Лотерейный билет

//00

«Отойдите от нее! Всем быстро покинуть корпус, освободить палаты! Она… она… (плавит и изничтожает все вокруг) опасна!», — истошно кричит пожилая женщина-охранник, дорабатывающая последний месяц до выхода на пенсию — «Ни в коем случае не подходите, не касайтесь ее! Срочно покинуть здание!».

Эта женщина таки не сможет почувствовать все прелести пенсионерской жизни.

Инна всего лишь покинула свою палату, вышла в больничный коридор, хотела предпринять попытку во всем разобраться, но лишь рядом появились другие люди, как она что-то почувствовала… нечто… внутри, такое странное тепло и желание, разливающееся по всему телу. Желание причинять боль, желание сделать что-то с их жизнями, СЛОМАТЬ ее. Истинно первородное желание, до судорог в кончиках пальцев. Внутри, в голове, она кричала обратное, пыталась собственноручно отправить себя обратно в палату, но этот голос быстро стих. Пирамидальные наросты хаотично начинали расти по всему телу, поры на них выделяют вязкую розоватую жидкость, которая, очевидно, сильнее многих кислот, раз плавит все, на что попадёт.

«Да, девочка, поглоти их. Сломай их. Распространяйся.»

//01

"Да пошло оно все. Пускай они все познают тоже, что и я, к черту. Чтобы им пусто было." — такого рода выражения могут быть сказаны, когда кто-то ударился мизинцем о край дивана, но могут быть и веские причины. В определённых ритуалах брань имеет силу и слов превращается в событие, становится действительным, реальным. Что для этого нужно? Отчаяние. Да, определённо… — " Я больше так не могу, я больше так не могу, Я БОЛЬШЕ ТАК НЕ МОГУ, ЗАБЕРИТЕ ЭТО ДЕРЬМО ИЗ МОЕЙ ЖИЗНИ И РАЗМАЖЬТЕ ЕГО ПО ДРУГИМ!".

//02

Это случилось с ней примерно через год, после его смерти. Нет, инфаркт настиг практически моментально, лишь она узнала, парализовав ей в итоге пол тела и нарушив сознание. А вот окончательно рассудок помутнился, продержавшись еще почти год, почти целый гребаный год, где все испытывали лишь мучения, боль и… отвращение, связанные с этой ситуацией.

А ведь они только поговорили по телефону, как вскоре ей звонят с вестью, что мать мертва. В их последнюю беседу мама жаловалась, как сильно чешется глаз и зудит в голове на участках, пораженных инсультом. Сказала, что "сука-сиделка опять куда-то ушла". Инна до сих пор не может привыкнуть к тому, как она теперь говорит. Раньше у женщины была ораторская, поставленная речь, теперь всегда будто бы каша во рту.

С дочерью их разорвали, отправив подростка в другой город, на попечительство тете, чтобы не портить девушке психику. Как же она тосковала и волновалась первое время, бессонные ночи в раздумьях из разряда «а что же дальше будет и как нам теперь жить?». Затем эмоциональный фон сменился на оттенки непробиваемого отчаяния.

Тетя — тот еще пример благоденствия. Вечно грязная, в бигудях, она лишь жрала, трахалась и пила дешевое пиво, постоянно проливая его на мебель и все вокруг. О, этот запах спирта с хмелем от твоей, мать ее, единственной подушки… Инна никогда не забудет. Но уполномоченные лица считали, так лучше, чем проживать с не дееспособной матерью, пережившей инфаркт и подвергшейся стремительно развивающимся процессам деменции в раннем пенсионном возрасте на фоне проблем со здоровьем и большой душевной травмы. Женщина так и не смогла оправиться после смерти мужа.

Вскоре, буквально через пару часов, после крайнего телефонного разговора, к концу которого дочь повесила трубку в состоянии шока, от того, что творится в голове матери, перезвонила полиция, сообщив, что, видимо, здоровой рукой женщина взяла вилку и буквально расковыряла ту часть головы, которая, после случившегося, не чувствует ничего. Преимущественно пострадала область вокруг глаза. Это новость, как бред, шутка, вымысел, но когда мозг превратился в капусту, можно ожидать чего угодно. Врачи могут привести из практики примеры и похуже. Так Инна лишилась и матери.

