Крылья Симаргла

И снова была осень с туманными рассветами и яркими, во все небо, закатами над высокими башнями новостроек. Рита заглядывала в парк по дороге домой и делала снимки ярко-красных кленов возле пруда. Несколько фотографий, потом еще несколько. Вот этот мост, узкой стрелой перекинувшийся через пруд, а рядом с ним плантация уже отцветших лотосов, подросшие за лето утята. В будние дни здесь почти не бывало людей, и она могла фотографировать сколько ей вздумается, перемещаясь туда-сюда, чтобы найти интересный ракурс и не вызвать к себе ненужного любопытства. Она всегда брала с собой мыльницу как наиболее удобную разновидность снимающего устройства, которое можно было спрятать в сумочку и носить с собой повсюду. Она возвращалась домой через парк, хотя было удобнее ходить дворами. Она уставала от суеты, которая сопровождала выход каждой новой книги и от необходимости все время работать и зарабатывать деньги и потому считала, что может позволить себе этот минутный релакс и насладиться острым запахом осени — миксом прелой листвы и перебродившей воды в пруду, подступившей прямо к ее ногам. Рита сделала несколько контрольных снимков, выбрала ракурс и готова была нажать на кнопку спуска, как вдруг опустила камеру. В сумочке, висевшей через плечо зазвонил телефон. Это был ее сын. Он спросил ее своим высоким мальчишеским голосом:

— Ма, можно ко мне придут мальчики?

Да, — ответила она, не задумываясь. Чуть позже она мучилась сомнениям, правильно ли поступила. Три сорванца (ее сын в том числе) являлись сложным биологическим организмом, действующим синхронно и в одном направлении. Опасность притягивала их как магнит, они умели находить приключения в самых обычных местах, превращая их в объекты своих игр. О своих приключениях они предпочитали не рассказывать, справедливо полагая, что их могут лишить этих удовольствий. Однажды, возвращаясь домой как обычно через парк, она услышала вопли и смех, шедшие со стороны железной дороги, она пошла на голоса и вскоре увидела — сын на спор стоит на шпалах, ожидая приближение поезда, стук его колес уже был близко. Ромка готовился прыгнуть в растущие под насыпью кусты. Двое других его громко подбадривали .

— Давай! — крикнул один их них, и Ромка прыгнул. Через секунду, громко свистя, пронесся поезд. Рита, выйдя из состояния оцепенения, бросилась туда, где вопили и толкались трое мальчишек. Она подозревала, что это не первый подобный случай. тех пор она нервничала, возвращаясь домой, тревожилась, что сын где-то бродит, набираясь пугающего опыта, много думала, пытаясь найти выход, и всегда приходила к одному и тому же выводу: нужно что-то делать, но вот что? Ромка ходил в школу и возвращался домой, звонил ей или забывал, но к ее приходу обычно сидел за письменным столом, делая вид, что занимается. Его черный силуэт в тусклом свете настольной лампы отбрасывал большую тень на стену.

— Ромка, выпрямись, — привычно говорила она, хлопая входной дверью. Ее тут же затягивали ежевечерние заботы по дому, и она суетилась и тщетно пыталась разобраться в хаосе, в который с некоторых пор превратилась их жизнь. Однако время шло, но все оставалось по-прежнему.

Сунув камеру в сумочку, она заторопилась домой и в конце концов почти бежала.

…Роман сидел в кресле перед телевизором, играл пультом, нажимая на кнопки, переключая каналы. Он был один. Вспыхивали и гасли яркие всплески красного, синего, желтого, зеленого, создавая вокруг цветовой хаос, в котором тонула комната. Он не обернулся на звук ее шагов, поглощенный своим занятием. Рита окликнула его, и он повернулся. На его лицо лег отблеск огней, превратив обычно добродушную мордашку подростка в неприятную маску.

— Роман, ты уроки сделал? — спросила она вскользь, сдержав желание раскричаться, испытывая смесь разнообразных чувств: злость, негодование, страх: — А где мальчики?

— Нет, — его первой реакцией было соврать, но потом он передумал. Рита могла бы обнаружить ложь и тогда его бы ожидало тягостное и долгое выяснение отношений, которое она в последнее время считала себя обязанной провести. Он знал по опыту, что в такое время лучше молчать, делая вид, что он со всем соглашается и признает свою вину и тогда она быстро умолкала и чувствовала себя виноватой. После ссоры следовали объяснения и обязательно подарки, он, зная это, был аккуратен в словах и поступках. — Они не смогли придти.

— Ну так делай уроки, — Рита ушла на кухню заниматься ужином. Она мельком взглянула на Романовы ботинки, отметив, что они, как обычно, грязные. Где он только находил такую грязь, отличавшуюся от обычной по цвету и составу — грязь была жирной неприятного зеленоватого оттенка. Нужно будет разрешить ему пользоваться компьютером в качестве альтернативы.Скорее всего, получив доступ в Интернет, он будет играть в компьютерные игры и сидеть В Контакте, обсуждая свои мальчишеские дела и забудет про улицу. Она снова задумалась над тем, как пробиться сквозь окутавшее его облако отчужденности, настолько плотное, что оно было видно невооруженным глазом, да-да, в последнее время ей виделось вокруг его небольшой складной фигуры туманное облако, которое она интерпретировала как защиту против ее попыток вторгнуться в его жизнь. Со временем она нашла виновного в том, что с ними происходило — это был Саня, что за дурацкое имя и как он смотрит, как двигается и говорит. Возвратившись домой, она чувствовала острым нюхом зверя его неприкаянный, беспризорный запах и морщилась от неприязни. Если бы не Саня, у них было бы все по-другому. Больше всего ее раздражало, что Ромка его любил.

— Cаня сказал, Саня сделал, а Саня… — Ей казалось, что он ни о чем больше не может говорить. Она пыталась сказать несколько неприязненных слов о его семье, тонко, вскользь, немного язвительных слов, хотя бы заставить задуматься, но Ромка не понимал. Она не могла с этим справиться и приходила в еще большее раздражение.

Рита измельчила в комбайне кабачки, лук, морковку, залила соусом, переложила в формочку и поставила запеканку в духовку. Мельком она заглянула в комнату, где Роман, удобно устроившись во вращающемся кресле, дремал над учебником.

— Включи верхний свет. Темно.

