских девчонок, всю жизнь проводящих на свежем воздухе. Волосы у неё были острижены по последней моде и лежали на щеках двумя завитками. Она их время от времени подкручивала пальцами. Наверное, считала, что так красивее. Не нравилось мне только, что губы у неё были вымазаны дешёвой красной помадой. Как рот у клоуна. Всё время хотелось стереть это безобразие. Когда она предложила выстрелить, я оглянулся. День был воскресный, и в парке отдыхали почтенные семейства с детишками. Они сидели, расположившись группами. Недалеко от нас пели. Парень с гитарой вёл мелодию, а двое мужчин негромко рассказывали друг другу печальную историю умирающего ковбоя. Я тоже знал эту песню. "Я шел по улицам Ларедо", называется. — Мы поедем в следующее воскресенье за город, — сказал я. — И там постреляем… Удачно получилось. Давно хотел пригласить её, но не мог найти повод. Девчонка заколебалась, и я поспешно сказал, что она может взять с собой подружку. Эту, как её, Молли… Ну, и она согласилась. Я тут же составил план. Попрошу у приятеля его автомобиль. Разумеется, было бы здорово прокатиться с девчонками в новеньком лаковом "кадиллаке", но и "бьюик" тоже сгодится. По будним дням приятель развозил на нём мелкие товары под заказ, по выходным никуда не ездил, и был шанс, что не откажет. — Замечательно! — просияла Хло. Да, звали её Хлоя. И она была фермерской дочкой. В городе оказалась, когда начался весь этот кризис. Вот не понимаю я этого. В газетах пишут, что урожай просто огромный. По идее еда должна стоить гроши. А фермеры не хотят снижать цену, губят продукты. Картошку сбрасывают в реку, апельсины керосином заливают. А у моих соседей ребёнок этой весной помер. Доктор Галлахер сказал, что от недоедания. Просто зубы стискиваются, когда обо всём этом думаю. Сразу хочется пойти и набить кому-нибудь морду, какому-нибудь сытому фермеру, например. Поделился этими мыслями с Хло. Думал, что расплачется от жалости к малышу. А она вдруг рассердилась. — Да что ты понимаешь! — выпалила она. — Ты хоть знаешь, сколько приходится горбатиться над этой картошкой?! И отдать её даром? А трактор чем заправлять? Апельсиновым соком? А налоги чем платить? А долг банку? Земля ведь заложена, понимаешь ты? Потом она всё-таки расплакалась. — Думаешь, мне детей не жалко?! Внезапно оказалось, что Хло прижимается щекой к моей груди и часто вздрагивает. Я осторожно гладил её по голове и не знал, что сказать. Так хотелось её защитить от всего-всего, чтобы никогда в жизни не проронила она ни единой слезинки. А ещё — крепко-крепко обнять и сделать для неё что-то очень приятное. Туфли ей подарить. Красивые красные туфли из тонкой кожи и с каблуками в виде рюмочки. Такие я видел на девушке с рекламного плаката.

Хлоя

Фрэнка первой заприметила Молли. — Смотри, — говорит, — какой черненький, симпатичный. И при деньгах, небось. Я посмотрела. Действительно, симпатичный. В новеньком костюме и начищенных башмаках. Я заулыбалась ему так, чтобы на щеках образовались ямочки, взмахнула ресницами — и он направился к нам. Поинтересовался — не желают ли две интересные молодые леди сходить с ним в кино. Мы, конечно, желали. Ну, а после так вышло, что в оперетку и на фильмы Фрэнк водил только меня. Молли лишилась работы — ее выгнал хозяин магазина. Мы ведь были продавщицами. Я стояла у прилавка с кружевами, Молли — у витрины с перчатками. Восемь долларов в неделю — вот наш заработок. Три доллара уходило на съем комнаты, остальное на еду. Оставшись без работы, Молли уехала к родителям на ферму. А с работы она вылетела за то, что залепила пощечину хозяину. Вот так, при всех взяла и треснула его. Ну, он побагровел, сверкнул вытаращенными глазищами и процедил: — Вы уволены, мисс Лэнтри. Треснула Молли его за дело. Любил хозяин пихать и щипать своих продавщиц. Все молчали — надо же платить за жилье и покупать еду. Ну, а Молли не была такой терпеливой. — Уеду к своим, и дело с концом. Там, по крайней мере, братья всегда за меня заступятся, — сердито сказала она в тот же день, отказавшись идти с Фрэнком и со мной в кино. Вот почему мы возвращались только вдвоем вечером из кинотеатра. Фрэнк тогда и рассказал мне историю о том, как продавал свой пистолет еврею. Я посмеялась, а сама подумала — провернуть бы такую шутку с хозяином моего магазина. Будет знать, гад, как оставлять девчонок без работы.