На фоне ожидаемого, но, все же, столь неожиданного сиротства, Инна вскоре обретет независимость от давно надоевшей тетки, дальнейшее проживание с которой, определено, довело бы до греха — совершеннолетие постучало по паспортным корочкам. И надо бы радоваться, но девушка собиралась вернуться к матери и провести с ней все оставшееся время, надеясь, что день… окончательно не придет как можно дольше, но теперь не к кому возвращаться. Инне некуда будет идти.

В тот день чертова родственница смешивала в себе спиртное попеременно то в честь грядущих именин, то "дабы почтить память любимой усопшей сестры". К слову, мать Инны оборвала нити общения с сестрой еще в подростковые годы, загодя поняв, во что та превращается. В полное дерьмо.

Бабушка, определено, не так себе представляла взрослую жизнь своих дочерей: одна, ополоумев, собственноручно оборвала свою жизнь, другая полностью слилась с личиной бездарной пропойцы, зарабатывающей телом на никчёмное существование, неизменно с жестяной банкой дешевого пойла в руке.

Да, бывает, нет желания отмечать еще один прожитый год. Но смерти матери за сутки до именин — такого преддверия праздника не пожелает никто, никогда и никому. Даже самый последний ублюдок на этой планете не сможет прогнить настолько. Если это не так — люди, наверное, не заслуживают жизни.

Всю ночь Инна лежала на своей «старой, скрипучей и всегда хмельной» кровати абсолютно без сна, разглядывая сквозь темноту полуголые кривые стены, вяло прикрывающиеся ошметками старых обоев. Мысли не шли в голову ровно также, как и сон отказывался захватить тело в свою власть. Сознание девушки поставило прочный блок, мозг был не в состоянии обрабатывать информацию. Но лишь стоило рассвету бросить на потолок первые лучи, Инна вспомнила, что родилась "с первыми проблесками солнца нового дня" — так говорила ей мать. И в этот момент плотину внутри прорвало… Воспоминания, боль, обиды, сказанные и не сказанные слова. Она любила их поровну, правда, поровну. Столько счастливых моментов прожито вместе, а еще большему количеству не удалось свершится. Девушка вспомнила тот день, тот самый роковой день, мысли о котором она всегда гнала из головы, упорно не давая им закрепиться и осесть. Но сегодня не тот случай.

//03

Отец работал на заводе. Не шибко престижно, но на жизнь хватало. Перед каждой новой сменой, завтракая за семейным столом, он шутил что-то вроде: "Ну, надеюсь, сегодня этот чертов станок не прикончит меня и я еще успею поесть свежих мамкиных пельменей", — всякий раз он саркастично изрекал нечто в таком духе, затем нежно улыбался родным, чтобы те не сердились на его черный юмор, и уходил на работу. Простой мужчина, честно содержащий свою семью и хозяйство. Но свои шутки он опускал не так просто — на заводе и правда были большие проблемы с техникой, но разве было кому до этого дело.

Как-то Инна пришла с занятий и, войдя в дом, радостная, хотела осчастливить мать вестями о хороших отметках в журнале, но увидев ее лицо, язык школьницы онемел, а тело впало в ступор, застыв в дверном проеме. Завидев дочь, женщина неуверенно встала и сделала пару шагов, прежде чем подкосились ноги и закатились глаза. Инна, вскрикнув, тут же бросилась к телефону. Позже врачи диагностируют инфаркт с кардиогенным шоком. И лишь когда мать отойдет через пару суток, девушка, пробыв почти все это время также в больнице, около палаты матери, узнает, что случилось с ее любимым отцом. И здесь же увидит перемены, случившиеся с матерью.

Под конец смены, работник завода устал, ослабил буквально на пшик свою бдительность и это обернулось ужасным исходом: массивная болванка сорвалась с запущенного на больших оборотах станка и угодила прямо мужчине в лицо, превратив всю голову в подобие пакета, наполненного кроваво-мясным киселём.

//04

Но вот он, новый день, пора прятать слезы и воспоминания под подушку. С утра Инна позвонила надежной подруге, обрисовала ситуацию, в целом, разговор вышел более продуктивным, чем она ожидала. Девушка разревелась, продержавшись целую минуту (когда ожидала 11 секунд максимум), и успела за это время изложить самую суть: что ей нужно срочно съехать, и о смерти последней части своей настоящей семьи (тетя под это определение не подходит, вне всяких сомнений).

— А как же тетя?

— Эта сучка не в счет.