Роман щелкнул пультом, и по стенам заструились красно-голубые волны, превращая комнату в подобие инопланетного корабля. Сам Ромка в подобном освещении выглядел симпатичным пришельцем из космоса. Он бросил на нее взгляд, исподтишка и ухмыльнулся, довольный эффектом. Он сам выбирал люстру в магазине. Рита почувствовала раздражение: она признала, что это был глупый поступок с ее стороны, нужно было купить обычную люстру, без всяких дурацких эффектов. В последнее время ей и так мерещилась всякая чертовщина, то ли во сне то ли наяву. Вот эта фотография, появившаяся невесть откуда, когда она выкладывала свои последние снимки на сайт. Это был пес, бегущий мимо темневшего за бревенчатым забором дома. Дом был окружен туманом и в туман уходила узкая фигура пса. Исчезая, он посмотрел на Риту. Его верхняя губа дрогнула и поползла вверх, обнажая длинные зубы. От ужаса, ее охватившего, она проснулась. Она сидела перед компьютером, в полуоткрытое окно вползал серый холодный рассвет. В соседней комнате спал Роман, громко сопя заложенным носом. Опять где-то простудился. Рита прикрыла одеялом его неожиданно длинные ступни с тонкой лодыжкой. Он что-то недовольно проговорил, но не проснулся.

… И вот сейчас он сидел, оттягивая мгновение, когда ему придется погрузиться в скучный до зевоты предмет. Уже почти смирившись со своей судьбой, он бросил взгляд на окно, где в непогоде крутился вихрь из желтых осенних листьев. Почему-то ему стало интересно, он положил ручку на стол и следил за хаотическим передвижением этого желто-коричневого пятна. Его мысли непроизвольно летели за вихрем, уносясь в заоблачную даль, туда, где они много бывали в последние месяцы, а может, и годы, потому что трудно было понять, отделить события там и здесь.

2

Последние месяцы, а может, последние несколько лет, трудно было сказать, потому что там был свой микроклимат, своя погода и свое время. Любимым местом их игр стал заброшенный детский лагерь в лесах за железной дорогой, состоявший из нескольких корпусов, спортивного комплекса с большим бассейном и тренажерного зала. Между корпусами было футбольное поле и детская площадка с двумя качелями. В ветреную погоду качели раскачивались, мелодично поскрипывали, словно помнили приятную тяжесть теплых детских тел. Возле качелей лежала оставленная кем-то пластмассовая кукла с выцветшими от дождей рыжими волосами. В корпусах в книжных шкафах было много книг, в комнатах много игр и игрушек, а на стенах пришпиленные кнопками висели рисунки и старые фотографии — дети на линейке, дети бегут, состязаются в прыжках, дети возле костра. Если встать тихо и прислушаться — то услышишь смех и топот детских ног. Казалось что те, кто здесь жили, по какой-то причине вдруг исчезли, но городок по-прежнему хранил их вещи, их игрушки, словно надеялся, что дети когда-нибудь вернуться и все станет по-прежнему. Они чувствовали свою свободу, возможность поступать, как им хочется, ничего не боясь, и свобода кружила им голову. Они прыгали, откуда только можно было прыгнуть, бегали там, где бегать было невозможно и обходились без травм. Словно какая-то сила оберегала их от неудач. Здесь всего было три домика, и они облюбовали домик побольше для своих игр. Ромка мог бы поклясться, что этого места, куда они попадали, раньше здесь не было, ведь когда-то они ходили сюда вместе с папой. Он не решался сказать про папу, уверенный, что Саня поднимет его на смех, их дружба сложилась много позже времени, когда в его жизни был еще отец. Саня считал, что они равны, оба росли в неполной семье, но Роман был не согласен. Он хранил воспоминания о том, как они жили, где бывали и что папа сказал. У Сани таких воспоминаний не было, да ничего в его жизни не было, кроме тесной “двушки”, где проживали свой век в нищете две безмужние сестры с детьми и бабушка.

…Они забирались в дома и бегали по лестнице, слушая, как в тишине звучат их шаги. Дом ненавязчиво предлагал им игры и развлечения, был неистощим на выдумки. В числе ценных находок были перочинный ножик и настоящий кинжал с ножнами, украшенными яркими камушками и пышной кисточкой, монетки, отчеканенные бог знает в какой стране. Ромка бросил одну из монеток в карман, где лежало много других железяк. Пригодится. Рита сердилась и все выкидывала, но хлам появлялся снова, нанося ущерб тонкой ткани карманов. В книжных шкафах было много книг, много игр и игрушек — словно в один миг те, кто здесь жили по какой-то причине вдруг исчезли. За корпусами был пруд, вокруг которого росли высокие ивы, опустившие свои длинные ветви в воду. Саня забирался на одну из ив, ствол которой вырастал прямо из воды, и прыгал. Ромка смотрел, как он уходит под воду и вылезает, сплошь окутанный водорослями. Водоросли были живыми, их щупальца медленно шевелились, генерировали и опутывали Санины ноги, передвигаясь вверх. Саня брезгливо отряхивался и давил щупальца кроссовками, наблюдая, как они лежат на дороге и шевелятся, не желая умирать.

Однажды здесь появилась кошка, забредшая невесть откуда и окотившаяся пятью котятами. Они приносили кошке еду и смотрели, как растут крошечные существа, меняясь от посещения к посещению, становясь игривее и подвижнее. Кошка мурчала, поглядывая на них желтыми глазами, в которых застыла нежность. Но время текло и в этом странном забытом вселенной месте и однажды кошачье семейство исчезло. Ворох тряпок в углу еще хранил тепло, пах шерстью и молоком, но был пуст. Кошка ушла и увела с собой котят .

— Она вернется, — сказал Саня. — Всегда возвращаешься туда, где ты жил когда-то.

Он тосковал по обманчивой кошачьей привязанности и украдкой шмыгал носом, стесняясь своих чувств. Вечером он подрался с братом и был наказан. Страдая при виде мороженого, которое ели другие члены семьи, он лелеял месть. Он думал, как поймает в жука, такого, как он однажды видел, — мохнатого, с выпуклыми серо-розовыми глазами. Жук медленно полз по песчаной дорожке. Он никого не боялся, уверенный в своей силе и мощи. Он принесет его домой и посадит на брата, туда, где больше всего вились его густые красивые волосы. Он представлял, как жук ползет, перебирая лапками, в глубь этих красивых и ненавистных волос, пока брат не почувствует его прикосновение и не вскочит в испуге. Саня видел слезы в его глазах и искаженный в рыданиях яркий рот и испытывал наслаждение. Отомстить брату — его сопернику. Он так замечтался, что чуть было не попал туда, куда не следует. В последнюю минуту Ромка ухватил его за рукав. Детский лагерь был со всех сторон окружен болотами, пой дешь не туда, заблудишься и утонешь в вязкой топи.