Фрэнк

По правде говоря, я никогда не отважился бы на такое дело сам. Это ведь не кино. Но женщины лишают нас мозгов начисто. Вот провалиться мне к чёрту и его бабушке! Когда Хло небрежно сообщила о том, что выручку её хозяин хранит прямо в магазине и лишь в конце недели отвозит в банк, я ещё попытался не понять намёка. А вот на прямое предложение совершить налёт ответил согласием. Очень мне не захотелось выставлять себя трусом перед девчонкой. Да и Айзенберговы доллары подошли к концу. Возможно, я бы и обратил всё в шутку, но работы не было и в ближайшем будущем ничего такого не предвиделось. А я уже как-то отвык голодать. Мы с Хло решили, что я приду в магазин в середине дня, когда персонал разойдётся на обеденный перерыв, и мы прижмём толстозадую сволочь в его конторе. Путей отступления было предусмотрено целых два. Один — железнодорожный, второй — подпольный. То есть, мы решили затаиться где-нибудь в городе и переждать первый шум, а потом спокойно уехать на восток. Или сразу уехать. В зависимости от ситуации. Но с самого начала всё пошло не так. Прямо перед магазином стоял новенький длинномордый "кадиллак". Я не удержался и ласково похлопал его по капоту. Отличная машина, мощная, идёт не меньше чем 60 миль в час. Шофёр, читавший газету, приспустил бумажный лист и с усмешкой глянул на меня. Ещё тогда я должен был насторожиться. Потому что непростая это была ухмылочка, и машина непростая. Человек за рулём совсем не напоминал ни наёмного водителя, ни чинного обывателя, ожидающего возвращения нагруженной покупками супруги. Но меня несло, и я вошёл в магазин. В торговом зале было пусто. Встревоженный голосок Хло звучал из конторы. Я тут же вообразил, что эта сытая морда, её хозяин, пристаёт к девчонке. Выпятил челюсть и рванул на себя дверь. Сразу наткнулся на громилу, подпиравшего косяк. Он ничего не сказал, посторонился только. И я, что делать, вошёл. В комнатушке было тесно. За столом сидел мелкий парень, но судя по тому, как опасно поблёскивали у него глаза и как лебезил перед ним торгаш, он был здесь главный. И… Ну, не дурак же я. Тысячу раз наблюдал такие наглые бутлегерские морды. — Чему обязаны вашему визиту, мистер? — заковыристо поинтересовался парень. Я засопел, потом собрался и указал на Хло. — Это моя женщина! — Ах, — сказал этот хлыщ за столом. — Какая жалость! Но вы, мистер, опоздали. Сделка уже состоялась. Девчонка наша. Он потешался, гадина. У меня и так тряслась каждая поджилка, а тут после его слов вообще всё оборвалось. Знаю я, куда гангстеры определяют таких молоденьких и свеженьких девчонок. При подпольных казино, говорят, есть не только бары с выпивкой, но и публичные дома. Вырваться из такого уже не получится, как ни старайся. Рука сама скользнула под пиджак. Я выхватил кольт. За моей спиной шумно дёрнулся громила. С перепугу на развороте я выпалил в него. Он уже двигался в мою сторону, а потом как-то странно застыл и всей тушей рухнул вперёд. Я еле успел отскочить. Возле уха взвизгнула пуля. Я шарахнулся ещё раз и взглянул на недомерка. Тот целился снова. Не раздумывая, я спустил курок прямо в эту ухмыляющуюся морду. Выстрелы раздались одновременно, но мой на мгновение раньше. У меня пулей сбило шляпу. А у гангстера снесло полголовы. За его спиной на стене образовался замысловатый узор из красных брызг и комочков какой-то розовой слизи, наверное, мозгов. Я замер в ступоре, оглохнув от грохота. Торгаш всё это время пытался втиснуться за шкаф. Рот у него был открыт. Кажется, он кричал. Хло деловито перехватила пистолет из руки мертвеца и наставила его на бывшего хозяина. — Заткнись, мразь! — сказала моя отважная девочка. Тот выставил