Храм на болоте 2

Андрей резко выпрямился на компьютерном кресле. Не понимая, что его разбудило, он обернулся на дверь, затем на окно.

Сквозь плотные занавески пробивалась серость зимнего дня, а квартире было тихо, как ночью. Мама видимо спала.

Тук-тук-тук. Послышалась быстрая дробь входной двери.

— Мам?! — позвал он, но голос утонул в плотной сонной тишине маленькой квартиры.

Никто не ответил. А в дверь снова постучали. Быстро и звонко. Наверное, это мама и стучит. Тихо ушла в магазин, а ключи забыла. Как обычно.

Кресло противно скрипнуло, когда Андрей, поднялся и потащился в прихожую. Протиснувшись через узкий коридорчик, он подошел к двери и посмотрел в глазок.

Мама в пушистой заснеженной шапке в этот момент наклонилась, видимо пыталась все-таки найти ключи в сумке. Андрей распахнул перед ней дверь.

— Мам.

Мама перестала рыться в сумке, но не выпрямляясь. Только странно покачивалась, будто не могла разогнуться. А еще сдавленно сипела, словно что-то ее сильно рассмешило.

— Мам… Заходи уже, — сказал Андрей будничным тоном, несмотря на парализовавший его страх. От обыкновенной просьбы мама должна была перестать вести себя так, будто она не она.

Женщина, не разгибаясь, подняла голову, посмотрела на Андрея и ни с того ни с сего закричала.

— Андрей! Андр-р-ре-ей!!!

Она гаркала с надрывом, не щадя голоса, который становился ниже и рванее, пока не превратился в оглушительное карканье.

***

— Андрей!!!

— Мам! — Андрей подкинулся на стуле и обмер.

Одноклассники, обернувшись, смотрели на него во все глаза. А затем немое удивление взорвал дружный дебильный хохот.

— Так! Тихо! Звонка не было! — застучала ключом о парту Нина Аркадьевна, учительница химии и классный руководитель.

Но девятиклассники не унимались.

— Это что-то новенькое! Мамонтенок маму потерял! Ы-ыгы-гы! Ма-ама!

Андрей покраснел, вскочил с места и стал собирать вещи в рюкзак.

— Куда это ты?! Копытов! — возмутилась Нина Аркадьевна, перекрикивая ржущий класс. — Я никого не отпускала! Сядь на место! Ничего страшного не случилось! Не надо на уроке спать! Успокойтесь вы! Копытов, сядь!

— Он к мамочке копыта навострил, — сказал Максим, сегодняшний сосед Андрея по парте и самый ненавистный одноклассник, с которым пришлось сегодня сидеть за одной партой и делиться учебником.

Максим схватил книгу и стал перекладывать ее из руки в руку, уводя от Андрея.

— От-д-дай! — заикаясь прорычал Андрей.

— "О-от-д-да-ай", — передразнил Максим.

— Сорокин! — крикнула учительница, теряя терпение.

— А что я-то? У нас учебник один!

— Один у вас обоих за проверочную будет. Копытов, сядь!

Андрей вцепился в учебник и вырвал его с такой сильной отмашкой, что задел Максима по лицу.

Тот резко отпрянул, опустив голову и схватившись за щеку.

Все пораженно притихли. Нина Аркадьевна ахнула и потрясенно захлопала глазами.

— Копытов! Это что такое...?!

Андрей застыл с книгой в руке и смотрел на кровь, стекающую по лицу одноклассника.

— Максим, ты как? — жалостливо стали спрашивать девочки.

— Ты че, жирный..., — грозно засопел Максим, и вытер кровь со щеки. — Извиняйся давай! На коленях. А то мамку твою по судам затаскают.

— Так, прекратите! — велела учительница, двинувшись к парням.

— Че смотришь, бык! — Максим толкнул Андрея и тот повалился назад, прямо на девочек у окна.

Девочки пополам со смехом возмущенно завизжали, отодвигаясь к подоконнику. Шлепнувшись на стул, Андрей вцепился руками в соседние парты, оттолкнулся и кинулся на Максима. Нина Аркадьевна схватила его за толстовку, но Андрей отмахнулся от нее, как от мухи. Опрокинув стулья, парни повалились на пол, колотя друг друга по лицу, царапаясь и заламывая руки.

— Ну разнимайте! Чего сидите!

Парни с соседних мест прекратили подначивать и хохотать и кинулись их разнимать.

***

Максима с порезанной щекой, синяками и вывихнутым запястьем повели в медкабинет. Андрея с разорванным воротником толстовки и ссадиной на руке — к директору.

— Второй раз за неделю драка, — жаловалась учительница. — А может и десятый, я же не всегда в курсе. И опять спит на уроках. Видимо думает, что раз он на олимпиадах отличился, то ему все можно.

— Андрей, — директор, молодой крепкий мужчина посмотрел на ссутулившегося на стуле ученика. — У тебя проблемы?

— З-зависит от в-вас, — проговорил Андрей, мрачно глядя на куст фикуса.

— Он еще и дерзит, — вздохнула Нина Аркадьевна. — Совсем уважения к старшим нет. Меня даже ударил.

— Ударил? Куда?

— Ну не совсем ударил, больше толкнул.

— Изв-вините, — выдавил Андрей так вежливо, как смог и крепче вцепился в рюкзак, чтобы руки не тряслись от злобы и стыда.

— А чего ты "мама" кричал? С матерью что? — заботливо поинтересовалась Нана Аркадьевна прокурорским тоном.

— Н-н-ничего.

— Кстати, а с матерью давно говорили? — спросил директор со спокойствием лечащего психиатра.

— Звонили много раз. Да толку? Она даже на собрания не приходит.

— Она б-болеет. У нее д-давление.

— Давление. Так и поберег бы мать! А то доиграешься до тюрьмы, как папаша твой.

— Нина Аркадьевна, — мягко одернул ее директор.

— П-простите. Я б-б-больше не буду, — процедил Андрей деревянным голосом.

— Это я слышала миллионы раз.

— Значит сходите к ней, — сказал директор тоном человека, к которому пришла светлая идея.

Нина Аркадьевна растерянно поморгала.

— Я? Н-но… Как...?

— Как в старые добрые времена, когда учителя ходили в гости к ученикам и разговаривали с родителями.

— Она даже по телефону не хочет разговаривать. А на встречу и подавно не согласится.

— Я договорюсь. Мама завтра свободна?

Андрей помолчал, сощурился на фикус и с холодным спокойствием ответил:

— Да.

— Свободна, — кивнул директор. — Ведь дело, как вы говорите, серьезное. Сам бы сходил, только дел — хоть разорвись. Но если вы отказываетесь, то...

Нина Аркадьевна вдруг бросила корчить из себя само возмущение и спешно согласилась.

— Нет-нет. Зачем вам еще ходить. Я сама.

— Буду очень благодарен. Это обязательно вам зачтется, не переживайте, — сказал директор, приложив руку к груди. — Вам, наверное, на урок надо, можете идти.

— Д-до свидания.

— Увидимся, Копытов, — вежливым, но обещающим неприятности голосом, ответила Нина Аркадьевна и закрыла за собой дверь.

— Ты тоже свободен. Но учти, что, если так продолжится, тебя отчислят.

***

Из школы Андрей вышел красный и вспотевший как марафонец. И все же зашагал быстро, чтобы скорее попасть домой. Морозный ветер облизывал ссадину на руке и холодил сырой ворот толстовки, пуская по шее мурашки.

Когда он вышел на аллею, спина похолодела без всякого ветра. Кроны тополей были усеяны воронами, как семечками. Андрей не подозревал как много в городе черных воронов, пока они не стали преследовать его: то постучат в окно, то подкараулят и закаркают прямо над ухом, то, бывало, сядет ворон на лазилку во дворе, чистит об нее клюв и зловеще зыркает на Андрея, мол “Боишься?”.

Глупость? Да, Андрей знал, как бредово это звучит, поэтому никому не говорил. Кто же в такое поверит? Да и кому он скажет? Друзей у него не было. Его, жирного заику, либо боялись, либо презирали. А после сегодняшнего хоть вообще в школу не возвращайся. Вороны преследовали его не только в жизни, но и во снах, порой невероятно реалистичных. Но никогда еще кошмары не заставали его врасплох прямо на уроках.