…А потом здесь появился платок. Он был легкий, скользящий, яркого клубничного цвета. Платок выскользнул из рук Сани и опустился на пол медленно и изящно, словно крупная тропическая бабочка. И это была идея Сани попробовать новую игру, Ромка это хорошо запомнил. Первый из них — Никос, рухнул на пласт газет, подстеленный на пол, чтобы не так было жестко падать, с идиотски блаженной улыбкой. Его горло было туго стянуто платком, который Саня быстро сдернул.

— Ты следующий, — сказал Саня Ромке. Его глаза ярко блестели. Он предвкушал новую игру и новые, не испытанные прежде ощущения. Ему хотелось попробовать запретного и получить от этого кайф. Ромка чувствовал тоску и зло на самого себя., Он знал про себя что мягкотелый и трусливый и сделает, как Саня скажет. Он беспокойно поглядывал на дверь, надеясь улизнуть и сохранить хотя бы внешне чувство собственного достоинства. Он слишком долго колебался и упустил момент. К Никосу возвращалась жизнь, розовели щеки и губы, наконец он громко вздохнул и улыбнулся:

— Круто…

— Дурак, — Саня нахмурился. — Ты только попробуй, тебе понравится. Ну хорошо, пусть следующий я. Смотри. Ник, помоги ему.

Платок скользнул, туго затягиваясь вокруг его тонкой, еще детской шеи, но Сане казалось, что нужно еще крепче, чтобы ощущения были сильнее, болезненнее.

— Тяните, тяните как следует.

Никос и Ромка потянули концы, сначала легонько, нерешительно, потом крепче, входя во вкус. Они тянули и тянули, пока Саня, задохнувшись, не потерял сознание. Тогда они опустили его на газеты и смотрели, как он лежит, неловко запрокинув голову назад, лицо у него белое и глаза закрыты.

— А вдруг он умрет? — голос Никоса замер, затерявшись в просторах коридора, где они проводили опыт. Они так и стояли молча, глядя на Саню, и не знали, что делать. Потом Ромка сказал:

— Не умрет, — и снова наступило молчание.

Ромка не испытывал страха смерти. Если бы его спросили, он бы, наверное, ответил, что смерти нет и он пришел в этот мир навечно. Это был страх перед неведомым, что осторожно и ненавязчиво входило в их жизнь, пробуя их на вкус и меняя их души, искушая интригуя, маня, провоцируя. Ромке казалось, что он видит его незримую улыбку, огромную, как у Чеширского кота, медленно тающую в перистых облаках на небе. Их тянуло сюда, как ночных мотыльков на электрическую лампу, и они летели, зная, что слишком яркий свет обожжет их крылья. Здесь было гораздо интереснее, чем в любом другом мест. Дома он обычно слонялся без дела, умирая от скуки, садился к окну и наблюдал, как внизу ходят прохожие, защищаясь от непогоды зонтами. Дождь, дождь, дождь — он забыл, когда в их городе светило солнце. Он считал зонтики — один черный и два синих, три красных и один зеленый, желтых не было вообще, зато было много разноцветных. На столе Риты стоял ноутбук, доступ к которому был ему закрыт. Он пытался подобрать к нему пароль, придумывая слова. Он начинал с названий известных им обоим предметов, переходил на имена и в досаде бросал занятие.

Смерч исчез, распавшись на кучу листьев, медленно кружившихся в воздухе. Листья плавно опускались на землю, покрывая асфальт грязно — коричневым настилом. Сегодня после школы он ходил за железную дорогу, на этот раз один и наугад выбрал одну из трех возможных дорожек, вьющихся под его ногами. Он угадал и вздохнул с облегчением, увидев вдалеке крыши домов, выраставших, как грибы, из яблоневого леса. Возле входа в сад лежала фигура пса, выполненная из темного металла. Пес спал, свернувшись клубочком, опустив тяжелую голову на бедро. Его поза была настолько естественной, что пес казался живым. Ромка остановился. Что-то в этой привычной фигуре, всякий раз встречавшей его, показалось ему неправильным. Положение его узкой морды с настороженно стоявшими прямыми ушами чуть изменилось.Пес повернул голову так, что его правый глаз смотрел прямо на Ромку. Ромке казалось, что он видит черный зрачок в выпуклом глазу собаки. Ромка насторожился, пристально разглядывая пса. Он почуял опасность. Его губы обиженно выпятились, словно он собирался заплакать, мышцы ног напряглись, готовые побежать. Он сказал воображаемому Сане:

— Ведь я тебе говорил…

— Ты просто трус, — возразил бы Саня. — У тебя мания преследования. Вечно тебе что-то кажется.

Словно в ответ на его мысли где-то в глубине сада прозвучал и смолк тонкий высокий звук, и Ромка прислушался. Он присел на корточки и огляделся. Снова зазвучал высокий звук, на этот раз он показался Ромке знакомым. Так плачет маленький щенок, зовет свою маму. Звуковое равновесие мира было нарушено. Ромка только сейчас обнаружил, что в лагере царила непривычная тишина. Не было слышно пение птиц, не трещали кузнечики, не шумели яблони и не плескалась в пруду вода. Снова возник и смолк на высокой ноте звук, и на этот раз Ромка сумел определить его источник. Он вскочил на ноги и пошел навстречу этому звуку. В его голове уже разворачивались последующие события: он найдет щенка и принесет его домой и обретет друга, о котором всегда мечтал. Рита приводила тысячу доводов, почему им нельзя иметь собаку. Ее логика разбивалась о силу его желания и твердость намерений. Как Рита поступит, если он принесет домой щенка? Его учили добру и справедливости, и он знал твердо, что, если он принесет щенка, тот обретет статус домашнего животного. Его просто нельзя будет обречь на голодное существование и смерть, выбросив на улицу. Ромка свернул с тропинки, петляющей по лагерю, в траву высокую и густую. За одной из яблонь рос лопух, и он удивился огромным размерам его листьев с синими прожилками. В саду иной раз попадались крупные растения, в которых с трудом угадывались знакомые им лопухи и щавель. Предвкушая радость встречи со своим будущим питомцем, он встал на колени и мягко отодвинул в сторону листья растения. Внизу оказалась глубокая яма с крутыми скользкими склонами, в которой возился, съезжая вниз, щенок. Ромка посвистел ему призывно, и щенок поднял голову. В следующий момент он уже бежал, не разбирая дороги, к станции. У щенка оказалось две головы .

