Призрак Девкалионовой Долины Часть 8

И вновь откуда-то из глубины зала донёсся до нас горестный стон-вздох. Теперь это был уже откровенный стон-доминанта, стон-маяк, стон-знамение, откровенно говоривший о том, что в замке находится человек, для которого вышеперечисленные подробности являются не просто напоминанием.

— Это была не очень весёлая свадьба, совсем невесёлая. Грустная свадьба, скажем прямо, — сумрачно резюмировал Бомбаст, почёсывая пятернёй свой необъятный панцырный корпус. — Скорбь и печаль воцарились в доме старосты! Правда, длилось это не долго. Вскоре на смену стенаниям пришли крики ярости и призывы к отмщению. Ну, а когда всё прояснилось окончательно, бросились искать виновника случившегося, то есть Гонофора, — продолжал Громобой, покосившись в сторону источника тяжёлых вздохов. — Ему, как организатору незаконного вывоза покойника, грозила суровая кара. Кроме того, Гонофору предстояло держать ответ за скандал, разразившийся на свадьбе по его вине, но хитрец как в воду канул. Зная, что его ждёт, Импровизатор поспешил скрыться, причём сделал это так быстро и незаметно, что самые опытные следопыты не смогли взять его след. Он исчез, словно испарился, бросив все свои дела на произвол судьбы.

Это невероятное событие прогремело на всю Девкалионову долину и далеко за её пределами. О свадьбе, состоявшейся, точнее, не состоявшейся, в доме старосты, говорили с ужасом и придыханием. Её обсуждали на всех уровнях; говорили разное, кто-то даже пытался оправдать Гонофора, хотя в основном, конечно, все сходились во мнении, что он трус, негодяй и жалкий чревоугодник, забывший ради миски с похлёбкой свои прямые обязанности. Однако, пошумев и посудачив, заклеймив виновника как следует, про эту историю со временем забыли…

И только один человек ничего не забыл и забывать не собирался. Это был Енох Смолокур-младший, Енох Кудлатый, Енох Железная Маска, который по несчастливой случайности /я имею в виду сломанную ось свадебного экипажа/ опоздал на собственное бракосочетание, чем обрёк себя на вечные скитания и неизбывное чувство вины за помрачённый рассудок своей невесты. Тогда же, на обломках своего разбитого счастья Енох поклялся во что бы то ни стало разыскать Гонофора и свести с ним счёты. Это сделалось целью всей его жизни. И куда потом только не забрасывала Еноха судьба в его трудных, непостижимых, невероятно запутанных поисках. Он был на старых корабельных верфях, спускался в шахты гранитных каменоломен, бродил по развалинам эзотерических часовен, заглядывал в цветущие галереи монастырских флористов; наконец, он посещал завалы угольных копий, где воздух от избытка угольной пыли висит тёмной завесой, словно смоляная туча, а обитающие там люди черны и страшны ликом, как безумные мавры.

Однажды поиски завели скитальца в очень нехорошее место, называемое у нас Гнилой Заводью. Там, стиснутая двумя бурными потоками, носящими имена мифических чудищ Сциллы и Харибды, с незапамятных времён громоздится мельница Девяти Утопленников. Такое название мельница получила по причине того, что каждое чётное полнолуние в лопастях её гигантских колёс, никогда не замедляющих свой бег, застревает девять человеческих тел. Туда попадались и рыбаки— браконьеры, и ловцы жёлтых пиявок, и собиратели болотных трав, и неосторожные любители камышовых пикников. Публика была самая разнообразная, но отчего всякий раз выходило именно такое число, не мог сказать никто. Тем не менее, каждое чётное полнолуние хозяин мельницы, Кривой Пахидискус, вытаскивал из подводных глубин своего мукомольного царства девять человеческих трупов. Ровно девять — ни больше, ни меньше.

Старик замкнут, дик и нелюдим, как рак-отшельник. Он не жалует незваных гостей и всех привечает одинаково нелюбезно. В силу своего положения мельник многое знает и на многие вопросы может дать ответ, но пытаться выяснить у него что-либо очень сложно, а зачастую небезопасно. Чересчур настырных просителей старик отправляет назад по заведомо ложному пути, доверившись которому человек либо долго петляет по лесу в поисках выхода, либо пропадает вовсе.

Однако нашего героя это не смутило. Он смело постучался в дверь мельницы, причём сделал это именно в канун чётного полнолуния, то есть в самое неподходящее для визитов время. А что может быть безрассуднее, чем дразнить ночью голодного льва мясом убитой лани?!… Поначалу Мельник, как водится, не желал пускать пришельца в дом. Через закрытую дверь он сыпал угрозами и остервенело бранился, насылая на голову незваного гостя всевозможные проклятия. Только золотая монета, просунутая сквозь дверную щель, смягчила очерствевшее сердце дикаря. После этого он открыл дверь и позволил страннику войти… Впрочем, чего это я?! — так остановил вдруг Бомбаст самого себя и, вскинув голову, ищуще огляделся по сторонам. — К чему такие подробности? Ведь всё это мы можем услышать и от самого… Да-да, именно от самого…

Не уточнив, кого именно он подразумевает под «самим», Бомбаст шумно поднялся со своей треноги и, шелестя многочисленными хвостами опоссумовой мантии, важно, не торопясь, прошествовал в направление затяжных непрекращающихся вздохов. Отмерив нужное количество шагов, он остановился возле склонённой фигуры одного из охотников, сидевшего несколько поодаль от всех.