Вороны будто знали о случившемся и, перелетая с дерева на дерево с глумливым круханьем, гнали Андрея до самого перехода.

Красный светофор отсчитывал секунды. Андрей сжимал в кармане ключи. Скорее. До дома оставалось всего ничего — улицу пройти. Пробежать.

Краем глаза он заметил на дороге в снежной каше раздавленного голубя и отвернулся.

КРРААА — раздалось над самой головой.

Андрей съежился, словно от звука выстрела.

Ворон пролетел над ним, неуклюже сел дорогу и принялся клевать мертвую птицу. В следующий миг блестящая черная машина подмяла его так быстро и легко, словно какой-нибудь пакет. Ворон даже не вскрикнул. Только клюв тихо стукнул о бампер. Машина проехалась по ворону, вминая его в снежную кашу, и поехала дальше, оставив от него месиво из перьев и внутренностей.

Кашлянув, Андрей сдержал рвотный позыв и закрыл рукавом рот. В груди надрывно тянуло. Крик ужаса рвался из горла вместе с истеричным смехом.

Он был прав! В который раз он убедился, что весь этот бред про воронов — не бред! То, что сейчас произошло на его глазах, не могло быть совпадением! Кто-то хотел поиздеваться и нарочно устроил все так, чтобы Андрей это увидел. Кому-то его страдания явно доставляли удовольствие.

Загорелся зеленый сигнал светофора. Андрей рванул через дорогу и бежал по гололеду без остановки до самого дома.

Дома сладко пахло пирогом. Мама уже приготовила шарлотку на завтрашний день. Ее ждало большое разочарование.

Сбросив прямо на пол мокрую от пота куртку и шапку, он метнулся в комнату и захлопнул дверь.

***

Яна вышла из кухни и обеспокоенно посмотрела на брошенную одежду и на закрытую комнату.

Они жили на старой квартире, которую раньше сдавали, пока жили у Димы. Тимур любил этот дом, район и местную школу, а в квартире отчима он медленно чах.

С Андреем все было наоборот, хотя жили они спокойно, в достатке и покое, без тирана, который трепал бы нервы. Что-то происходило с Андреем. Попытки поговорить всегда заканчивались либо оправданиями и обвинениями окружающих, либо вспышкой ярости. Хотела она того или нет, но характером он все больше походил на Дмитрия, и Яна боялась, что, когда бывший муж выйдет из тюрьмы, она потеряет Андрея.

Яна повесила его куртку на вешалку, отряхнула и положила на трюмо шапку. Затем хотела пойти к нему и хотя бы сказать, что на кухне готов ужин и вскипел чайник, но в зале зазвонил ее мобильный.

***

Услышав из-за стенки мелодию маминого телефона, Андрей сдвинул наушник.

— Здравствуйте Юрий Евгеньевич, — оторопело поздоровалась мама.

Андрей выключил музыку и снял наушники.

Ему, конечно, всегда было все равно что там про него наговорят. Но в этот раз ситуация была вдвойне необычной. Учительница придет аж на дом, да еще и в такой важный для матери день — день рождения Тимура. Ведь его перестали отмечать из-за Дмитрия, который считал это незаслуженной тратой денег. Теперь каждый год, двадцать-первого декабря, мама ездила на кладбище с тортом или лично приготовленным угощением.

Она долго говорила, пораженно ахала, тяжко вздыхала и соглашалась. Затем положила трубку.

Андрей надел наушники и, сгорбившись над столом, уставился в ноутбук.

— Андрей, — мама постучала.

— А? — это было приглашение.

Мама вошла и как всегда, встала у двери. С одной стороны, Андрей ценил, что она не орет над ухом, с другой чувствовал себя каким-то заразным, к которому и противно приближаться, ведь хорошие вещи мама тоже говорила издали.

— Поздравляю, Андрей. Мы дошли до босса. Звонил директор. К нам придет твоя классная.

— Я знаю.

— Не расскажешь, что ты сделал?

— Расквасил одному уроду м-морду.

— Зачем? Ты понимаешь, насколько это серьезно?

— Боишься, что я в т-тюрьму сяду, как мой п-папочка?

— А ты не боишься?

— А кх-какая разница, г-где жрать, сп-пать и сидеть в четырех стенах?

Яна тяжело вздохнула, проговорив под нос какое-то ругательство и села на подлокотник дивана.

— Как я устала от этого… Ты можешь нормально сказать, чего тебе не так? — тихо, но раздраженно спросила она. — Что ты душу-то треплешь и мне и себе.

Андрей повернулся и посмотрел ей в глаза с непонимающим упреком.

Ведь когда он действительно рассказывал что-то важное для него, у мамы на все находилось объяснение или отговорка — так что все переживания или победы становились чем-то само собой разумеющимся. Заикаешься — не удивительно, в детстве был сильный стресс. Думаешь, что ты толстый? Что же ты хочешь — папины гены, тот вообще круглый как бочонок, а ты просто большой. Олимпиаду очередную выиграл? А как же иначе, ведь ум от папы достался.

И после этого она хочет, чтобы он разговаривал с ней.

— Сп-порим, ты б-бесишься не из-за училки, а что Тит-тимочка в этот раз останется бе-бз т-тортика.

Яна посмотрела на него, остро и жалобно, будто он у нее последний кусок хлеба отобрал.

— А ты, нарочно это сделал? Тебе жалко? Я раз в год к нему хожу! Тебе-то он как с того света мешает?

— Д-д-до него мне дела нет! Я сто раз сп-прашивал тебя, к-как он умер! Так и н-не услышал п-правды.

— Я уже все рассказала! Он упал с крыши! Твой папочка его сбросил!

— П-просто пошел и сб-сбросил, ага.

— Ну, не просто. Тимур что-то у него взял, какую-то дурацкую статуэтку. Какая разница-то? Это случилось давно.

— То есть он сам виноват.

— Не знаешь, так молчи, — процедила Яна.

— А откуда м-мне знать?! У к-кого спросить! Кроме т-т-тебя мне не с кем разговаривать, а с тобой н-невозможно!

— А с кем ты еще хочешь говорить? С папочкой своим?

— Он бы меня лучше п-понял, я же весь в н-него.

— Хорошо, — устрашающим добрым тоном протянула Яна. — Хорошо. Хочешь, я устрою вам встречу. Звонок. Может хоть он из тебя человека сделает.

— Дад-д-давай, устрой, — усмехнулся Андрей.

— Нет, правда. Хочешь?

— Хочу, — удивленно подтвердил Андрей.

— Но за это ты завтра съездишь к Тимуру. И бабушку навестишь. Договорились?

Андрей долго смотрел на мать, а потом недовольно вздохнул.

— Я не помню, где они.

— Вспомнишь. Я тебе карту нарисую.

***

Городское кладбище простиралось от дороги до реки и постепенно зарастало лесом. Здесь было так тихо, что казалось будто город находится в сотнях километрах отсюда, а не в пяти автобусных остановках.

Андрей не был ни на похоронах брата, ни бабушки. Но когда он подрос, мама стала брать его с собой на кладбище, убираться и красить оградку. Тогда-то и начались кошмары, а вороны будто одержимые стали следовать за ним. Именно вороны. Ни серым воронам, ни галкам не было до него никакого дела. Только черным воронам он каким-то образом перешел дорогу.

Сначала нашлась бабушка. У нее была аккуратная новая могила на краю кладбища. Андрей раскидал набросанные ветром ветки и мусор, положил на цветник пирог и пучок искусственных лилий. Немного постоял, глядя на знакомое лицо на керамическом овале.

Крылова Нина Михайловна на фотографии была улыбчивой и доброй. Андрей помнил ее только такой. Она сидела с ним, пока мама носилась с похоронами Тимура, разводом и поисками работы. Бабушка все время что-то читала ему и рассказывала. А через год умерла. Андрей только теперь понимал, что ее убило горе, а вся ее жизнерадостность была лишь игрой, для него. С ним все притворяются.

С неохотой Андрей отправился искать брата.