3

Что-то должно произойти. У Риты было плохое предчувствие. Возвращаясь домой через парк, она остановилась понаблюдать за утками, медленно плывущими среди листьев отцветшего лотоса. Уткам вскоре следовало улетать до следующего года, но они не торопились, передвигаясь, как это было летом, чуть неправильным треугольником. Приближалась зима. Ее приход ощущался в ледяном воздухе, который казался особенно холодным возле пруда. Ночью был минус, и прибрежная трава с утра покрылась инеем. Она вдохнула этот холодный воздух полной грудью, с наслаждением, и повернулась, чтобы идти. Из кустов уже почти голого барбариса вдруг вывернулся пес и побежал по краю пруда. Рита сморгнула, и пес исчез, растворившись в холодном осеннем воздухе. Позже она решила, что с ней сыграло шутку ее особое зрение фотографа, создав кусочек действительности, которая в принципе не могла существовать. Однако в тот момент что-то царапнуло у нее в душе, одно из тех предчувствий, что преследовали ее в последнее время. Рита сломя голову полетела домой. Ей казалось, что что-то, чего она давно ждала, что-то плохое, не просто плохое, а ужасное, должно случиться именно сегодня, ведь недаром ей привиделся этот пес. К ее облегчению, вся компания оказалась дома. Из Ромкиной двери доносились вопли мальчишек, игравших в войнушку. Бластеры стреляли бесшумно, но каждую автоматную очередь сопровождали звуки, их имитирующие, произведенные с большим мастерством. Из-за шума они не услышали, как она вошла, и растерянно замерли, лежа на полу. В трех шагах от дивана лежала картина — изящный букетик летних цветов в узкой прозрачной вазе. Чуть дальше валялись обломки рамки — два треугольника, вытянувших в жесте отчаяния свои разбитые конечности. — Что здесь происходит?

Ответом ей было молчание. Ребята засуетились, потянулись в коридор, выискивали среди кое-как брошенных вещей свою одежду.

— Куда это вы засобирались? А кто будет картину на стену вешать? Сделайте как было. — А как? ведь рамка разбилась.

— Умейте отвечать за свои неправильные поступки.

В ответ ей снова было молчание. Потом Саня сказал :

— Пусть Ромка сделает. Он умеет.

Он чуть улыбнулся, словно пытался уговорить ее пойти на компромисс, но это не сработало. Рита стояла неприступная, как вырезанная зимой изо льда фигура.

Мальчики уходили, спрятав глаза за одинаковыми вязаными шапочками, надвинутыми на лоб. С ней никто не собирался спорить. Рита чувствовала их нежелание признать вину, право поступать, как хочется и почти физически ощутимую неприязнь. Позже, работая за компьютером, она обдумывала разговор с сыном. Ей был слышен стук молотка, доносившийся из соседней комнаты, где Ромка скреплял раму гвоздиками, обнаружившимися во встроенном шкафу в прихожей. Потом он позвал ее взглянуть на результат своих трудов: картина висела чуть косо, но в общем, можно было сказать, что с задачей он справился. Рита сказала несколько слов в поощрение и перешла к назидательной части разговора. Она начала с игры в войнушку, терпеливо объясняя привычные всем вещи: что нельзя стрелять и в особенности в людей, даже в шутку. Выстроив стройную схему объяснений, она осталась довольна собой и двинулась дальше, напомнив о купании в пруду, о железной дороге, где нужно быть осторожным и остановилась, заметив неладное. Настроение Ромки резко изменилось, глаза налились слезами, нижняя губа обиженно выпятилась. Через секунду он разрыдался. Он что-то кричал, размахивал руками, дрыгал ногами. Из его рта вылетали звуки, которые не складывались в слова, словно он говорил на каком-то другом, не выученном ею языке. Рита растерянно смолкла, не понимая, что происходит, почему он так болезненно реагирует на обычную родительскую ворчбу. Он пресек все попытки обнять его и поцеловать, прокричав что-то на своем нечеловечьем языке.

— Ежик, тише. Все будет хорошо.

На этот раз он подпустил ее к себе, и она обняла его, прижавшись губами к коротко остриженным волосам. Он чуть прошептал, так тихо, что она едва расслышала:

— Не будет.

— Не будет. Почему?

Стыдясь и ощущая, что предает их общую мечту и их интересы, своего любимого Саню, он рассказал ей о детском городке, о железном псе, стерегущем городок, и о двухголовом щенке.

— Может быть, тебе показалось, что у щенка две головы? — осторожно спросила Рита. Она пока не знала, как отнестись к тому, что он рассказывал. Зная с детства эти места, она была уверена, что никакого городка за железной дорогой не было. Тем более она не верила в ожившего железного пса и двухголового щенка. Зато она знала твердо, что виноват во всем был Саня, отпетый хулиган, сын этой… Рита попыталась подобрать слово, которое бы наиболее точно отразило все ее отношение к женщине, которую она несколько раз видела на родительских собраниях … гастарбайтерше… биг футу… Она старалась быть максимально тактичной и не перегнуть палку, боясь потерять неожиданное, непривычное доверие сына.

— Нет. У него было две головы, — он торопился рассказать о своих впечатлениях, о том, что там выглядело странным и опасным и о том, что Саня в последнее время изменился, они все менялись, но на Сане это было более заметно. Он шепотом рассказал о платке и о том, что они чуть было не умерли. Платок произвел на Риту огромное впечатление. Если все остальное можно было бы объяснить детскими фантазиями, то рассказ о платке звучал очень правдоподобно.

— Хочешь, вместе посмотрим на железного пса, — предложила она осторожно. Ее голос звучал почти весело. Она попыталась предложить ему совместную игру. Так, как это было когда-то раньше, когда он был маленьким и любил играть вместе с мамой. Они вместе читали книги, вместе ходили гулять. В парке всегда находилось, что посмотреть, она обращала его внимание на ползущего по дорожке муравья, бабочку, севшую на цветок, кошку, спрятавшуюся под лавкой. Однажды они вместе пошли в зоопарк, изюминкой которого было Dolthin Show. Но Ромкино внимание привлекли не дельфины, не бурый мишка, забавно плещущийся в прозрачно-зеленой воде, а лев, лежавший полуотвернувшись от глазевшей на него публики. Во всей его позе сквозило презрение к суетливости толпившихся возле клетки людей. Ромка замер, очарованный его независимостью и высокомерием, тем, что отличало его от других. Он был необычайно тонок душевно. Потом это исчезло, или ей казалось, что это исчезло. Что-то пошло не так в их отношениях. И вот теперь у нее был шанс вернуть его привязанность. Нужно было только тщательно продумать, как себя вести и все наладится. Она с облегчением почувствовала, что он почти расслабился. На его губах появилась улыбка Он снова готов был ей доверять, как это было в детстве.

