Макс

Вечер четверга. Я, как всегда, возвращаюсь домой в начале восьмого; кидаю рюкзак и сажусь на кушетку снять ботинки, а заодно в полглаза посмотреть на себя в зеркало. Каково же моё удивление, когда вместо двух метров стекла я вижу каменную плиту той же формы, что зеркало!

Сначала я подумал, что на почве переутомления у меня начались галлюцинации, однако эта идея в тот же момент показалось мне до абсурдности смешной.

Может воры? Тоже бред. На первый взгляд в квартире всё нормально, да и дверь была закрыта на ключ, когда я пришёл. И вообще, какой вор, позвольте спросить, будет воровать зеркало, тем паче вешать вместо него какую-то плиту?

Забыв про то, что левый ботинок так и не снят, я с хрустом в спине встаю и подхожу к таинственной плите, чтобы рассмотреть поближе и потрогать. Остаётся надежда, что я просто сошёл с ума, а прикосновения развеют мои надуманные иллюзии.

Нет. К сожалению, а может быть и к счастью для моей бедовой головы, глаза не обманывают: зеркала и правда нет. Плита на ощупь холодная и чуть шершавая — напоминает мрамор или что-то в этом роде. Четно говоря, в породах камней я не спец и вряд ли отличу какой-нибудь асбест от слюды или тот же мрамор от гранита, но то, что я знал, точнее видел по телевизору и сравнивая увиденное могу сказать — это мрамор. Самое удивительное, что вокруг этой плиты я не обнаружил каких-либо заусенец и щелей, будто умелый каменщик профессионально разместил её в стене.

Но кто именно это сделал? И как? А главное зачем? Нереально проделать такой объём работы всего лишь за десять часов моего отсутствия. Это же надо выдолбить в стене подходящее отверстие, всё подогнать, прибраться, обои не повредить… да бог его знает, что ещё надо сделать, я не строитель!

Я обошёл квартиру, ковыляя в одном ботинке, но не нашёл ни следа чужого присутствия. Чайный пакетик высох за день и прилип к кухонному столу, одеяло комком лежит на кровати, телевизор в зале шепчет новости. Полы чистые, кот спит, драгоценности, техника и даже занавески на месте, в конце концов! Меня бы меньше удивили и даже обрадовали хоть малейшие намёки на чужое присутствие — тогда бы я знал и понимал, что к чему. А так лишь новые вопросы и полное непонимание.

Надо бы спросить у соседей, может они слышали днём подозрительные звуки из моей квартиры. Что я и сделал. Семейная пара, что живёт слева весь день были на работе, как и я, а потому ничего путного не сказали; пенсионерка из квартиры напротив только нахамила. И тут облом.

Я вернулся к себе и наконец снял долбанный левый ботинок. С видом отчаянного безумца уселся напротив загадочной плиты, щекочущей мои нервы. Она, словно надгробие надменно возвышается надо мной, заставляет нервничать: кусать губы и морщить лоб. Мне начало мерещиться, что на другой стороне кто-то или что-то смотрит на меня с голодным вожделением. Будто это не камень вовсе, а стекло. Такие я видел в фильмах про полицейских, когда добрый и злой копы допрашивают подозреваемого, а с обратной стороны окна на них смотрит шеф полиции. Ну вы понимаете, да? Получается, я что ли подозреваемый, если моя сторона зеркальная?.. Кстати, а куда всё-таки делось моё зеркало? Неужели это оно превратилось в ужасного каменного монстра? Нет, с этим я мириться не желаю! Надо ещё раз обойти квартиру.

В спальне. Оно оказалось в спальне. Бинго! Вот же оно, стоит напротив кровати! Странно, что в первый раз я его не заметил. С другой стороны, этот вечер переполнен странностями, стоит ли удивляться?

Замученный, напуганный и уставший я ухожу на кухню.

Чайник уютно забурлил. Я завариваю чай, делаю пару бутербродов и ем так, будто ничего не произошло. После ужина курю и решаю, что пора ложиться спать. А что ещё могу, в принципе-то? Позвонить в полицию? Меня оштрафуют за ложный вызов и это в лучшем случае. Вызвать священника? Психиатра? Быть может.

Так или иначе на часах половина двенадцатого, а в семь утра будильник любезно напомнит, что пора на работу, где мои объяснения про загадочную плиту на стене только насмешат людей

Плита, вселяющая в моё сердце необъяснимый страх, доверия не вызывает. Подумав, я взял цветастый плед, как можно тише забил два гвоздя под потолок и завесил мраморного демона к чёртовой матери. Утро вечера мудренее, а пока пусть этой плиты будто бы и нет. Вдруг, когда я проснусь утром, всё окажется дурным сном?

Зеркало я положил на пол стеклом вниз. Во-первых, оно стояло под очень неестественным углом и в любой момент могло упасть. Во-вторых, когда я лежал в кровати, отражение моё искажалось и глядя в зеркало я видела покойника с моим лицом, лежащего в стеклянном гробу. Это, как можно догадаться, меня не устраивает.

Утром всё осталось без изменений. В том смысле, что плита тихо действует мне на нервы, укрывшись моим пледом из Икеи, а зеркало лежит на полу в спальне как верный пёс рядом с кроватью хозяина.

Я делаю вид, что всё в порядке: быстро втягиваю кофе, кормлю кота и сбегаю на работу, где мне весь день мерещится плита, а от зеркал вообще тошнит.

Вечером я возвращаюсь как обычно. Кот меня не встречает, как и всегда, зато каменная плита зловеще приветствует со стены прихожей. Плед пропал; гвозди, что я вбил намедни, тоже исчезли. У меня мурашки по спине пробежали, а к горлу подступил комок страха размером с кулак.

За день каменный демон слегка изменился. Плита теперь не сливается монолитом со стеной, а выступает сантиметров на пять, приобретя тем самым вид крышки… гроба? Нет, вернее сказать — саркофага. Я, наверное, первый раз в жизни искренне перекрестился и, чтобы не упускать мраморного дьявола из вида, попятился в спальню.

Зеркало стоит на том же месте, что вчера, будто я не клал его на пол. Но, по сравнению со вчерашним вечером оно слегка повёрнуто ко входу, чтобы я с порога мог видеть, что в нём происходит. Моё собственное отражение лишь условно походит на меня: у того существа белки глаз грязного-жёлтого оттенка, сухие седые волосы, бледное лицо и синие губы, а в руках мой кот! Как?.. Я смотрю на свои настоящие руки с тупым удивлением — пустые. Однако существо в зеркале, тщетно выдающее себя за меня, держит в своих синих, покрытых трупными пятнами руках, моего питомца. Могу с уверенностью сказать, что жалобное мяуканье доносится именно из зеркала, а не откуда-то ещё.

Кот отчаянно дёргает лапами, пытается поцарапать обидчика, который держит бедное животное за шею. Я оцепенел от ужаса, не в силах что-либо предпринять. Существо в зеркале сковало меня своим нечеловечески-злым взглядом и мерзостным оскалом гнилых зубов. Кот уже еле-еле шевелится и лишь тихонько хрипит. Моё сердце сжалось от сострадания к ни в чём не повинному созданию, которое шесть лет назад я котёнком подобрал в подъезде. Оторопь проходит, и я рискую метнуться к зеркалу. Монстр, живущий там, оскалился ещё сильнее, открыл рот до невообразимых размеров и издал такой жуткий звук, что я не в силах его описать. Скажу только, что мурашки покрыли всё тело и прогрызли его до костей.