Тимура хоронили на прадедушкиной могиле, где-то в глубине кладбища. Мама рисовала карту по памяти, и она не совсем совпадала с реальностью. Чем дальше Андрей забирался, тем гуще был лес и тем безобразнее выглядело кладбище. Ржавые оградки с погнутыми пиками, заваливались на соседние. Могилы были на разных уровнях и заезжали одна на другую. На тропинках валялись чурбаны спиленных по осени деревьев, и убирать их похоже никто не собирался. А еще вороны, как назло, метались по кладбищу, садились на оградки, и подбирались ближе к Андрею.

Он достал кусок шарлотки и, заедая навязчивое предчувствие западни, продолжая путь, что становилось труднее из-за сугробов и поваленных деревьев. В конце концов, Андрей решил, что он нагулялся и, запихав в рот остатки пирога, повернул назад.

Оказалось, он был тут не один. За ним вдалеке шли еще люди — фигуристая девушка и рослый плечистый парень. Девушка несла большой квадратный пакет, а ее спутник тащил на спине гитару и еще один пакет с двумя бутылками лимонада.

Когда они поравнялись, девушка вдруг обернулась.

— Андрей, ты что ли?

Андрей обернулся и на автомате выдал скромное "здрасти".

— Ты нас помнишь? — с довольной улыбкой, будто встретив старого друга, спросил парень. — Я Ярослав. А это Рита. Мы Тимкины друзья из Зыблевки.

Андрей исподлобья быстро посмотрел на них. Два взрослых, человека, почти дяденька и тетенька. Сложно было представить их рядом с Тимуром, который на фотографиях и маминых рассказах навсегда остался щуплым, робким подростком. Но да, кажется, они пересекались здесь, когда он был с мамой.

— Ага.

— Ты один? А мама как, не болеет? — спросила Рита.

— Она занята.

— Ты к Тимуру шел? — догадался Ярослав. — Чего повернул?

— Там не п-пройти.

— Пройти-пройти, — утешил Ярослав. — Пошли. Мы знаем дорогу. Эти колобашки тут с лета лежат.

Андрей, ничего не сказав, поплелся сзади.

Чтобы добраться до Тимура, пришлось протискиваться между высоких оградок и перелезть через чужие захоронения, от которых остались одни цветники да кресты. Тропа шла под откос, к реке.

Шли в тишине. Вороны, как сговорившись, куда-то пропали. Только ветер шумел над пиками оградок, изредка бросая в лицо снежную пыль, скрипел снег под ботинками, да шуршали пакеты.

Когда они наконец дошли, Андрей подумал, что не узнал бы это место даже с подробной картой. Могила сильно осела и ограду перекосило, одна боковина упала на соседний забор.

— Привет, Тимка. Мы снова к тебе в гости, — сказала Рита.

— Песни петь будем, — добавил Ярослав.

Андрей глянул на них, как на полоумных и достал из рюкзака оставшийся букетик. Положив его на расползшийся цветник, он собрался уйти.

— Уже пошел? А творожник? Сама готовила, — остановила его Рита.

— Не, спасибо. П-потом, — Андрей надел рюкзак.

— Зря, — сказал Ярослав. — Ты такого не пробовал. Не стесняйся. Мы же друзья. Вместе обратно пойдем.

— Вы д-друзья Тимура, — зачем-то уточнил Андрей, хотя собирался молча уйти.

— Ты его брат. Автоматически и наш друг. Вот так оно работает, понял?

— Не такой уж б-брат. Он меня т-терпеть не мог.

— Вовсе нет, — удивленно возразил Ярослав. — Тебя ему как раз жалко было. Отчим его давил и тебе нервы портил.

— Т-т-тогда зачем он его др-дразнил? Заманил его на к-кхрышу? Сам же нап-просился! — чем сильнее он злился, тем больше заикался и сгорал от стыда.

— Тимка был хорошим человеком, — неожиданно железным голосом сказал Ярослав. — Даже слишком хорошим. Все этим пользовались, но случись что, он сразу во всем виноват.

— Яр, — Рита взяла его за локоть.

— Не п-помню от него ничего хорошего. И вообще, хороших людей не скидывают с к-крыши.

— Вот не знаешь, а городишь, что в голову взбредет.

— А вы знаете?! — сорвался он и вдруг задумался, и спросил уже без претензии. — Вы б-были тогда с ним в де-деревне?

— … Были, — стыдливо вздохнул Ярослав и Рита тоже потупила взгляд.

— Т-тогда расскажите, что там б-было. Что-то случилось ст-странное, что так п-просто не об-бъяснишь?

Яр и Рита медленно встревоженно переглянулись и посмотрели на него.

— А что, ты видел что-то странное?

— Это я вас сп-прашиваю. Если соврете, никакими др-др-друзьями мы не будем.

Пара снова обменялась взглядами, на этот раз еще более обеспокоенными и долгими.

— Я так и знал..., — не выдержал Андрей и, игнорируя просьбы подождать и выслушать, быстро зашагал прочь.

Он чувствовал себя обманутым и одновременно был взволнован. Его подозрения подтвердились. Оказывается, расплывчатое, окутанное страшной тайной пятно в воспоминаниях не было надуманным.

***

Сидя на остановке, он пытался соединить все, что узнал от матери, со случайными намеками, полученными от Тимуровых друзей, и пытался представить, что же там могло произойти.

К остановке подошел его автобус.

Слишком рано. Нина Аркадьевна наверняка только пришла, и неизвестно сколько они с мамой просидят, обсуждая какой Андрей бестолковый, и что с ним делать.

Двери закрылись. Автобус ушел. Следом подъехал другой, на табличке которого среди прочих остановок был указан вокзал.

Андрей успел вскочить в него последним.

Показав кондуктору проездной, он сел подальше от дверей, у окна, чтобы не было соблазна выйти раньше вокзала. До чего бы ни договорились мама с учительницей, он не будет просто стоять и, как говорится, обтекать. Он найдет, чем ответить.

Порывистую решимость вдруг остудила тревога: ехать далеко, дорогу до деревни он не помнит, ключа от дома нет. А там же еще и дачи, наверняка никто не живет, кроме бродячих собак или волков. А возвращаться придется по темноте, да по колено в снегу. Зряшная поездка. Ничего он не найдет. Лучше бы ехал домой, в тепло, где есть чай, компьютер и интернет.

Андрей достал телефон и сначала написал маме, что пойдет в кино в торговый центр. Два часа она не вспомнит про него. Затем посмотрел расписание электричек — деревни в город каждые час-два что-то отправлялось или проходила попутная из другого города. Андрей приободрился и нашел на карте Зыблевку. Рядом с множеством домиков и переулков в глаза бросалось поле с каким-то строением посередине. Наверное, какой-нибудь склад или церковь. Главное, что бабушкин дом должен быть где-то...

За окном мелькнуло черным. Андрей поднял голову, увидел вокзал и едва успел выскочить из автобуса.

На вокзальной площади было людно. Воскресенье — все спешили домой, ведь завтра на работу. Однако к удивлению Андрея, ему достался пустой вагон.

Сидя на холодной скамейке в одиночестве, он чувствовал себя не на месте. Ему всегда казалось, что для любой далекой поездки, особенно на поезде, нужен специально выделенный день и долгие, суетливые сборы. А он сорвался посреди обыкновенного дня и просто пересел с автобуса на электричку, идущую из оживленного города куда-то в пустоту.

Еще не поздно было выйти, но неизвестно когда потом представится возможность там побывать. Мама точно с ним не поедет. Один раз они уже ездили в Зыблевку. Мама хотела продать бабушкин дом, но передумала. Сказала, пусть его хоть разворуют или сожгут, но ноги ее в этой деревне не будет.

Электричка тронулась. За окном, в белом снегу поползли черные рельсы, побежали расписанные граффити бетонные блоки забора. Выехав из города, электричка с бодрым перестуком покатилась вдоль лесов, которые постепенно подступали к железной дороге. За бледными створами начиналась тьма, в вышине носились вороны.

***

— Да. Страшно это все, — Нина Аркадьевна поставила чашку на стол и взяла еще кусок шарлотки. — Понимаю, как вам тяжело. Одной, без мужа, да с таким трудным ребенком.

— Андрей не трудный.

— Нет-нет. Он очень толковый мальчик. Но он слишком цепляется за вашу жалость, и это мешает ему расти как человеку.