перед собой ручонки и что-то залепетал. А я вспомнил про водителя в "кадиллаке". — Хло, уходим! — скомандовал я. Она ещё что-то говорила хозяину магазина, что-то яростное и ругательное, но после моего окрика запнулась на полуслове, выстрелила. К счастью, не попала. — За мной! — крикнул я и кинулся вон. Водителя и в самом деле привлекли выстрелы. Он вышел из машины и напряжённо смотрел в сторону магазина. Я пальнул прямо через витрину. Толстое стекло обвалилось с ужасающим грохотом и звоном. Мой противник бросился на тротуар, закрывая голову руками. Я воспользовался этой заминкой и вырвался из магазина. Распахнул дверцу автомобиля. — Фрэнк, — жалобно проскулила за моей спиной Хло. Я приказал ей лезть в машину. — Помоги! — крикнула она. Девчонка была нагружена большущим дорогим чемоданом. Торопливо выхватил его и, не глядя, зашвырнул в салон. — Садись, быстро! Гангстер опомнился и начал стрелять. Но поздно. Я выпалил в него, особо не целясь, и запрыгнул на водительское место. Ключ торчал в зажигании. Бог определённо был на нашей стороне в тот день. Мотор ревел, в висках стучало, я отчаянно крутил руль, обходя другой транспорт и каждую минуту рискуя опрокинуть автомобиль. — Спокойнее, — неожиданно прозвучал тонкий от напряжения голос Хло. — Погони нет. Я и правда слегка успокоился. По крайней мере, перестал отчаянно давить на акселератор. Мы покатили в сторону выезда из города. И уже на муниципальной дороге я стал приходить в себя. Нам несказанно повезло. Просто не описать словами, как повезло. Во-первых, меня не обыскали на входе. Во-вторых, я вовремя нажал на курок. Ну, а в-третьих, вот эта машинка… О, моя послушная лошадка! Она так ласково урчала своими механическими внутренностями, слушалась самого лёгкого движения руля. В салоне было красиво и пахло дорогим табаком и каким-то парфюмом. Нет, духами пахло от Хло. Приятно так… Я посмотрел на неё. Хло считала деньги. Я восхитился. Вот это выдержка! — Ты даже выручку прихватила! — широко улыбаясь, сказал я. — Нет, — процедила Хло. — Деньги остались у того, который за столом… А это хозяину вернули за… за меня… Триста долларов! — возмущённо добавила она. Я расхохотался. — Недооценили они тебя! Только вот жалеть уже некому! Хло тоже засмеялась, нервно, почти истерично. Она была испугана всё же больше, чем я думал. — Остановимся на заправке. Купим содовой. Хло кивнула и приподнялась на сиденье, чтобы посмотреть в зеркало. А потом стала поправлять волосы. Я широко улыбнулся. Женщина. Моя женщина! — Куда мы поедем? — спросила она. — Хло, — осторожно начал я. — Ты знаешь, кто были эти люди?.. — Ещё бы! — фыркнула она. — Бандиты. Они каждую неделю приходят за деньгами к хозяину. Приходили… Я кивнул. — Их друзья нас уже ищут, наверное. Чтобы отомстить и отобрать машину. Я крепче вцепился в рулевое колесо, обтянутое дорогой кожей. Машину мне было жалко. Кажется, я готов драться за неё с не меньшей решимостью, чем за Хло. — Надо спрятаться, — предложила моя девочка. Я покачал головой. — Они обшарят всю округу. Давай махнём на восток? В Нью-Йорк, а? В тот момент я был уверен, что в этом городе, таком огромном, мы сумеем спрятаться от гангстеров. Но Хло считала иначе. Она разумно предположила, что если мне эта мысль пришла в голову первой, то и им она придёт тоже. А ведь есть ещё и полиция… — Вот что, — сказала моя девочка. — В Айдахо, в долине Снейка, есть маленькая ферма. Это собственность моей семьи. Сейчас на ферме никто не живёт, но она всё ещё принадлежит нам. Мы спокойно можем укрыться там и переждать шум. Мне понравилась идея. Вдвоём… на заброшенной ферме… Красота! — Решено, — сказал я. — Вперёд! На север!