Монстр заканчивает своё дело. Я не успел. Чёрный трупик вылетает из зеркала прямо в меня. Я чудом уворачиваюсь, подбегаю к зеркалу и роняю его раньше, чем могильные руки ожившего мертвеца успевают вцепиться в мою шею. Зеркало звонко падает на пол, но вопреки моим ожиданиям стекло не разбивается, а дрожит как лист металла, упавший на бетонный пол. Более чем странно. И жутко.

Кота я кладу в чистый мусорный пакет и решаю похоронить бедное животное. Положить труп в пакет удаётся не сразу: руки дрожат как у пьяницы сердце колотится в такт рукам, дыхание — громкое и прерывистое — поддакивает сердцу. Хочется курить, но сначала похороны.

Я дёргаю рукоятку входной двери — закрыто. Наверное, запер на второй замок по запарке, бывает. Поворот ключа не даёт никаких ощутимых результатов. Другими словами, я заперт в собственной квартире.

Страх завладел мной, как студент старшеклассницей, а потом незаметно перешёл в ярость. Повинуясь этому чувству, я со всей силы дёргаю рукоять двери, и та, не выдержав, отрывается. На том месте, где должна оставаться дыра от рукояти, не остаётся ничего! В прямом смысле! Я не замечаю, но рукоять, глазок, замочные скважины — всё исчезает, будто невидимая рука взяла ластик и стёрла всё это. И сама дверь испаряется в одну секунду, оставив после себя лишь стену и воспоминания.

Это становится последней каплей. Паника набрасывается на меня, грудную клетку сжимает невидимыми тисками; я не соображаю, что делаю, где нахожусь и кто я вообще. Как безумец я заметался по квартире, колотя кулаками по стенам. Зову на помощь, умоляю выпустить меня. Загнанным зверем я скулю, пищу́, плачу. Надорвав связки и уже не в силах кричать, я начинаю швыряться вещами; разбиваю графин на кухне — вода растекается небольшой лужицей по ламинату. Я хочу убежать, поскальзываюсь на луже и падаю. Нос в итоге разбит, но это меня не останавливает. Неудержимым психом, коим являюсь сам для себя, хватаю молоток и, что есть сил колочу им по каменной плите, из-за которой, как мне кажется, всё происходит.

Молоток входит в камень с чавкающим звуком, что не смущает совершенно. Но пелена безумия сходит с моих глаз также резко, как и атаковала их. Я осознаю себя сидящим на полу прихожей, заляпанный кровью, как и молоток в моей руке, к которому, ко всему прочему, прилипла красная-бурая масса. Перед мной… ангелы небесные! Я всё это время колотил по несчастному трупу кота! Теперь он походит больше на фарш с костями. Различить в этой каше некогда живое существо очень сложно, практически нереально.

Слёзы и кровь застывают маской на моём лице, в душе чёрной дырой сосёт боль. Я опустел, как сосуд из которого вылили всю воду и пробили дно. Только в моём случае вода — это ощущение жизни, разум, покидающий меня минуту за минутой. На пару секунд я почувствовал себя никем, манекеном с витрины магазина, пластмассовой бесполезной куклой. Потом мне стало мерещиться, что я убийца своего кота, и никакой плиты на моей стене не растёт, а в зеркале не живёт отвратительное чудовище-душегуб.

Я отвесил себе пару пощёчин и умылся холодной водой, чтобы прийти в норму. Только вот какая здесь может быть норма? Что-то заперло меня в бетонной клетке, поселилось в моей квартире и хочет убить или свести с ума, а я не в курсе, что мне с этим делать!

На кухне я обхожу осколки графина, сажусь за стол и закуриваю сигарету, выпотрошенный собственной истерикой. Нос предательски болит и не дышит — ощущение, что вместо него на лице выросла слива. Голова гудит как старые трубы, на виски давит боль, глаза режут застывшие слёзы. Часы показывают без двух двенадцать — это значит, соседи меня по какой-то причине не слышат, иначе давно ломились бы с претензиями на шум, созданный мной.

Ага, ломились бы они! Куда-а?! Двери-то нет! Эта мысль вызывает у меня смех. Я начинаю хохотать как игрушка-клоун: без остановки, механически и жутко. В чистом виде истерика. Очередная. Сигаретный дым веселящим газом окутывает меня, стыдится, закрывает от всего мира сумасшедшего идиота, безвольно поддавшегося на провокации внешних раздражителей.

От безудержного веселья меня отвлекает скрип ламината. Будто кто-то невидимый ходит рядом со мной. Друзья-мурашки вновь атакуют тело. Зажатая между пальцев сигарета одиноко дотлевает. Я пристально всматриваюсь в тот участок, откуда раздаётся скрип — ничего, пусто. Затягиваюсь, выпуская новую партию дыма, и от увиденного роняю сигарету, хватая ртом воздух.

В сизом дыму чётко различаются очертания человеческой фигуры или чего-то очень похожего на не ё. Она останавливается, понимая, что её заметили.

Кто ты? Что тебе нужно? Блеяньем вырывается из моего рта.

Фигура растворяется вместе с дымом, оставляя меня одного.

Пол снова скрипит. Звук удаляется от меня в прихожую и там утихает. Да что же это… Надо что-то делать. Не сидеть, а действовать, иначе мне не дожить до утра. Осознание этого пробудило во мне любовь к жизни. Уставшее тело одолжило йоту сил у космического ничего и приказало действовать.

Так. Для начало стоит попробовать позвонить в полицию.

Я вытаскиваю телефон из кармана куртки, в которую до сих пор одет и набираю 112. К моему облегчению, в динамике раздались гудки.

— Дежурный участка слушает.

Моему счастью нет границ! Услышать голос живого человека после стольких бед стало пиком наслаждения и большой отдушиной.

— Говорите.

— Да, алло, здравствуйте!

— Слушаю вас, что произошло, — скучающий уставной голос.

— Меня заперли в квартире, мне нужна помощь!

— Вас похитили?

— Нет, меня просто заперли, я не могу выбраться, приезжайте скорей!

— Вы один в квартире? — Вопросы, словно по бумажке читает.

— Нет! Да!.. Я не знаю…

Оператор не особо удивился. Во всяком случае голос его остался таким же ровным, только уставший вздох освидетельствовал насколько сильно его достали такие звонки.

— Ладно, разберёмся. Называйте адрес.

— Прибрежная пять, сто семнадцатая квартира.

— Шутки шутить вздумали?

— В смысле? — Я оторопел. Может, адрес неправильно назвал, оговорился? — Улица при-бреж-на-я, дом пять! Квар-ти-ра сто-сем-над-цать! Сто семнадцать!

— Не кричите! Я с первого раза услышал. Вы из какого города звоните?

— Из Энска, откуда же ещё?! Приезжайте пож…

— Шутите да? Пьяный?

