Нога

Саша потерял ногу и ему было шестнадцать. Его друзья сказали:

— Идём на железную дорогу, полежим под поездами.

Он не хотел, но пошёл. Нельзя было отказаться, ему бы это никогда не забыли. Ну или помнили бы, как минимум лет пять. Хотя в шестнадцать, что пять лет, что вечность — одинаково.

Они шли и дымили дешёвыми сигаретами, заливая в свои орущие глотки что-то крепкое и вонючее, явно палёное. Все косились на них с презрением, порицанием. Мамашки со своими огромными колясками, престарелые парочки, которые зачем-то всё ещё живут, какой-то деловой мужик, который пытался говорить по телефону, но у него не получалось перекричать толпу пьяных подростков.

Нет, они даже не шли, а тащились, медленно, шатаясь. Горланили на всю улицу пошлые песни вперемешку с чем-то русско-народным. Вечер даже не начинался, до него было далеко, а железная дорога близко. Пахло там, как всегда приятно, тем, чем пропитывают деревянные шпалы, и дымом.

— Ну чё, кто первый? — засмеялся Рыжий.

— А самому слабо, да? Ссышься? — наехал на него Бритый.

Все ржали, перебрасывали друг другу эту честь, как малыши мячик. Ты, нет ты, а давай ты… Саша подумал о том, какие они все ссыкуны, и вот он сможет, он ляжет. Отвалившись от шумной толпы, он побрёл на рельсы. Запнулся о шпалы, неловко лёг, ударившись затылком о насыпь. Кто-то свистнул, и толпа одобрительно зашумела.

— Давай Санёк! Царство небесное! — крикнул Рыжий.

Новый приступ всеобщего ржача. Он улыбнулся счастливой, пьяной улыбкой. Мир вокруг него вертелся, он был центром всего живого, храбрец, лежащий на дороге у самой Смерти. Железо загудело вдали, Саше показалось, что оно тоже одобряет, признаёт его смелость, решительность. Земля затряслась. Она смеялась вместе с ними. Саша развалился на шпалах звёздочкой, вызывая новый поток одобрительных возгласов. Он купался в них, он праздновал и был счастлив.

Всё произошло быстро. Ветер с запахом железа обдул его прыщавый лоб, Саша успел убрать руки и левую ногу, но правая застряла в чём-то. Поезд промчался над головой, заполняя собой всё. Ноздри, уши, глаза. Он был бесконечным и кратким, он был самой Вселенной. Потом Саше хлопали, но недолго. Пара секунд, и овации сменились ужасом, тихим шёпотом, звонками в скорую.

Саша лежал, пялясь в забетонированное небо, и его нога лежала рядом. Бездушный обрубок, залитый алым. Боли не было, только бескрайняя эйфория и, кажется, намокшие штаны, от крови или чего-то другого, неважно. Скорая приехала быстро, машина тряслась отвратительно, каждая кочка, как удар огромного кулака по тебе, букашке. Нога лежала рядом, накрытая прозрачным целлофаном. Она была такой странной, кусок до колена, обутый в массивный красный кроссовок. Нелепая, смешная. Саша рассмеялся, а фельдшер, тучный мужчина, посмотрел на него с жалостью и ничего не сказал.

Больница была холодной и светлой. Его кровать оказалась прямо рядом с большим окном. Рама была деревянная, а на улице осень, сильно дуло. Рядом была белая стена, штукатурка отваливалась, её тонкие лепестки падали прямо на железную кровать и лоб Саши. Он не знал сколько времени прошло, но не было больше радости. Был только холод и одиночество огромной, на десять человек палаты, где был он один. И его нога. Непонятно зачем они притащили её сюда, это было таким неправильным. Она лежала на другом конце палаты, накрытая белой простынёй, будто она спряталась и больше не существует. Смешно, Саше же не два года. Он знал, что его нога там и думал постоянно об этом, вечно смотрел в этот проклятый угол, на насмешливый бугорок.

Саша закрыл глаза. Щекам стало мокро, в носу засвербело. Он плакал, чувствовал горечь во рту и обречённость. Идиот. Дебил. Просто конченый. Зачем он это сделал?

На том конце комнаты скрипнула кровать, на неё кто-то сел. Саша быстро вытер рукавом больничной пижамы щёки, распахнул глаза, садясь на свою койку. Он уставился в тот самый угол, там была его нога. Должна была быть, но почему-то отсутствовала. Вместо неё на лысом матрасе сидела девушка.

Она была его ровесницей, может чуть младше. Не сказать, что красавица, лицо было слишком широким, черты крупными, а брови настолько светлыми, что почти не просматривались. Она была худой, в белой сорочке и маленького роста, её ноги не доставали до пола, она болтала ими в воздухе… Её ноги. Одна была босая. А на второй был его красный кроссовок.

Саша закричал:

— Куда ты дела мою ногу? Сними мой кроссовок, ты больная что ли?!

Она улыбнулась. Зубки у неё были маленькие, аккуратные, с небольшими промежутками. Её голова наклонилась к плечу, русая косичка обхватила шею.

— Нет, это мой кроссовок! — будто дразнясь сказала она.

— Ты врёшь, на нём кровь. Она моя.

Саша хотел вскочить с кровати, кинуться к этой странной незнакомой девчонке, но не мог. Костыли ещё не принесли. А она всё улыбалась, будто ей пять или она слабоумная. Да, может она и была слабоумной. Только слабоумные или безумные говорят такое.

— Наша. Наша кровь. — девушка засмеялась.

— Свали отсюда, пока я тебя не заставил.

— А ты не сможешь. Ты калека, без ноги. А у меня их две, и я быстро бегаю. Ты будешь падать и ныть, потом расплачешься, потому что теперь ты жалкий. Бесполезный.

Она смеялась, ей было весело. И эти её косички, они раздражали Сашу также, как обе её ноги, одна из которых была в его кроссовке. Он откинул одеяло, попытался встать на единственную ногу. Его обветренные пальцы крепко впивались в железные прутья изголовья. Может от наркоза или чего-то ещё, нога была слабой, и он не смог удержаться, сел обратно. Кулаки сжались, злой взгляд посмотрел на улыбающуюся девчонку. Нет, она точно слабоумная какая-то, нормальные так не улыбаются. Он спросил:

— Как тебя зовут?

— Саша. — она ответила и посмотрела на него выжидая чего-то.

— Вот и свали уже отсюда, Саша. Чё ты тут вообще забыла, а?

— Я тут родилась. — она перестала болтать своими тощими ногами. Хоть какая-то радость.

— Очень, блин, рад. Уйдёшь ты или нет?

— Я родилась тут только что. — она будто не слышала его, смотрела куда-то мимо, задумчиво, поджал губы. — Я не знаю куда идти, но это пока. Я узнаю потом, просто хотела посмотреть на тебя.

— Я тебе кто, урод в цирке? Насмотрелась? — Саша был зол, он накрылся одеялом, скрестил на груди руки.

— Ты не урод, ты красивый. Значит и я должна быть красивой… Я пойду, пока что. Но потом опять встречу тебя.

Она оживилась внезапно, пугающий робот получивший задачу. Посмотрела на Сашу мельком, вскочила, тоненькая, маленькая, несуразная и выбежала. Саша буркнул вслед:

— Больная.

Он не понял, что произошло. Врачи, которые пришли и наконец решили забрать обрубок, тоже не поняли, куда он делся. Саша пытался рассказать им про странную девчонку, его вроде даже выслушали, сказали, что разберутся, а потом он услышал, как врачи говорят про наркоз и галлюцинации.

Ногу так и не нашли. Странная девочка Саша больше не появлялась.