Хлоя

К хозяину частенько приезжали какие-то люди, которых мистер Хант боялся не меньше, чем фермер вооруженных индейцев. В тот день они приехали к обеду, как раз тогда, когда должен был появиться Френк. Мистер Хант какое-то время спорил с ними, а после позвал меня и сказал, что теперь работать я буду у этих людей. — С чего это вдруг? — резко сказала я и дернулась к выходу. — Не спеши, крошка. Тебе понравится у нас, — противно улыбаясь, один из них перекрыл мне дорогу. Высоченный такой, с черными, гладко зачесанными волосами. Второй, невысокий, сероглазый, повернулся к хозяину магазина и преспокойно сказал: — Что ж, если девочка наша — мы в расчете. Все в порядке, мистер Хант. Я попробовала прорваться к двери, но против мускулов того самого здорового, черноволосого, я не могла ничего поделать. И тут появился Фрэнк. Я смутно помню перестрелку, потому что в голове у меня в тот момент все смешалось. Лишь сидя в чужой машине, рядом с Фрэнком, я опомнилась. Только что я, Хлоя Роджерс, ограбила магазин. Вот оно, доказательство ограбления — коричневый кожаный чемодан — лежит рядом на сидении. Вещи из магазина, собранные заранее и уложенные стопками. И я даже смогла управиться с пистолетом. Знал бы об этом мой дедушка — убил бы. Нам надо было где-то укрыться, пока не уляжется шумиха. Фрэнка, очень тревожили эти типы, у которых он угнал машину. — Их друзья наверняка станут искать нас, — мрачно заверил он. И тогда я предложила ферму старого Фила — так ее называли в нашей семье. Конечно, стоило предупредить Фрэнка, что не все с этой фермой ладно. Но в тот момент, сидя в черном "кадиллаке" и держа в руках три сотни — то, что предложил за меня один из бандитов — я просто не могла ни о чем думать нормально. Меня стала колотить мелкая дрожь, и я поняла, что еще немного — и я разревусь, как маленькая девочка. Фрэнк, слава Богу, ничего не замечал, увлеченно нахваливая машину. Он смешно называл ее своей девочкой и временами поглаживал руль, точно это была холка породистого коня. Мужчины всегда казались странными. Лично мне больше нравились лошади — когда-то мой дед имел небольшой табун. И самый норовистый жеребец принадлежал мне… На ферме деда я не была с тех самых пор, как родственники начали распродавать все, желая ухватить свою часть везения старого Фила Роджерса. Потому, переступив порог, я замерла, оглядывая хорошо знакомую кухню с белыми шкафчиками и тонкими шторами на окнах. Откуда здесь могли быть шторы? Впрочем, на этой ферме всякое могло быть… В нашем роду о ней рассказывали много разной ерунды… Спала я в эту ночь так, словно снова была маленькой девочкой, которая наигралась за целый день в дедушкином саду и здорово умаялась. Никаких кошмаров. А утром Фрэнк начал спрашивать о собаке. "Ну вот, началось..." — подумала я, но в ответ лишь пожала плечами. Рассказывать мерзкие истории нашей семейки не было ни малейшего желания. Что интересно — сама я собаку эту ни разу не видела. Нигде. Зато другие ее видели. Фрэнк вон, даже показал следы ее зубов на своей ноге. Я обработала ему ранки, посмотрела в его темно-карие, точно каштаны, глаза и просто сказала: — Собака не даст тебе приблизиться ко мне, пока мы на этой ферме. Здесь всем управляет мой дед. — Что это значит? Что за ерунду ты говоришь? — Фрэнк удивленно посмотрел на меня, взял за руку, но я отвернулась и ушла на кухню. После сказала: — Это не ерунда, ты ведь уже убедился… Через денек Френ решил съездить на ближайшую заправку, узнать — что слышно. Вернулся встревоженный. — Нас разыскивают эти гады. Надо убираться отсюда, пока не поздно. Я в этот момент жарила блинчики на кухне. Я все здесь устроила так, как было в старые добрые времена, когда хозяйничал здесь дед. На столе — клетчатая скатерть, она нашлась в кладовке. Чашечки с синенькой каемочкой тоже там стояли, целые и невредимые. Странно, что никто из родственников не позарился на них. Наливая кофе в эти чашки, я всем сердцем отчаянно желала, чтобы дед мой оказался здесь, рядом. А я снова была бы маленькой девочкой, которая обожает блинчики с персиковым вареньем. Кстати, варенье Френк нашел в одном из шкафчиков на кухне. — Смотри, — сказал, — небось, сто лет этой банке. Я взяла у него из рук баночку, обвязанную темной бечевкой, сняла промасленную бумагу, понюхала янтарную густую жидкость и уверенно сказала: — Его можно есть. Это персиковое варенье. Знаешь, какое вкусное? — Хло, мы будем страшно мучиться животами, -хмыкнул Френк в ответ. — Тогда не ешь. Мне больше достанется. Френк сказал, что надо делать ноги, иначе нас найдут. И в этот момент я поняла, что ехать никуда не надо. Эта мысль словно прозвучала в моей голове, мягко и настойчиво. В тот же момент вспыхнул огонь в