Полустанок

Яркое августовское солнце раскаленной печью нагревало серый бетон железнодорожной платформы. Словно семечки от жары, трещат в траве кузнечики, с натужным гудением рассекают густой воздух крупные шмели. Деревенский полдень в самом разгаре.

Андрей с облегчением бросил на платформу старую, потертую спортивную сумку с надписью "Спринт" на боку. Разминая плечо, посмотрел на старенькие часы, прикидывая время до прибытия электрички. Оставалось еще минут пятнадцать.

Андрей облокотился на выкрашенные в зеленый цвет перила, сколупнул пальцем отслоившуюся краску. Достал из кармана джинс клетчатый платок, вытер пот со лба. Солнце пекло нестерпимо, поэтому пришлось искать относительную прохладу в тени будки трансформатора.

И стоило так спешить? От деревянного дома родителей до одинокого железнодорожного полустанка несколько километров по полю, вот и думал, что не успеет. А потом встретил знакомого фермера на старинном мотоцикле с коляской, тот и подкинул почти до платформы. Ну да ничего, стоять всяко лучше, чем идти под шпарящим солнцем.

Шагнув к краю бетонного приступка Андрей приложил руку к глазам и посмотрел вдаль, откуда должна приехать электричка. Горячий воздух над, казалось, расплавленными рельсами искажал далекий горизонт. Над дорогой склонялись темные ели, над высокой травой мелькали стрекозы. И никакого намека на решивший вдруг придти раньше времени поезд.

Вздохнув, Андрей отошел от края перрона и, облокотившись на перила, принялся рассматривать окрестности.

К платформе ведет пыльная дорога, другим своим концом убегающая в поля. Напротив полустанка, по ту сторону рельс, возвышался стандартный для средней полосы лес.

А возле дороги, прямо напротив платформы, стоял старый, бревенчатый дом. Возможно в нем живет служащий железной дороги, возможно это все, что осталось от безымянной деревни, на месте которой теперь прошли стальные стрелы рельсов. Как бы то ни было, но дом до того стар, что бревна сруба успели почернеть и потрескаться, чешуйчатая дранка на крыше завернулась вверх кольцами.

На платформу из дома выводят два окна — одно большое, на первом этаже, с синенькими цветочками и геранью в керамическом горшке. Второе окно — на чердаке, под коньком крыши. Маленькое, с крестовиной рамы посередине. Запыленное до такой степени, что паутина кажется тюлем. И абсолютная, глубокая темнота таится за ним. Такая ощутимая темнота, такая холодная. Такая… Затягивающая...

Андрей тряхнул головой, отгоняя наваждение. Еще раз посмотрел на часы, на дорогу. Время словно застыло в этом липком воздухе.

Рука скользнула по горячей макушке, переступив с ноги на ноги, Андрей вновь привалился к перилам. Глаза сами собой поднялись на дом, к маленькому окну. И, несмотря на адскую жару, по спине пробежал холодок...

… Казалось, что она смотрела в самую душу. Зеленые глаза двумя изумрудами выделялись на бледном лице. Двумя испуганными изумрудами, если возможно так сказать.

Девушка стояла, прильнув к стеклу чердачного окошка. Одетая во что-то белое, она ярким пятном выделялась на фоне черноты. Две косички, скорее всего рыжие, торчали в стороны. Тонкие черты лица, линия губ с опущенными вниз уголками. И глаза, цвета зеленой лужайки.

Девушка подняла руку с тонкими, длинными пальцами и неуверенно помахала застывшему в изумлении Андрею. По ее виду можно было решить, что незнакомка сама удивлена видеть и Андрея, и лес с платформой, и вообще весь мир за окном. Словно она никогда не видела этого всего раньше.

Андрей, забывший на несколько мгновений и про жару, и про поезд, вышел из оцепенения, улыбнулся и помахал девушке в ответ. Попытался объяснить, что ждет электричку, попеременно тыкая пальцем то на часы, то в сторону железной дороги. Девушка словно и не заметила этого, подняла глаза к небу и сквозь пыльное стекло с нескрываемым восхищением рассматривала глубокую синеву. Ее губы что-то шептали, ладонь легла на прозрачную преграду...

И вдруг Андрей понял, что что-то не так. За девушкой сверкнуло, она оглянулась. И всем телом бросилась на окно, словно желая выбить его в попытке уйти от чего-то, появившегося на чердаке. На удивление ветхая рама выдержала, лишь задребезжали стекла. Андрей увидел искаженное ужасом лицо девушки, открытый в беззвучном крике рот. Мелькнул белый рукав, фигуру девушки сменило что-то угольно-черное, огромное. В маленькое окошко вплыл багровый глаз без зрачка, взгляд будто булавка бабочку пришпилил Андрея к месту. Но лишь на миг, потому как чернота рывком ушла в глубь чердака, мимо окна пронесся силуэт девушки. И полные отчаяния зеленые изумруды...

Земля ударила по стопам, в ушах засвистел ветер. Андрей, перепрыгнувший через перила платформы, не помня себя бежал к дому. По штанинам хлестала высокая трава, сердце паровым молотом работало в груди… Узкая тропинка, кривой палисадник, скрипучие ступени. Кулак дробно загрохотал в жалобно прогнувшуюся дверь. Не выдержав, слетел с крепления засов, Андрей влетел в предбанник. Метнулся мимо маленькой кухни с дымящимся чайником, отбросив занавеску ворвался в комнату.

На протертом, провалившемся диванчике, поджав ноги под себя и выставив на колени маленькую икону, сидела испуганная старушка. Ее сморщенное лицо в тени повязанного платком мелко дрожало от страха.

— Они опять беснуются, — жалобно проговорила старушка, — Они опять хотят ворваться сюда...

И, словно в подтверждение ее слов, громыхнул чердачный люк на потолке в углу комнаты, натянув толстую цепь с навесным замком, просунутую в стальные ушки. Старушка тонко завизжала, стараясь спрятаться за иконой.

Андрей метнул взгляд по убранству комнаты, схватил стоящий в углу лом. Люк тем временем судорожно грохотал, дергался, словно кто-то отчаянно пытался открыть его сверху. Под аккомпанемент орущей старушки и громыхающей цепи Андрей подсунул железный прут в дужки замка. Рывок — проушины скрипнули, но выдержали. Еще рывок, еще. Замолкла старушка, прекратили рваться с чердака. Еще рывок. Хрустнула доска, цепь выскользнула в открывшуюся дыру. Лом упал на пол, ударив Андрея по колену, но тот не заметил, уже откинул люк и, оттолкнувшись от швейной машинки, пролез на чердак.

Пустая комната с единственным окном под сходом крыши. Кружащиеся в солнечных лучах пылинки. Большое, мутное зеркало в бронзовой раме со съехавшим на бок покрывалом в глубине комнаты. Сильно пахло бергамотом. И ни кого более, кроме самого Андрея.

Парень ошарашено прошелся по чердаку, подошел к окну. Взгляд его привлекли три глубокие царапины на полу со светлыми спиралями стружки. Длинные, ровные, практически разрезавшие доску.

— Зеркало накрой! — взвизгнула снизу старушка.

Андрей медленно поднял глаза к окну. На толстом слое пыли отпечаталось пятно от ладони незнакомки. Единственное доказательство того, что увиденное — не следствие солнечного удара.

А за окном, от пустой платформы, отходила электричка...