— Нет! Почему… с чего вы решили?!

— Такой улицы в Энске нет, вы в курсе этого? Ещё раз позвоните, я вышлю к вам наряд и говорить мы будем в отделении, и совсем по-другому, ясно?!

— Что? Как нет? Вы там совсем что ли?! Нет, подождите, это ошибка!

— Всё, до свидания. Проспитесь!

Трубку кинули со звуком секиры, упавшей на плаху. Телефонные гудки пулями залетают в моё ухо, приговаривая к сумасшествию и смерти. Что этот оператор нёс? Как нет такой улицы? Десятки лет была, а теперь нет? Да это же бред. Быть не может. И если Прибрежной нет, то куда он собрался выслать наряд, кретин этакий?!

Я кидаю мобильник на стол и хочу посмотреть в окно, чтобы убедиться в том, что Прибрежная существует.

Окно на месте, уже хорошо. Но вот за ним… Тьма. Непроглядная чернеющая тьма — хоть глаз выколи. Я ожидал увидеть свет в окнах соседних домов, сияние фонарных столбов, мерцание автомобильных фар. Хрен! Сплошная темнота. Окно, в свою очередь, не открывается, сколько ни дёргай эту проклятую рукоять стеклопакета.

Вновь падаю пятой точкой на сидение кухонного уголка, закуриваю миллионную сигарету в своей жизни, беру в руки телефон и погружаюсь в телефонную книгу. Кому позвонить? Номера покойных родителей я до сих пор не удалил — окончательно не смирился с их смертью. Друзьям же звонить резона никакого: кто посмеётся, а некоторые и пошлют. Коллеги по работе, какие-то женщины, служба поддержки, ЖЭК… В итоге, спустя пять минут, я понимаю, что звонить мне некому. Я один в этой грёбанной вселенной.

Если нет способа выбраться, а его пока что не видно, следует понять первопричину всего этого безумия. К счастью, все психозы и истерики прошли — сколько уже можно, да? В данный момент я спокоен и сосредоточен как никогда. И правда, что мне остаётся делать? Безумная беготня по квартире уже состоялась, телефонный звонок всё только усугубил, слёзы-сопли прошли. Остаётся два варианта: включить все конфорки на плите, надышаться газом и умереть, либо хладнокровно подойти к делу и выбраться из кошмара.

Перво-наперво я внимательно осматриваю кошмарную плиту-саркофаг на предмет не знаю, чего, но мой мозг заставляет меня чем-то заняться, иначе рискую уснуть, что мне совсем не хочется при таком положении вещей.

За часы моих безумств мраморный урод успел слегка измениться. На поверхность проступили знаки, природу которых мне не под силу понять. Равными столбцами они покрыли плиту сверху до низу, аккуратно нанесённые фантомным каменщиком-каллиграфистом, мерцая красноватым светом. Сама плита выдвинулась ещё сантиметров на десять, плюс-минус пара сантиметров.

Без малейшего страха, как последний в мире камикадзе, я дотрагиваюсь до причины бед моих — ничего. Всё тот же холод и ощущение чьего-то взгляда. Руны или как их там придали поверхности занимательный рельеф, и я с упоительным восхищением провожу по ним ладонью вновь и вновь, сам не знаю почему. Ладонь щиплет, но я не сразу обращаю на это внимание. Когда же пощипывания становятся болезненными покалываниями, одёргиваю руку как от огня. Начиная кончиками пальцев и заканчивая запястьем, кожу покрыли мелкие кровоточащие порезы. Я морщусь от боли, досады и своей не заканчивающейся глупости.

Следов крови на камне не осталось, но символы засияли ярче, будто в каждый сунули по маленькому светодиоду. Послышались звуки — кто-то ворочается под крышкой саркофага, могу дать голову на отсечение!

Я отпрянул. Плита пришла в движение. Как дверь шкафа-купе она ползёт в бок, медленно и величественно. Недвижимым болваном я смотрю на это действо с открытым ртом и не знаю, чего мне ждать и надо ли предпринимать какие-то попытки остановить это. Оказывается, недавние события не научили меня ничему.

Плита закончила движение и перед моим удивлённым взором предстаёт оно. Существо со скрещёнными на груди руками. Мёртвое существо. Не могу объяснить почему, но я не могу счесть это человеком. Две руки, две ноги, голова, тело — всё на месте и ничего лишнего. Но серая морщинистая кожа, покрытая коркой пыли, рот от уха до уха как будто с жутко застывшей улыбкой, чёрные туннели глазниц прямо-таки кричали о сверхъестественном происхождении этого создания. Жуткая мумия из детских кошмаров, обличённая в реальность — вот что это.

Оно не шевелится. Лежит покойником, но от этого не легче. Я смотрю на это порождение больной фантазии и не могу оторвать взгляд. Что-то манит, влечёт меня к ней, будто я встретил истинную любовь или старого друга. Может, это ангел небесный, попавший на землю, погибший от грешности и безбожности современного человека? Существо зачаровало меня. Захотелось дотронуться до него, провести ладонью по иссохшей щеке, впалой серой костистой груди, дотронуться своими губами до мёртвых губ… Сто-оп! Резко понимаю, что это не мои мысли. Кто-то пытается мной манипулировать, горсткой клопов запускает в меня чужие желания. Я одёргиваю руку, похотливо тянущуюся к мумии, встряхиваю набитой дерьмом головой и отхожу на дозволенное этикетом расстояние.

Пробую поставить крышку саркофага на место — тщетно. Мне это точно не под силу. Символы погасли, утратив кровавое мерцание, мёртвыми червями застыли на поверхности.

Я решаюсь на отчаянный ход.

Нахожу в кладовке среди мусора закрытую бутылочку с жидкостью для розжига: в тот день поход в лес пришлось отменить. На кухне взял спички.

С усердием садовника, поливающего цветы, обливаю мумию жидкостью, пока звук из бутылки не оповестил, что я вылил всё. Не пропустил ни единой точки на теле грёбанного ископаемого. Из грязно-серого, чудовище стало иссиня-чёрным. Даже капли не упало мимо — вся половина литра впиталась в эту тварь без остатка. Меня захватил азарт юного поджигателя. Дурная радость, смешанная с азартом, безумной игрушечной машинкой катается по телу, делает пару остановок в голове, прыская туда струйки безумства, накачивает кровь адреналином, щекочет кончики пальцев.

Бросаю куртку на пол, принимаю самую «крутую» позу, на которую способен, протягиваю руки перед собой — в одной руке спички, во второй коробок от них — и максимально развязным, показушным движением зажигаю спичку. Горящий огонёк летит в мумию.

Полыхнуло сразу. Я чуть ли не скулю от счастья, как довольный щенок. Мумия горит хорошо: пламя накрывает её оранжево-синим одеялом, сухой треск оповещает, что процесс идёт как надо. Я танцую от переполняющей радости. Гордость за эту маленькую победу делает меня слепцом, и я не сразу замечаю, как языки пламени уменьшаются, а потом и вовсе впитываются в мумию, как вода в губку. Моё внимание запоздало реагирует на сухой треск отрывающихся от груди рук. Нечеловеческая пасть, с трудом шевеля челюстью, пытается открыться, глазницы загораются украденным огнём.

