Наутилус

Александр взял вибрирующий смартфон, когда гости уже сидели за столом. Жена, конечно, успела разглядеть имя на дисплее и бросила на мужа взгляд, полный раздражения. Она всегда презирала эти звонки от Антона. Считала, что тот тянет мужа назад. Слабый, вечно несобранный, неудачник. И Александр знал, что в её глазах он сам ничуть не лучше — просто удобный.

— Алло?

— Саша… Он снова пришел.

Голос был тихим, с надрывом. Александр ушёл в кабинет, закрыл за собой дверь. Слышал, как в гостиной кто-то сказал тост, как засмеялась жена — чуть громче, чем нужно. Она часто выпивала больше, чем нужно, смеялась чуть громче, чем нужно, говорила — чуть больше, чем нужно. Её смех был звонкий, натянутый, как струна.

Он знал этот смех. Он слышал его каждый вечер. В нём не было радости — только ожидание, что все заметят, как ей весело.

— Кто?

— Он. — Пауза. — Сидит в углу. Смотрит. Я больше не могу...

— Антон, послушай. Это просто сон. И нервы. Ты мало спишь.

— Он в этом дурацком зеленом шарфе. Ты помнишь?

Александр молчал. Он помнил. Шарф был дурацкий, с бахромой, и в нём Серёжа казался ещё более нелепым.

— Я пробовал не смотреть, — продолжал Антон. — Но он всё равно там. Он как будто ждёт. Как будто хочет, чтобы я признал… что это я виноват. Что мы виноваты.

В дверь постучали.

— Александр! — голос жены, резкий, как щелчок плети. Она обращалась к мужу полным именем, когда хотела показать как он неправ. — Все собрались. Ты можешь отложить этот разговор?

Он проигнорировал.

— Ты ведь тоже это чувствуешь? Иногда? Во снах? Или когда один? Что он где-то рядом.

— Бывает, — признался Александр. — Иногда… когда темно. Или когда смотрю на старые фото.

— Помнишь, он бредил подводными лодками. Рисовал их и сочинял истории наших с ним путешествий. Как у Жюль Верна.

— Я думал, он простит. Но он просто сидит. Как будто ждёт, пока я исчезну сам.

— Мы были детьми.

— Он тоже. Мы же знали, что он не случайно упал с балкона. Делали вид. И там еще нашли его последний рисунок. Под своим Наутилусом он написал: «Там меня никто не знает».

— Александр! — снова жена, уже раздражённо. — Ты серьёзно? Мы зовём тебя второй раз. Люди важные, между прочим. Не Антон твой!

— Я сейчас, — бросил он в сторону двери и тише в трубку: — Она не понимает.

— Она никогда и не пыталась, — горько сказал Антон. — Ты всегда для неё был чем-то вроде… мебели. Удобный, молчаливый.

Оба замолчали. Александр слушал дыхание Антона. Оно стало прерывистым. Он хотел что-то сказать, но не знал что.

— Я всё думаю: если бы тогда хоть ты сказал что-то. Один раз. Мне было бы легче…

— Я боялся. Мы все боялись. А то ты не знаешь.

— Да. И он боялся. Но всё равно приходил в школу.

Александр вспомнил, как в младших классах Серёжа приносил свои рисунки подводных лодок и показывал им на переменах. Тогда они ещё дружили. Втроем. На его рисунках они все были в скафандрах, а вокруг плавали акулы и скаты. Антон, Саша и Серый. Потом начались шутки. Потом кто-то дал ему кличку. Потом стало проще смотреть в сторону. Потом они перестали здороваться.

— Помнишь, когда его закрыли в чулане под лестницей? — голос Антона стал едва слышным. — Учитель знал. Мы все знали.

— Мы смеялись. Я даже не помню почему.

— Я помню. Чтобы не быть следующим.

— Он не говорит. Только смотрит. Если я останусь… Он тянет за собой. Я это чувствую.

— Ты не должен так думать. Надо выспаться. Я приеду, если хочешь.

— Уже поздно. Спасибо, Саша. Ты был добр. Даже когда молчал. Действительно, надо поспать. Я постараюсь.

Связь оборвалась.

Александр остался сидеть в темноте. Через минуту в комнату заглянула жена:

— Что, опять он? Когда ты научишься говорить «нет»? — Голос холодный, почти брезгливый. — У нас в гостях люди, с которыми ты мечтал работать. Если бы у тебя была хоть капля амбиций.

— Сейчас.

— Конечно, сейчас. Сначала треп с безумцем, потом нытьё. Ты всегда выбираешь жалость к чужим вместо уважения к себе. — Она смерила его взглядом. — Надеюсь, ты не заставишь меня извиняться перед гостями за твоё поведение.

— Не заставлю, — сказал он, но её уже не было.

Она развернулась и ушла. Её каблуки зло простучали по паркету, как капли воды по пустому ведру. Из-за двери донёсся её голос: «Извините, коллеги, он немного не в себе. Чувствительный. Уж простите» — и лёгкий смех.

Он не пошёл сразу. Посидел. Вспомнил, как в детстве прятался, когда родители ссорились. Как не знал, на чью сторону стать. Как молчал. И теперь — тоже молчит.

Он встал, надел пиджак, поправил галстук. Посмотрел на своё отражение в стекле книжного шкафа. Взрослый. Уставший. Всё ещё мальчишка, который не умеет сказать «нет».

***

Через несколько дней Александру сообщили, что Антон умер. Какие-то его дальние родственники прошлись по контактам в его смартфоне и написали СМС. Сердце. Один в доме. Тихо.

— Ты ведь с ним недавно говорил? — спросила жена, когда он убрал трубку. — Надеюсь, ты не чувствуешь себя виноватым. Он всегда был… не в себе.

Он не ответил. Просто сел у окна. Внизу во дворе играли дети. Один в зелёном шарфе. Мальчик стоял немного в стороне от остальных, как будто ждал чего-то. Остальные дети, казалось, его не замечали.

Он знал, что это просто совпадение. Конечно.