— Что?

— Ведь это случилось в очень раннем возрасте. Маленькие дети не запоминают чужую смерть. Но если узнают о ней потом, то понимают, что это была большая потеря и как бы изображают скорбь. И даже сами начинают верить, будто грустят. Некоторые даже пользуются этим, чтобы избежать строгости.

— Нет. Это не про Андрея.

— Вы как мать склонны сочувствовать ему. Я это понимаю. Но и он тоже. И он этим пользуется. Вы даже сами отправили его гулять, только бы уберечь его от разговора. А ему нужен был этот разговор, нужно чувствовать ответственность. Мальчики, особенно в этом возрасте нуждаются в постоянном контроле и направлении. За проступки должно следовать наказание, это дает им стабильное понимание о жизни.

Над столом висели огромные круглые часы, но Яна незаметно покосилась на маленький будильник на подоконнике — прошло еще только десять минут, а такое ощущение, что Аркадьевна треплется уже часа три. Яна вздохнула. Нина Аркадьевна расценила ее реакцию по-своему. Только отпила чаю, чтобы промочить горло и продолжила лекцию.

— Да, это тяжело. Но такая у нас женская доля. Мужчин с юного возраста нужно держать в узде. А вы слишком спустили удила. Так вы его просто потеряете. Вот где ваш сын сейчас?

***

Андрей еще раз посмотрел на скриншот карты и пошел по тропинке через сосновый бор.

Дорога была широкой, заснеженной. Высокие сосны создавали уютную бархатную тень. Снег тонкими щепотками сыпал между кронами и тихо покрывал землю. Ни ветерка, ни звука. Покой и красота.

Летом здесь, наверное, еще красивее.

Но это знали только мама с Тимуром. Они ходили здесь каждый год, когда приезжали к бабушке. Мама сама рассказывала. А потом закрылась в ванной и плакала.

Андрей вышел из леса на нормальную дорогу и сразу узнал улицу. Идти оказалось ближе, чем он думал. Значит быстро справится и вернется на станцию как раз к темноте.

Необитаемая деревня смотрелась жутко. Пустые дома пялились на него черными окнами. Ни одного столбика дыма, ни одной живой души вокруг. И все же спиной ощущался чей-то взгляд.

Борясь с паранойей, Андрей доковылял до бабушкиного дома. Спокойнее от его вида не стало.

Калитка и часть забора лежали на земле, припорошенные снегом. От теплиц остались руины, на дворе валялись железяки, колеса и мусор. Следов вокруг не было и Андрей, осмелев, ступил на забор. Едва он перенес на ногу вес, как она тут же проскользила по доске, и он, взмахнув руками, упал на бок.

Как по сигналу тишину разорвало многоголосым карканьем. Черные птицы заполнили небо, окружая Андрея. Они садились на яблони, на дом, на крыльцо.

Андрей торопливо встал и поковылял к дому. Черные вороны топтались на крыльце и орали.

— Кыш… Кыш! С-сволочи!

Расталкивая наглых, клюющихся птиц ногой, он протиснулся к двери и дернул ее. Та легко распахнулась, и Андрей чуть не свалился с крыльца, удержавшись за ручку. Забежав в дом, он захлопнул дверь и запер ее на криво прибитый крючок, с трудом влезший в петлю.

В коридоре было темно. В дыру от замка с улицы просачивалось немного света и задувала струйка холода. Андрей нашел выключатель и пощелкал — света, конечно же, не было. Он достал телефон.

— Класс, молодец.

Экран украшала паутина трещин.

Не рискуя тратить заряд на фонарик, он прибавил яркость экрана и отправился исследовать дом.

Дверь в левую часть дома была снята с петель и поставлена рядом к стене.

Андрей заглянул в зал и кухню. Из-за полу оторванных штор виднелись доски, которыми были заколочены окна. Между ними пробивался скудный уличный свет.

Комната была разворочена. Диван загажен и порван. На стенах, как насмешка над домашним уютом, остались картины и календари — бесполезный хлам. Газовая плита и холодильник вытащены из угла и разобраны, та же участь постигла разбитый телевизор на полу у комода. Вот комод стоило осмотреть.

В ящиках попадались только старые тряпки, пыльные банки, открытки да шахматные фигуры. Одна показалась ему слишком большой и странной формы. Он снова открыл ящик и задвинул — привиделось.

Одновременно с грохотом последнего выдвинутого ящика, что-то хлопнуло, снаружи.

Андрей вышел в коридор и постоял, вслушиваясь в усиливающийся ветер, и принялся обыскивать вторую половину дома.

В бабушкиной комнате все шкафы были открыты, постельное белье и одежда вырыта. На полу в мусоре и пыли валялись диски в коробках и без. С полок пропали видеомагнитофоны.

Андрей видел в интернете, как сталкеры бродят по заброшенным домам и с интересом копаются в чужом бардаке. Но до чего странно и жалко видеть в таком состоянии дом, в котором когда-то просыпался и смотрел утром мультики.

Проходясь взглядом по полкам с книгами, среди безликих томов с классикой, он заметил толстый фотоальбом. Раскрыв его, он вдруг услышал шорох в доме и мелкий топот над потолком.

Наверное, крысы или кошки, подумал Андрей, но по его спине уже побежал холодок.

Прихватив альбом подмышку, он направился в маленькую комнату. Здесь было чище всего, только пропал ковер со значками, а куртки из распахнутого шкафа перекиданы на диван. Смотреть тут было не на что. Разве что проверить ящики стола.

В первом Андрей нашел свои старые раскраски и карандаши. Во втором рисунки Тимура.

Андрей выложил их на стол, поближе к замерзшему окну. Первым бросился в глаза явно срисованный ворон с детально проработанными перьями. На другом рисунке был кривой серо-коричневый полосатый замок с куполами, над которыми летали страшные черные птицы с длинными хвостами. Вороны?

Позади скрипнул пол. Андрей оглянулся, но в бабушкиной комнате по-прежнему никого не было. Он снова повернулся к рисункам и заметил, как за окном что-то промелькнуло. Морозные узоры не давали разглядеть двор, как и со двора не было видно комнату. Но Андрей резко сел, спрятавшись за столом. Сердце бешено колотилось, предчувствуя большие проблемы. Все-таки кто-то здесь жил, а тут пришел Андрей и заперся на крючок. Новые хозяева должно быть удивлены.

— … Не знаю. Вроде закрыто изнутри, — послышалось с улицы.

— Следы-то его. Я запомнила.

— Он же не Золушка. Такие ботинки еще полстраны носит.

Узнав голоса, Андрей схватил рисунки и, спотыкаясь обо все подряд, побежал к выходу. Пока он трясущимися пухлыми пальцами пытался поймать крючок, в бабушкиной комнате что-то прошуршало и шлепнулось. Страх пустого, но обитаемого дома подхлестывал его, превратив простую задачу в ювелирную работу.

Наконец справившись с крючком, он выскочил на крыльцо и поскользнувшись, грохнулся на ступени. Рюкзак смягчил удар. Напуганный неслучившейся погоней и шокированный падением Андрей лежал, уставившись на небо.

— Андрей! — в два голоса окликнули его с дороги. — Я же говорила!

Ярослав и Рита вернулись и помогли ему подняться.

— Как спина? Отбил? — спросил Ярослав.

— Да не, — буркнул Андрей, подбирая выроненный альбом и рисунки.

— Что ты там делал?

— А что, мне уже нельзя уже в баб-бушкин дом зайти?

— Можно, если очень осторожно.

— А вы ч-чего здесь? — ворчал Андрей, убирая альбом в рюкзак. — Следили за м-мной?

— Мы не нарочно, — сказала Рита. — Мне как-то неспокойно стало. Вот мы и решили проверить.

— Как-то б-быстро вы тут оказались.

— Так на машине же, — сказал Ярослав. — Что это у тебя?

Андрей показал листы, но в руки не давал.

— У Тимура нашел.

— Да, помню такое, — с теплой ностальгией сказала Рита.

— Т-то есть, вы знаете, что это, — сказал Андрей, показывая замок. — Т-только не надо врать.

Ярослав махнул большим пальцем назад себя.

— Это храм. Там, на болоте.

