Призрак Девкалионовой Долины Часть 9

Толпа тесно сгрудилась вокруг рассказчика. Казалось, охотники успели забыть, для чего они здесь собрались и какому печальному событию обязаны посещением этого замка. История про Мельницу Девяти Утопленников захватила всех, каждый из присутствующих воспринимал её почти как личную драму. Даже громоподобный Бомбаст Отчаянный утих и слушал Еноха с предельным вниманием, не перебивая и не делая никаких замечаний.

— В какой-то момент мне показалось, что старик раскусил мою уловку и надеяться больше не на что, — невозмутимо продолжал рассказчик. — К счастью, это было не так. Старый мельник действительно обеспокоился не на шутку, он спросил меня, насколько я уверен в том, что его мельница останется цела и невредима, если он последует моему совету.

« Более чем уверен в том, уважаемый Пахидискус, — отвечал я, внутренне начиная торжествовать победу. — В любом случае, ничего другого нам не остаётся. Только так вы сохраните и себя, и свой дом. Но учтите: следует поторопиться — скоро наступит полночь.»

Пахидискус посопел, мысленно взвешивая мои аргументы на весах своего старческого разума. Потом за дверями зашаркали его удаляющиеся шаги. Я понял, что старик поверил сказанному и терпеливо ждал продолжения. Вскоре наверху что-то тяжко загрохотало. Устанавливались, раздвигаясь, какие-то громоздкие железные опоры; запрокинув голову, я увидел, как в потолке прямо надо мной открывается квадратный проём, из которого вылезает огромный крюк на толстой железной цепи. К концу крюка был привязан холщовый мешок.

«Ты положишь дровосека в мешок и зацепишь за крюк так, чтоб я мог поднять его наверх, — прошамкало из проёма. — я сам оттащу его подальше от мельницы и посмотрю, что будет дальше. Если Чёрная Свинья придёт за своим питомцем в полночь, как ты говорил, и они оба уберутся восвояси — считай, что тебе повезло. Я выпущу тебя из погреба. Если же всё это окажется выдумкой и ты затеял какую-то хитрость, то берегись. Тогда я устрою тебе такое, что ты проклянёшь день и час, когда постучался в двери моего дома.»

Пробурчав ещё несколько угроз подобного рода, мельник крутанул колесо лебёдки и крюк с мешком оказался возле моих ног. «Ну давай, странник по болотам, — вновь повелительно зашамкало сверху. — Покажи, на что способен. Действуй! Посмотрим, что из этого получится».

Примерно к чему-то такому я себя и готовил. Глупо было рассчитывать на чрезмерную доверчивость старика, на то, что он сразу распахнёт двери и попросит меня помочь освободиться от «неудобного» трупа. Приняв сброшенный мешок как должное, я изобразил восхищение выдумкой хозяина, крикнув «Подождите минуточку, любезный Пахидискус!», после чего затеял возле «дровосека» бурную возню. Делая вид, будто стараюсь в точности выполнить все указания, я забрался в мешок сам и, зацепив его краем за крюк, крикнул старику, что груз можно поднимать. Мельник закряхтел, с трудом вращая ржавое колесо лебёдки, и цепь, скрежеща и повизгивая, повлекла меня наверх.

Мой спасительный план строился на двух положениях. Во-первых, в подвале было темно и сверху, из люка, почти ничего внизу не просматривалось. А, во-вторых, старик был слаб зрением /не зря его называли Кривым/, и его близорукость также была мне на руку. На всякий случай, если у Пахидискуса возникнут какие-то подозрения, я опутал свои плечи и грудь водорослями, а лицо, чтоб больше походить на утопленника, густо замазал зелёным илом.

К счастью, это оказалось лишнее. Устрашённый моими рассказами, мельник не стал заглядывать в ужасный мешок, а даже замотал его потуже сверху верёвкой. Потом, демонстрируя небывалую силу и сноровку, поволок мешок прочь из дома. Всё совершалось так быстро, что я едва успевал приноравливаться к обстоятельствам. Пересчитав рёбрами все лестничные ступени и оказавшись на земле, я попытался определить, в каком направлении меня тащат, от души надеясь, что старик не осмелится бросать мешок в огонь. Но, похоже, Пахидискус действительно боялся Чёрной Свиньи, её лютой злобы и мести. Не прибегая к крайним мерам, Он неутомимо волок тяжёлую ношу через тьму кустов подальше от дома, бормоча что-то невразумительное про демонические личины, осаждающие его мельницу и не дающие ему покоя ни днём, ни ночью.