Голова шевельнулась, скрипя деревянной игрушкой замоталась туда-сюда с лёгким тремором. Руки — сухие деревяшки — пытаются неловко, по— стариковски распрямиться. Челюсть, как у щелкунчика: вверх-вниз, вверх-вниз.

Я рванул с места. На завидной скорости вбегаю в соседнюю комнату, захлопываю дверь, поворачиваю язычок на ручке и позволяю себе выдохнуть. Только после я осознал, что из двух комнат, кухни и ванны с туалетом мой случайный выбор пал именно туда, где находится проклятое демонами зеркало!

Вот и всё. Шах и мат. Король заперт — стоит между ферзём и офицером, идти некуда. Все клетки чёрные, белых пятен нет и быть не может. Право на ошибку потрачено, а победа только слово, смысл которого утратился в миг закрытия двери. Я показал себя довольно глупым зайцем, загнать которого оказалось просто.

Сползая на пол, хватаюсь за голову, пытаясь снять её с плеч. Спиной опираюсь на дверь — шаркающие шаги и хруст закостеневших связок играют там скорбной музыкой. Мерзкая серая кукла, жрущая огонь, уже обживается в моей квартире-клетке; ходит, как у себя дома, ищет меня, дабы сожрать своим уродливым ртом, выпить мою кровь из коктейльной трубочки, забить зонтик в макушку и высосать мозги. Ей нужны мои глаза, потому что огонь гаснет, а вместе с ним и зрение: пламени надолго не хватит, нужен хворост, коим моё тело явится для него. Знаю это наверняка: чувствую кожей, обросшим страхом телом, покрытым липким потом. Нельзя потеть! Оно чувствует это. Пот лишь усиливает запах страха, но я ничего не могу с этим поделать. Жидкость не хочет держаться во мне, она заодно с ужасной мумией, посылающей в мою голову чудовищные картины смерти и разложения. Я вижу, как оно распарывает мне живот, словно повар рыбье брюхо; кишки вываливаются из меня праздничным серпантином, а мумия всасывает их как самые вкусные спагетти.

Шаги утихли в опасной близости с дверью. Точно за моей спиной. Я не слышу ожидаемого мной надсадного дыхания, никто не принимает попыток сломать дверь, не царапает порог, щекоча мои уши. Монстр просто стоит там. Я знаю. Мне страшно. Мне очень-очень страшно.

Часы на прикроватной тумбе дошли до трёх ночи. Отчаянно хочется спать. Кто-то или что-то убаюкивает мой разум, как заботливая мать. Мягкая нега обволакивает, материнской лаской закрывает потяжелевшие веки. Я мотаю головой как игрушка-башкотряс. Что-то не то. Опять мой мозг насилуют грязным и запрещённым способом.

Запрещённым кем и когда?

С явным усилием поднимаю веки, ставшие металлическими створками гаража. Зеркало стоит напротив меня. Как?.. неважно. Оттуда смотрит прекрасное обнаженное создание: высокие белые груди, тонкая талия, плоский животик с родинкой над пупком, широкие бёдра округлой формы, а над всем этим прелестное лицо с большими светлым глазами. Вот это поворот!

— А ты кто? — Не своим голосом спрашиваю я.

— Ты устал, милый? — Её голос зазвенел новогодними колокольчиками. Он как весенняя капель дарил новую жизнь моей умирающей душе

— Безумно устал — признаюсь я.

— Хочешь, всё это закончится?

— Да… А почему ты голая?

— Тебе не нравится? — Она игриво улыбается. Её улыбка отдаётся эхом сотни ангелов внутри меня. Очищающий огонь, что даёт она, согревает горячим глинтвейном хмурой зимой.

— Нравится. Ты очень красивая. Просто, всё как-то странно. Тебе не холодно?

Девушка звонко рассмеялась. Сегодня смех кажется чем-то из ряда вон выходящего. Будто на кладбище запустили фейерверк.

— Нет не холодно. Смешной ты. Тебя хотят убить, а ты смотришь на голую девушку, как подросток с разинутым ртом. Мужчины, что с вас взять. — Смешно сощурившись, она призывно махнула рукой — Иди ко мне, милый, я спасу тебя.

— Спасёшь? Такое хрупкое создание способно спасти от чудища за дверью?

— Не суди по внешности, глупый, — она резко посерьёзнела. — Одна из главных проблем людей. Вы судите по внешности: боитесь уродливых, тянитесь к красивым, обходите стороной калек, а влюбляетесь в кукол с красивыми глазами. То, что вам неведомо, вы считаете несущественным или несуществующим. Давай, поднимайся, красавчик. — Забавно подмигнув, она делает шаг назад, в другую комнату, отражение существующей. — Не отказывай девушке, это дурной тон.

— Ты сказала «проблема людей». А кто ты тогда?

Девушка помрачнела.

— Тебе так важно знать, человек я или нет? Вот если я скажу, что не человек, то откроешь дверь и выйдешь? Предпочтёшь мне монстра, ждущего тебя там? Решай скорее. Оно набирает силы с каждой секундой. Скоро тебе не спастись за этой тонкой деревянной перегородкой. Оно завладеет твоим рассудком, и ты сам отворишь дверь. Спрашиваю последний раз. Тысо мной? — Не знаю.

Я, правда, не могу решиться. Произошедшее за последние сутки с лишним, ощущение запертого в клетке животного, сделали меня подозрительным и прилично порушили психику. Несколько часов назад из этого же самого зеркала вылетел мой дохлый кот, убитый упырём. Как тут верить?

— Мне ты можешь доверять, — словно прочитав мои мысли произнесла девушка. — У тебя не осталось времени, — она вновь протянула руку. — Решай.

В дверь заскреблись. Я вздрогнул и рефлекторно отошёл от двери, на шаг приблизившись к зеркалу. С прихожей доносились шипение, фырканье и мяуканье! Причём, я точно уверен, что это именно мой кот. Нет, это выше моих сил. Я знаю, что моё животное я лично распотрошил в пюре. Кого эта тварь решила обмануть?

Я угодил в знатное положение. С одной стороны, мумия за дверью, желающая меня сожрать, а рядом с моим грешным телом девушка в зеркале с туманными намерениями. Как любой нормальный мужик я сделал выбор

— Хорошо. Пять секунд, и я пойду с тобой.

— Нет времени! Пошли! Давай-давай!

Девушка сильно занервничала ни с того ни с сего, и я заметил некоторые изменения в её внешности. Ясные, как летнее небо, глаза заволокло предгрозовыми тучами. Вокруг чувственных губ появились морщинки, а верхняя губа оттопырилась, показав острые клыки. Пальцы на руках вытянулись раза в два, демонстрируя жёлтые загнутые когти, и тянулись они ко мне. Упырь устал ждать: как и мумия, жаждал моей крови.

— Да иду я, прелесть!