железной печи, вздернулись шторы, тихо задребезжали чашки. — Ты слышал? — тихо спросила я у Френка. — Что? — удивился он. "Оставайся здесь, жеребенок. Оставайся здесь" — снова прозвучало в моей голове. Слезы навернулись у меня на глаза, я присела на край стула и попыталась унять бешеный стук сердца. "Жеребенком" меня называл только мой дед. — Френк, я не поеду никуда. — Что с тобой, детка? — Френк присел рядом, отвел мои ладони от лица и заглянул мне в глаза. — Ничего. Но нам надо оставаться на этой ферме. Я точно знаю. Потому я никуда не поеду, и не хочу, чтобы ты ехал. Френк задумчиво потер переносицу — он всегда так делал, когда был озадачен. Вздохнул, после спросил: — Ну почему? Ты можешь объяснить — почему? — Я не могу. Это связано с этой фермой. Будто ферма предупреждает нас, чтобы мы не уезжали. — Чушь собачья, — фыркнул Френк. — Ага. А когда ты рассказывал мне о собаке — я говорила тебе, что это чушь? Собака, по-твоему, тоже чушь? — Ладно, хорошо. Твоя правда. Но что мы будем делать, когда сюда нагрянут бандиты? Угостим их персиковым вареньем? — Мы ничего не будем делать. За нас все сделает… — тут я замолчала. — Кто сделает, Хло? — Ты сам увидишь…

Фрэнк

Она меня бесила, эта собака. В первую же нашу ночь в фермерском доме, когда Хло удалилась в спальню, я выждал на диванчике в гостиной положенные десять минут и отправился, было, следом. Так всегда делал папаша в благословенные времена моего почти беззаботного детства. Однажды он подмигнул нам с Диком и объяснил, что "они" всякий раз должны напялить на себя перед сном какую-нибудь тряпку в кружевах. "Чтобы "нам" было что снимать", — понял я гораздо позднее. И вот я отправился в предвкушении подержаться за кружева и не только. Но оказалось, что поперёк входа в спальню лежит эта псина и скалится. — А ну, пошёл! — шёпотом сказал я. Пёс даже не шелохнулся, только зубастая улыбка как будто стала шире. И взгляд… Ох, не нравился мне взгляд этой твари! Как у двустволки, направленной в упор. Я попытался всё-таки пнуть пса, и был ощутимо прихвачен зубами за лодыжку. Уже потом, отступив на свою позицию на диване, швырнул в него ботинком. Ботинок бахнулся в дверь, как будто прошёл сквозь тело пса. У меня волосы шевельнулись на голове. Собака же ухом не повела. Только Хло спросила сонным уже голосом, в чём дело. — Ни в чём, — вздохнул я и пожелал ей спокойной ночи. Устраиваясь на кургузом диванчике, убедил себя, что промахнулся и решил, что завтра с вечера обязательно выставлю собаку из дома и закрою дверь. Вот только моим планам не суждено было сбыться. Как эта тварь проникала в дом, не знаю, но каждый вечер она исправно занимала пост перед спальней. В тот день я отправился в ближайший городок, чтобы сделать кое-какие покупки. В аптеке подслушал разговор двух домохозяек про налёт Бонни и Клайда на какой-то дорогой магазин. Тётки восхищённым тоном ужасались по поводу проделок уголовной парочки и смаковали подробности. На этот раз Бонни и её любовник сорвали действительно мощный куш в полмиллиона долларов. Только выходя уже из аптеки, я сообразил. Похоже, это наш с Хлоей подвиг приписывали знаменитым бандитам. Вот только смутили полмиллиона. Откуда взялась эта цифра? Прямо на ходу я развернул газету. На первой странице тоже сообщали подробности ограбления. Редакция сопроводила статью старой уже фотографией, той самой, на которой Бонни восседает на капоте автомобиля и где она чудо как хороша. Этот снимок обошёл издания всей страны. Вот только подпись под ним ударила по глазам. Она гласила, что парочка поменяла авто. И далее следовало детальное описание того самого "кадиллака", на котором я, как законченный идиот, явился в этот городишко. Бросив газету, я включил зажигание и поспешил убраться отсюда. По пути заехал на знакомую заправку, рассудив, что если придётся бежать, то пусть бензобак будет полным. С парнишкой, что кинулся протирать лобовое стекло фланелевой салфеткой, мы были знакомы. Заметив на переднем сиденье газету, он подмигнул и сообщил, что буквально на днях у них побывали какие-то громилы, тоже искали авто. — Вот это самое, — сказал он и после эффектной паузы добавил, — которое газетчики сегодня расписали. — Полицейские? — рассеянно спросил я, нарочито не заметив намёка. — Эти тоже были, но с ними Салли разговаривала. Отправила их на ферму Роджерсов! И парнишка расхохотался так, будто выдал что-то очень забавное. — Все знают, что это чёртово место! — широко улыбаясь, добавил он. А мне окончательно стало нехорошо. Я расплатился, накинув сверху целую десятку, и попросил и дальше говорить всем, что ферма Роджерсов необитаема. Парень деньги взял, но взглянул как-то странно. Впрочем, тогда я не придал этому значения.