— Только ничего хорошего там нет, — сразу сообщила Рита.

— Д-да? — Андрей взглянул на рисунок. — А я д-думал там живут кх-клоуны и раздают сладкую вату.

— Значит ты не пойдешь туда?

— П-поэтому я туда и п-пойду, — одновременно с Яром добавил Андрей.

— Зачем? Там ничего нет.

— Для вас н-нет.

— Вот же баран упертый. Прям как Тимка.

Андрею от этого натянутого сравнения стало тошно. Он фыркнул и хотел уйти, но Яр перехватил его за куртку.

— Стой, торопыга, — серьезно сказал он. — Одному туда нельзя. Вместе пойдем. Мы за тебя теперь в ответе.

— К-как хотите, — дернул плечом Андрей и бодро пошел вперед, показывая, что забота ему не нужна.

Но Ярослав и Рита, сцепившись под локоть, шустро догнали его и взрывая ногами снег понеслись вперед. Хоть в сани их запрягай.

В конце улицы стояла большая ива. Согнувшись под тяжестью снега, она печально качала тонкими обледенелыми ветвями, скрывая. За ивой раскинулось огромное поле, посреди которого возвышалось нечто черное и кособокое.

— Что это за р-развалюха? — спросил запыхавшийся Андрей, спускаясь с холма на ровный снег поля, из которого торчали засохшие палки камышей. — Это и есть тот храм? А где болО-О!

Нога вдруг поехала вперед, но от нечаянного шпагата его спасли Ярослав и Рита, подхватив под руки с обеих сторон.

— Это оно и есть. Да не бойся. Тут воды по пояс. И оно промерзло до дна, — Ярослав с силой топнул по льду.

Рита жестами показала ему что, он великий балда.

— Но все-таки лучше туда не ходить, — серьезно добавил Яр, но только жену насмешил.

Андрей насупился, поправил куртку и зашагал впереди.

Поднимался ветер. Небо пропитывалось синевой зимних сумерек. Храм становился чернее.

Но даже в темноте было видно, как его изуродовали годы.

Из перекошенных стен торчали бревна. Островерхая башня колокольни накренилась, как голова висельника. Крыльцо просело до середины в воду, а балясины полуразобранных перил стояли через одну, точно гнилые зубы. За ними чернел вход, из которого веяло холодом и сладковатой затхлостью, а из густой колодезной тьмы притвора, казалось, кто-то наблюдает.

— Там кто-нибудь живет?

— Вряд ли.

— Вы с Тимуром были внутри? — спросил Андрей.

— Конечно. За этим мы и поплыли. Тогда он был в лучшем состоянии. Нам так казалось. Дураки были. Точнее, я дурак. Рита провалилась. Я чуть не утонул, пока лодку ловил. А Тимку вообще на колокольню отпустил. Еле живые ушли.

Андрей задрал голову, поднимая взгляд на накренившуюся верхушку башни. Тимур там был.

Он тоже должен был побывать, прикоснуться к тем событиям. А еще хотел доказать себе и Рите с Яром, что он не хуже их.

— Андрей, ты куда! Внутрь нельзя!

— Я только на к-крыльцо, — небрежно бросил он.

— Ан...!

Андрей уже поднялся на вторую ступеньку, и та вдруг хрустнула, сломавшись пополам вдоль. Нога соскользнула. Он хотел сгруппироваться и выставить руки, чтобы упасть на четвереньки, но упал на лицо, приложившись подбородком о край доски.

— Андрюха! Что ж ты падучий-то такой? — Ярослав и Рита кинулись его поднимать.

Лестница была в крови, по воротнику толстовки тоже пошли багровые пятна. Рита дала ему целю пачку бумажных платочков, но они сразу пропитались и кровь капала всю дорогу до дома.

***

Пока дошли, совсем стемнело и начиналась метель.

В доме было холодно. Ярослав зажег в горнице свечи и пошел за дровами в сарай. Рита усадила Андрея за стол и обрабатывала ему зеленкой разбитый подбородок.

Андрей, стиснув зубы, терпел и злился — весь день прошлялся, рожу разбил, дураком себя выставил, вынудил людей с ним нянчиться, да еще на ночь остаться, а толком ничего не узнал.

— Мама-то знает, что ты здесь? — спросила Рита.

— С-с. Ай. Я написал, что п-поехал в т-торговый центр. В кино.

— Часто ты до ночи в кино сидишь? Не дергайся, и так не видно ничего. Накрашу тебе щас, где не надо, вырастет зеленая борода.

Андрей представил это и невольно усмехнулся.

— Улыбка тебе идет, — подметила Рита.

Андрей тут же перестал улыбаться.

— Правда-правда. Ты вообще крутой чел. Это я тебе как девушка говорю.

— Жирный заика. Что тут кр-крутого?

— Ты еще вытянешься, и будешь прям как надо. Вот я была матрешка это да. Пришлось Ярослава завести, чтоб он мою суточную долю сладкого подъедал. А заикание ерунда. Вот у нас в своре был Колька Авматов. Мы его звали Автомат Коляшникова. Он мало того, что заикался на каждом слове, так еще и говорил быстро. И чем больше хотел сказать, тем сильнее заикался. Мы падали со смеху, и он тоже начинал ржать, так и не договорив. Сейчас тамадой на свадьбах подрабатывает. Так и заикается, но народ с него лежит.

Она приклеила Андрею рулонным пластырем заплатку из сложенного в несколько слоев бинта и критично осмотрела, будто картину. Андрей выглядел так, будто упал подбородком на воздушный шарик полный зеленой краски.

— Ладно. Пока так. Все равно никто не видит. Но потом в травмпункт сходи и не падай больше этим местом.

— Я бы никаким не хотел.

В сенях что-то со стуком попадало, затем распахнулась дверь и вошел Ярослав с огромной охапкой дров.

— Ну, что вы тут? Живы? Я побольше принес, чтобы два раза не бегать. Сейчас еще еду в машине возьму и запру дверь, — сказал Ярослав, свалил у печки дрова и ушел.

Рита отошла к печке и оглянулась.

—, Кстати, Андрей. Можешь в этой комнате устроиться. Тут раньше Яр жил.

Она отдернула занавеску между печкой и шкафом, за которой была еще одна комната с раскладным креслом и письменным столом. На косоватой настенной полке было напихано всякое хозяйственное добро: коробочки, банки с гвоздями, инструменты и разные виды дихлофосов. На задней стенке шкафа висела темная картина, с портретом Пушкина.

Осмотревшись. Андрей написал в мессенджере матери, что он останется ночевать в Зыблевке с друзьями Тимура.

Положив на стол телефон со включенным экраном, он полез в рюкзак за фотоальбомом, но под руку попалось что-то иной формы. Вынув непонятный предмет, он сначала попытался рассмотреть его при еле живом свечении экрана, но потом подошел с находкой к обеденному столу, где горела свечка.

Это была деревянная статуэтка в виде ангела с грубо вырезанными крыльями и склоненной головой. Раскрашен он был ярко, золотой и красной краской с коричневыми оттенками, но криворуко и наплевательски — лицо так вообще было выражало отвращение, как будто ему его же портрет подсунули.

— Что за ерунда?

Рита, складывая дрова в печь, обернулась, увидела статуэтку и подумала, что ей просто показалось в потемках. Она встала, чтобы подойти и на половине комнаты остановилась.

— Где ты это взял?

— Я? Я не брал...

— У храма точно не подбирал?

— Н-нет. А что это?

— Щас, — Рита попятилась и кинулась к двери, но налетела на входящего Ярослава.

— Тише! Вы чего тут? — он поставил канистру воды и пакет на пол, обнял жену и посмотрел на Андрея. — Что случилось?

Тот растерянно вжал голову в плечи.

— Я н-ничего… Она сама...

— Яр, у него в руках....

Ярослав увидел, мягко отстранил Риту и подошел к Андрею.

— Где ты это взял?

— Я ничего не б-брал! Вы пр-прикалываетесь? Если д-да, то это н-н-не смешно!

— Хорошо. Успокойся, я не шучу и тебя не обвиняю, — Яр подошел к окну и открыл форточку, впустив в и так выстывший дом ветер со снегом. — Дай-ка.