Резкий разворот, щелчок «собачкой». Дверь распахивается, а я отскакиваю в сторону. Мумия, точно грязный мешок, вваливается в комнату и попадает в лапы упыря. Завязывается драка, а точнее сумбурная потасовка, сопровождающаяся рёвом и криками. Упырь дерёт когтями, от мумии отлетают целые куски мёртвой ткани, падают на пол, рассыпаются в труху. Мумия пытается душить упыря, руками отрывает синюшную кожу, беззубым ртом пытается высосать глаза.

Не особо вникая в дальнейшее развитие потасовки, я ускользаю из комнаты. Какая разница, кто победит, если главный приз — я.

Запираю кухонную дверь на замок, на каком-то автомате тянусь к шкафчику со специями, достаю оттуда пачку соли и рассыпаю под дверью в виде предостерегающей линии. Потом, осознав сделанное, удовлетворительно киваю. Чем чёрт не шутит, верно? Когда-то я читал о подобной защите от нечисти, так почему бы не попробовать. Особо концептуальных идей всё равно нет: выход из квартиры пропал, за окнами бесконечность, а полиция утверждает, что моего дома нет. Так что, обращение к народным приметам единственное, что у меня осталось. Пока что… может быть.

Шум за стеной не утихает. Монстры не сдают позиции и отчаянно борются за право победителя.

И тут произошло самое неожиданное, но вполне логичное происшествие — я уснул. Сутки без сна и море потрясений высосали из меня все силы, и уже не в силах справиться с усталостью, я погружаюсь во мрак, как недалёкий натуралист, решивший поспать рядом с логовом росомахи.

Разбудила меня телефонная трель. От лежания на полу тело ломило, а тяжёлая голова отказывалась воспринимать данность. До конца не понимая, кто я и где нахожусь, я взял мобильник.

— Да…

— Убери это, — низкий гортанный хрип, отчасти напоминающий человеческую речь, пробудил в момент.

— Что?

— Убери-и это-о!

— Что? Что убрать? Кто говорит?

— Белую защиту. Убери.

Меня будто обернуло в холодную мокрую простынь. Оно не может пройти — с солью я угадал. Оно звонит по телефону — это ненормально. Слышно, что ему тяжело даётся человеческая речь. Казалось, будто собака пытается говорить. Значит, мумия победила — упырь-то говорил хорошо.

— Ты мой. Я сдеру тебе кожу, напьюсь крови. Переломлю тебе кости. Ты умрёшь. Ты…

Я завершил вызов и отключил телефон, не желая слушать угрозы. Однако это не помогло. Звонок вновь раздался! От всей души я швыряю мобильник об стену: задняя крышка отлетела, выпустив батарею, но телефон не умолкал. Я хватаю молоток для отбивания мяса и луплю по сотовому до тех пор, пока он не превращается в груду железа. Молоток с шумом выкинул в раковину.

— Хрен тебе, тварь! У меня здесь полный холодильник еды и вода из крана! А ты там тухни, сволочь проклятая! Возвращайся в свой гроб, чучело!

Меня не остановить. Маленький напуганный человек, я ору, надрывая горло, успокаивая сам себя, самоутверждаюсь как могу. Замолкаю только, когда гаснет свет и я остаюсь во тьме. Резко наступившая тишина оглушила не хуже тяжёлого удара по голове. Замолк холодильник, гудение лампы дневного света оборвалось, не успев издать последний вздох, и даже часы стихли. Я чувствую себя слепым, глухим и абсолютно беспомощным. Вот тебе и поорал, называется. На любое моё действие у этой твари находится достойное противодействие. Я не жилец.

Жду. Жду, что мумия опять будет царапать дверь, мяукать или выкинет новый фокус. Да, я жду этого, хочу, чтобы хоть единственный звук сломал эту стену тишины, где я невольник и жертва. Но нет. Тварь словно знает, чего я хочу и делает всё в точности, да наоборот, давит морально. Надо сойти с ума, чтобы воспринимать всё с хладнокровием, не обращать внимания, забыть о том, что эта кухня — последнее пристанище, дальше только смерть. Никаких надежд на чудесное спасение или помощь извне. Я понимаю, что через час-два холодильник потечёт: лёд растает и смоет соль у двери. Тогда эта гадкая мумия получит свой лакомый кусок. Внутренний таймер без команды начал обратный отсчёт. Время пошло. Именно поэтому мумия не спешит. Она давала мне шанс выйти добровольно, но я не готов был тогда, не готов и сейчас. Не хочу умирать. Мне страшно. Я не хочу упасть в вечное небытие. С другой стороны, а где я сейчас?

Стены, что окружают меня, тьма за окнами и внутри — что это, ежели не чистилище? Может я уже мёртв и всё это заслуженное наказание за грехи при жизни? Ведь не может всего этого происходить в реальном мире, где законы физики требуют соблюдения условий, при которых на стенах не растут саркофаги, словно извращённая разновидность грибка, а двери не исчезают сами по себе. А если я мёртв, то может стоит попробовать выйти? Не может ведь человек умереть дважды — это абсурд. Хотя, кто его знает… Мёртвый я или нет, боль мне не чужда, разбитый нос и порезы на руке тому подтверждение. О душевной боли я вообще молчу.

Добираюсь до стола на ощупь — глаза упорно не хотят привыкать к темноте — обнаруживаю пачку, где покоится последняя сигарета. Там же и зажигалка. Чиркаю кремнем. Слабый, еле живой огонёк маленьким умирающим цветком пытается дать свет, но не способен на это, не хватает сил. Еле-еле поджигает он сигарету и гаснет навеки. Символично, нечего сказать.

Набираю полные лёгкие дыма и задерживаю дыхание, прикрывая глаза от сладко-запретного удовольствия. Последняя сигарета так и должна выкуриваться — медленно и с наслаждением. Это последнее счастье, право на которое я оставил за собой. Минздрав пророчит смерть от курения, а от лап мумии не слова. Ну не знаю: вредно курение или нет, но через два часа рак лёгких не покажется такой уж плохой альтернативой. Я уверен — лёгкой смерти мне не подарят. Придётся помучиться, прежде чем навсегда закрыть глаза.

Я смакую сигарету и мысленно переношусь назад, в то время, когда ещё был ребёнком.

У меня был товарищ по имени Макс. Каждое лето мы катались на велосипедах гоняли соседских собак, пытались надуть лягушек и вообще занимались всем остальным, что положено в столь юном возрасте.

Помнится, я всегда завидовал ему. Он был выше меня и лучше сложен. Хоть мы и были ровесниками, Макс всегда выглядел чуть старше, а потому пользовался повышенным вниманием у девушек, в отличие от меня. Но больше всего меня бесило, что он проворнее управлял велосипедом. На его умопомрачительные трюки сходилась смотреть чуть ли не вся деревня. Вдвойне обидно было от того, что кататься учились мы вместе и по началу даже мне приходилось помогать ему — он элементарно не мог держать равновесия. Но в итоге я стал тенью. Вечным хвостиком Макса.

