Лиля

Нина — моя подруга детства. Не виделись мы с ней, наверное, лет… Много, в общем. Дружили ещё со школы. После института разъехались по разным городам и потерялись в круговерти жизни.

И вот недавно встретились прямо на улице. Совершенно по-дурацки. Буквально столкнулись лбами в дверях театральной кассы на Пушкинской. Я едва успела чертыхнуться от неожиданности, как меня схватили за рукав куртки и вытащили на улицу под моросящий ледяной дождь.

— Элька! — услышала я чуть охрипший голос и лишь успела поднять голову, как меня уже трясли и обнимали.

— Нинка! — сдавленно выдохнула в ответ, не веря своим глазам. — Как ты здесь? Откуда?

— Живу я тут — подруга улыбалась, но как мне показалось, её улыбка была немного искусственной. — В этом доме! Квартиру вот недавно купила. А ты как тут очутилась? Вы же вроде уехали ещё в девяностых?

— Так приехали давно! Сейчас живём на «Динамо». Лет пять уже…

— А я всего месяц назад в Москву вернулась, представляешь? — Нинка отчего-то погрустнела. — Так соскучились по столице…

— Подожди, но вы ведь всего на год собирались, на практику? В какой-то там Обнинск… Убнинск…

— Озимск, — поправила подруга помрачнев.

— И что, застряли там? Или что случилось? — почувствовав, как Нинка напряглась, я невольно насторожилась.

— Так не доехали мы до Озимска, — помолчав, подруга потемнела лицом. — Знаешь, пойдём-ка лучше ко мне, — она подхватила меня под локоть. — Посмотришь, как я живу, посидим, выпьем, я тебе всё и расскажу…

— А ты чего в театральную кассу-то заходила? — от растерянности давая себя увлечь, опомнилась я. — Тоже билеты на премьеру Виктюка ищешь?

— Да нет, просто так зашла… — рассеянно отозвалась Нинка, словно на прицепе утаскивая меня в подворотню.

***

Всегда неугомонная и весёлая, с копной непослушных рыжих волос и мальчишеским задором, Нинка сейчас выглядела какой-то измученной, словно прошедшие годы вытянули из неё всю радость. И ни идеальный макияж, ни дорогая брендовая одежда не смогли скрыть отпечаток боли, что поселилась в её светло-карих глазах.

Уютно устроившись за рюмочкой чая на кухне в шикарной сталинской трёшке, мы болтали ни о чём, просто радуясь встрече. Нинка подождав, пока первая порция дорогого коньяка приятной негой разольётся по венам, набралась смелости и начала свой рассказ.

В Озимск, куда четверых выпускников геологоразведочного института направили на практику, бесшабашная компания сокурсников, в количестве четырёх человек поехала на стареньких Жигулях Димки Корнеева. Пилить нужно было через полстраны, но это лишь раззадоривало. Увидеть разные города, познакомиться с другими людьми, пропитаться духом приключений — не это ли мечта каждого лоботряса в двадцать лет?

Ехали почти без остановок. За рулём сменяли друг друга Димка и Андрей — парень Нинки с самого первого курса. Двое суток рулили даже ночью, пока не свернули с трассы на просёлочные дороги, которые заметно сокращали путь. И всё бы хорошо, но к вечеру выяснилось, что дороги эти сплошь разбиты, да ещё и освещением не страдают. В общем, дождавшись вечерней зорьки, мы поняли, что рискуем угробить и машину и себя, поэтому было решено остановиться у ближайшей деревни, раскинуть палатки, которые мы захватили с собой и наконец-то пожарить шашлыки, наслаждаясь романтикой под звёздным небом.

Так и поступили. Притормозили у какой-то деревеньки, стоявшей на берегу реки. Выгрузили свой нехитрый скарб и занялись обустройством поляны. Пока Димка и Ирина (вторая девчонка из нашей команды) устанавливали палатки, мы с Андреем пытались разжечь костёр, поспешно собирая хворост, чтобы успеть до темноты.

Красота вокруг была неописуемая! Высокие вековые сосны, гладь реки сияет серебром, тишина, воздух хрустальной чистоты.

Спустившись на берег, мы обнаружили несколько лодок, привязанных у деревянного пирса.

— Покатаемся, девчонки? — сразу же загорелся идеей Андрей, отыскав на дне одной из лодок пару вёсел. — Эх, жаль удочку не захватил! Сейчас бы рыбки. Такую уху бы забабахали!

