Холодная гниль

Зима в этом году наступила раньше обычного. Нет, я конечно ее ожидал, но недели через две. Мы должны были как раз успеть прибыть в порт, сдать груз и разъехаться по домам. Конец вахты, обратно к семьям и вкусным пирогам жены. Однако заморозки ударили разом, без шанса на потепление. Образовавшееся ледяное поле, будто смирительная рубашка, заключила нас в свои объятия и не желала отпускать. На моей практике такое бывало и не раз, так что переживать не стоило. На севере нашей необъятной родины это рядовое явление. Стоит немного замешкаться с поставками и сиди жди товар полгода. Пока оттает. Мне, как капитану, в целом было все равно, что к чему. Отчитываясь неделю за неделей, мы не сбились с маршрута ни на йоту. Просто Матушка-природа решила, что сегодня не сезон. Так что, в ближайших планах было кинуть весточку на берег спасателям, добраться до ближайшей станции и разъехаться кто куда.

Наш корабль только сковало льдами, но ко мне в кабинет уже кто-то мчался. По одним шагам я узнал его. Правильно, мой дурной юнга, иначе и не назовешь. А я, взрослый дядька, сижу на стуле и, как школьник, молюсь что он не ко мне. Но зеленая голова врывается ко мне в кабинет и давай что-то там лопотать. Глаза навыкате, нос красный, паклями свисают волосы и еще форма криво сидит. Смотрю на него уставшими глазами и даже не знаю, что делать.

— Мы застряли. — Говорит он мне, а в глазах паника. Я чуть чаем не подавился от такой формулировки. Никакого уважения. Сижу, смотрю на него как на дурного, а он понять не может, что не так. — Как я теперь домой попаду? — И снова молчит. Смотрит своими глазищами и молчит, прям слышно, как в голове шестеренки крутятся.

— Что делать будем? — Спрашиваю я у него спокойно, а сам пытаюсь не заржать. — Походу приплыли мы с тобой, Алешка. Как оттаем, так к маме и поедешь. — Говорю это все и сам чуть не давлюсь от хохота. Пришлось даже чаю отхлебнуть побольше, что бы улыбку скрыть. А этот чуть ли не в истерику.

— Как оттаем? А когда оттаем? Там же…Мне на землю надо… — Лепечет он что-то себе под нос и голос прям дрожит. Стоит сиротливо, руки себе заламывает, носом шмыгает. Детский сад, да и только!

— Когда-когда…Вызывай землю, говори номер судна, что везем и проси забрать. — Рявкнул я на него. На него, когда кричишь, он сразу в чувства приходит. Сопли перестает жевать. И ведь работает. Он сначала подпрыгнул, потом заморгал так активно и улыбнулся. Засуетился сразу, давай бумажки все собирать, номер набирать. Увидел проблески образования даже, пока он снова не открыл рот.

— Везем трупы. — Эта фраза оторвала меня от чтения книги, и я даже поперхнулся. Как такое вообще можно было ляпнуть, не укладывалось у меня в голове. Да еще и по рации, в официальном сообщении. Немыслимо. Я отставил чашку в сторону и уставился на него со всей суровостью. Он, слава небесам, заметил, что допустил ошибку. Нервно заулыбался, ногами начал перебирать, снова хлопать своими пушистыми ресничками.

— Груз 200, груз 200. — Зароптал он быстро. — Я просто. Ошибся. Извините. Да-да. 200, все верно. Ну мертвые. Ладно. Молчу. — Он закусил нижнюю губу и уставился в пол. Все что мне оставалось, это вернуть его домой и отказаться от стажировки. Как бы я не уважал своего друга детства, сын у него был полным балбесом, к гадалке не ходи.

