Последний день марта

Сергей выбрался на балкон и, подоткнув куртку, устроился на нагретой за день солнцем табуретке. Яркое весеннее солнышко уже скрывалось за крышей соседней пятиэтажки и капель стучала все реже и реже, засыпая на ночь. Где-то во дворе орали коты, празднуя приход весенних сумерек. Сергей поморщился: радостный кошачий вопль звучал оскорбительно. Особенно сегодня. Сегодня Сергей не выдержал и после занятий в институте признался Свете в любви. Девушка окинула его презрительным взглядом серых глаз и бросила, отворачиваясь:

— Ты мне не нужен.

А потом повернулась и ушла, покачивая гривой каштановых волос. У входа в институт ее наверняка ждал «Лешенька», или «Петенька», или еще кто-то… а он «не нужен».

Мягкие лапки опустились на плечо, ухо пощекотали вибриссы, в лицо заглянула черная кошачья мордочка.

— Мурка? Пришла, лапа, — он погладил спрыгнувшую на колени кошку. — Ну хоть тебе я нужен.

— Мя-я-я?

— Колбаски хочешь?

— Мя!

— Сейчас.

Сергей встал, осторожно пересадив кошку на перила балкона. Зашел в кухню за колбасой, отрезал большой кусок и вернулся к хвостатой гостье.

— Вот, держи.

— Мр-р-р.

Мурка появилась в его жизни пару недель назад, когда он точно так же сидел на балконе и грустил. Весна несла для Сергея далеко не радость влюбленного шепота, а бессонные ночи, тоску и подступающие к глазам слезы. Кошки праздновали свадьбы, травы поднимали бутоны цветов, у него же с девушками никак не складывалось. Либо девушки отворачивались от Сергея при малейшей попытке познакомиться поближе, либо он старался держаться подальше от тех, кто мог согласиться с ним быть. По крайней мере сам Сергей был уверен, что судьба ему нарисовала дорогу в стороне от всех. В тот вечер, две недели назад он, как и сегодня, пытался заглушить боль прохладным весенним воздухом, сидя у балконных перил. Черная кошка появилась из-за угла дома, уверенно ступая по узкому карнизу старого здания. Спрыгнула на балкон и потерлась о ноги, тихонько взмуркивая.

— Кошка, как тебя зовут?

— …

— Молчишь?

— Мр-р-р-р…

— Значит будешь Муркой. Сейчас что-нибудь поищу тебе в холодильнике.

— Мр-р. Мяу.

С тех пор Сергей каждый вечер выходил на балкон, а кошка приходила к нему по карнизу. Рыбка или кусочек колбасы, что-нибудь да найдется. Особенно если запасти заранее и ждать. А Сергей ждал. Когда сытая кошка сворачивалась у него на коленях, начиная петь свои песни, весенняя тоска отступала и тянуло чем-то забытым. Может, детством, или сказкой. Вот и сегодня Сергей успокоился, почесывая кошку за ухом, и даже почувствовал желание кому-то рассказать о своем несчастье.

— Представляешь, Мурка, я сегодня признался Свете в любви…

— Мр-р…

— А она сказала, что я ей не нужен. А я же ее люблю!

— Мя?! — кошка смотрела прищурившись и чуть-чуть насмешливо. Так, что у Сергея даже возникли какие-то сомнения в своих словах.

— По крайней мере кажется, что люблю, — поправился он тут же. — Она мне каждую ночь снится. Такой, — он зажмурился и сглотнул, — мягонькой, нежной. И волосы гладкие, теплые, как твоя шерстка. А потом просыпаюсь и… нет никого. Я-то ей наверняка не снюсь. Только и остается, что тебя гладить.

— Мр-р-р-р. — кошка явно радовалась поглаживаниям, подставляя голову и спинку под теплую руку и сжимая когтистые передние лапки по очереди «в кулачок» на джинсах Сергея.

— Пойдем, Мурка, в дом. Помурчишь мне сегодня ночью, а то, если опять Света приснится, совсем кисло будет. Раньше хоть надеяться мог, мечтать… Эх, и зачем я ей сказал?

Уснул Сергей на удивление быстро. Чуть поворочался, прижимая к себе лежащую поверх одеяла Мурку, и провалился в глубину снов. Во сне качались ветви деревьев, залитые лунным светом, и серебристая дорожка ложилась на серый подтаявший снег. Проснулся неожиданно, где-то к полуночи, от легкого прикосновения — под одеялом он был явно не один. Протянутая рука нащупала гладкую прохладную кожу и девичью грудь. «Снится, наверное» — решил Сергей, привлекая девушку к себе поближе. Но она сама уже прижалась к нему, обхватив руками. А потом губы парня почувствовали осторожный поцелуй, и разум окончательно спрятался в каких-то дальних и темных углах сознания, смешивая сон и явь. И была весна, и стоны, и шепот, и танец дрожащих пальцев на коже, и смешавшееся дыхание двоих.

Очнувшись от весеннего безумия, придя в себя и успокоив дыхание, Сергей щелкнул кнопкой ночника. У него на сгибе локтя лежала черноволосая девушка с огромными пушистыми ресницами. Зеленые глаза смотрели спокойно, ласково и чуть задумчиво.

— Кто ты?