Наконец он втащил мешок на небольшую возвышенность, где, установив его в вертикальном положении, некоторое время стоял рядом, отдуваясь и с трудом переводя дух. Затем, отдышавшись, сплюнул в темноту и, крикнув, «Забирай своё сокровище, чёрная Тварь!», что есть мочи припустил назад. Судя по звукам шагов, бегал он тоже резво и проворно. Я почти был уверен в том, что мельник не станет прятаться где-нибудь поблизости в кустах, чтоб наблюдать ожидаемые метаморфозы с мешком. Для подобного просмотра ему не хватило бы ни терпения, ни мужества.

Без особых трудов освободился я от своей упаковки. В подобных случаях не принято озадачивать себя свободой выбора. Как только шаги старика затихли, я разорвал зубами гнилую мешковину и выбрался наружу. Затем, встав на ноги и оглядевшись, с удивлением обнаружил, что нахожусь не так далеко от места своего недавнего заточения. Огромный конусообразный контур мельницы отчётливо вырисовывался на фоне звёздного неба. Полная луна сияла над высоким острием крыши, насаженная, словно фонарь, на шпиль Дома Утопленников. Исполинские колёса совершали мерное вращение в бурных потоках Сциллы и Харибды и со стороны могло показаться, что сооружение совершает неторопливое движение вперёд, плывёт по воде, словно огромный фантастический корабль-призрак.

Устрашающий вид мельницы, невероятный цвет перекошенных стен, мутное зеркало Гнилой заводи, наконец, костлявые древесные силуэты, окружившие заводь колючим кольцом — всё это производило крайне гнетущее впечатление. Я уже сам не понимал, что могло меня заставить прийти сюда, стучаться в этот дом да ещё заводить знакомство с его мрачным хозяином?! Всё это казалось теперь полным безрассудством. В таких диких инсталляциях не оставалось места нормальному живому человеку. Каждая деталь этого чудовищного этюда молитвенно воспевала смерть во всех её проявлениях.

До полуночи оставалось совсем немного. Надо было уходить как можно скорее, но что-то удерживало меня на этом месте. Нездоровые искушения стали одолевать меня. Желание узнать, а точнее, своими глазами посмотреть на мельника, как тот поведёт себя, когда раскроется обман с «фальшивым» мертвецом, пересиливало все доводы здравого смысла. Раздумывая и колеблясь, я непроизвольно сделал один шаг в сторону мельницы, потом другой и сам не заметил, как вновь очутился возле знакомых дверей.

Двери почему-то были незаперты. Приблизившись, я осторожно просунул в них голову и то, что увидел, вполне соответствовало моим ожиданиям. Лебёдка, с помощью которой меня поднимали наверх, была отодвинута в сторону. Пока ещё не догадываясь о свершённой подмене, мельник стоял на коленях возле открытого проёма и, щуря подслеповатые глаза, пытался с помощью керосинового фонаря высветить меня среди оставшихся утопленников. Был слышен его хриплый прерывистый шёпот: «Один, два, три… семь, восемь… А где же? Где же этот болотник? Куда он делся?» Старик не мог взять в толк, куда я пропал, и, не решаясь окликнуть меня вслух, постоянно сбивался и начинал отсчитывать заново. «один, два, три, четыре…» Он был настолько поглощён своим занятием, что не обращал внимания на то, что происходит вокруг.

Выждав пару минут, я бесшумно вошёл в помещение, вооружённый длинной суковатой дубиной, которую подобрал при входе, и, остановившись за спиной старика, продолжил наблюдения в позе Геракла Фарнезе. Каждая скульптурная поза, принятая правильно и своевременно, способствует укреплению уверенности в своих силах.

Пахидискус опасно балансировал на краю проёма, безуспешно пытаясь высмотреть меня в гибельных подвальных потёмках. «Один, два, три, четыре…» — снова и снова принимался считать он. Наконец, так и не различив мою голову среди насельников погреба, старик озлобился и стал выкликать меня резким пронзительным голосом. «Где ты там, странник по болотам? Куда делся?! Отзовись, а то хуже будет!» Потом добавил, что если я не откликнусь тотчас же, он опять затопит подземелье, но на этот раз не всё сразу, а будет подавать воду отдельными порциями, чтоб продлить мои мучения. Как я и предполагал, мельник вовсе не собирался отпускать меня на свободу.