Положив голову на руки, сложенные на столе, сидящий сохранял полную неподвижность и, как могло показаться со стороны, крепко спал. Безо всяких церемоний пошевелив спящего за плечо, Громобой негромко произнёс несколько слов, и, когда тот медленно, словно пытаясь понять причину, нарушившую его покой, поднял голову и огляделся, я охнул от изумления. Лицо охотника скрывала овальная металлическая пластина с прорезями для глаз и рта…

— Послушай, Енох, — строго и бесстрастно, словно судья подсудимому, обратился к нему Бомбаст, дождавшись, когда в глазных прорезях загорятся огоньки понимания. — Прежде чем начать рассказ о посещении мельницы Девяти Утопленников, дружище, поведай нам о своей ненависти к Гонофору — главному виновнику твоих бед и несчастий, к этому Подлому Импровизатору Погребальных Тем, к этому Тайному Перевозчику обречённых Трупов и никудышному Гримёру Мёртвых Личин. Расскажи также о том, как ты побывал в местах, откуда нет выхода, но тебе удалось выбраться целым и невредимым. Говори всю правду, Енох, без утайки. Будь честен и правдив до конца.

— Я буду правдив, честен и всё расскажу без утайки, — в тон ему, так же сурово и бесстрастно отозвался Енох, но глаза его неистово забегали в прорезях маски. — Любая ложь, вышедшая из моих уст, обернётся против меня же обоюдоострым мечом, и тогда все озвученные здесь истории про Чёрную Свинью получат иной смысл и содержание. Какой смысл мне лгать?! А в те места, пусть это знают все, меня завела неутолимая жажда мести, впитавшаяся в мою плоть и кровь до такой степени, что я полностью утратил и чувство опасности, и осторожности, и многие другие качества, дарованные человеку Ангелом-Хранителем для того, чтобы оградить его от преждевременного несчастья. Здравый смысл тоже зачастую изменял мне. Трудно жить, одержимому шквалом столь всепоглощающей страсти, но ещё труднее — не находить ему должного применения!

Я искал Гонофора долго и упорно и — да, однажды так и произошло, поиски привели меня к берегам Гнилой заводи, где стоит мельница Девяти Утопленников. Это страшное место и страшен единственный обитатель мельницы — Кривой Пахидискус. И то правда, старик космат, дик и зверообразен. В нём есть что-то от лесного демона, от фавна или циклопа, и почти не осталось ничего человеческого. Говорят, его и перекривило-то от избытка лютой злобы ко всему сущему. Но что касается моего прихода, то здесь как раз получилось наоборот. Вы будете удивлены, но этот дикий человек принял меня на редкость приветливо и радушно: усадил за стол, досыта накормил ячменной похлёбкой, дал выпить горячей настойки из болотной душицы. Узнав причину, вынудившую меня постучаться в двери его дома, выразил мне самое искреннее сочувствие. Потом, сказав, что знает, как помочь моему горю, повёл в свой подвал с тем, чтобы показать утопленников, не далее как вчера вытащенных им из-под мельничных колёс.

По узкой деревянной лестнице спустились мы в сырой погреб, наполненный запахами плесени и тлена. Там хозяин отпер ключом тяжёлую неповоротливую дверь, за которой открылось ещё более мрачное, совсем узкое помещение, где я увидел несколько человеческих тел, лежавших вповалку на сыром дощатом полу. Это было ужасное зрелище! Опутанные водорослями и кувшинками, тела выглядели невероятно распухшими, что, наверное, являлось следствием их слишком долгого пребывания в воде. Это были какие-то человекоподобные матрасы с головами-подушками, перемазанные зелёным илом. Некоторые были изувечены лопастями мельничных колёс, из-под которых их вытащили, некоторые объедены водяными блохами, которые продолжали висеть на них в виде огромных чёрных присосок.

В другой раз я ни за что не согласился бы обозревать подобную мерзость, но мельник уверил меня, что разыскиваемый мною человек /а я подробно описал ему внешность Гонофора/, находится именно среди этих «милых плавунцов», как он сам их называл.

Поборов чувство тошноты, я внимательно осмотрел разложенные на полу «экспонаты». Гонофора среди них не оказалось, что принесло мне некоторое облегчение /всё-таки предпочтительнее было бы встретиться с ним живым /. Но уже заканчивая осмотр, я обратил внимание на то, что утопленников было не девять, как ожидалось /вы не забыли, что это Мельница Девяти Утопленников/, а восемь! Да-да, их почему-то было на одного меньше. А где девятый? — хотел спросить я, но, обернувшись, никого рядом с собой не обнаружил.