Спалось плохо. Мне не хватало успокаивающих волн. Таких родных моему старому сердцу. Беспокойные, грозные, они бились о стены моего корабля, нападая и мягко обволакивая металл. В другой день, они словно ласковые овечки, бежали со мной в горизонт, то и дело переливаясь на лазурном небе. Тягучие, мутные словно рубленый снег, иногда они обнимали судно, шурша под тяжестью нашего шага. Еще Айвазовский пытался приручить эту стихию, но она, словно нечто незыблемое и неуловимое, все время утекала сквозь пальцы. Я любил свое дело душой и сердцем. Каждый день выходил на корму, чтобы подставить седую бороду навстречу ветрам. Глаза уже от старости слезились, так я многим говорил, а сам плакал, плакал от красоты океана. Ребенок мой синеокий. Оказавшись в плену льдов, я ощутил себя потерянным. Мне не хватало ласковой качки и шума ветра за железной обивкой. А еще почему-то отвратительно пахло. Словно кто-то оставил мясо размораживаться и забыл об этом. Вся каюта пропахла этим мясом, ощутимо, но без удушья. Чего нельзя было сказать о главном холле. Тошнотворный трупный запах будто впитался в металл. Словно обиженный подросток он громко заявлял о себе. Мол, посмотрите на меня! «Да, я крепкий и резкий, что ты мне сделаешь?». Прикрыв нос рукой, я пошел в сторону камбуза, чтобы кому-нибудь дать леща. К сожалению, я ошибся. Запах с камбуза мало чем отличался от того, что царил буквально на всем судне. Не было и миллиметра, куда бы это зловоние не просочилось. Уже часа через два мы принюхались и будто крысы в газовой атаке, продолжали свою привычную работу. До самого позднего вечера я искал возможную проблему, но даже проверка трюма с грузом 200, не дала никаких зацепок. Засыпая я чувствовал себя гниющим изнутри.

Спал прерывисто, все время казалось, что кто-то наблюдает за мной. Будто пара слепых глаз стоит в углу и контролируют каждое твое движение. Внимательно изучающий взгляд то и дело скользил по моей кровати. Сначала он был опаслив, словно боялся быть рассекреченным, и именно поэтому прятался в углу, но с каждым часом уверенности в нем только прибавлялось. Жадный до деталей, он въелся в затылок и внимательно сканировал меня во время моего сна. Я чувствовал это своим телом. Чувствовал его закрытыми глазами и знал. Знал! Что он тут, где-то рядом.

Утром не сразу смог встать, затекшая шея хрустела и ныла. Я разогрел ее руками и аккуратно потянул, старость давала о себе знать. Откинул одеяло, почесался, свесил ноги и тут же поджал их под себя. Что-то холодное и мерзкое было под ногами. Отряхнул ступню, оперся руками об матрас и выглянул за пределы кровати. На полу красовалась чудесная лужа. Мокрая, холодная и самое главное, она была внутри корабля. Я подвинулся к краю кровати и аккуратно слез в самый уголок, чтобы снова не наступить в нее. Что-то зловещее было в ее появлении, и я это чувствовал всем своим нутром. Быстро одевшись и кинув на пол тряпку, я осмотрел каюту еще раз. На потолке течи не было, по углам тоже сухо. Странная лужа была исключительно у кровати и нигде более. Пока я осматривался вокруг, то и дело бросая взгляд на эту поганую лужу, мое подсознание сыграло со мной злые шутки. То, что за мной наблюдают не было сном. Эта мерзкая лужа здесь не случайно.

***

Целый день мы потратили на поиск протечки, но так и не нашли причину. Оказалось, что не только у меня одного эти галлюцинации. Открыто о снах мы не говорили, но те, у кого мы нашли еще лужи, как-то странно смотрели в пол. Ложился спать я с дурным предчувствием.

Ночью снова не спалось, я ворочался из стороны в сторону. То и дело бросало то в жар, то в холод. Словно занимаясь спортом я, отбрасывал одеяло в угол, а потом снова шарил рукой в его поисках. От моих полуночных ворочаний, простыня смялась и противно топорщилась под спиной. Нервный и раздраженный я лежал на спине с закрытыми глазами и считал до десяти. Раз за разом. Это совершенно не помогало. Ощущение присутствия неизвестного наблюдателя не проходило, но я не решался открыть глаза. Боялся, что это окажется правдой. Минута за минутой ускользала моя ночь. Снова в нос забился гнилой мясистый запах. Он был таким плотным, как будто имел форму. Казалось, что если протянуть руку, то можно его пощупать, помять, а потом разорвать на части, как сырое мясо. Мягко поддавшись и расходясь по волокнам, он стечет по твоим рукам, оставив мерзкое ощущение грязи и липкости. Как бы говоря: «ты от меня не отмоешься». Страх накатил новой волной и сердце предательски забилось чаще. Нужно было поторопить спасателей.