— Так может, у местных попросить? — разочарованно глядя на лодки, включился Димка. — На закате самый клёв. Сто лет на рыбалке не был!

— Ладно, жарьте пока шашлыки, а я на разведку в деревню схожу. Может, что и выклянчу из снастей, — не тратя зря времени, Андрей взял фонарик и отправился по тропе в сторону покосившихся бревенчатых домов.

Вернулся Андрей где-то через час, сияющий, довольный, с двумя удочками наперевес и даже ржавой консервной банкой, полной дождевых червей для наживки. С ним пришёл этакий старичок-лесовичок. Дедок в телогрейке, кургузых штанах, в валенках — в общем, настоящий деревенский житель во всём своём колорите.

— Пётр Михалыч, — представился он торжественно, по очереди пожимая ладони каждому из нашей компании.

Познакомившись, мы, как полагается, предложили деду чарку прихваченного с собой домашнего вина и съестного. Михалыч принял всё с благодарностью, выпил, закусил чуток и занялся расспросами. Кто мы, откуда, бывали ли раньше в этих краях.

Пока Димка дожаривал шашлык, Андрей интересовался, где на речке хороший клёв, чьи это лодки и можно ли позаимствовать одну из них.

— Мои это лодки, берите, — милостиво разрешил старик, опрокидывая вторую чарку. — Только на тот берег не плавайте, а то обратно не вернётесь.

— Это почему? — тут же встряла Ирина. Она была охоча до всяких баек и деревенских легенд, и потому мгновенно навострила уши.

— Лиля там, — буркнул дедок, выковыривая из банки кусок говяжьей тушёнки.

— Что за Лиля? — глаза Ирки загорелись предвкушением интересной истории. Она невольно посмотрела на противоположный берег, который отделяло от нас метров двести воды. Сквозь редкие деревья на фоне золотистого заката просвечивали несколько тёмных строений. То ли дома, то ли сараи — непонятно. — Расскажите, а?

Дедок перестал есть, нахмурился, сплюнул, достал из помятой пачки «Беломор» и, не торопясь, закурил. Потом помолчал ещё, выдерживая многозначительную паузу, и нехотя заговорил.

— На той стороне когда-то давно барин жил. Была у него дочка — Лилей звали. Так девчонка была сильно хворая, хоть и красавица. С головой у неё было что-то. Всё в куклы играла. Говорят, у неё штук триста было этих кукол. Самой девке уж восемнадцать исполнилось, а она всё с куклами в обнимку ходит. Совсем без ума. Барин-то, отец её, чего только ни делал. Лекарей лучших приглашал, колдунов, да знахарей всяких. Любил он очень дочку, хотел вылечить. Наряжал её, драгоценностями задаривал, баловал всячески, даже жениха пытался сыскать, да только зря всё. Лиля, кроме кукол своих, ничего вокруг не замечала. Идет, бывало по деревне, несёт в руках очередную куклу, разговаривает с ней. А чего говорит — не поймёшь, — старик снова сплюнул, словно мерзость какую увидел. — Потом петь начинала. Всех своих кукол она поимённо знала и всегда по имени к ним и обращалась — никогда не путала. Как сумерки начнут опускаться, так и разносится её голосок по деревне…

Старик призадумался, словно вспоминая, потом вдруг запел. Видно, винцо добротное мы с собой привезли.

— Баю, баю, баю, бай,

Кукла Митя засыпай,

Заберу тебя домой,

Поиграем мы с тобой…

Баю, баю, как умрёшь,

Лиле песенку споёшь…

Михалыч смолк, задумчиво уставившись на противоположный берег. Мы все тоже молчали. От заунывного, хриплого голоса старика всем стало не по себе. Ирина даже поёжилась и поспешила прислониться к Димке, испуганно вглядываясь в темноту кругом.

— А почему Митя? — хохотнув, попытался разрядить атмосферу Димка. — Куклы у неё мальчиками были?