— Маша. Ты сам дал мне это имя.

— Когда? Не помню.

— Две недели назад, когда кормил колбасой, — легкая улыбка. Тонкие пальцы касаются щеки, ласкают ухо, скользят ниже вдоль шеи до плеча и замирают там.

— Я кормил колбасой только кошку Мурку.

— Мурка, Маша — одно и то же. Одно имя. Разве ты не знал? Одно имя, одно существо, одна душа… оборотня. Это просто я и есть.

— Просто?! То есть ты девушка и просто оборачивалась кошкой?

— Нет. Я кошка. Родилась кошкой, живу кошкой. Ну почти. Иногда становлюсь девушкой, вот как сейчас. Мне показалось, тебе это нужно.

— Ты пришла ко мне потому, что мне это было нужно? — такому он как-то даже не мог поверить, хотя и слышал своими ушами. А потом кольнула боль: только потому, что нужно?

— А тебе, значит…

— Ш-ш-ш… не говори лишнего. Мне — тоже. Сегодня последний день марта, и нам есть чем заняться вместо разговоров.

Кончик языка скользнул по груди, а пальцы побежали ниже, опережая язык. Сергей не стал больше ни о чем спрашивать — просто не мог.

Проснулся он поздно, и первым чувством был страх, что все случившееся ночью окажется просто сном. Но рука, легко коснувшаяся плеча, успокоила Сергея. Маша лежала на краю кровати, глядя на него. Возможно, уже давно. Казалось, она может часами вот так лежать и просто смотреть…

— Проснулся, — она улыбнулась и потянулась.

— Да. Какая же ты хорошая!..

— И как сегодня поживает твоя любовь к Свете?

— Какая любовь? А — да… Ты знаешь, никак. Наверное, я просто ошибся и не любил ее.

— Конечно, не любил. Это сразу ясно. Желал, тосковал, может, даже был влюблен, но не любил.

— Да? Ты знала… Но как?

— Любовь — кроме желания, это понимание и совместный путь. Ты ее даже не понимаешь, не говоря уж о пути.

— Да вроде понимаю…

— И не знал, что она тебе ответит? — подхватила Маша. — Хочешь сказать, ее ответ был случайным?

— Нет, конечно… — Сергей задумался. — То есть, выходит, не понимал? Но совместный путь я как раз предлагал. Жить вместе. Ой, извини, сейчас представил, что она согласилась… Бр… Спасибо тебе, все это куда-то ушло. Как будто случилось давным-давно.

— Ага, очнулся. Но чтобы знал на будущее, «жить вместе» — это другое. Совсем другое. Путь людей — то, что они меняют вовне или как меняются сами. Понимаешь? Не работа, не занятие, не жизнь под одной крышей. Что меняют или как меняются. Знаешь ли ты хотя бы свой собственный путь?

— «Меняют или меняются?» — Сергей никогда еще не думал так. — Наверное, нет. Я учусь на металлурга, но ведь это, наверно, не то? Навряд ли я что-то заметное изменю в своей профессии.

— А изменит ли она тебя?

— Не знаю. Не уверен.

— Тогда ты пока еще просто не можешь любить.

— Нет. Я люблю тебя!

— Желаешь. Только желаешь. Ты не знаешь ни меня, ни своего пути.

— И… И все? Но я же могу понять, найти…

— Можешь. Со временем. А сегодня, если ты найдешь мне какую-нибудь одежду, мы можем погулять по городу. День чудо как хорош.

Одежда нашлась. Старые джинсы Сергея школьных времен, которые уже давно на него не налезали, но почему-то не были выброшены, свитерок, кроссовки тех же лет, и курточка. Получился этакий вызывающе-мальчишеский стиль, но Машу это вовсе не беспокоило, а Сергею она нравилась в любой одежде. И они гуляли по залитым солнцем улицам, набережным, заглядывали в маленькие кафе и ели мороженое на палочке, которое Маша облизывала языком. Беззаботно-счастливый весенний день плавно перешел в ранний вечер. Свист чайника на кухне, чай в маленьких чашках, танцы под тихую музыку посреди спальни. Откинутое в сторону одеяло. Губы на губах. И вновь танец пальцев на коже, стоны и скрученная в комок простыня. А потом, вместо сомкнутых век — прямой взгляд в глаза, и неожиданное:

— Мне пора уходить, Сергей. Пока твоя влюбленность не превратилась во что-нибудь большее…

— Ты меня не любишь? — Сергей в удивлении разжал объятия.

Лунный свет, заливающий комнату, высветил девичий силуэт на фоне окна. Она покачала головой.

— Мы, кошки, вообще не умеем любить. Мы не меняем и не меняемся. Просто живем. А путь доступен только вам — людям. Мне пора.

И исчезла бесшумно из лунного луча: ни шагов, ни шороха.

— Ты… вернешься?

— Мы никогда не возвращаемся… Прости!

Голос девушки донесся со стороны кухни, потом тихонько скрипнула балконная дверь, и Сергей почувствовал, как остался один. Часы на городской башне начали бить двенадцать. Закончился последний день марта. Сергей поднял глаза на электронные часы на стене. Ноль часов, десять минут. Десять минут первого дня месяца апреля. Городские часы отставали, и это вселяло надежду.