Утром, весь разбитый и помятый я снова откинул одеяло. Затем уселся на кровать, но ноги не стал свешивать. Сидя на углу, свесив голову, я изучал багровую маслянистую жидкость у себя под ногами. Сомнений не было, оно сегодня приходило снова. Дурно пахнущая липкая кровь, ровным полукругом обрамляла мою кровать. Словно художник сделал мазок кистью, она тянулась ровно от самого края кровати до изголовья. Тягучая, как предчувствие скорой кончины.

Проведя утренний ритуал, я уже собрался выходить, как кто-то чуть ли не выбил мне дверью нос. На пороге стоял мой зеленый юнец, снова с глазами на выкате. Я отмахнулся от него, как бы говоря: «Я и сам не знаю, что это, но оно есть». Парнишка молча отошел от прохода, давая мне пройти, а затем залип на лужу под моей кроватью. Махнув на него рукой, я вышел и тут же захотел обратно. Весь коридор был измазан темно-красной кровью. Неясные пятна были на полу и на стенах. Крупные, как гроздья, капли стекали со стен, оставляя за собой дорожки. На полу, будто была возня, лужи превратились в одно единое полотно, с мелкими проблесками пола. И повсюду, буквально повсюду, валялись мертвые крысы. Их ошметки, как после разрывной гранаты, вязли в этой багряной смоле. Затем они смешивались с запахом гнили и железа, образуя самый бодрящий утренний коктейль. Тут и там я видел оторванные лапки и хвосты, их тела, будто сожранные диким зверем, валялись с внутренностями наружу. Десятки мертвых крыс на тонущем без пробоин корабле. В тот же вечер я отправил весточку на берег, чтобы поторопить спасателей, они обещали сделать все возможное. Я же просто боялся наступления ночи.

Ночью долго не мог уснуть, пока сон резко не забрал меня к себе в объятия. Будто в одну секунду я куда-то провалился. Мой мозг, как при лихорадке, всю ночь крутил мне подборку ярких несвязных картинок. Иногда я скулил, так жалобно, словно бродячее животное. Иногда, будто ударенный шоком, вздрагивал. Все что мне снилось, было в тягость. Организм, как бы сражаясь с собственными страхами, выбрасывал в кровь адреналин с бешенной скоростью. Происходящее последние несколько дней казалось нереальным, так что я не сразу понял, коснулись ли меня по голове или это мне показалось. Подобно сумасшедшему я терял эту зыбкую грань между реальностью и сновидениями. Боялся по-настоящему. Снова, будто сотней игл сковало мое тело в ознобе. Свернувшись под одеялом, я забился в угол своей кровати поближе к стене и тяжело дышал. Затем я почувствовал терпкий запах земли у себя в комнате. Он, словно дым от костра, вошел медленно, но обволакивающе. Подтянув к себе подушку, я обнаружил что она мокрая. И вовсе не от моего пота. Впитавшая в себя влагу сторона, была ледяной на ощупь. Я отодвинул подушку подальше, как бы даря ее тьме, а сам еще больше вжался в стенку. Осторожно, будто играю с диким зверем, я начал не торопясь подгребать под себя одеяло, попутно втягивая шею.

Моей головы что-то коснулось. Мне хотелось думать, что это от нервов показалось. Однако это было не так. Холодная женская рука провела по моим волосам, остановившись у лба. Вены на лбу вздулись, и я зажмурился. Страшно пошевелиться. Каждая мышца в моем теле сейчас испытывала железное напряжение. Руку убрали. По размеру ладони я понял, что это что-то было женщиной. Зловонной, гниющей ежесекундно, разлагающейся прямо у меня в кровати, но женщиной. Она снова, занесла руку над моей головой и ласково, словно убаюкивает собственного ребенка, еще раз провела по волосам. Я видел ее черные пакли у себя на плечах. Дышал этим зловонным запахом из ее рта. И я видел ее истерзанный окоченелый труп у себя в кровати. Она, разваливаясь на ходу, оставляя после себя огромные мокрые лужи, подобралась ко мне ближе. Сама смерть дышала мне в лицо. Затем мертвая положила свою гнилую руку мне на плечо и аккуратно, словно боясь разбудить, поцеловала меня в щеку. Слизкий поцелуй скатился вниз по подбородку и впитался одеялом. Мое сердце в последний раз дернулось, темная пелена упала на глаза, и я полетел в пропасть.