— И мальчиками, и девочками… — не поддержав шутки, серьёзно ответил Михалыч. Потом помолчал, вздохнул и продолжил: — Парни-то местные на Лилю засматривались, — крякнув, оборвал он гнетущую тишину. — Уж очень хороша была лицом и фигурой. Русая коса до колен, ладная, как статуэтка фарфоровая. Красавица, аж дух захватывает! К тому же, богатая. Давно бы уж сосватали, да только кто ж бесноватую возьмёт? В общем, приладились парни по-другому с ней любовничать. Поедут на ярмарку, купят там куклу, да ею и заманивают Лилю в лес. Та за ними и идёт — глупая ведь. Парни там всей оравой над ней и хозяйничают. То втроём, то впятером любовничают. Потом куклу дарят, вроде как в насмешку. Так и повелось. Не осталось ни одного деревенского мужика, чтобы Лилю ту не опробовал. Наверное, так и сгинула бы она однажды, если б не барин. Заметил он, что у дочки новые куклы ниоткуда появляются, да послал людей проследить за ней. Те всё увидели, да барину и доложили. Ох, и осерчал он тогда! Повелел схватить насильников, да плетями насмерть забить. Но тут выяснилось, что насильников, почитай, вся деревня. Тогда барин вне себя от горя и ярости приказал деревню сжечь — дома вместе с жителями и куклами этими заодно. Заперли всех людей тогда в хатах — и старых, и малых — всех без разбору, побросали туда кукол, облили брёвна керосином, да и подожгли. Только барское поместье и осталось.

— А что потом? — спросила Иришка, широко раскрыв глаза и почти не дыша.

Пётр Михалыч смял папиросу, хлебнул ещё вина, вытер губы и, кряхтя, потянулся за шашлыком.

— Потом барин очень мучился, — чинно жуя кусок мяса, продолжил старик. — Когда наутро пришёл в себя и понял, что натворил, худо ему стало. Заболел, говорят он. В горячку впал, и спать совсем перестал. Дочка его без присмотра осталась и без кукол своих. Сначала искала она их долго. Не ела, не пила. Целыми днями и ночами бродила по усадьбе и по сожжённой деревне, что-то бормотала и выла в голос словно зверь. Потом начала в золе копаться да вытаскивать из неё кости покойников. Барин, когда чуть оклемался, как-то поднялся к ней на второй этаж, а там везде трупы обгорелые, обряженные в его одежду, да в платья дочки. Драгоценностями увешаны ейными с головы до ног.

Схватился барин за сердце и стал орать дурным голосом, пока на крики слуги не подоспели. Увидев такое непотребство, они перепугались до смерти и, побросав всё, сбежали из поместья. Так и остались барин и дочка его в доме одни.

— А что с ними потом стало? — не выдержав, поинтересовалась Ирина.

— Точно никто не знает, — Михалыч вздохнул. — Говорят, барин в припадке дочку свою убил. Взял нож, да и всадил ей в грудь по самую рукоять. Рассказывают, будто прокляла она отца перед тем, как дух испустила. Не бывать ему успокоения, пока всех её кукол не разыщет и не вернёт. С тех пор не может барин помереть. Застрял между мирами и мается.

И Лилю, видимо, не приняла к себе смерть. Вернулась она за своими куклами и с тех пор собирает их по всему свету.

Многие годы после этой трагедии никто в поместье не совался и на тот берег не плавал. Но прошли года, и народ перестал верить в деревенские байки. Время от времени находятся чудаки, которым любопытно взглянуть на бывшую усадьбу барина и на скелеты, которые якобы в драгоценности обряжены. Вот отчаянные головы туда и плавают, — дед усмехнулся, кивнув на лодки.

— Так у тебя здесь выходит свой бизнес, Михалыч? — рассмеялся Андрей, разливая по кружкам остатки домашнего алкоголя. — Ты здесь вроде лодочника?

— Бизнес — не бизнес, а голодным не хожу! — огрызнулся старик, подставляя свою алюминиевую кружку под раздачу.

— Вот, блин! А я почти повёлся на твои байки! — Димка с досадой швырнул опустевшую бутылку в кусты. — А что говорят эти… Ну, которые на ту сторону плавали? Что рассказывают-то?

— А ничего, — опустошив кружку в несколько больших глотков, Михалыч утёр рукавом губы и поднялся. — Лодки-то всегда пустые оттуда вертаются. Значит, Лиля новых кукол себе нашла…

— Сами вертаются? — осклабился Димка.

Старик обернулся. Поглядел как-то странно на ребят и спокойно кивнул.

— Сами, — чуть слышно выдохнул он и побрёл по едва приметной тропке назад в деревню.

Мы долго смотрели ему вслед, пока первой не очнулась Ирка.