Андрей, ничего не понимая, посмотрел на кивающую ему Риту, и отдал статуэтку Ярославу, а тот просунул ее в форточку и отбросил от дома.

Андрей проследил за ее полетом и ему на миг показалось, что в огороде на самой границе света кто-то стоял.

Однако Ярослав не заметил чужака в своем огороде и закрыл форточку.

— Ты чего? — спросил он, заметив смятение Андрея.

— Там, к-кажется кто-то был. Человек.

— Я никого не видел. Может, ты про это? — он показал на заваленный тряпками бидон для воды, который и сейчас отражался в окне.

— Наверное. А что не т-так с ангелом?

— Да-э...

— Храм нас пытался убить, — сказала Рита, вернувшись к растопке печи.

— Скажешь тоже, — возразил Ярослав.

— А что, нет? Я провалилась, а потом ко мне ползла какая-то тварь. Я не могу забыть этот звук волочащихся по полу внутренностей и стук костяшек. А тебя пытались утопить.

— Скорее всего, я зацепился за какую-нибудь корягу и сдвинул ее с места, а она потянула меня с собой. Но мы вполне могли словить галюны из-за болотного газа, грибка или еще какой гадости. Неизвестно чем там дерево обрабатывали. Останься мы там подольше, точно отравились бы и умерли.

— А потом Тимур нашел в лодке этого ангела, но сразу зашвырнул в болото у нас на глазах, — сказала Рита. — Поэтому мы не понимаем, как он оказался здесь.

— Может, кто-нибудь случайно выловил и… Ну...

— И мне в р-рюкзак положил.

— Уж не знаю, кто его туда положил, — скептически согласился Ярослав. — Но на всякий случай прошу. Не трогай его. Не приближайся. И вообще забудь о нем. Понял?

— Б-больно мне нужна эта д-деревяшка, — буркнул Андрей, хотя на самом деле запутался еще больше. — Если он т-такой опасный, чего вы его в п-печке не сожжете?

— Вот же балбес городской. Мы же все угорим. Неизвестно чем эту фигурку красили. А даже когда известно, чем, тоже не надо ничего в печку класть. Понял?

— Угу, — вздохнул Андрей, — хотя еще больше запутался.

Он уже начал припоминать, что из-за чего-то похожего на ангела они сильно поругались с Тимуром. Но если статуэтку выкинули, то что это тогда было.

***

Шел шестой час, а Нина Аркадьевна не спешила уходить. Конкретно присев на уши Яне, обсудила и ее готовку, и квартиру, и одежду. Рассказала целый курс хорошей хозяйки.

Яна ее почти не слушала, все смотрела на окно, за которым уже было черно, и и думала об Андрее.

Как на зов сердца пискнуло уведомление с сообщением от Андрея. Яна прочла и побелела.

— Андрей пишет? — догадалась Нина Аркадьевна. — Домой-то не идет? Темно уже вон как.

Яна посмотрела на нее, прямо и удивленно, словно только увидела.

— А вы его дожидаетесь?

— А как же. Меня же направили проверить, все ли в порядке в семье у ученика.

— Разве вам не надо домой? Вас никто там не ждет? Муж с работы голодный, например, — заботливо поинтересовалась Яна, вставая из-за стола.

— Бог с вами, — усмехнулась Нина Аркадьевна. — А с мужем давно разошлись. Побаловались в молодости и хватит с него. А вы куда?

— Извините, но мне надо идти, — сказала Яна, отступая в прихожую.

— У Андрея проблемы? Так и знала. Я с вами пойду.

— Что, и детей не завели? — прежним заинтересованным тоном спросила Яна.

— У меня есть сын. Олег. Но он давно окончил школу с отличием и уехал учиться в Питер. Там и работает в больнице.

— Какая вы молодец. Наверное, трудно было с ним одной?

— Ничего. Я его сразу в ежовые рукавицы взяла. Он у меня по струнке ходил. Поэтому с детства рос умный и послушный. Всегда мне помогал.

— Ух ты, наверное, часто приезжает, — по-матерински восхитилась Яна, застегивая ботинок.

— Да… Некогда ему ездить. Врачи ж занятые.

— А. Значит, созваниваетесь часто?

Нина Аркадьевна обула второй сапог и хмуро посмотрела на Яну.

— … На что вы намекаете? Что я плохая мать?

— Вы? Нет, что вы. Вы идеальная мать и воспитатель. Поэтому вы никогда не сможете поставить себя на мое место. И разговаривать нам не о чем.

— Вон как? — Нина Аркадьевна презрительно взмахнула полой надушенного пальто. — Ну, теперь ясно в кого сыночек

— Да. Вы правы. Вы вообще во всем правы, куда ни плюнь! Только человеком ошиблись. Меня надо ругать! Это я все время болею и скорблю уже десять лет! — Яна скомкала намотанный на шею шарф. — Это я, сорокапятилетняя тетка, жду жалости и понимания от Андрея, шестнадцатилетнего ребенка. А до того ждала от Тимура. Думала все само станется, они сами вырастут какими надо. Вот оно само и стало. Одного сына потеряла. И вместо того, чтобы быть с Андреем, слушаю ваши бредни.

— Хорошо. Как скажете. Я передам ваши слова директору. Спасибо за чай, — презрительно проговорила Нина Аркадьевна и удалилась, хлопнув дверью.

— На здоровье. До свиданья, — ответила Яна в пустоту, схватила с трюмо сумочку, выключила свет и вышла.

***

Снаружи выло так, что стекла дрожали.

Поужинав макаронами с тушенкой и остатками творожника, все разбрелись по койкам. Рита с Ярославом в комнату его дедушки, а Андрей к себе в закуток.

Тут было тепло. В печке усыпляюще гудел огонь. Свечка едва разгоняла мрак и было немного жутковато, особенно когда сидишь за столом спиной к занавеске, но тишину разбавляли разговоры Ярослава с Ритой за стенкой.

— … Я ее предупредила. Ничего страшного.

— Это она сейчас так говорит, потому что у нее выбора нет. А завтра она нас убьет, — с картинным страхом пророчил Ярослав.

— Не убьет. Она все жаловалась, чего мы ей Верочку не привозим. Пускай развлекается.

Они ехидно посмеялись и одновременно нервно замолкли.

— Но завтра к девяти надо быть как штык, — с нервной улыбкой в голосе сказала Рита.

Андрею стало гадко. У них там свой ребенок дома остался. А они здесь, с чужим носятся. Зачем он только все это затеял.

Он открыл альбом.

На старых черно-белых фотографиях среди множества незнакомых людей он с трудом узнал молодую бабушку с его мамой. Везде они либо щурились от яркого солнца, и картинка вмиг представлялась цветной, либо сидели за праздничным столом, в дурацких нарядах и дурацкими стрижками. Мама везде улыбалась. Весело, открыто, будто смотрела на что-то невероятное и прекрасное.

Затем пошли фотографии с Тимуром. Мама улыбалась уже по-другому, довольно, будто уже заполучила то невероятное и прекрасное. Вот они у бабушки, вот у речки, вот в сосновом бору, вот в одном городе, в другом, третьем, на аттракционах, в зоопарке. В стольких разных местах она была с Тимуром, и почти везде они фотографировались вместе.

Андрей из своих прогулок с мамой помнил только цирк, а потом одни передвижные парки, да торговые центры. И на всех фотографиях он один, с шариками, с попкорном, с новыми игрушками, с грамотами за победы на математических конкурсах. Вместе они были только на одном фото, где он пятилетний на черной лошади, которой вообще-то боялся.

Андрей захлопнул альбом, сложил на него руки и уткнулся в них лбом.

Он снова подумал об ангеле со злым лицом, который лежал сейчас на улице в снегу. Откуда эта статуэтка только взялась в рюкзаке? И почему казалась такой знакомой?

Андрей вдруг увидел ее. Вот она — лежит в траве, а не в снегу. Только он ее поднял, как появился Тимур и полез отнимать находку. Брат был огромный, злой и сильный. Андрей закричал. И все вдруг закричали, забегали. Стоя на дорожке из плит, он смотрел как на крыше, толкаясь и рыча, борются два взрослых, близких человека. А потом Тимур оказался перед Андреем. Но не спрыгнул на ноги, а как-то сразу лег на спину и больше не шевелился, только смотрел пустыми глазами в небо. А из-под его головы ползла темная лужа крови, покрывая собой весь двор и подбираясь к сандаликам Андрея. А он, боясь двинуться, все смотрел на фигурку в руке брата, которая вдруг почернела, выпростала крылья и бросилась на него с криком:

— ПОМОГИ!