Хлоя

Фрэнк не отрывался от окна. Прикрываясь занавеской, он то и дело выглядывал на улицу. Мне было все равно. Что-то внутри меня подсказывало, что все будет хорошо, и бояться нечего. К тому же я то и дело думала о деде. О персиках, которые мы собирали вместе с ним, о качелях, все еще висевших на старом абрикосе, росшем за конюшней. Так странно, что на этой ферме ничего не изменилось с той поры, как он умер. У Фила Роджерса было двое сыновей и дочь — моя мама. Мне было года три, когда она погибла в аварии на железной дороге. Мать и отец. От них ничего не осталось, кроме фотографии с фигурно вырезанными краями. На ней они счастливо улыбались, глядя прямо перед собой, и улыбка моей матери так живо напоминала деда Фила. Я росла на его ферме, среди лошадей и персиковых деревьев. С сыновьями у него произошел раздор — никто из них не пожелал работать на земле. Обоих тянуло в город. Персики оказались не нужны никому, кроме меня и деда. Но ферма приносила немалый доход, и когда дед умер — выяснилось, что его лошади и его сад стоят приличных денег. Мои дядья налетели на наследство, перессорились, переругались. Я не ночевала на ферме в ту ночь, когда вспыхнула драка, и слава Богу. Иначе не быть мне живой. Братья, добравшись до дедушкиных погребов, здорово напились, и, когда речь у них зашла о том, кому же достанется дом — старший ударил ножом младшего. Говорили даже, что на ферме вспыхнул пожар — хотя я, сколько не осматривала дом, не нашла никаких следов огня. Старшего посадили на пару лет. Младший долго оправлялся от раны. О ферме на какое-то время забыли. Я после тех событий так и не решилась вернуться туда, где выросла. Только одна мысль все время занимала меня — почему дед не оставил завещание? Ведь он не раз говорил, что сад и лошади непременно будут моими. Всех его красавцев продали, даже Ветра, моего любимца. Я не плакала, когда узнала. Тогда, после смерти деда, единственного человека, который любил меня, моя душа опустела, точно высохшая земля. Но теперь, бродя по заброшенной конюшне, я чувствовала, как горечь разливается в моем сердце. Когда-то я росла здесь, как королева. А теперь меня может продать хозяин магазина, в котором мне приходится надрываться за жалкие гроши. — Где же ты, Фил? — тихо говорила я, поглаживая потемневшие доски, из которых была сложена конюшня. "Я здесь, жеребенок" — четко пронеслось в моей голове. Я вздрогнула, по коже пробежал мороз. "Иди в дом, жеребенок, иди в дом" — снова послышался голос. Словно пораженная громом, я вернулась на кухню и увидела, как Френк, спрятавшись за тонкой занавеской, выглядывает на улицу. — Хорошо, что ты вернулась, Хло, а то я сам хотел идти за тобой. Слышишь этот шум?