Как часто бывает в таких ситуациях, Макс не замечал того, что очевидно всем. Он считал меня лучшим другом, верным товарищем и ему казалось, что мы равны во всём, и я даже чуть лучше. Это лишь сильнее подкармливало моего внутреннего беса. Макс любил меня, как друга, а я завидовал ему чёрной завистью. Что говорить — я ненавидел его всем сердцем, но общался с ним, делая вид, что всё хорошо. Наверное, надеялся получить часть внимания других людей, которое всецело получал Макс. Да и не с кем больше общаться: старшие ребята на свои тусовки брали лишь Макса, и то иногда, а с малолетками считалось позорным водиться. Так я и мучился из года в год.

Нам было по четырнадцать, когда я обнаружил кое-что, доселе ускользавшее от меня. Я выяснил ахиллесову пяту Макса.

В тот день перевалило за тридцать градусов жары. Все задыхались, от земли шёл горячий воздух, а солнце норовило поджарить нас как цыплят на гриле. Мы с Максом оседлали велосипеды и поехали на дальнее озеро, потому что на ближнем собрались все кому не лень. Часа через полтора, мокрые от пота, задыхающиеся от жары, мы доехали до «волшебного источника».

Помню, как мы тогда удивились, увидев, что от озера поднимается пар — до такой степени оно нагрелось!

Не теряя ни минуты, мы скинули влажную от пота одежду и обжигая пятки о горячий песок, побежали в воду. Я вперёд Макса рыбкой нырнул в озеро и поплыл куда поглубже, зная, что там вода должна быть прохладней чем на мели. Когда мне стало хорошо и тёплая, но освежающая вода из изнывающего от жары зомби вновь превратила меня в человека, я заметил, что Макса рядом со мной нет. Он стоял по грудь в воде и робко ополаскивался. Я прыснул от смеха.

— Макс, ты чего там трёшься? Давай сюда!

— Не, нормально. Я тут постою.

— Да ты что?! Там даже малолетки не купаются! Здесь прохладнее! Айда на перегонки до камня поплывём. Кто последний, тот коровья лепёшка!

С гиканьем и смехом я поплыл, разбрызгивая вокруг себя литры воды. Макс даже с места не двинулся. Я доплыл до него и нетерпеливо потянул за руку.

— Ну же, пойдём!

Макс нервно, даже слегка злобно, вырвался из моей хватки — при его силище это раз плюнуть.

— Да что с тобой не так? Ты перегрелся?

— Мы же друзья? — Тихим незнакомым голосом спросил он.

— Ну да!

— Друзья доверяют друг другу тайны и никогда их не выдают, правда?

— Макс, в чём дело?

— Я хочу сказать… — Макс запнулся, нахмурился и поджал губы. Потом тихо и стыдливо произнёс — … я боюсь воды. В детстве — мне было семь лет — я чуть не утонул. Папа чудом меня спас. Теперь я боюсь плавать хоть вроде, умею немного.

Услышав подобное заявление, я заржал. Великий и могучий Макс чего-то боится? Не в жизнь не поверю! Но по его лицу я понял, что друг не шутит и очень огорчён моей реакцией.

— Подожди, ты серьёзно?

— Говорю же, да! Не рассказывай никому, хорошо?

— Хорошо.

В тот день я понял, что у каждого из нас есть свои демоны. Сильный, красивый, успешный, умный — каждый чего-то боится. Любого можно напугать, вить верёвки, манипулировать его страхами. В этом суть наша и именно это в какой-то мере делает нас живыми — не боятся только мёртвые. Когда эта, по сути, простая истина пришла мне в голову, я поменял мнение о Максе. Он перестал казаться мне неким божеством, которому все поклоняются, а понял, что он тоже человек со своими страхами и сомнениями, и вроде бы я перестал ему так сильно завидовать, как раньше. И злость прошла.

А через год Макс перестал бояться.

Вспоминая, что случилось тогда, я сглотнул, жалея, что в запасе нет ещё одной последней сигареты.

Лето нашего с Максом пятнадцатилетия выдалось ещё более жарким чем предыдущее, если такое возможно, конечно. Макс, к моему удивлению, сам предложил поехать на озеро. На мой немой вопрос он ответил, что я должен помочь ему преодолеть страх. В следующем году он планировал поступить в военное училище, а там плаванье включено в обязательную программу. Он больше всего на свете мечтал стать военным, и, по его мнению, военные ничего не боятся. Мне оставалось лишь согласиться…

К реальности меня вернул звук капающей воды. Холодильник, невольно ставший моим палачом, начал своё дело.

Глаза с горем пополам привыкли к темноте, и я могу видеть хотя бы очертания предметов. По сути, этого достаточно: как-никак, я уже десять лет живу в этой квартире, сам делал в ней ремонт, поэтому ориентироваться в пространстве смогу.

Мысли о прошлом отвлекли меня от главного. Я уже до такой степени смирился со своей участью, что просто опустил руки, а этого делать нельзя. Воспоминания о Максе и его страхе почему-то вселили в меня уверенность. Сам не знаю почему, но я воспрял духом и у меня появились силы.

Только с чего начать? Электричества нет и не будет — это сто процентов, а потому идея включить холодильник может сразу идти лесом. Может, убрать воду тряпкой? Лёд в холодильнике не бесконечен: рано или поздно он закончится, как и вода, коей он станет. Мысль неплохая, даже отличная, только вот тряпки на кухне у меня нет. Как назло, позавчера я закинул кухонное полотенце в стирку, а новое повесить не удосужился. Жаль, что я с детства ненавижу занавески на кухне, — они быстро впитывают запахи и потом воняют. Значит, и эту идею в топку. Хотя…

Я снимаю рубашку, за ней футболку и стелю их: первую у холодильника, а вторую поближе к двери, ограждая соль. Остаётся следить и вовремя убирать воду в раковину! Какой я молодец!

Хорошо. Вот закончится вода и что дальше? Еда когда-нибудь закончится, тем более у меня её не так и много, положа руку на сердце. Одной водой проточной сыт не будешь. Что мне делать с мумией?

Я опять скис. Фитиль моих амбиций потух также быстро, как и загорелся. Мумия, словно почувствовала перемены в моём настроении. За дверью послышались шаги. Оно приближалось. Оно подошло к двери.

Тук-тук.

Аккуратный, чуть ли не интеллигентный стук.

Тук-тук-тук.

 В моём животе образовывается чёрная дыра, пожирающая всё внутри. Мышцы разом все напряглись, дыхание участилось. Да, эта тварь знает толк в игре на нервах

Тук-тук. Тук. Тук-тук. Пауза. Тук.

 Азбука Морзе мне незнакома, но я сильно сомневаюсь, что это она. Даже если совпадения есть, то случайные. Ясно, что мумия пытается вывести меня из равновесия. Это очевидно, но даже с пониманием этого страшно до одури.

Тук. Тук. Тук. Тук. Тук…

И так далее. Без пауз, даже коротких. Я стараюсь не обращать внимания, но удаётся с трудом.

Тупым истуканом я стою между дверью и холодильником, а в голове стучит загробная музыка, тризна по моей рваной душе: «Тук. Кап-кап». На прощание мне играют два музыканта-любителя: мумия и холодильник. Незамысловатый ритм вальса, искушающий своей простотой.