Андрей поднял голову со стола.

Всего лишь сон, подумал он, ощущая как по спине отступающей волной пробегают мурашки, но потом испугался.

Нет, не сон.

Все так и было тогда. Он видел своими глазами. Ему не показалось. И вороны привязались к нему не просто так. Эта фигурка забрала Тимура, что-то с ним сделала. Во всяком случае, она была ключом к разгадке.

Андрей вскочил из-за стола с телефоном и без куртки отправился на улицу.

От фонарика на телефоне в метели не было никакого толку. Проваливаясь по пояс в сугробах, Андрей продолжал искать, пока не увидел на сером снегу торчащую голову ангела. Откопав его, Андрей вернулся в дом, запер двери и спрятался в свой закуток. Там, шумно дыша, прижался спиной к горячей печке.

За стенкой заскрипели половицы. Кто-то шел сюда.

Андрей спрятал ангела под подушку, затушил свечу и быстро лег на кресло, притворившись спящим. Кто-то в тяжелых тапках подошел к занавеске, постоял и отошел. Но не спешил возвращаться в спальню. Брякнула разболтанная ручка чайника, послышался плеск воды в кружке и скрип стула.

Андрей лежал и ждал, да так и уснул.

Проснулся от тошнотворного запаха плесени и трупной гнили. Хотел повернуться и встать, но не смог поднять голову и даже пальцем двинуть. Запертый в собственном теле Андрей задергался, силясь пошевелиться, но только напрасно напрягался. Тогда он как мог, скосил глаза. Кто-то стоял у его ног. Рита? Яр? Может это они что-то сделали с Тимуром, потому и отобрали ангела. А теперь делают с ним. Отравили еду, и он на всю жизнь останется парализованным. Если вообще выживет. Но Андрей вдруг заметил, что в проходе нет занавески, а в доме темно, но четко видно все.

Тот, кто стоял у него над душой, вдруг со свистом задышал, зачавкал слюнявым ртом и забормотал низким голосом.

— Кⲟⲥⲏⲉⲧⲥя ⲁⲏⲅⲉⲗ ⲡⲟⲥⲗⲉⲇⲏⲉύ ⲿυⲃⲟύ ⲇⲩⲱυ, ⲧⲁ υ ⲡⲟⲗⲉⲧυⲧ ⲏⲁ ⲕⲟⲗⲟⲕⲟⲗьⲏыύ ⳅⲃⲟⲏ.

Он повторял это снова и снова, обдавая Андрея трупным зловонием, от которого зашибало дыхание и темнело в глазах.

Андрей неожиданно проснулся, хотя не помнил, как засыпал. Первым делом вдохнул полной грудью теплый воздух протопленного дома. Затем вскинулся, выбежал из закутка и осмотрел горницу, вглядываясь в каждый угол, но никаких мокрых следов от сапог не увидел. Дверь по-прежнему была закрыта на крючок. Гнилостной вони как не бывало. Никто не приходил.

Но кто-то тут был.

Андрей его ясно слышал и видел, а вонь, кажется, навеки осела в носу и горле. Все было по-настоящему. Но ночной гость ничего не сделал, не напал, не оставил отметин или еще чего-нибудь. Он только бормотал что-то про ангела и последнюю живую душу, которая полетит рай, если ее коснется ангел. Нет, не в рай, на колокольный звон — к храму, тому самому, на чертовом болоте.

Все вдруг встало на свои места. Обрывки воспоминаний, сны, страхи и несмелые догадки сложились в четкую, ужасающую картину, в которую невозможно было поверить, но от которой уже не избавиться.

Тимур был такой душой! Он что-то знал. Он тоже видел этого ночного гостя. Но все равно отобрал статуэтку у отчима, не боясь его разозлить. Но зачем? Ведь Тимур ненавидел его новую семью.

А может, как раз поэтому?

Сердце туго толкнулось в груди и словно провалилось куда-то. Андрей застыл. Ведь теперь и он умрет! Как это случится? Когда? Неужели ничего нельзя сделать?

Он снова забегал глазами по комнате и остановился на печке.

Огонь! Нужно сжечь эту проклятую статую. Но в печке нельзя. Взгляд метнулся на спички. Андрей знал, где можно.

Он посмотрел на часы. Стрелки едва перевалили за шесть утра. До рассвета еще далеко. Но Ярослав и Рита скоро будут вставать и готовиться к отъезду.

Андрей нашел на полке у Яра единственный не пустой баллончик дихлофоса и бечевку. Привязал к ангелу тугой рулон газет, прихватил спички с телефоном и, накинув куртку, вышел из дома.

Ветер порывами толкал в спину и сыпал снег за шиворот.

Подсвечивая себе путь мобильником Андрей шел быстро, рывками переходя на бег. Лицо горело, а в груди с оттяжкой колотилось сердце. Своим внезапным решением он пугал сам себя — как вчера, когда решил поехать сюда, но теперь одновременно со страхом чувствовал приятную дрожь и душевный подъем.

Наконец он добрался до поля и перешел на осторожное, но шустрое ковыляние по льду, скрытому под ненадежным снегом.

На половине пути он согнулся, подставив спину ветру и достал из кармана спички. Чиркая одной за другой о коробок, он в спешке то ронял их, то ломал. Каждую слабую искру задувал ветер. Запахло паленой серой, и вот наконец вспыхнул огонь. Тут же перекинулся на подставленный рулон газет с ангелом.

Андрей только достал из кармана дихлофос, как ночную тишину взорвало карканье ворон, слетевшихся со всей округи к храму.

Андрей с перепугу попятился, споткнулся о кочку, поскользнулся и с размаху грохнулся на лед.

Снег смягчил удар затылком, но ангел и дихлофос улетели в сторону. Под Андреем затрещал лед. Над ним метались с оглушительным граем вороны.

А в следующий миг болото поглотило его. Карканье резко исчезло. Ледяная мутная вода залила лицо.

Не помня себя от шока, Андрей вскинулся, забарахтался. Глотая горькую воду, и встал на дно и вынырнул. Однако вязкая земля постепенно уходила из-под ног. Беспрестанно топчась, Андрей загребал одубевшими руками снег и подтягивался, но его кто-то держал за одежду и тащил в воду. Задыхаясь от холода, он не мог даже закричать. В паре шагов от него догорали газеты вместе с веревкой.

— Андрей! — раздался голос Ярослава совсем близко. — Держись!

Вдруг что-то схватило Андрея за ногу и дернуло вниз.

Ярослав застал лишь пузыри на плещущейся воде. Упав животом на лед, он запустил руку в воду и нащупал что-то похожее на ткань и постарался схватить, но она выскользнула из пальцев.

Андрей брыкался из последних сил. Кто-то, хихикая, хватал его за ноги, за руки, за одежду и тянул в разные стороны.

Лед под Ярославом затрещал.

— Ярик! — подбежала напуганная Рита. — Где Андрей!

— Не подходи! О, черт! — воскликнул парень и провалился в воду.

— Яр!

Ярослав тут же вынырнул и, хватая ртом морозный воздух, продолжил шарить в воде руками.

— Рита, уйди! Провалишься!

— Но как же… Мамочки! А это что такое?!

Мечущиеся в мутно-сером небе вороны, скопились в стаю и ринулись ко входу, окружая его как рой ос и выдвигаясь в сторону людей.

— Какого черта..., — сдавленным от холода голосом сказал Ярослав, слыша, как трещит лед. — Рита! Уходи!

Рита оторвала взгляд от птиц, схватила тлеющего ангела, дихлофос и побежала к храму в обход стаи.

— Куда! Стой!

Туча птиц двинулась за Ритой.

— Не надо! Вернись! Рит...! — кричал Ярослав, а потом что-то и его утащило под ледяную кашу.

Рита ускорялась, мелко переступая ногами, чтобы не поскользнуться и не споткнуться о торчащие изо льда кочки.