Совершеннолетие Инны родственницу не сказать, что особо сильно радует — ведь теперь ни денег за содержание, ни власти над человеком. Ее мелочная натура и пропитое нутро негодовали все больше. А когда та узнала, что девушка съезжает сегодня же — начался скандал.

"Пускай твой ублюдочный шумахер, который трахает тебя по выходным за деньги, сам же тебя и собьет на перекрестке, когда ты будешь выходить из магазина с покупками, оплаченными его деньгами. Чертова же ты мерзкая сука! Счастливо оставаться, тетя." — на том остатки семьи и разошлись.

//05

Инна плелась в исступлении по покрытым инеем, местами легкой наледью, улицам. Скоро зима захватит город, но внутри девушки холод уже растекся по телу, и кожа теперь не реагирует на морозный воздух и какие-либо другие внешние факторы. Лицо застыло в гипсокартонной маске из смеси боли и отрешённого безразличия. Инна осознала, что у нее нет денег. На самом деле — одна сотня в кармане штанов. Последнняя. Ее содержательный счет социальной поддержки от государства пропит, прожран и попросту просран человеком, отвечающим за девушку до сегодняшнего дня. Все иные накопления ушли на лечение матери.

(Спасибо тетя, что оставила денег на какое-нибудь дешевое лезвие бритвы. Вскрыться и пропасть, твою мать.)

Следом галопом понеслись и другие, менее абстрактные, но не менее жизненно важные вопросы: где жить, на что есть, куда пойти работать при незаконченном образовании, где попросту взять денег на первое время и, напоследок, на что, скажите, черт подери, мне на милость, хоронить мать?

Вскоре, пройдя еще пару кварталов до дома подруги, Инна приняла решение относительно этих несчастных и, вообще-то, бесполезных мелких деньгах в своем кармане. Сто монет — не больше, не меньше. Но она знает, что надо делать. Девушка купит лотерейный билет.

Подруга, уверенно решив, что так будет лучше, созвала кучу знакомых, купила вкусной еды — одним словом, решила устроить вечеринку человеку, вчера потерявшему мать. (Перед вами легкий рецепт идеального праздничного вечера.)

Вокруг снуют пьяные люди, знакомые и не очень, желая налить себе еще или что-нибудь съесть. Маленькая двухкомнатная квартирка превратилась в консервную банку, полную молодежи, плавающей в рассоле из этилового спирта и сизого дыма дешевых сигарет. Некоторые вообще даже не знают, что послужило поводом для праздника. Но, все же, Инне, вроде как, что-то подарили. Толком не взглянув, она решила, что завтра же попытается сдать это в ломбард, если презент к утру чудесным образом не пропадет.

//06

Девушка готова выть от раздирающих душевных терзаний, а эта обстановка только ухудшает положение дел, ведь ясно, она здесь никому не нужна. Да и долго здесь пожить ей никто не позволит, даже если она станет домработницей, подруга потерпит ее неделю, максимум две. День за днем будут опускаться говорящие взгляды… Как же хочется, чтобы свершилось чудо. Гребаное, мать его, чудо. Хоть раз в жизни, после всего этого многолетнего дерьма. Пускай этот лотерейный билет окажется счастливым. Он ДОЛЖЕН оказаться счастливым — Инна купила его на последние деньги, разве столь отчаянный поступок не должен оказаться замечен какими-нибудь силами свыше или внезапным приростом удачливости к ауре? Блядское «свыше», проявись один-единственный раз. Девушке это нужно, ей это НЕОБХОДИМО, иначе она сломается. И больше уже здесь ничего не подчинить. Скоро, на сайте организатора, должны вывести итоги. Инна постоянно мониторит сервис, не отходя от чужого ноутбука. В руке банка давно выдохшегося пива. Рука отказывается разжимать пальцы вокруг жестяной банки, будто руку сковал нервный паралич. Скоро. Совсем скоро.

//07

Спустя еще почти час, заметно задержав оглашение выигравших нынче билетов, организаторы все же опубликовали список. За окном уже глубокая ночь. Кто смог уйти — ушел. Остальные либо досасывают последние капли из бутылок, у именинницы кто-то грубо вырвал банку из руки и выпил в пару глотков, либо, влив в себя достаточно, спят, где придется. Кто-то блюёт в туалете. Видимо, не она одна сидела и ждала результатов столько времени — вэб-страница очень долго прогружалась — слишком много желающих посмотреть результаты. Опустевшее нутро девушки вновь затрепетало легким, но быстро усиливающимся, волнением и страхом. Уже неоднократно обмозгованные мысли пошли по новому кругу: нет денег, работы, дома, родных, куда идти и что делать...