— Хочу, — сказал он.

…Рита посмотрела вверх на дерево, где в ветвях застрял лопнувший красный шарик. Внезапно у нее в ушах зазвучал громкий смех и крики — Лови его, лови, улетит! Улетел! Она тряхнула головой, прогоняя невольные воспоминания. В своем детстве она не раз отдыхала в подобном лагере. Не в этом, но очень на него похожем. Она прошлась по заросшим тропинкам городка, удивляясь тому, как здесь все великолепно сохранилось. Некоторый беспорядок, в корпусах вещи разбросаны, книги, выпав из шкафов, лежат на полу, но постели аккуратно застелены, в столовой накрыты приборы и на столиках с белыми скатертями в вазочках стоят засохшие цветы. Икебана. Впечатление, что детский городок с нетерпением ждет своих посетителей.

— Ну и что же здесь опасного? — спросила она с улыбкой. — Все очень мило.

Ромка нахмурил лоб, соображая. Ему казалось, что попав сюда, она сразу должна это почувствовать, как чувствовал он. Но этого не произошло, и он должен был облечь в слова свои ощущения. Его мысли разлетелись, как птицы, когда он попробовал объяснить ей, что же здесь происходит.

— Он живой, — наконец сказал он. Рита рассмеялась. Сама мысль, что совокупность определенных предметов может обладать разумом, казалась ей абсурдной. Об этом не следовало бы даже спорить. Ее первым порывом было сказать ему, что он еще очень маленький, раз верит в чудеса, но потом она остановила себя. С ним не следовало спорить, если она хотела сохранить его доверие.

— Ну и где твой страшный железный пес? — спросила она шутливо. Вместо ответа он взял ее за руку и повел к ограде. Возле боковых ворот кусты сильно разрослись Здесь было темно и сыро. Лес, в котором Красную Шапочку поджидает Волк, — подумала она весело. Она наслаждалась прежними отношениями доверия с сыном и не хотела портить себе день. Может быть, поэтому ее восприятие происходящего было слишком легким, другим, чем следовало. В центре низенькой рощицы на невысоком постаменте лежала фигура пса, выполненная из какого-то темного материала. Казалось, пес лег отдохнуть, но вот — вот вскочит и побежит, такой силой и настороженностью дышала его поза. У нее екнуло сердце, но она легкомысленно от этого ощущения отмахнулась. Она осторожно дотронулась до металлической спины пса, провела рукой по гладкой поверхности металла, ощутила его холод и неподвижность. На теле были странные наросты и она задалась вопросом, что это может быть. На ощупь пес был таким, каким должен был быть предмет, cсделанный из металла. Вместо слов, которые могли только все испортить, она взяла руку Романа и положила ее псу на голову.

— Ну и как? — спросила она. К ее удивлению, Ромка отдернул руку и спрятал за спиной. Рита почувствовала раздражение. Он не хотел поддержать ее игру, относясь к своим сказкам слишком серьезно.

— Он живой, — сказал Ромка.

— Ну и что это за пес? — спросила она рассеянно. — Он ведь изображает реальный персонаж ?

— Да, — Роман звучал очень серьезно. — Он жил в лагере, когда здесь были дети. Потом дети уехали, и он стал никому не нужен.

— Ну а потом?

— Потом он умер.

— Ну хорошо, дети уехали. Но ведь кто-то сделал эту скульптуру. Не возникла же она сама из воздуха? — Рита легко рассмеялась.

— Не возникла. Не из воздуха. Это лагерь ее сделал.

…Уходя из лагеря через центральные ворота, Рита оглянулась. Она почувствовала некоторое сожаление, ностальгию о прошедших временах. Ее поколение еще знало, что такое эти детские лагеря с их романтикой. Костры. Зубная паста, которой мальчишки мазали девчонок, забираясь ночью к ним в комнату. Первая любовь. Рита улыбнулась. У каждого поколения есть что-то, чего нет у предыдущего и последующего. У них тоже было то, чего не было у их детей. Поколение сына росло одиноким. Наверное, поэтому их так сюда тянуло.

4

Над глубокой черной водой медленно плыла туманная дымка. Добравшись до берега, туман нежно коснулся фигуры на постаменте. Словно почувствовав холодное прикосновение, пес пробудился ото сна, расправил могучие крылья и поднялся в воздух. Подобно орлу, парил он над своим маленьким миром, стражем которого был.

…Рита проснулась от резкого холодного воздуха, заполнившего грудь. Она осознала себя парящей высоко в черном прозрачном пространстве среди светивших холодным желтым светом звезд. Ее сердце дрогнуло от страха, и в тот же миг она ухнула вниз и оказалась в постели. Она спрятала свое ледяное тело в одеяле, стараясь ни о чем не думать, чтобы не сойти с ума. Сердце замедляло ритм, тело таяло, согреваясь, и уходили из памяти воспоминания о полете, резких взмахах крыльев и ощущения собственной силы и могущества. Она не заметила, как снова заснула. На этот раз она скользила между темных деревьев, возвращаясь привычным путем к себе домой. Мягко пружинили лапы по сухой земле, и наступал рассвет. Тени домов стояли в предрассветном прозрачном сумраке. Она вскочила на постамент и замерла, чувствуя, как из ее тела уходит жизнь, как оно превращается в металл, засыпая тяжелым сном.

5

Они бывали много раз в детских спальнях, удивляясь, как тесно стоят кровати, отделенные тумбочками. Внутри тумбочек лежали вещи — это были книги, одежда и куски хлеба, которые кто-то набрал в столовой, да так и не съел. На полу лежала фотография, очевидно, прежде она стояла на тумбочке, но потом упала. Стеклянная рамка разбилась, и осколки разлетелись по полу, сверкая, переливаясь в ярких лучах заглянувшего в комнату солнца. На фотографии был мальчик с собакой, чем-то похожий на Саню, он сидел на качелях и смеялся, его правая рука обвилась вокруг шеи пса.

— Рекс, — вдруг сказал Роман, — Его звали Рекс .

— Откуда ты знаешь?