Тем временем страшная пустота сгущается, часы моей жизни своевольно замедляют свой ход и всё это под перестукивания мёртвого и неживого. Я слышу, как призраки ушедших в последний путь людей зовут меня в свои ряды; чувствую холодные как лёд пальцы на своей шее, морозное дыхание и убаюкивающую песнь смерти. Она тоже зовёт меня, она заждалась и уже готова принять в своё лоно, как некогда приняла Макса.

Невольно перед моим взором предстаёт то самое лето. Лето нашего пятнадцатилетия. Вот мы с Максом едем к озеру, выжимая из своих велосипедов по максимуму. Скорость дурит голову, встречный ветер приятно холодит потные лица. Мы смеёмся жизни! Этой прекрасной беззаботной жизни!

Мне особенно хорошо, ведь меня попросил о помощи никто иной, как сильный и умелый Макс! Макс, который, как и я, тоже чего-то боится. Я счастлив этому, потому что уже не могу называться просто чьей-то там тенью. Через полчаса мне предстоит стать наставником и духовным целителем.

Я смотрел на Макса — смеющегося, расслабленного, спокойно чувствующего себя за рулём велосипеда и не мог поверить в то, что происходит. Мы едем купаться, мы едем исправлять последний его изъян. А надо ли мне это?

Додумать на этот счёт я не успел. Мы приехали.

Оставшись в одних плавках, пошли в воду. Я с завистью смотрел на атлетичное тело Макса: на тугие мышцы, перетянутые жилами, кубики пресса и икры футболиста и думал о том, что ему впору учить меня плавать, а не наоборот. По сравнению с ним я был ничто — мешок с мукой, груда теста. Более-менее стройным я стал только в универе, но небольшой дряблый живот остался на всю жизнь.

— Готов? — Спрашиваю я.

— Да. — Без сомнений отвечает Макс. В его глазах твёрдая уверенность, губы сжаты, мокрая загорелая кожа медью блестит на солнце. Он походил на греческого бога, сошедшего с Олимпа к простым смертным. И вдруг моё желание помочь ему резко пропало. Наставник во мне умер, оставив место лишь завистливой крысе. Ненависть вперемешку с завистью с новой силой захлестнули меня.

— Ты в порядке? — Обеспокоился Макс, заметив мою задумчивость.

— Да, прости, — я натянуто улыбнулся.

— Слушай, пока не начали, я кое-что хотел сказать. — Макс на миг замялся, потом выпалил. — Короче, спасибо тебе за всё!

— За что? — Я был ошарашен.

— Я же говорю, за всё! Ты всегда был верным другом. Мы дружим уже семь лет, представляешь? Это не так и мало, но и немного. Где-то посередине или самое начало долгого пути… не знаю! Вот станем взрослыми и умными, я скажу тебе правильные слова.

— Когда будем сидеть в твоём генеральском штабе и объедаться печеньками? — Я подмигнул.

— В точку! — Расхохотался Макс. — Ладно, не будем тянуть время. Готов?

— Я-то готов. А ты?

— Так точно!

И мы пошли от берега к середине. Вода омывала щиколотки и бессовестно поднималась выше, облизывая ноги, бёдра, животы. И вот, стоя по грудь в воде, Макс с лёгким испугом посмотрел на водную гладь впереди нас. Ободряюще посмотрев на Макса, я протянул ему руку. Он с благодарностью кивнул и сжал мою ладонь с такой силой, что я невольно ойкнул. И мы двинулись дальше, держась за руки, словно мифические герои навстречу судьбе. Как два рыцаря, вызвавшие на бой многоголовую гидру. Воины Солнца — в них мы играли, когда были младше. Макс сжимал мою руку, словно ребёнок, держащийся за материнскую ладонь, зная, что он под защитой и все беды пройдут стороной, все враги падут, а небо всегда будет таким же ясным, как сегодня. Он всецело доверял мне и верил в меня гораздо сильнее, чем я сам — это забавляло и бесило одновременно.

Вода уже подступала ко рту и пришло время плыть. Макс бледен как труп.

— Давай!

Я отпускаю его руку и плыву. Перевернувшись на спину, я осторожно погрёб руками, чтобы видеть друга. Секунда, вторая, третья и Макс поплыл. Да! У него получилось! Помню его глаза — напуганные и верные — как у пса. Огромные карие напуганные глаза. Смешно.

Неловко, как маленький ребёнок, он грёб руками, а ноги маленьким бойким моторчиком помогали ему сзади. Красота! Даже учитывая то, что последний раз он плавал восемь лет назад, у него получалось очень хорошо. С каждой секундой его движения становились уверенней и чётче, и он уже плавал лучше, чем я. Сейчас, будучи взрослым человеком, я понимаю, что при его физической подготовке это было как два пальца, но тогда, в тот день я злился. Потому что не осталось в мире тех вещей, которые я делаю лучше Макса!

Он плыл довольный собой. Увидел меня и тоже перевернулся на спину. Да он будто рождён в воде и выращен рыбами!

Друг мой довольно хохотал в небо. Брызги воды отлетали от него хрустальными чешуйками, солнечные лучи с удовольствием ласкали его тело и даже птицы защебетали, несмотря на жару. Подо мной же вода кипела, а сверху собирались тучи, настолько я злился на него. Помнится, я подумал, что на самом деле всё это розыгрыш. Что Макс просто решил посмеяться надо мной-неудачником и соврал будто не умеет плавать, чтобы потом уделать меня, унизить и в очередной раз показать, что я хуже, чем он. Я не понимал, что ему, в отличие от меня, нечего доказывать. И некому.

Я не желал слушать и видеть веселье Макса, а потому поплыл к берегу, оставив «друга» в одиночку радоваться жизни.

Когда я уже выходил из воды, то услышал крик за спиной. Кричал Макс. Сначала я не обратил внимание, но потом, сквозь свою толстую шкуру обиды смог понять, что Макс в беде и кричит о помощи.

Я развернулся и увидел, что Макс барахтается, бьёт руками по воде и пытается кричать, словно тонущий пёс. Он кричал, а вода попадала ему в рот. Он захлёбывался и смотрел на меня, как на спасительную тростинку. А я смотрел на него, но даже не пошевелился. Скорей всего, у него онемела нога, поэтому он начал тонуть. Я просто стоял. Мои ноги омывала вода, сердце спокойно отстукивало привычный ритм.

Макс перестал кричать. Голова его погрузилась в воду, а за ней и дёргающиеся руки. Последнее, что я увидел — пальцы, согнутые в конвульсии. На поверхности остались лишь пузыри, да ровные круги. Потом и это пропало.

Я улыбнулся, оделся, насвистывая мелодию из «Индиана Джонс» и поехал в деревню сообщать о несчастном случае на озере.

Той же ночью Макс явился ко мне. Во сне или наяву — не знаю. Вопреки расхожему мнению он не был опухший, а с его тела не стекала вода бесконечным потоком. Нет, он сидел на краю кровати бледной тенью, белесым призраком. Он внимательно смотрел на меня глазами полными грусти и боли. Глаза — единственное, что казалось живым в этом призраке Макса. Помню, мне стало не по себе. Страх и стыд за содеянное запоздалыми порицателями пришли ко мне.