Наконец-то прогрузилась страница, Инна не заметила, как скрестила пальцы на обеих руках. Уставший мозг долго отказывался корректно воспринять и обработать информацию, но, спустя пару минут просмотра, Инна поняла, что не выиграла ничего. Билет, идущий ранее по списку, выиграл пять тысяч, а на пару строк ниже — кому-то выпала кофеварка. Слезы медленно потекли по щекам. Очень глупо было надеяться на какой-то клочек бумаги, чего-то ожидать от него, да, но так у нее была хоть какая-то надежда. А теперь… Что ж.

//08

Гнев начал заглатывать Инну. Она решила уничтожить эту улику своей глупой веры в чудеса. Тогда, резко встав, именинница направилась на кухню, запинаясь и распинывая на ходу пьяные тела. Стоя уже на кухне, руки так сильно тряслись, что поджечь спичку получилось далеко не с первого раза. Как ни странно, эта комната пустовала и лишь на столе одиноко стояла упаковка с какао, на ней нарисована веселая обезьяна — "Хрен ли радуешься, дебильная рожа? ".

"Да чтобы жизнь сломалась у всех ублюдков, наблюдающих за моим крахом. Сучья судьба. Почему только я так страдаю? Отделите все это дерьмо от меня и подавитесь!" — гневно и сдавлено, крича шёпотом эти слова, девушка сожгла на горелке билет. И ничего, кроме отчаяния в сердце ее не осталось, она практически чувствовала, как стала эмоционально нага, как вся жизненная сила, словно обертка от конфеты, сорвалась и скомкавшись, улетела в след за холодными ветрами на север. Теперь, когда последняя эфемерная надежда себя не оправдала, сил у Инны не осталось вообще, так что прекрасным спальным местом для нее смогли послужить даже кривой табурет и холодная стена в ужасно дешевых и критично обшарпанных обоях.

//09

«О, осторожнее девочка, нужно быть осторожнее, ты знаешь? Нет, не знаешь. Желания имеют вес. Да, я говорю тебе: они имеют вес. Искренние желания. Да. В особый день, при особых обстоятельствах и элементах обряда — это страшная сила. Нужно осознавать, что ты, малышка, желаешь и понимать, к чему это тебя приведет. Спи, моя девочка. Спи.»

Сначала этот звук доносился издалека. Вокруг лишь пустота и тьма, пространство вокруг, кажется, простилалось бесконечно. Но покуда громкость звука, природа которого еще не ясна, нарастала, черная пустота вокруг пошла разнокалиберными белыми пятнами, напоминая далматинца или узор старого свитера. Звук уже начал давить Инне на уши, когда пятнышки начали зарастать тонкой плотью и прозрачной кожей, казавшейся очень старой, хотя только появившейся. " Что за чертовщина творится?" — только и успела подумать девушка, когда заросшие круги приобрели ядрено-багровый цвет и принялись раздуваться, будто шары или волдыри. Звук стал нарастать непрерывно, вместе с увеличением выпуклости этих странных багровых образований. Кажется, или… Круги взорвались, выпустив в темную бесконечность густые брызги яркой и вязкой крови. Звук теперь окончательно вырвался на свободу — оказывается, это крик, а не просто какой-то шум — сначала верещал один голос, затем два (мужской и женский), вскоре верещал уже целый хор крикунов. Вместе с взрывающимися наростами это было похоже на… очень необычное шоу. Вдалеке Инна заметила какую-то инородную точку, затем та пропала, появившись вскоре намного ближе. Новый объект приобрел форму силуэта. До боли знакомого силуэта… Инородное тело опять исчезло из поля зрения, появившись вновь в непосредственной близости от девушки. Пару метров, на сколько можно судить… Это была ее мать. Только в несколько ином (Что с ней, нахер, случилось?) виде. Та часть тела, что парализована инсультом, обросла шипами и колючками, кожные покровы отнюдь не как у человека. Более грубые, нереальные, растянутые. Эти острые наросты выглядели так, будто кто-то вытянул их щипцами — кожа из пластилина — или словно некорректно отображаемая 3D модель с низким пулом текстур. По ним сочилась розовая кровь, густая и полу-прозрачная, как гной, настолько яркая, как будто пропитана фосфором или чем-то еще, придающим ядовитое свечение, буквально режущее глаза. (Это что, гной?)Такой цвет можно встретить на модных подростковых кроссовках. Здоровая же часть тела, наоборот, казалась безжизненной, обрюзгшей, аморфной, какой-то скукоженной, будто сушёный чернослив, который вялится на солнце уже далеко не первый день. А самое главное, хоть мать и просто стояла, кажется, здоровая часть тела не может двигаться, будто это ее всю поразил инсульт. Зараженно-ядовитой частью лица женщина улыбалась и легко помахивала рукой в жутких наростах. И в следующий миг снова исчезла. Дочь крутилась по сторонам и искала, звуки застряли в горле, как остатки пельменного теста в водосточной трубе. Она начала физически ощущать свое тело: его трясло и оно горело. Крик начал утихать, кровь из наростов иссякла, темное пространство оказалось "украшенным" ошметками багровой плоти. Круги вновь стали кругами, вернулся их белый цвет. Но так просто все не закончится — шум пошел на второй круг, снова начался прирост громкости. В этот раз на порядок быстрее. Черная бездна, где была Инна, начала мелко дрожать, будто землетрясение. Все сильнее и громче.