Забыв об осторожности, Пахидискус свесился над люком так низко, что косматая голова его почти целиком ушла в проём. Он елозил коленями по самому краю, рискуя каждую секунду сорваться вниз, не замечая, что я нахожусь за его спиной всего в двух шагах. Мучителю не терпелось насладиться страданиями своей жертвы перед тем как отправить её на тот свет.

«Не тратьте зря силы, уважаемый, — наконец сказал я, — и не спешите затапливать подвал отдельными порциями — вашу изобретательность всё равно никто не оценит. Поднимайтесь-ка лучше с колен и, если хотите, можете спрашивать меня о чём угодно. Отвечу на любой ваш вопрос».

Моё появление произвело эффект разорвавшейся шаровой молнии. Издав дикий вопль, старик резко развернулся и уставился на меня так, словно ему явилась Чёрная Свинья во всей своей красе. Некоторое время он усиленно моргал выпученными глазами и тряс головой, словно пытаясь прогнать видение. Затем, что-то прорычав, изогнулся, будто от удара ножом в спину, сделал шаг в сторону, потом шагнул назад, замахал отчаянно руками, пытаясь сохранить равновесие… оступился и, не удержавшись, полетел в провал…

Старик был сухопар, костист и тщедушен, но грохот от его падения поднялся такой, словно рухнул свод старой мельницы. Едва шум утих, как снизу стали доноситься стоны вкупе с проклятьями, насылаемыми на мою голову…

Любая случайность таит в себе зерно необъяснимого. Внезапное падение мельника немало смутило меня, заставив испытать что-то похожее на жалость. Немного помедлив, я приблизился к тёмному проёму и заглянул в него, ожидая лицезреть старика, лежащего в позе сломанной подковы. Но моему взору предстала иная картина. Мельник уже успел подняться и довольно уверенно стоял на ногах, потрясая в бессильной злобе керосиновым фонарём, который каким-то образом уцелел и не разбился при падении.

«Ты ловок и хитёр, странник по болотам, — проскрежетал он, испепеляя меня взглядом Медузы Горгоны. — Ты заставил меня поверить в то, чего не было. Получается, что я сам, своими руками освободил тебя? сам помог выбраться из подвала и вытащил на улицу? Эх, как же я оплошал?! Надо было сразу бросить мешок в костёр! Почему я так не сделал?!» — вздохнул он почти сокрушённо.

«Сейчас поздно жалеть об этом, — отозвался я, стараясь говорить по возможности спокойно. — Всё равно ничего уже не исправишь. Скажите лучше, сколько невинных душ вы загубили в этом подвале? Сегодня наверняка был не первый случай, когда число утопленников вашей мельницы не достигло желанной Девятки?»

Старик не слышал меня. Сознание того, что у себя, в своём доме он был с такой лёгкостью оставлен в дураках, распирало его настолько, что он не мог говорить и думать о чём-либо другом. Мельник хрипел, хватая себя рукой за ворот, будто ему не хватало воздуха, и ожесточённо мотал кудлатой головой, пытаясь осмыслить произошедшее. «Силы уходят, опережая зрение и разум… — бормотал он, моргая подслеповатыми глазами. — Проклятый Болотник затаился в мешке и сидел там как крыса… Тьма и туман довершили остроту обмана,» — в итоге заключил он.

Я слушал его, дивясь тому, сколь велика была сила человеконенавистничества в сердце этого тёмного человека. Старый мельник долго ворчал, брызгая слюной, негодуя, кляня самого себя за простодушие, а под конец сказал так:

«Ты одурачил меня, болотник, будь ты проклят, — эти слова он выдавил с такой ненавистью, что от избытка злобы с его бороды потекла слюна, как яд у змеи, не сумевшей укусить свою жертву. — Но не спеши радоваться! Этот обман выйдет тебе боком. Я проклинаю тебя!!! Тебя ожидает та же участь, какую ты уготовил мне, и, возможно, она будет ещё более ужасной и мучительной. Ты — МЕЧЕНЫЙ, от этого тебе не уйти. Куда бы ты ни пошёл и где бы ни находился, ты везде будешь обнаружен ИМ. Ты пометил сам себя, болотник, и теперь обречён! А я… а я…, — неожиданно заросшее лицо его исказила чудовищная гримаса, как если бы он увидел перед собой нечто ужасное, сокрытое от посторонних глаз. — А-а-а-а! — завопил вдруг мельник так дико и пронзительно, что у меня захолонуло на сердце. — Слышишь ли ты? Слышишь ли ты эти звуки? Он приходит в себя! Он поднимается на ноги! Он обретает способность двигаться!.. Что же ты стоишь как истукан, болван чёртов?! — взвыл он нечеловеческим голосом. — Дай мне скорее руку! Помоги выбраться отсюда, проклятый болотник!»