— Жуткая история! — передёрнувшись, обронила она, плотнее укутываясь в старую куртку.

— Да ну, очередная деревенская байка! — Андрей махнул рукой. — Такие в каждом селе бабки сочиняют!

— А ты поместье видел? — Димка кивнул на другой берег. — Похоже, там и правда, барин какой-то жил. Может, клад зарыл, — ухмыльнулся он. — Не хочешь разведать?

— Я на рыбалку хочу! — Андрей поднялся, собирая удочки. — Зря, что ли, червей в навозе копал?

— Я с тобой! — сразу подхватился Димка, сбрасывая кроссовки и доставая из рюкзака резиновые сапоги.

— Ребята, не уходите! — пискнула Иришка, испуганно озираясь. — Вы, что, нас тут совсем одних бросите?

— Что, испугались? — Димка скорчил рожу и рассмеялся. — Да кому вы нужны?! Деревня рядом, костёр горит, скоро уже рассвет… Ложитесь спать. Мы чуток половим, да назад. А утром ухи наварим.

— Правда, ребят, не уходите! — Я тоже решила вмешаться. После всех этих ужастиков на душе было как-то муторно.

— Отставить нытьё! — одёрнул Андрей, отвязывая лодку. — Кто боится — может плыть с нами. Но предупреждаю: если ваш храп станет пугать рыбу, бросим вас за борт!

— Очень смешно, — фыркнула Ирина, первой забираясь в лодку. Мне ничего не оставалось, как последовать её примеру.

Так мы все вчетвером отправились на рыбалку.

Первое время ребята и правда пытались что-то ловить, но очень скоро выпитое вино и мерное покачивание лодки дали о себе знать, и нас, одного за другим сморил сон.

Очнулась я от резкого толчка и едва не свалилась с лавки, на которой заснула прямо сидя. Открыла глаза и обнаружила, что лодка застряла у берега, врезавшись носом в ил. Не сразу сообразив, где нахожусь, вдруг поняла, что в лодке больше никого нет. Оглядевшись, пересилила подкрадывавшуюся панику и стала звать ребят. Долго ходила по берегу, кричала, но никто не отзывался. В конце концов, до меня дошло, что я нахожусь на другой стороне реки и виднеющиеся вдали постройки — это вовсе не деревня, а развалины бывшей барской усадьбы…

Нинка сделала паузу, глотнула ещё коньяка и вдруг заплакала.

— Нин, ты чего? — я бросилась к подруге, но та лишь отмахнулась отворачиваясь.

— Прости! — хрипло выдохнула она, решительно пресекая мою попытку её утешить. — Просто не могу, Элька… Это так страшно, если б ты знала!

Я молчала, не находя, что сказать. Поведение Нинки было каким-то странным. Наверное, я просто отвыкла от неё, но всё же…

— Что было дальше? — пытаясь её отвлечь, разлила в чашки чай и одну протянула ей.

Нинка вздрогнула, ссутулилась и обняла чашку двумя руками, словно пытаясь согреться. Черты лица её застыли, подёрнувшись восковой пеленой. Опустив голову и стараясь на меня не смотреть, она тихо продолжила свой рассказ.

— Я решила вернуться к лодке, — всхлипывая, заговорила она. — Но когда пришла к реке, лодки больше не было. Искала её до самого рассвета, но так и не нашла. Когда рассвело, стал виден противоположный берег и наш лагерь. Однако и там я никого не разглядела. Ужасно боялась, что ребята утонули, просто заснув и упав за борт лодки. Река там спокойная, но все мы были пьяные…

— Как же ты выбралась? — представив себе состояние подруги, я ужаснулась.

— Эль, я так испугалась! — Нинка сглотнула, и в её глазах вновь проступил пережитый кошмар. — Не знала, что мне делать… Потом всё же пересилила себя и пошла искать людей. Подумала, что, даже если это поселение заброшено, то где-то ведь ещё есть деревни, не так ли? В конце концов, на этой стороне реки тоже люди должны жить.

Шла я долго. Даже не знаю, сколько. По лесу, по полям, через какие-то овраги перебиралась, но всё время держалась около реки. Помню ведь, что поселения обычно располагаются возле воды. Но стало уже темнеть, а ни одной деревни мне так и не попалось. В сумерках я разглядела что-то похожее на дом и направилась туда — не ночевать же в лесу.