Мы с Максом молча смотрели друг на друга нестерпимо долгие минуты. Потом он заговорил голосом ветра, прилетевшим из неизвестной холодной страны.

— За что ты так со мной?

— Макс, прости пожалуйста. Я… я не знаю, что сказать. Я был так зол на тебя, вот и накосячил…

— Накосячил? — В голосе мёртвого Макса слышались боль и обида. — Ты так это называешь? Ты дал мне умереть. Мы же были друзьями. Я доверился тебе, а ты что? Ведь ты всегда поддерживал меня в любых начинаниях и придавал мне сил. Может снаружи и не было заметно, но я всегда нуждался в тебе. А ты предал меня. Ты меня предал.

Макс говорил много и скорбно, а комната погружалась в холодный мрак, будто потакая его словам, физически обличая боль, что он чувствовал. Я поёжился и сильней закутался в одеяло. Изо рта шёл пар.

— Ты знаешь, я не могу объяснить почему оказался здесь, в твоей комнате. Честно говоря, не очень-то хочу тебя видеть, друг, — последнее слово отдало ядом — Смерть оказалась болезненной штукой. Вода наполняла мои лёгкие, а я ничего не мог поделать, понимаешь? У тебя был шанс спасти меня ты бы успел спасти меня от этой боли, огородить. Мне ведь до сих пор больно. Очень больно и очень холодно. Я сижу здесь, рядом с тобой и понимаю, что меня нет, я призрак. Моё тело вечером вытащили из озера так ведь? Что меня ждёт дальше, можешь сказать? Рай, ад, вечная пустота? Ты знаешь, что проснёшься утром, бабушка пожарит тебе оладушек, а потом ты пойдёшь гулять и даже не вспомнишь обо мне. А я? Что со мной? Я хотел стать офицером помнишь ты это? Неужели я заслужил смерть? Неужели заслужил?

— Макс…

— Молчи. Не хочу слышать твои пустые оправдания. Ты сделал то, о чём давно мечтал, теперь я знаю. Теперь я вижу.

Макс замолчал. Холодная и мрачная тишина окружила нас. Нет… Это Макс был холодом и мраком. Мне же хотелось сквозь землю провалиться. Фигура моего мёртвого друга стала потихоньку истончаться, походя на туман причудливой формы.

— Прощай. Удачи тебе. Проживи свою жизнь достойно. Если сможешь…

Последние слова повисли в воздухе, звеня мёртвым эхом.

Макс исчез. Больше я никогда его не видел. На похороны не ходил. Не смог.

И вот, лишь спустя двадцать лет я вспомнил всё. Тогда я постарался забыть то лето и у меня получилось. Человек довольно хитрая скотина, способная для комфортной жизни способен на многое, даже на блокировку некоторых воспоминаний.

Я сижу на полу тёмной кухни. За дверью демон прошлого, как ангел мщения ждёт расплаты. Теперь я понял. Зеркало, мумия — всё сошлось, собралось в цельную картину. Это моё наказание. Я заслужил. Ведь только сейчас, на краю, спустя долгих двадцать лет беззаботно жизни, я в полной мере осознал насколько мерзко и трусливо поступил. Настоящее чудовище сейчас не за дверью: вот оно, сидит на кухне, прижимает ноги, согнутые в коленях, к груди и плачет. Вся боль Макса, все его страдания, несбывшиеся надежды сторицей отдались мне. Высшие силы всё-таки существуют и сегодня они накажут меня. Я заслужил.

Утерев слёзы, я замечаю, что сижу в луже. Вода из холодильника течёт бодрым ручейком, судя по звуку. Одежда, постеленная на пол, наверняка промокла и толку от неё нет. Ну и ладно. Ведь это судьба и от неё не сбежать: я позволил воде забрать Макса, а сегодня она мой палач. Я дотрагиваюсь до пола рядом с дверью и чувствую комки мокрой соли. Ну что же, время пришло. Наказание — заслуженное и неотвратимое — наступает!

Медленно, словно в бреду, я поднимаюсь, приглаживаю непослушные волосы на голове и громко выдыхаю. Я готов. Макс, я готов!

Будто услышав мои мысли, дверь медленно открывается. Чёрной тенью на пороге стоит мумия. Мой ангел смерти. У неё поменялись глаза после нашей с ней последней встречи. Тускло светятся они в темноте и смотрят с укором, однако я вижу также непреодолимую грусть в этих карих глазах. Ну конечно же…

— Прости меня, Макс…

Гнилые руки берут меня за плечи и притягивают к себе, заключая в объятия. Я реву, прижимаюсь посильней к сухому телу. Сквозь рыдания шепчу: «Прости меня, прости. Господи, что же я наделал. Прости… Макс, прости…».

Холодной ладонью мумия гладит меня по голове, словно хочет успокоить. Потом, отпрянув, берёт за руку, и мы вместе шествуем к саркофагу, где место для двоих. Она пропускает меня вперёд. Я принимаю приглашение и ложусь, а мумия ложится рядом. Крышка закрывается. Мрак и духота накрывают нас. В узкой чёрной каменной коробке достаточно места, но мы всё равно прижимаемся друг к другу, чтобы спастись от холода, который неизбежно придёт.

Наступает пустота. Космическая вечность и мы летим в ней. Летим туда, где никогда не будет боли и зла, ревности и зависти, боли и страданий. Двое в одной вселенной. Если это смерть, то я согласен.

— Кто последний, тот дурак!

Два подростка лет пятнадцати едут по извилистой дороге в сторону озера. Ветер бьёт по крыльям велосипедов, пытается затормозить их, но они летят на полной скорости и ничто не может помешать им. Середина лета выдалась жаркой, как и всегда, а значит пора спасаться в холодном озере. Впереди ещё столько всего…

У Лоры выходной и она решила сходить за покупками. Надев выходной костюм и любимое пальто в клеточку, она выходит на лестничную площадку. Там, рядом со сто семнадцатой квартирой стоит подтянутый молодой человек Лора не смогла не оценить красоту парня и ей даже стало стыдно перед мужем, что она так откровенно разглядывает другого мужчину. Но… это скуластое голливудское лицо, чёрные волосы и глубокие карие глаза очаровали девушку.

— Здравствуйте, — голос у парня под стать внешности. Мягкий тембр с низкими нотками.

— Ой, здрасьте, — девушка смутилась. — А вы в сто семнадцатую? По-моему, его уже пару дней нет дома. Не знаю, может куда уехал. Ну и хорошо. Знаете, у него так орёт телевизор постоянно. Ужас какой-то!.. Ой, а вы, наверное, его друг, а я тут такое говорю!

— Всё в порядке, — парень улыбнулся. — Я купил эту квартиру три дня назад. Так что, принимайте нового соседа!

— Да-а?! Я и не знала, что он продал квартиру. Он тут на днях заходил к нам с мужем и выглядел не ахти. Ну и фиг с ним, на самом деле. — Лора улыбнулась в ответ. — Вам тут понравится. Прибрежная — спокойная улица, и дом у нас тихий.

— Был тихий. Пока я не приехал. — Парень подмигнул, и они посмеялись.

— Кстати, меня Лора зовут.

— Рад познакомиться. А меня — Макс.