Он пожал плечами. Он и сам не знал, откуда. Может, и не знал, а просто напридумывал. Вот сегодня он знал, что им нужно вернуться раньше, а то может произойти… Он не знал, что именно, но считал, что лучше им не задерживаться здесь допоздна. Саня не хотел уходить, изобретая предлоги чтобы остаться. Он вдруг вспомнил, как приятель мамы Борис, живший вместе с ними, читал ему мораль за какой-то мелкий проступок, на который и внимания обращать не следовало. В завершение своих нравоучений Борис поднес к его лицу свернутые в колечко пальцы и больно щелкнул по носу. В Сане вдруг заговорила старая обида.

— А где ты видел двухголового щенка? — спросил он.

— Далеко. Давай потом, — Ромка пританцовывал от нетерпения. Он подумал и сказал:

— Возле пруда. Пошли. В следующий раз, Сань.

Саня нехотя положил фотографию на тумбочку возле кровати. Он вынужден был подчиниться, но пообещал себе, что при первой возможности разыщет щенка и тогда держитесь! Он сжал кулаки при мысли, что сможет, наконец, отомстить Борису за унижения, которые ему приходилось от него выносить. Они все встанут перед ним на колени. Его эмоции требовали выхода. Он поднял прут с земли и стал ловко сбивать прутом головки ромашек, растущих в траве. Ему нравился свист прута и то, как высоко взлетают в воздух и плавно падают на землю головки цветов. Он не заметил сам, как оказался возле пруда, потеряв Ромку из виду. Добравшись до огромного лопуха, росшего на самом краю сада, он остановился, сложил губы трубочкой и посвистел. Он почти не надеялся, что щенок отзовется, услышав свист. Его чуткое ухо улавливало множество звуков, но ни один из них не был похож на визг щенка. Вот пролетела стрекоза, ныряя в воздухе, как маленький вертолет, застрекотал и смолк кузнечик, в пруду долго и протяжно квакали лягушки. Саня присел на корточки и заглянул под лопух. Он сразу увидел щенка. Выбравшись из ямы, тот спал, положив голову себе на лапы. В первый момент Саня почувствовал разочарование — у щенка была только одна голова. Нахмурившись, Саня дотронулся до него прутиком, сначала тихонько, потом все сильнее. Взвизгнув, щенок проснулся. В тот же момент откуда-то сбоку вывернулась вторая голова и устроилась слева. Обе головы жили раздельно своей собственной жизнью, как будто были отдельными существами, — одна пристально смотрела на Саню, другая, не вполне проснувшись, зевала, щуря темно-вишневые глаза. Саня задумчиво смотрел на щенка, думая, как его нести — он был слишком тяжелый и крупный. Потом он вытащил из брюк веревку — у него всегда в карманах было много всякого хламу — и ловко обвязал, протянув между передними ногами и шеей.

— Пошли.

Он легонечко дернул за веревку, но у щенка было свое мнение по поводу того, что ему следует делать, он встал на ноги, отряхнулся от налипшей на его тело земли и громко заскулил.

— Я сказал, пошли!

Щенок завыл. Рассердившись, Саня хлестнул его прутом и дернул за самодельный поводок. Щенок рванулся, но Саня был сильнее. Он потащил упиравшегося малыша по траве. В отместку щенок куснул его за ногу, вырвав кусок ткани из брюк. Саня разозлился, думая, как ему попадет дома. Перед его глазами встала вся тягостная сцена объяснения с матерью, упреки в дармоедстве и халатности, плохие отметки, жалобы учителей на его хамство и срыв уроков, все провинности, которые она могла ему припомнить. Брат будет тихонько ухмыляться. Саня видел его длинные кудри, упавшиеся на смеющиеся синие глаза и легкую полуулыбку. Мысленно представив, как будет радоваться его позору брат, как горько скажет мать:

— Лучше бы тебе не родиться, — он словно с ума сошел.

— Я сказал, пошли!

Он поволок щенка к выходу, не слушая его плач, с каждым мгновением становившийся все громче. Он не помнил себя от ярости и уже ничего не соображал.

— Сань!

Из кустов вынырнул Ромка, он тяжело дышал, видно, долго бежал, пытаясь найти Саню. Он схватил его за руку, пытаясь оттащить от щенка.

— Сань!

Саня сильно пихнул Ромку, и тот упал на землю, но умудрился схватить его за ногу. Саня упал рядом с ним и смотрел в бессильной злобе, как улепетывает щенок. Он бежал нескладно, раскачиваясь, и с трудом пытался удержать равновесие. Если его попытаться догнать…

— Смотри!

Понимая, что словами Сане сейчас ничего не объяснить, Ромка поднял руку и показал куда-то в небо. Он не был уверен, что Саня увидит то, что видел он. Но Саня увидел — это было лицо, на нем выделялись глаза и улыбка. Казалось, глаза смотрят прямо на них. Саня мог бы возразить, что это облако, но лицо спустилось ниже. Рот приоткрылся и стал виден длинный язык. — Бежим!

Первым его побуждением было бежать, бежать со всех ног, спасаясь от неведомой опасности. Вместо этого он забрался поглубже под куст, стараясь быть невидимым, и утянул за собой Саню. Так они и сидели, боясь пошевелиться в своем укрытии. И только когда на землю спустились сумерки и ветви кустов слились в темную полосу Роман прошептал так тихо, что сам себя не услышал:

— Пошли…

Они выбрались из — под кустов на дорожку, ведущую в обход корпусов к воротам. Ромка взял Саню за руку, они прижались друг к другу, готовые бежать при первом признаке опасности. Вокруг было тихо, и эта тишина особенно пугала их, привыкших к вечной бессоннице, движению и шуму большого города. Тресни сучок, гавкни собака или закаркай ворона — они бы поняли, что находятся в своем мире, где все привычно и понятно и всякая опасность предсказуема и значит, ее можно предотвратить. Так они и передвигались, тесно прижавшись друг к другу, слившись в единый организм, медленным шагом, боясь двигаться быстрее, чтобы не обратить внимание того, кто их подстерегал. Ромка собрал всю свою волю в кулак, чтобы не испугаться, не побежать и не стать легкой добычей кого-то. Но Саня, сбитый с толку происходящим, мог только обещать кому-то, имени кого он не знал, исправиться и стать лучше, извиниться перед учителями, мамой и… Он запнулся, подумав о брате и Борисе, но страх пересилил и он в конце концов решил, что подружится и с тем и с другим… Он ограничился общими фразами, боясь, что все обещания придется выполнить. Он пытался быть искренним и потому был краток.