И действительно, у самой опушки я обнаружила большой дом. Рассмотреть его как следует в темноте не смогла. Он оказался каменным и, на первый взгляд, жилым. В одном из окон я увидела свет. Неяркий, как от свечи, но и этому несказанно обрадовалась.

Постучала. Мне открыла девушка. Молодая, красивая, только молчаливая. Я попыталась ей объяснить, кто я и откуда, но она просто улыбнулась и, не говоря ни слова, жестом пригласила меня войти.

В комнате, в которую она меня провела, было чисто и уютно. Только очень холодно и пахло чем-то тухлым, кисловатым. От голода и этого запаха меня стало подташнивать, но попросить еды я не решилась, подумав, что потерплю до утра. Главное сейчас, что я в безопасности и в комнате есть постель, на которой я, наконец, смогу уснуть. Девушка, так и не проронив ни одного слова, ушла, а я завалилась на постель и тут же вырубилась.

Впрочем, несмотря на усталость, нервы мои были на пределе, поэтому проснулась я среди ночи, услышав чьё-то негромкое пение. Сначала не поняла, откуда оно доносится. В комнате было темно, как в склепе, и лишь в приоткрытую дверь пробивался слабый лучик света. Приторно кислый запах вокруг стал сильнее, и теперь, казалось, исходил от самих стен. Задыхаясь, на ощупь я двинулась к окну, но оно оказалось забитым досками. Почувствовав, что ещё немного и потеряю сознание от этого невыносимого смрада, я решилась выйти из комнаты в коридор.

Там запах стал ещё тяжелей. Зажав нос, я почти бегом бросилась к дверям на улицу. Кое-как отыскав выход, выскочила наружу, где смогла, наконец, отдышаться.

Ночь уже заканчивалась. На востоке тонкой полосой алел рассвет, чернота вокруг сменялась мутными сумерками. Откашлявшись до боли в лёгких, я быстро замёрзла от утренней сырости, но возвратиться в дом даже не пыталась. Топталась возле порога, стараясь понять, как быть дальше. Тут чьё-то негромкое пение вновь привлекло моё внимание. Оно раздавалось где-то у реки, но неуклонно приближалось, судя по тому, что становилось всё громче. Голос был женский, нежный, печальный и походил на плач. Не желая становиться свидетелем чужих горестей и пугать своим неожиданным появлением незнакомку, я поспешно отступила в сторону густого кустарника, где и укрылась.

Тут на тропинке появилась девушка. Та самая, что меня приютила. Она что-то несла на руках, бережно прижимая к себе, и мурлыкала незамысловатую песенку:

— Баю, баю, баю, бай,

Кукла Ира засыпай.

Заберу тебя домой,

Поиграем мы с тобой…

Баю, баю, как умрёшь,

Лиле песенку споёшь…

Пропев осипшим голосом эти несколько строк, Нинка поперхнулась и нервно икнув, схватила со стола початую бутылку коньяка и щедро приложилась прямо из горла.

Онемев от ужаса, я смотрела на подругу, не понимая, что мне делать. То ли психушку вызывать, то ли подождать, пока сама проспится. Тем временем, на лице Нинки сменялись эмоции, болезненно искажая ставшие чужими знакомые черты. Отхлебнув прямо из бутылки ещё один порядочный глоток, подруга плюхнулась обратно на табурет и взяла сигарету.

— Думаешь, я спятила? — непослушным языком спросила она, выдув дым мне в лицо. — Хотела бы я спятить, Элька. Да только не могу! — она горько рассмеялась, с грохотом отодвинув от себя чашку с остывшим чаем. — Я ведь тогда тоже не сразу поняла… Только девка эта песню свою допела и свёрток, что держала в руках, у порога положила, а сама в дом ушла. Чёрт меня дёрнул тогда в свёрток этот заглянуть! В простыню он был завёрнут… Я его развернула, а там сено… Липкое всё. В темноте-то не сразу разобралась. В крови оно всё было. Связано так, словно тело чьё-то с руками и ногами. А наверху голова… Иркина это была голова, понимаешь?!.. Иркина!..

— Да, брось! — я вскочила со стула, не в силах больше выносить этот бред. — Что ты несёшь, сама-то понимаешь, Нин?!