Изуродованная, отчасти вывернутая наизнанку, мама возникла почти перед глазами девушки, ухватилась за шею ядовитой рукой, придушив. Шипы впились в кожу. Женщина приблизилась до упора, влажно поцеловав дочь в лоб. «Ты моя, ты моя, ты моя...». Крики достигли своего апогея, превратившись в мощную звуковую бомбу, они заставили вернуться в сознание.

//10

Инна открыла глаза. Она снова в обшарпанной чужой кухне, но крики не прекратились. Пьяные, осипшие вопли, принадлежавшие разным людям, то и дело раздавались из дальней части квартиры. Кто-то истерично прокричал, что надо вызывать полицию, вскоре захлопала входная дверь — некоторые гости экстренно ретировались из квартиры. Поднявшись, ошарашенная дурным сном Инна, неуверенной походкой направилась посмотреть, что происходит.

//11

Концы длинных, черных волос плавали в смеси из воды и блевотины на дне унитаза. Плитка, что облицовывала пол и стены уборной, местами была заметно искрысана, кое-где даже можно разглядеть отломанные кусочки ногтей. Подбородок лежал на краю керамического обода унитаза, вниз стекала желтоватая пена. Кожа уже успела приобрести синеватый оттенок. Отчётливо пахло тухлятиной — в таком виде Инна застала свою подругу, хозяйку квартиры. Девушка встала рядом с другими. Теми, кто еще не разбежался.

Вскоре случилось нечто неожиданное. Инну снова начали ЗАМЕЧАТЬ. Кто-то ОБРАТИЛ НА НЕЕ ВНИМАНИЕ, положив руку на плечо и следом произнес: "Она же была твоей давней подругой, да? Наверное, очень больно… вот так неожиданно потерять давно знакомого человека. Мы можем вызвать полицию или скорую, перед тем, как уйдем… если хочешь.", — глаза и голос парня выдавали страх, но своим предложением и построением фраз, он прекрасно дал понять, что сейчас все смоются, свалив всю ответственность и проблемы на Инну. Стоявшие рядом сочувственно покивали, по-поддакивали юноше.

"Нет, боже, нет, вашу ж мать, не смейте так поступать, сучьи же вы потроха!" — девушка еще не успела сказать это вслух, как входная дверь вновь начала хлопать о косяки, еще интенсивнее и чаще, чем раньше. Вскоре в квартире их осталось всего двое: Инна и труп.

Кто-то все же вызвал полицию. Позже подъехала скорая. Заплаканная девушка упорно пыталась объяснить полицейским, что квартира была битком набита непонятно кем и что полицию вызывала вообще не она, а неизвестно кто. "Здесь было столько разных людей, столько лиц! Да посмотрите же вы вокруг, посмотрите какая тут срань господня, все раскурочено, сколько бутылок и ебучих стаканов! В чем проблема, черт подери? Я спала! И осталась здесь лишь потому, что давно знала Катю и идти больше некуда!" — Инна билась об их твердолобость, отлетая обратно, как каучуковый мячик от бетонной стены — безуспешно. Кажется, что-то объяснять им уже бесполезно, эти ублюдки в погонах, видимо, все для себя решили, еще когда зашли сюда, и теперь смотрят на девушку, как на главного подозреваемого.