Над лесом встала полная луна, огромная и белая, осветив все вокруг. Сразу стало все видно — три дома, стоявших полукругом вдоль, которых шел забор. Они были уже совсем близко к воротам — Ромка протянул руку и толкнул калитку вперед. Ворота заскрежетали, не желая открываться, они оказались заперты на цепочку, и он торопясь, стал ее распутывать. Ворота скрипели, скрежетали, будя спящий городок и лес вокруг него. Вот где-то за корпусами каркнула ворона и затрещали ветки под тяжелым бегом перепуганного животного. Они замерли и стояли не дыша, а потом, когда все стихло, побежали, уже не таясь, к запасным воротам, которые были недалеко отсюда и где спал вечным сном металлический пес.

6

Рита взглянула на часы с кукушкой, висевшие в большой комнате на стене. Эти часы достались ей в наследство от бабушки. Она полагала, что они достаточно старинные. Не старинные, а старые, конечно. Когда-то они висели в большом деревенском доме, и Рита любила наблюдать, как часы отбивают время каждый час и тогда из домика выглядывает кукушка. И сейчас они выполняли роль своеобразного оберега, к которому она обращалась, когда ей требовалась защита. Она считала, что таково свойство всех старых фамильных вещей. Вот и сейчас Рита остановилась перед часами, раздумывая. Большая стрелка, дрогнув, перескочила с 12 на 1. Маленькая была на 11. Она сказала себе, что пора, она устала ждать, что в любую минуту может щелкнуть замок в двери и вошедший Ромка крикнет с порога:

— Ма! Это я!

Время шло и на улице совсем стемнело. Пошел мелкий дождик, по дорогам ездили машины, отражаясь яркими огнями в зеркально-мокром асфальте. Она открыла список абонентов в мобильном телефоне, набрала нужный номер и стала ждать.

— Здравствуйте. Это Маргарита, мама Ромы Лысенко. Скажите, Саша дома? Ромы до сих пор нет, он где-то…

— Ах, он у тети. Хорошо. А вы проверяли? Нет необходимости проверять? Ну хорошо, до свидания.

Рита снова выглянула в окно, еще надеясь увидеть в тусклом свете ночных фонарей маленькую фигурку сына. Вот он входит в подъезд, у него в руках рюкзак с учебниками, который он держит над головой, защищаясь от дождя. Он не любил сырость и мокрые волосы и осенью всегда надевал куртку с капюшоном. Но сейчас его куртка висела на крючке в прихожей. Что же делать? Позвонить в полицию? Беспокойство Риты внезапно сменилось злостью. Он мог бы позвонить, сказать, где он, предупредить, что вернется поздно. Нет, он как раз и не позвонил потому, что знал, что она будет требовать его возвращения домой. Ее мысли бежали по кругу, возвращаясь к одному и тому же. Ее чутье подсказало ей, что мать Сани солгала, пытаясь уйти от ответственности. Ее голос звучал слишком ровно, слишком спокойно, словно она чего-то боялась и скрывала. Ее мысли снова вернулись к сыну, к Сане. Перед ее глазами возникло бледное веснушчатое лицо чужого мальчика с коротко стрижеными рыжими волосами. Лицо ребенка из простой семьи, подобно многим перебравшейся жить в большой город и пытавшейся навязать свою мораль, свой образ жизни людям с иными ценностями. Ее охватила ненависть столь сильная, что превратилась в огромный огненный шар, сконцентрировавшийся в груди. Под его напором хрустнула и разбилась вдребезги ее телесная оболочка. Она рванулась вперед через пространство и время, презрев физические законы реальности.

7

В причудливой игре теней и света пес, лежавший на постаменте, казался почти живым. В напряжении мышц, резком повороте головы, мерцании широко открытых глаз угадывалась тайная жизнь, полная ожидания и страсти. Саня подошел к постаменту слишком близко и с любопытством посмотрел на пса. Он тронул мерцающие глаза, провел пальцем по крупному носу, лапам и телу, на самом верху которого были какие-то странные наросты. В другое время он задумался бы над их смыслом, назначением, но сейчас он убрал руку и стоял, не двигаясь, и смотрел прямо ему в глаза, точно загипнотизированный. Ромка схватил его за руку и потащил к воротам. Ему казалось, что им следует как можно скорее удирать, за забором, где пропадут чары этого странного места, они будут в безопасности. Ему казалось, что Саня двигается слишком медленно.

— Ты что, уснул? — крикнул он в ярости.

Но было уже поздно. Обернувшись, они увидели, как пес садится на постаменте на задние лапы и готовится к прыжку. Его глаза горели зеленым огнем и таким же зеленым огнем мерцали клыки в ощерившейся пасти, над головой взметнулись странные перепончатые крылья, подходившие больше летучей мыши, чем собаке. Сане до последней минуты не верилось, что это происходит с ним в действительности, а не на сеансе в кинотеатре Звездный, где он смотрит ужастик с эффектом 3Д. Что это реальность, в которой металлический пес, оторвавшись от постамента, совершает свой смертоносный прыжок.

8

У нее сильно болела голова. Головная боль усилилась, когда она обнаружила себя лежащей возле входа в городок .

Вставало солнце, высветив полоску неба над горизонтом. Луна спустилась к вершинам высоких остроконечных елей и превратилась в туманную дымку, слившуюся с другими мелкими облачками на небе.

Рита села и огляделась по сторонам. Она нашла взглядом Ромку, сидевшего на поваленном дереве. Возле его ног лежал Саня. Она вспомнила, что ждала его вечером, но он не возвращался и тогда она отправилась на его поиски. Что происходило потом, когда она ушла из дома, лежало за пределами ее памяти. Во всяком случае, то что ей помнилось, не могло происходить в реальности, потому что было кошмаром, одним из тех, что посещали ее в последнее время. Однако кошмары предполагали, что ей следовало бы находиться в постели, в то время, как она была в городке. Очевидно, она прибежала сюда поздно вечером и нашла здесь Ромку. Почему она не забрала его домой, а переночевала здесь, она не знала. Однако, выстроив мысленно логическую цепь объяснений происходящего, она немного успокоилась. Ей показалось, что все встало на свои места .

— Где ты был вечером? — спросила она сурово. Ромка не ответил и не пошевелился, неотрывно глядя на Саню, все так же неподвижно лежавшего в траве. Чем-то его поза с раскинутыми руками и согнутыми в коленках ногами показалась ей неестественной. Она быстро нашла этому объяснение, вспомнив о платке. Доигрались, решила она.

— Саня потерял сознание?