— Ты дослушай сначала, — буркнула она, и так мрачно взглянула, что я невольно смолкла, плюхнувшись обратно на стул. И Нинка продолжила:

— Когда я Иркину голову в простыне увидела, так последний разум потеряла! Бросилась бежать, куда глаза глядят, да только очутилась, в конце концов, всё на том же берегу. И на том самом месте, где лодка моя исчезла. Не помня себя от ужаса, бросилась в воду и поплыла к другому берегу. Вода-то ледяная уже была — осень всё-таки… В общем, проплыла я где-то половину и силы мои кончились. Руки и ноги сводить стало и я начала тонуть. И тут, словно из воздуха лодка появилась. А на ней тот старик — Пётр Михалыч, значит. Он ко мне подплыл, я за лодку схватилась, но залезть не могу — рук, ног уже не чувствую, захлёбываюсь. А дедок помогать не спешит. Смотрит на меня как-то странно, словно что-то прикидывает в уме. Потом наклонился ко мне и говорит:

— Нет возврата с того берега — я ведь предупреждал. Но если хочешь назад вернуться, придётся тебе отработать, девонька. Выбирай, пока солнце не взошло. Ежели согласна пойти ко мне в помощницы, так я тебя сейчас на твой берег доставлю. Ну а коли нет — так веслом по голове и отправишься прямиком к утопленникам.

Я от страха и холода даже говорить не могла. Но сразу поняла, что старик не шутит. Лицо у него такое стало… жуткое! Вынул он из воды весло и замахнулся. А я как закричу из последних сил, что, мол, согласна на всё, только спасите!

Очнулась уже на берегу, укутанная в одеяла, в палатке возле костра. На дворе день. Птички поют, тепло, но лагерь наш пуст, как и прежде. Все вещи на месте, только машины нет.

Вылезла я из палатки. Первым порывом было бежать без оглядки, но куда побежишь, если машины нет, а дороги не знаешь? Да и проголодалась я так, что аж зубы свело. Тогда решила поесть то, что нашла в рюкзаках, да в деревню топать за помощью.

Пока ела, да в себя приходила, опять смеркаться начало. Видно, проспала я очень долго. Похватав кое-что из вещей, поспешила в деревню. Но как оказалось, не деревня это вовсе была, а хутор. И не успела я ещё до него дойти, как навстречу мне тот старик вышел.

— Правильно, что не попыталась сбежать, — ухмыльнувшись, тут же кивнул он. — Тот, кто на другом берегу побывал — нежилец уже. Либо куклой Лилиной станет, либо сам сгинет где-нибудь. Твои-то дружки уже отмаялись. Двое-то в списке Лилином были, а один, как и ты, реку переплыл, да только решил обмануть меня. Машину взял и поехал.

— И что? — похолодев от дурного предчувствия, спросила я.

— Дороги здесь коварные, — старик хитро прищурился. — Деревья прямо на пути вырастают. Отмучился ваш Дмитрий… А тебе, девонька повезло, считай. Отслужишь мне и будешь свободной. Я своё слово держу.

— Что вам нужно? — спросила, с трудом выговаривая слова сквозь стучавшие зубы.

— Нужно, чтобы ты помогла мне обрести покой, — перестав ухмыляться, посерьёзнел Пётр Михалыч. — Видишь ли, народу сюда всё меньше и меньше ездит, а я дальше этой речки никуда уйти не могу. Застрял я между мирами. Держит меня проклятье, да клятва, что дочке дал…

— Вы!.. — у меня от догадки аж в глазах потемнело. — Вы — тот самый барин?!

— Сообразила-таки? — дед угрожающе скривился.

— Что вам нужно?! — повторила я, цепенея от страха.

— Шесть кукол найти осталось, — достав папиросу, старик устало опустился на лавочку. — Я бы и сам уж с этим справился, но беда в том, что имён этих кукол я не знаю, а Лиля не говорит. Людей-то я к ней много переправлял, да не все имена в её списке есть. Вчера вот повезло. Как оказалось, Ирина и Андрей — так звали двух кукол из числа тех, что я тогда спалил. Лиличка их и забрала. Твоего имени и Дмитрия в её списке не было. Значит, нужно искать дальше…

— И как искать? — у меня перехватило дыхание и стало нехорошо.