"Знаете, мы многое повидали за свою долгую службу..." — сказал ей тот, что был пожирнее и со смешными усиками. Совсем еще юноша, но постарше Инны (за долгую, мать твою, службу...). С этими словами главную, и единственную (что полицию устраивало и даже радовало) подозреваемую попросили "подчиниться и по своей воле проследовать с работниками правозащитных органов в отделение для выяснения всех обстоятельств, с дальнейшим выдвижением обвинения или же освобождением из-под стражи". Правоохранительных? Правоугнетательных!

"Обвиняемая" перестала пытаться что-либо им объяснить. Замолчала, вскоре села в служебную машину, которая, постоянно хлопая трубой, медленно затрусила к участку, как подбитый старый пес.

//12

Инну вдруг охватила сильнейшая слабость, она почувствовала себя столь измотанной. Ее нервные клетки, наверное, думают, что случился армагеддон, ведь они гибнут последнее время в таких количествах, в каких гибнут армии на проигранной войне. В машине было так тепло и… спокойно. Девушка даже смогла расслабиться. Теплый бог упитанного полицейского, сидевшего рядом, согревал. Сама себе удивившись, сквозь пелену накатившей сонливости, задержанная особа почти задремала, хотя мысль, что дальше все будет только хуже плотно сидела в ее черепной коробке, словно энцефалитный клещ.

//13

Завизжали колеса, последовал сильнейший удар. Инна даже не успела открыть глаз, как ее бросило вперед, половина тела перелетела в переднюю часть машины, перегнувшись через сидение. Водитель-полицейский, конечно же, не соизволил пристегнуться и со смачным шлепком, треском стекла и звуком ломающихся костей влетел в лобовое стекло, сломав себе, видимо, нос. Толстому представителю органов повезло больше всего — его большое тело лишь сильно бултыхнуло, инерцией выкинуло вперед, но затем усадило обратно на его место сзади. Где-то завопила сигнализация, кто-то зажал гудок. Девушка не могла поднять головы и какое-то время была полностью дезориентирована. Но когда, спустя какое-то время, из полицейских никто не начал шевелиться и подавать признаков жизни, а сознание задержанной более менее прояснилось, она поняла, что патрульная машина лежит на боку. Почти все стекла выбило, так что, до боли изогнувшись несколько раз, девушка смогла выползти на асфальт, усыпанный осколками.

Из перевёрнутой машины медленно стекает маслянистая жидкость. "Главное, чтобы сейчас ничего не взорвалось, иначе будет ОЧЕНЬ плохо!" — Инна попыталась осмотреться, но шея сильно пострадала после удара и теперь голову лучше держать только прямо.

"Твою-то ведьмину мать", — беззвучно произнесла лишь одними губами девушка, когда, оказавшись на твердой земле, увидела с кем именно они столкнулись, — "Сраное совпадение? Это не может быть совпадением, черт возьми!". Мысли роились в затуманенной и сильно сотрясённой голове, но внешне никто бы так не подумал. Инна просто оцепенела и стояла по середине дороги, будто статуя, запачканная кровью. Второй участник аварии — ухажёр ее тети. Мужчина утонул лицом в подушке безопасности, его автомобиль остался стоять на колесах, но потерял всякий вид… Перед глазами все вибрирует и расплывается, но, кажется мужчина в машине не один. На заднем сидении кто-то… дергается (или это глаза девушки так подводят?). Шаткой походкой, похрустывая осколками, девушка медленно двинулась в сторону второго участника аварии. Там определённо кто-то неистово ДЕРГАЕТСЯ на заднем сидении.

Путь в десяток метров дался не проще, чем бросок в пять километров. Ноги не гнутся, будто ножки от стула, а порой, наоборот, стремятся сложиться, как шезлонг. Голова, после сильнейшего сотрясения, словно обрела собственную, отличную от траектории тела, орбиту.