Ромка промолчал. Его молчание она истолковала как положительный ответ и опустила руку в карман джинсов, чтобы вызвать скорую помощь, но не обнаружила там мобильного телефона. Она заметила, что ее рука была в синяках и ссадинах, а белая блузка в темных пятнах. Рита испугалась. То, что она видела, говорило о том, что произошло что-то, что не укладывалось в рамки логических объяснений.

— Роман, что здесь произошло? — Рита старалась звучать спокойно, хотя ей хотелось закричать. — Я тебя спрашиваю, что здесь происходит? Отвечай!

Он мельком посмотрел на нее, и она испугалась бездны в его глазах. Большую часть радужной оболочки его светло-серых глаз занимал зрачок Нужно сходить с ним к окулисту мелькнуло у нее в голове Это было ненормально

— Это я во всем виноват. Я предал.

Его голос звучал спокойно, как будто он долго над чем-то думал и в конце концов пришел к какому-то выводу, что-то для себя решил.

— Я не понимаю, Роман. О чем ты говоришь? Кого ты предал и в чем ты виноват?

— Я предал Саню. Я рассказал тебе все, потому что испугался. А я не должен был рассказывать.

Он встал с дерева. Она следила, как он подхватил Саню подмышками и с трудом тащит к воротам.

— Саня умер, — наконец сказал он. — Умер…

— Постой. Но отчего он умер? Вы опять во что-то играли? Платок! Что за сволочь. Роман?!

Он не ответил, глядя куда-то вдаль. Потом открыл ворота, вошел в городок и снова запер их, тщательно обмотав цепью. Он повернулся к ней спиной и пошел по дорожке в глубь городка.

— Не смей уходить, Роман. Сейчас же отопри ворота. Ты слышишь? Я с тобой говорю!

Она попыталась распутать цепь но у нее ничего не получилось.

— Роман, вернись. Я запрещаю!

Она смотрела, как откуда-то из-под елки вывернулся крупный, почти взрослый щенок, и побежал рядом, а Ромка положил руку ему на голову, и так они шли вместе, пока не скрылись за елками .

Однако Рита не собиралась отступать. Она окинула взглядом забор и решила, что он не столь неприступен, как ей раньше казалось. Она поставила ногу на перекладину, подтянулась на руках и села поверх забора. Она нашла взглядом место, где трава росла гуще и, примерившись, прыгнула. Было раннее утро и на траве еще не высохла роса. Солнце красиво подсветило листочки на растущих вокруг березах, и она втайне пожалела, что с ней нет ее фотокамеры. Она пошла по тропинке, по которой несколько минут назад прошел Ромка. Тропинка огибала корпуса и вывела ее к запасным воротам, где лежал на своем металлическом пьедестале пес. При взгляде на него ей почему-то подумалось, что, вероятно, он где-то бродил ночью: у него была неловкая поза и горбиком вставшие большие неудобные крылья — словно он не успел вернуться домой до нужного часа и поудобнее улечься. Как не успела вернуться домой она. Рита удивилась сравнению. Она подошла к скульптуре поближе и заглянула в глаза этого огромного зверя. На нее нахлынули чужие ощущения, воспоминания о полете в холодном звездном небе, взмахи огромных крыльев. Все ближе, ближе к земле, к цели, ждущей ее в этом кусочке вселенной, в этом мире. Она была воплощением мести и ярости. Рита растерянно опустилась рядом с псом на постамент. Она не могла поверить в то, что имела какое-то отношение к происшедшему. Воспоминания, которые хранило ее подсознание, — сильное, упругое тело зверя, острые зубы и сладкий вкус крови — не могли принадлежать ей. Ее исцарапанные руки и эти бурые пятна на блузке должны были иметь какое-то иное объяснение. Она прикрыла глаза, отдавшись вновь нахлынувшим впечатлениям. Сейчас она вполне сознательно ощущала себя зверем — прыжок и острые зубы, вонзившиеся в слабую детскую плоть, ликующий крик победы и удовлетворенной мести. Ее затошнило. Видения были слишком реальны, слишком осязаемы. Ее мозг не мог справиться с информацией, пред ним открывшейся. Ее сердце сжалось от боли.

— Роман!

Ей почудилось, что она видит сына. Под высокими елками мелькала его маленькая фигурка и она потянулась было туда — догнать, вернуть и остановилась. Как после того что случилось, она будет смотреть в глаза сыну?

Она вдруг поняла, что сделала, неважно, сознательно или неосознанно. Неважно, что в жизни в обычной, ежедневной жизни она никогда бы не совершила убийство. Главное то, что каким-то образом ее инстинкты вырвались наружу и она не сумела им противостоять. Она никогда уже не сможет стать прежней. Все то, чему она учила сына, считала своей сутью, оказалось ложью, внешним, напускным. Внутри нее жил зверь, который вырвался наружу, когда обстоятельства стали для него благоприятными. Когда он понял, что без труда может получить то, что ему нужно.

В тот момент в ее душе умер бог.

Она шла вперед, спотыкаясь, и наконец вышла к маленькому очень красивому пруду, по краям которого росли плакучие ивы. Ей показалось, что на противоположном берегу мелькнула голубая рубашка и она рванулась вперед. Ее ноги скользнули под воду. Рита сделала несколько шагов и обнаружила, что не достает до дна. Вокруг нее, опутывая ноги и руки, змеились водоросли. Было поздно, когда она поняла, что не сможет выбраться из пруда. Высоко над ней светило солнце. Его лучи преломлялись в жарком воздухе и ей казалось, что она видит улыбку, чьи-то губы насмешливо кривились, изгибались, насмехаясь над ее страхом, горем, ее глупыми убеждениями и поздним раскаянием.

9

— Пап, смотри, что я нашла, — маленькая девочка вертела в руках куклу с красивыми золотыми волосами в испачканном землей розовом платье, — Она лежала в траве в васильках. Посмотри, какая она красивая.

— Катюш, брось ее. У тебя много кукол. А если нужно будет, купим новую, — мужчина брезгливо поморщился, разглядывая куклу. — Посмотри, какая она грязная.

— Я не хочу другую куклу. Эта умеет разговаривать.

— Разговаривать, — он легко рассмеялся. — Не выдумывай. Куклы не умеют говорить.

— Умеют, — девочка нахмурилась, раздумывая, не стоит ли ей заплакать, но решила, что не стоит, и спрятала куклу за спину. Папа не заметит, если она возьмет куклу с собой. У него много своих взрослых проблем. Она оказалась права и принесла Вику, так она назвала куклу, домой.