Фрэнк

Дома я показал Хлое газету и предложил в быстром темпе убираться отсюда. — Не надо, — с поразительной уверенностью ответила девчонка. — Здесь мы в безопасности. Но я не собирался сдаваться. — Ты знаешь, как это место называют в округе? Она кивнула и не опустила честных глаз. — Здесь нам ничто не угрожает. Я поёжился. Пёс лежал возле вычурной чугунной плиты на лоскутном коврике, и теперь в его улыбающемся оскале просматривалась явная насмешка. Хло уверяла, что не видит его. Но в существование собаки верила. Более того, считала, что это страж, который явился на свет божий защищать её. В том числе и от меня. От отчаяния я плюнул на чисто выметенный пол. И в то же мгновение меня накрыло звуками, которых я более всего не хотел слышать. Утробно заворчала мерзкая тварь и донёсся нарастающий звук автомобильного мотора. Кто-то осторожно пробирался сюда по подъездной дороге. Я выглянул в окно. Не полицейские это были. Совсем не они. Машина остановилась чуть ли не возле крыльца. Из неё выбрались четверо. Постояли, покуривая и оглядываясь без интереса, потом погрузились обратно и уехали. Будто посреди поля постояли. — Видел? — шёпотом спросила Хло. На лице у неё сияла радостная улыбка. В восторге я ухватил её в охапку и принялся целовать. В тот же момент загрохотал оглушительный лай. Я отшатнулся от девчонки и зажал уши руками. Внутри возник протест. Да чёрт возьми, а! Зачем мне такая безопасность?! Это безопасность?! Хло с тревогой смотрела на меня. — Фрэнк, надо просто переждать… Ты же видел… — Чёрта с два! — перебил я. — Ты уверена, что эта тварь нас отпустит потом? Я — нет! Короче, я сказал, что уезжаю. С ней или без неё. У Хло задрожали губы. — Фрэнк, я боюсь… — Собирай вещи, — велел я и вышел из дома. Выкатил машину из сарая, ещё раз осмотрел ходовую часть и салон, проверяя всё ли в порядке. И неожиданно заметил то, на что всё это время не обращал внимания. Потертый фибровый чемоданчик. Такой, с какими обычно ходят рабочие. Я открыл его, ожидая увидеть набор инструментов и ветошь, а там были деньги, эти самые полмиллиона. Кажется, гангстеры успели обобрать половину города перед встречей со мной и моим кольтом. — Хло! — позвал я. — Иди сюда! И обернулся к дому. Дома не было. Совсем. На его месте высилась лишь куча обгорелого мусора. У меня захватило дух. — Хло!!! — взревел я. И вдруг она появилась. Будто вышагнула из воздуха. В этих своих плетёных тапочках и в дурацком переднике, заплаканная и встревоженная. — Что случилось? — спросила она. — Чего ты орёшь? — Смотри! — я сунул ей под нос чемоданчик. Она немо уставилась на содержимое, не в силах перевести дух. А я покосился на развалины, проверяя, не проявился ли дом с приходом Хлои. Нет, там был всё тот же хаос из закопченных балок и камней. А на вершине этого завала теперь стоял огромный пёс. Разверстая пасть была кроваво-алой и покрытой грязноватой пеной. Глаза — будто две дыры в ад. Одним движением я закинул девчонку в машину. Тварь взревела и прыгнула. Я не помнил, как очутился внутри автомобиля. Всё никак не мог найти ключи, трясся и, кажется, молился. — Фрэнк, поехали, поехали, — твердила Хло. Теперь и она видела и тварь, и развалины. Собака яростно кидалась на машину, с такой силой, что "кадиллак" раскачивало, а вот попасть внутрь не могла. Автомобиль не был частью фермы, и нежить не имела власти проникнуть в него. Как только я это осознал, стало спокойнее. Я нашёл ключ, и мы вырвались наконец-то из этого жуткого места. Хло всхлипывала на заднем сиденье и тихо причитала. А я, сцепив зубы, гнал в сторону канадской границы. Подальше, подальше от этой проклятой страны с её монстрами — реальными и потусторонними! Я точно знал наш дальнейший маршрут: Ванкувер, пароход, Старый Свет. Был уверен, неприятности остались за спиной. Откуда мне было знать, что на границе нас ждут?.. P.S. Если вы окажетесь в небольшом баре "Персиковый сад" на 184 шоссе штата Айдахо, вам непременно расскажут жуткую историю о призраках, которых иногда можно встретить в этих местах. О длинном "кадиллаке", за которым гонится огромная собака и никак не может догнать. И о странной ферме, возникающей из небытия только раз в году, весной, когда начинают цвести персиковые деревья.