Задние и боковые стекла выбиты напрочь. Там сидит женщина, уже обмякла, без движений (умерла или без сознания?). Спутанные волосы перепачканы в крови и закрывают лицо. Обмякшие руки безвольно раскинуты по сидениям. От горла по одежде тянется широкая кровавая дорожка, будто часть развязанного алого галстука небрежно свисает через плечо. Инна слегка наклонилась вперед, насколько позволило отбитое молотками аварии тело, и внимательно заглянула в салон. Неужели это она? Затуманенный мозг не испытывал каких-либо противоречивых эмоций и дрожащая рука уже собралась протянуться, откинуть волосы с лица, дабы удостовериться. В этот момент, не продавив под собой кресло, на соседнем сидении появилась мать Инны, точно такая же, как из сна: ее вытянутые пирамидально-заостренные кожные наросты различных размеров пробили сквозные дыры в салоне. Будто под кожу женщины вставлены стальные каркасы, обтянутые пластичной плотью.

Не шевеля губами, мать произнесла: «Да, это она — моя сестра -, не трогай. НЕ ТРОГАЙ ЕЕ. Нам не нужны проблемы, в шее осколок пробивший горло.» (Эти слова звучат в моей голове — это галлюцинация после травмы -, или звуки вылетают через маленькую щёлочку между плотно сжатых онемевший губ ее мертвецкого лица?). ЭТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ВЗАПРАВДУ. Инна отшатнулась от разбитой машины, смогла отойти назад лишь на пару маленьких шажочков, тело стало оловянным и не желало двигаться, спасаться бегством и подавно.

Девушка не без труда оторвала взгляд от, наверное, еще теплого трупа тети (может, все-таки прикоснуться к ней?), на соседнем сидении абсолютная пустота, лишь осколки. Этот страшный мираж (мираж ли?) исчез, но дыры от тех страных пирмад-наростов этого (как это можно назвать? Я не поверю, что это моя воскресшая мать!) существа никуда не делись и теперь проливают еще больше уличного света на тела внутри салона.

Где-то на подсознательном уровне, уже достаточно долгое время мозг подмечает что-то такое, выходящие за рамки нормального. Теперь это более явно бросилось в глаза и перекрыло собой многие другие странности происходящего: вокруг удушающая пустота, на улице напрочь отсутсвтуют люди, даже из окон ближайший домов никто не пялится, скрываясь за шторой, по дорогам не курсируют и не стоят в ожидании другие автомобили, на всей полосе стоят лишь две дымящиеся колымаги. Не слышно сирены приближающейся скорой помощи. (Что, черт возьми?)

Из-за активно мечущегося по сторонам взгляда у Инны закружилась голова (дура, ты после аварии, сосредоточься, расслабься), нужно смотреть в одну определённую точку (сконцентрируйся). Она выбрала чистый от осколков и прочих обломков лоскуточек асфальта, аккурат под своими ногами. Появилось непреодолимое желание присесть и просто отдохнуть прямо на дорожном полотне, среди декораций аварии. Медленно протягиваем руку к земле, своеобразный вектор движения для улучшения координации. Этот шак получилось выполнить как должно, но затем что-то пошло не по плану и потерпевшую по инерции потащило дальше, вперед, лицом прямо в осколки. «Нос, гребаный асфальт, МОЙ НОС!». Со стонами девушка перевернулась на спину и уставилась на небо. Впрочем, прекрасный вид, главное — такой безмятежный. Никаких трупов и обломков. Но перед глазами все смеркается и размывается, сознание стремиться экстренно покинуть тело из-за перенапряжения и, очевидно, разрядиться взрывом где-то в пустотах вселенной. В последние мгновения, сквозь темную пелену, Инна услышала вой приближающейся сирены, чей-то испуганный крик неподалёку.

//14

«Ты довольна? Ты должна быть довольна, ведь твое желание исполняется.»

Вокруг вновь то темное пространство (не пустая пустота, да). Теперь здесь ужасно холодно. Но во снах люди не ощущают температур и прочего. Это не сон? ЭТО НЕ СОН. Пропали те пульсирующие круги из первого… посещения. Отсутствует шум. Зато поблизости стоит белый стол (под ним нет пола, подо ной нет пола. На чем мы стоим? ИЛИ ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ МЫ ПАДАЕМ ВНИЗ?). На нем стоит серебряная тарелка, светящаяся так сильно, будто она под прямыми солнечными лучами. Но никакого источника света здесь нет. На посуде два куска торта и тонкая, высокая свеча. Ее пламя почти не колышется. Рядом открытка. Инна медленно начала приближаться к столу (Логично, если я не подойду — отсюда точно не выйти).