— Несложно это, — отмахнулся старик. — Всё дело в песне, что Лиля поёт. Она пробуждает в людях кукол. Эту песню нужно человеку спеть и сюда его привезти, а я-то уж сам его к дочке переправлю. Как только угадаешь все имена-то, так проклятье и снимется. Лиля заберёт своих кукол и уйдёт, а я, наконец, смогу умереть спокойно… — старик замолчал, потом негромко добавил: — Ты не думай, я за работу твою ещё и заплачу хорошо. За каждую куклу получишь ты от меня золото. А как только мы уйдём, так и свободу. Ну а коли обмануть попытаешься или скрыться — так Лилина песня тебя назад притянет, и вернёшься ты обратно в озеро…

***

После Нинкиного рассказа я долго молчала, не в силах прийти в себя. Слишком нереальным выглядело всё произошедшее, но в то же время поведение и состояние подруги невольно заставляли призадуматься. Тем временем Нинка опять плеснула в бокалы коньяка и на некоторое время отключилась, задумчиво глядя в одну точку.

— А что ты ответила старику? — не удержавшись, задала я вопрос, чем вывела подругу из транса.

— А что я могла ответить? — Нинка поморщилась, потом зло рассмеялась. — Будто у меня был выбор?! Согласилась, конечно!

Она отхлебнула коньяку, и, стерев с глаз пьяные слёзы, попыталась взять себя в руки.

— И… что дальше? — осторожно поинтересовалась я, не в силах преодолеть любопытства.

— Михалыч вручил мне список имён кукол, которых уже разыскал, чтобы я на них время не тратила. Велел привозить лишь тех, кого в этом списке нет. Потом довёл до дороги и объяснил, куда идти. Я до трассы дотопала, там попутку поймала и доехала до ближайшего города.

— А после?

— Начала чёртовых кукол разыскивать! — рявкнула Нинка, нервно прикуривая. — Так и моталась по городам почти десять лет. Лодочник за каждую куклу мне золотом платил. Только мне его золото поперёк горла уже! Я больше не могу, Элька! Не могу, понимаешь?!

— Как же ты людей к нему привозила? — задала я мучивший меня вопрос. — Не каждый ведь по своей воле согласится куда-то ехать!

— Не каждый, — угрюмо подтвердила подруга, тяжело вздохнув.

Я ждала, что она объяснит, но Нинка молчала, вновь погрузившись в свои мысли.

— А этот список… — решила я перевести тему. — Он ещё у тебя?

Подруга коротко кивнула и поплелась зачем-то в комнату. Вернулась через пару минут со свёрнутым в трубочку пожелтевшим листком бумаги. Протянула мне и, взяв сигарету, застыла рядом.

Всё ещё не до конца веря, я развернула ветхий листок, который оказался довольно длинным. Там старорусскими буквами были аккуратно выведены женские и мужские имена. Список был огромен, но я, словно заворожённая, прочла его весь. И едва не поседела, обнаружив в конце имена Ирины и Андрея. После них ещё пятерых, незнакомых. Почувствовав, как волосы на голове шевелятся и встают дыбом, подняла на Нинку ошарашенный вопросительный взгляд.

— Осталась одна кукла, — правильно расшифровав мои эмоции, устало кивнула она. — Пятерых я нашла…

— Но это ведь… Это… — я ловила ртом воздух, не решаясь высказать то, что стучало в мозгу.

— А ты думаешь, как я себя чувствую?! — взвыла подруга. — Но куда мне деваться, Элька?! Я тоже хочу жить! — она вновь расплакалась, но я больше не торопилась её утешать. Всё ещё сжимая в руках листок, рассеянно водила взглядом по строчкам, думая о том, что, по сути, Нинка превратилась в убийцу… Ведь эти люди, которых она привозила лодочнику, они… И тут в разгорячённое сознание проникла мысль, что заставила меня ещё раз просмотреть весь список.

— Слушай, Нин, а моего имени ведь тоже нет в списке! — взволнованно вырвалось у меня, и я ошеломлённо уставилась на подругу.

— Нет, — отстранённо подтвердила она, потом взяла со стола бутылку, одним махом допивая остатки коньяка. — П-прости, Элька! Прости!.. Но я так устала!.. — запинаясь протянула Нинка, в следующее мгновение обрушивая пустую бутылку мне на голову…

Уже погружаясь во мрак, и не чувствуя больше боли, я расслышала чей-то чистый, печальный голос, который тихонько напевал…

— Баю, баю, баю, бай,

Кукла Эля засыпай.

Заберу тебя домой

Поиграем мы с тобой…

Баю, баю, как умрёшь,

Лиле песенку споёшь…