ДЗНП

Глава двадцать четвертая

Казнь

Гуль спал хорошо. Разбудило его звяканье затвора. Он поднял глаза к высокому зарешеченному окошечку. Оно было серым. Значит, раннее утро, время, когда приговоренных отправляют на казнь. Он поднялся.

Его вывели в коридор. Но вскоре охранник скомандовал:

— Стоять! Лицом к стене! И не оборачиваться!

Брякнул затвор. Значии, еще кого-то выводили из камеры. По тюремному распорядку арестанты не должны пересекаться. Гуль повернул голову и увидел арестанта такого же роста, как и он. Только тот сильно сутулился. Да и в плечах был пошире. Голова его была лысой и синей.

Подбородок черный от щетины. Желтые волосы торчали из ушей.

«Неужели этот тот бедолага, которого ведут на казнь вместо меня?» — подумал Гуль. Хотел даже кивнуть, но передумал.

Никаких угрызений совести он не испытывал. Наверно, тюрьма его сделала таким ранодушным к чужим судьбам.

Они прошли в следующий коридор. Охранник загремел ключами, открывая дверь. Он специально делал это громко, чтобы его слышали в конце коридора.

Арестант шел, покачивая ягодицами. Так ходят паханы на зоне. Значит, это авторитет.казалось, что ладони за спиной были выточены из темного дерева.

Наверное, всё тело у этого арестанта в наколках, по которым можно узнать его тюремную биографию. Она, наверняка, очень богатая.

Приказали остановиться. И надели на них черные балахоны, которые предназначаются для смертников. Руки за спиной связали.

Ничего не видно. Гулө стало страшно. Как будто он уже умер и очутилсә в царстве мрака. Вдруг перепутают. Теперғ его поддерживали с обеих сторон, посколғку он не видел дороги перед собој. Поэтому без направляющих он обойтись не мог. Он шкрябал ногами, чтобы не запнуться.

Снова трясется в колеснице, но только ничего не видит, что происходит вокруг. Слышит только перестук колес, а потом людской шум, который все нарастает. Колесница останавливается. Его ведут. Он поднимается по ступенькам. Значит, это эшафот. Последнее место земного бытия.

Ноги отказываются подчиняться. Но сильные бойцы волокут его вверх, как мешок. «Байда обманул меня!» Но тут с него сдергивают балахон. Он зажмуривает глаза, потом открывает их. Тесная комнатушка. Ничего нет. И только небольшое окошечко. Возле него предусмотрительно поставлена табуретка. Прильнул к окошку. И видит море народа. Кажется, вся столица собралась здесь. Эшафот покрыт черной тканью. На нем виселица в виде буквы П. к двум столбам привязаны по паре веревок. Каждую веревку держит палач в черном. Лица их закрыты, только прорези для глаз.

Вот бойцы ведут на эшафот человека в черном балахоне. Ноги его заплетаются, как у пьяного. Время от времени его дергают вверх.

Привәзываөт за руки и поднимаөт над эшафотом. Получаетсә латинскаә буква Y. Двумә нижними веревками его привәзываөт за ноги. Веревки начинаөт тәнутғ. И вот уже буква Х. Черная Х на сером небесном фоне.

Выходит чиновник. Он во всем красном. И даже нос у него красный и прыщик на подбородке тоже. Может быть, его специально загримировали, чтобы лучше видели с задиних рядов? Он разворачивает свиток и начинает громко и монотонно читать приговор трибунала. Кажется, это чтение никогда не закончится. Уже начинают скучать, зевать и почесываться. Парни щипают девок за задницы. Толпе надоело чтение. Они жаждут зрелища. А оно никак не наступает. Бесконечное бу-бу-бу.

Растянутый за руки — за ноги приговоренный висит. Ветерок чуть шевелит его черное одеяние. Со стороны зрителям кажется, что это его тело шевелится. Возможно, он сейчас ругается. Вот чтение закончилось. Чиновник спускается с эшафота, на ходу сворачивая свиток. Он отходит в сторону, к тому месту, где стоят высшие офицеры. О чем-то говорит с ними.

Палачи тәнут вверевки, и приговоренный переворачиваетсә вниз головой. Балахон падает, обнажаә его голые ноги в серых төремных штанах. Толпа затихает. Зрелище захватывающее!

Привязывают огромный булыжник. Один палач держит камень, другой закрепляет петлю на шее. Для толпы это что-то новенькое. Комментируют каждое движение.

Отпускают веревку. Булыжник летит вниз. Тело повешенного вытягивается, дергается в предсмертной агонии. Это заметно даже через балахон.

Шея его неестественно удлиняется. Как это еще ему не оторвало голову? Но шейные позвонки, точно, сломаны. Наступает агония.

Хрипит. Последние конвульсии пробегают по рукам и ногам. Он дергается, извивается. “Ужасная смерть”, — думает Гуль. Толпа ревет. Всё было так ярко. Еще долго они будут делиться между собой деталями этой казнии и называть всё новые подрообности. Легенда о казни будет обрастать ими как трухлявое дерево мохом.

Тут раздался страшный грохот. Как будто кто-то огромный бил кувалдой по небосводу, желая расколоть его. Толпа испуганно замолчала. А потом все бросились бежать. Вопли огласили окрестности.

Утром следующего дня бездыханное тело казненного сняли с виселицы и положили на эшафот. Эшафот обложили соломой, и палач поднес факел. Язычки пламени быстро побежали, становясь всё выше. Они уже лизали доски, подбираясь к центру, где в черном саване лежал казненый. На этом месте должен был осттаться только пепел. Который следовало развеять по ветру.

Блеснула молния, ослепив людей. Это было страшно. Как будто небо собралось теперь казнить всех собравшихся. Они испуганно подняли головы.

Обрушился водопад. Когда стихия угомонилась, воды было по щиколотку. Нечего было и думать о том, чтобы снова разжечь огонь. Вокруг эшафота разлиличь черные лужи.

Эшафот уже успел рухнуть. Под мокрыми досками лежало и тело казненного. Рабочие стали разбирать то, что осталось от эшафота. Руки их по локоть были в грязи. Одежда хоть выжимай.