К горлу подкатилась тошнота, тело словно окунули в котел с расплавленной медью — руки готовы расплавиться. Мышцы лица самопроизвольно сжались и исказились в жуткой гримасе, которой можно пугать даже горобвщиков со стажем. Пришлось ухватиться за край стола, иначе Инна бы точно упала (Не падать, НЕ ПАДАТЬ, НЕЛЬЗЯ. ПОД ТОБОЙ ЖЕ НЕТ ПОЛА!). На вид самое обыкновенное тесто, но эта начинка… изготовлена из скальпов всех погибших в аварии людей и клубничного джема, столь любимого в далеком и радостном детстве. С одного из кусочков на девушку пялился полу раздавленный, или сварившийся, расплывшийся как яйцо, глаз… глаз ее тети.

«С днем рождения!» — гласила записка — «А у меня день рождения каждый день, ибо с каждым новым рассветом кто-то тонет в отчаянии. Скоро твоя очередь дарить пне подарки.».

Твой друг/ P.S посмотри под столом.

Под ним оказалась большая коробка, обитая темно-красным бархатом и с бронзовой защелкой замочка. Инна поставила ее на стол (Достаточно легкая, значит там хотя бы не труп) и долго смотрела на нее (Проснись, проснись, ПРОСНИСЬ, ДУРА!). Девушка била себя, дергала за волосы, но оставалась там же, где и была. Ничего вокруг не менялось. Значит точно другого выхода нет, темнота ее не отпустит, необходимо играть по правилам.

Звонко щелкнула защелка замка (А может все-таки где-то есть выход? Да ничерта подобного!).Внутри оказался аккуратно сложенный костюм-комбинизон, сделанный из кожи телесного цвета. Инна аккуратна ухватилась за край, медленно вытащила одежду из коробки.

… Руки застыли в вытянутом положении, кисти потеряли возможность разжиматься, хотя мозг пару сотен тысяч раз успел послать команду «БРОСЬ ЭТО НАХЕР» за пару секунд. В ее руках разложился тот извернутый наизнанку, перекроенный облик матери. Это лишь оболочка, прошитая нитками. Все это время девушка видела не свою мать, под властью кого-то, а неизвестного под личной родного человека.

«И да увянет все вокруг тебя. Это твоя рабочая одежда, моя ядовитая злобная блошка.», — гласила записка курсивом на дне коробки.

Костюм словно приклеился, вцепился мертвой хваткой — не отодрать -, начал притягиваться, всасываться (или всасывать?), поглощать ее тело, как животная клетка питательные вещества.

//15

Инна проснулась в больничной палате, на столике рядом благоухали гнилью увядшие цветы в застойной воде. Еще четыре кровати, что стоят по соседству, пустуют и выглядят убранными. Инна заметила прикрепленный к стене провод с кнопкой вызова персонала, подняла руку, из которой выпала игла с тоненьким шлангом — капельница (кажется, что-то не так, или это еще сон?), взялась за маленький пластиковый коробок, но прежде, чем успела нажать кнопку, тот начал плавиться, будто его зажали раскалёнными щипцами прямиком из кузницы. Отдёрнув руку от расплавленного куска пластика (как же он похож на сыр...), девушка заметила на тумбе при койке больничную карту, отпустила коробок, тот вернулся к стене и прилип к ней, как пластилин. Запахло палёным.

В карте, вместо диагноза и прочего (она абсолютно пустая, если не считать графы про первичные личные данные), лежала записка: " Твое желание, чтобы все познали твою боль? О, теперь они познают, даже если ты воспротивишься этому.". Инна внимательней осмотрела себя и увидела те же наросты, что и на матери во сне (сне? видении?), только намного меньше, но, кажется, скоро они начнут расти.

«Моя маленькая заражённая злобой блошка, иди и распространяй Тьму. Плодись. Заражай. Найди мне тысячи тысяч отчаянный и прожжённых болью и обидой ублюдков, выполняя их отвратные, низменные желания. Дабы в этом мире абсолютно не осталось крупиц хорошего, лишь тьма, кромешная, непроглядная тьма. И вместе, по маленьким частичкам, вы сложитесь воедино. Вы не видите меня, вы не видите моего лица, но собравшись вместе, вы сами станете им. Вы станете мной. ВЫ станете ТЬМОЙ.

//16

Медленно и неуверенно Инна поставила ноги на пол, собираясь покинуть палату и во всем разобраться.