Я смотрел во все глаза и ничего не понимал. Правда, до моего слуха доносились какие-то слабые звуки непонятного происхождения. Похожие на чавкающие шаги, они раздавались в глубине подвала, но разобраться с ними не было никакой возможности — вопли старика перекрывали всё. Его буквально корчило от ужаса. Как безумный прыгал он в окне света, падавшего на него сверху, и махал скрюченными пальцами в темноту, то ли отгоняя от себя кого-то, то ли пытаясь указать на причину своих страхов. Фонарь в его руке мотался из стороны в сторону, высвечивая углы погреба рваными косыми лучами. Однако, как я ни старался, разглядеть ничего не удавалось.

«Помоги же! Дай мне руку! — истошно вопил тем временем Пахидискус, приплясывая на месте так, словно стоял голыми пятками на раскалённой плите. — Ну что ты замер, как истукан?! Поскорее помоги мне выбраться, болотник!»

Теперь мельник откровенно молил меня о помощи. Но от кого его надо было спасать?! Кто мог ему угрожать?!

Движимый природным чувством сострадания, я уже собрался было опустить в проём свою дубину, чтоб Пахидискус ухватился за неё, как утопающий за соломину, но меня опередили…

Тень нарастающего движения обозначилась в глубине подвала и за спиной мельника вырос неясный силуэт, в очертаниях которого угадывались приметы окружного дровосека. И тут же две большие руки, зелёные и безобразно распухшие, обхватив старика поперёк туловища, сдавили его и потянули назад. Мельник отчаянно задёргался, пытаясь вырваться, захрипел, завыл обречённо и, растворяясь в темноте, крикнул напоследок: «Проклинаю-у-у-у…». Вскоре вопли его сменились каким-то невероятным хрустом и оглушительным треском; можно было подумать, что на куски рвалась плотная жёсткая материя… И всё стихло.

Потом опять раздались шаги. Они возникли из ниоткуда, из пустоты, такие же неловкие, вязкие, отвратительно чавкающие. Слушая их, можно было подумать, что передвигается существо, до краёв напитанное тяжёлой жидкостью. Перед глазами почему-то возникла больная водянкой медведица. По-прежнему храня недоброе молчание, существо неторопливо пересекло погреб по диагонали и остановилось перед дверью, которая совсем ещё недавно, как тогда казалось, навсегда отлучила меня от внешнего мира. Там шаги замедлились и приняли топчущийся характер, словно существо пыталось определиться с дальнейшим своим продвижением. Но длилось это недолго. Не успел я порадоваться тому, что дверь погреба надёжно заперта /старик не успел отпереть замок/, как вдруг мельницу сотряс удар невероятной сокрушительной силы, от которого из всех щелей посыпались солома и пакля. Огромная дверь погреба разлетелась в щепы… Да-да, одно лишь касание неизвестного существа превратило в груду опилок дверь, объёмную и тяжёлую, как платяной шкаф. А потом натужно заскрипела лестница и по ступеням зачавкали те же неровные шаги. Поступь носорога вкупе со слоновьей грацией. Идущий не озадачивал себя сменой ритма или походки. Продвижение совершалось тяжело, неумело, неуклюже, но вполне целенаправленно. Неизвестный двигался по направлению ко мне…

Что тут оставалось делать?! Я не настолько испорчен любопытством, чтоб сознательно искать встречи с инкогнито— сокрушителем неприступных преград. Поняв, что промедление смерти подобно, я бежал, постаравшись сделать это как можно скорее. Но, покидая мельницу, совершил в суматохе непростительную ошибку. Мой отход был столь поспешен и суетлив, что я забыл закрыть за собой входную дверь, о чём впоследствии пришлось горько пожалеть…