Услышав приближающуюся сквозь метель стаю, она попыталась притормозить, но на бегу не удержалась, поскользнулась и упала, успев смягчить себе падение руками. Черный гаркающий рой двигался к ней оставляя за собой на льду расходящуюся трещину и дорожку из мертвых воронов.

Рита поднялась, вытащила из кармана шерстяную варежку и засунула в нее баллончик и статуэтку. Раздув тлеющие на голове ангела угли до яркой красноты, она закашлялась от вонючего дыма и швырнула варежку изо всех сил в огромную дыру, бывшую окном.

Зажигательный снаряд, ударился о край, но завалился внутрь.

— Да! — победно рыкнула Рита, а потом повернулась к воронам и замерла в ужасе, увидев в центре стаи темный человеческий силуэт.

Вороны окружили ее, хлестали крыльями по лицу и плечам, клевали по ногам и тянули за ботинки прочь. Но Рита не могла пошевелиться и оторвать взгляд от шагающей к ней темной фигуры.

Раздался гулкий хлопок, и вспышка осветила внутренности храма. Огонь быстро побежал по вековой паутине и трухлявым стенам к потолку. Взрывная волна встряхнула древнее строение, и оно стало осыпаться. Некоторые бревна выпали наружу и поджигая кусты.

Отблески огня выхватили из темноты сварливое старческое лицо, обрамленное волосами, как налипшим лоскутом паутины. Бесцветные глаза смотрели на Риту из-под клочковатых бровей прямо и зло.

Под ногами затрещало, и девушка провалилась сквозь лед. Здесь оказалось не глубоко, вода едва доходила до пояса — но жгла холодом как огнем. А вокруг подо льдом вдруг заметались большие твари. Одна даже полоснула девушку хвостом по ноге. Рита вскрикнула и выскочила из воды.

Мертвец в рясе еле ступал. Вороны вдруг оставили его и поднялись к тучам.

Храм рушился. Купола и крыша падали внутрь. Башня колокольни с грохотом повалилась в огонь, подняв в предрассветный мрак столб искр и пепла.

Глеб заверещал как самый обычный гневливый старик, разваливаясь и сгорая заживо, если можно было так сказать про многолетнего покойника. А потом развеялся в метели, словно мираж.

— Яр! — опомнилась Рита и побежала к мужу, который уже тащил по льду Андрея.

***

Андрей очнулся и увидел над собой Ярослава и Риту. Девушка толчками давила ему на грудь, а Ярослав беззвучно командовал. Потом, будто не видя, что Андрей уже проснулся, склонился и потянулся ртом к его рту.

Андрей в панике вскочил. Метели не было. Горел храм. Все за пределами болота скрыла солнечная дымка. И вот чудо — он все еще лежал на льду, а Рита и Яр продолжали его спасать.

Андрей наблюдал за ними и с интересом смотрел сам на себя со стороны.

— Вы прям пожарная команда, — прозвучал веселый голос за его спиной. — Зажгли, так зажгли.

Андрей обернулся и увидел Тимура, такого же юного, как на фотографиях.

— Ты живой?

— Нет, — Тимур с улыбкой качнул головой. — Но ты все равно спас меня. И других. Вы втроем молодцы. Я рад, что вы поладили.

Андрей посмотрел на Яра и Риту, и на свое бездыханное тело, которое они старались вернуть к жизни.

— Я умер?

— Еще нет. Но лучше скорее возвращайся. Мама ждет тебя домой.

Андрей замотал головой.

— Иди ты, вместо меня! От меня одни проблемы! Я ничего не умею! Маме нужен ты! А я жирный заика, сын урода, который тебя убил. И я урод!

— Балбес. Ты это ты. И никто, лучше тебя тобой быть не сможет. Ты герой.

— Нет! Я ничего не делал! — навзрыд умолял Андрей, чувствуя себя прежним беспомощным ребенком, который всего добивался истерикой. — Я не хочу! Я не могу! Ты вернись! Пожалуйста!

Тимур оставался спокоен, и ждал пока Андрей возьмет себя в руки.

— Тебе пора идти. Спасибо, что пришел. А им передай… А хотя ничего не передавай. Это теперь твои друзья, говори с ними о чем захочешь. Прощай, Хрюша-Андрюша.

Тимур весело ухмыльнулся и толкнул Андрея в грудь.

От сильного удара о землю Андрей задохнулся и закашлялся.

Его перевернули на бок.

— Андрюха! — с беззлобным упреком выдохнул Ярослав. — Мы чуть не поседели!

Рита ревела, но уже от облегчения. Все еще кашляя, Андрей сел и поискал глазами Тимура. Но на месте, где только что стоял брат, потерянно топтался ворон.

— Тимур...

Ворон, не узнал его. Испуганно захлопал крыльями и вспорхнул, смешавшись с остальной стаей.

— Ты сказал “Тимур”? — спросил Ярослав. — Ты его видел? Ты испытал клиническую смерть? Что ты чувствовал?

— Яр, — Рита, с усмешкой сквозь слезы, шлепнула его по плечу за неуместное научное любопытство.

— У кого-нибудь есть телефон? — проговорил Андрей, пялясь как лунь на догорающий храм и кружащих воронов. — Это надо заснять.

Ярослав и Рита рассмеялись.

— Пошли домой.

***

Поездку домой пришлось отложить. Нужно было сперва отогреться и отдохнуть. Переодевшись в то, что нарыли в шкафах, парни забрались в постели. Рита, как менее пострадавшая, приносила им то чай, то лекарство, то поесть.

Андрей на своем кресле под боком у печки уже начал засыпать, когда услышал стук в ворота. Рита выбежала открывать. Минута напряженного ожидания, и в сенях захлопали двери, забубнили женские голоса.

Открылась дверь и затопали уже у печки, а затем отдернулась занавеска.

— Мам, — удивленно и радостно сказал Андрей, уже сидя.

Яна бросилась к нему, обняла и заплакала.

— Прости меня! Прости за все!

— Ты чего? — смутился Андрей, и крепко обнял мать. Ее холодная куртка пахла улицей и снегом. — Мам, ну не плачь, че ты.

— Да дура я, вот че, — она отстранилась и посмотрела на Риту и Яра, которые стояли в обнимку и наблюдали за семейным воссоединением. — Спасибо вам, что были рядом! А что случилось? Где он был?

— Андрюха сделал то, что давно было пора сделать. Он вообще мужик, что надо. Нам такие смелые в команду нужны.

— Так я же ничего не успел....

— Ты это затеял. Без тебя нам бы такое и в голову не пришло.

Яна смотрела на них и ничего не понимала:

— Мне, значит, ничего не расскажете?

— Может и расскажем. Поедете с нами на север в новый год?

— Зачем?

— Мы ведем блог для писателей, — объяснила Рита. — Называется “Как это называется”. Про всякие места и вещи, и как они устроены. Такие детали, про которые в интернете не найти.

— Вот поедем северное сияние смотреть и попутно достопримечательности. Мы и Верку берем. Едешь, Андрюха?

— Ну. Наверное, — Андрей посмотрел на мать.

— А поехали, — дивясь сама себе, поддержала Яна.

***

Кто сжег храм, в полиции осталось под вопросом. От доказательств и улик волосы дыбом вставали: все поле у храма усеяно птицами, а все следы перемешаны птичьими лапами. У Андрея и остальных, конечно, спросили, как у единственных людей, оказавшихся в деревне во время пожара. Но все сошлись на том, что приехали посидеть и отметить день рождения Тимура, который тут умер. Полицейские вспомнили это дело и на том разбирательство закончили. Да и надоел всем этот храм. Только всякий сброд привлекал. Даже удивительно, как его раньше не спалили.

Остатки храма разобрали и вывезли. А через два года, болото высохло и заросло травой да одуванчиками.

Но ни Ярослав, ни Рита, ни Андрей с мамой об этом уже не узнали. Они больше не приезжали в Зыблевку.

Андрей закончил девятый класс и поступил в техникум на программиста. Между учебой он вместе с Ярославом и Ритой, а иногда и с мамой, катался по стране в поисках материалов для блога и новых приключений.

А у Тимура на каждый день рождения была куча гостей и большущий творожник.