В тот же миг за моей спиной хлопнула входная дверь, в замке заскрежетал ключ, и я понял, что оказался в ловушке. Меня заперли в погребе, который одновременно являлся и покойницкой. Цель моего заточения была не ясна, но ничего хорошего, конечно, ожидать от этого не приходилось.

Когда я постучал в дверь, попросив выпустить меня наружу, в ответ раздалось старческое хихикание. «Ты совершенно прав, дружок, утопленников должно быть не восемь, а девять, — ехидно проскрипело в замочную скважину. — Если это правило не будет соблюдено, то Мельница потеряет свою силу, а вместе с ней и право на существование. Но ничего, скоро к восьми утопленникам присоединится девятый — и всё будет в порядке!»

Смысл этих слов открылся буквально через минуту, когда погреб начал заполняться водой. Где-то рядом открылись невидимые шлюзы. Вода прибывала с угрожающей быстротой. Уровень её вскоре поднялся до моих колен, а потом и достиг пояса. Мои молчаливые сокамерники, «разбуженные» бурными потоками, вяло зашевелились и задвигались, будто вода вдохнула жизнь в их распухшие члены. В отчаянии я вновь заколотил кулаками в дверь, но разумно ли рассчитывать на жалость того, кто вылавливает сетью человеческие тела, называя их «милыми плавунцами», а потом раскладывает на полу, сортируя, как мелкую рыбёшку?! Всё тот же злорадный смешок был мне ответом. Между тем вода продолжала прибывать. Когда страшный аквариум был заполнен почти до отказа, и я, уже прижатый к потолку, хватал ртом последние крохи воздуха, мне в голову пришла спасительная идея.

«Если хотите услышать кое-что интересное про Чёрную Свинью, — захлёбываясь и пуская пузыри, прохрипел я, — то сейчас самое время закрыть кран. Её следы были замечены мной сегодня на песчаной отмели неподалёку от мельницы, и только я могу сказать, что означает этот её непрошенный визит..»

Я выкрикивал эти слова на последнем дыхании, отпихиваясь от своих молчаливых сокамерников, равнодушно плескавшихся рядом. Я уже почти ни на что не надеялся, но призыв мой был услышан.

Приток воды неожиданно остановился, после чего вода медленно пошла на убыль, забираемая невидимым насосом. Когда уровень её вновь достиг моих колен, за дверью послышались шаги.

«Эй, странник по болотам, — опять окликнул меня Пахидискус, и скрипучий голос его звучал уже не столь резко. — Ну-ка повтори, что ты сейчас сказал про Чёрную Свинью?! Какие-такие следы увидел ты возле мельницы?!!! Что меня ждёт?! Говори всё как есть… но предупреждаю, если вздумаешь меня дурачить, я устрою тебе такую головомойку, по сравнению с которой это купание с плавунцами покажется сущим раем. Говори, не молчи!»

Несмотря на грубость обращения, в его голосе слышались теперь нотки замешательства. Такое казалось невероятным! Кривой поклонник сакральной Девятки, этот человекоподобный рак-отшельник, собирающий утопленников в корзину, словно болотные кувшинки, боялся, оказывается, Чёрную Свинью не меньше, чем все. Даже упоминание о ней вскользь напугало его, как ребёнка сказка про Злого Дракона.

«А какой мне смысл вас дурачить, если всё равно мне крышка, — отозвался я, с трудом поднимаясь на ноги и переводя дух. — Пожалуй, я скажу вам то, чего любой-другой на моём месте не сказал бы нипочём. Так вот, я точно знаю, что Свинья приходила сюда за своим будущим слугой, то есть за меченым мертвецом, который находится среди утопленников, лежащих в вашем погребе. Да-да, вот на теле трупа, который сейчас распростёрт у моих ног, и в котором по длинному камзолу с тёмно-зелёными разводами можно безошибочно угадать окружного дровосека, я вижу глубокие шрамы-метки, нанесённые клыками Чёрной Свиньи. Говорю это как опытный охотник-зверомаст, которому не раз приходилось сталкиваться с подобным. Можно предположить, что дровосек был настигнут свиньёй в лесу и, уже смертельно раненый, пытаясь спастись от неё, упал в воду. А голова утопленника уже сейчас выказывает заметное сходство с головой свиньи, что немаловажно. Полное преображение произойдёт, конечно, в полночь. И если сейчас не принять нужных мер, всё ваше хозяйство и вас лично, уважаемый Пахидискус, ожидают крупные неприятности, которые закончатся сами понимаете чем».

Всю эту отсебятину, сочинённую прямо с ходу, я выпалил на одном дыхании, отбарабанив без единой запинки, как «Отче наш»; на Мельника мой монолог произвел сильное впечатление.

«Погоди, странник по болотам, — по-прежнему прячась за закрытой дверью, но уже значительно мягче и почти просительно произнёс он, — стой где стоишь. Нам есть о чём потолковать. Ты должен сказать мне всё, что об этом думаешь, если хочешь, чтобы я тебя выпустил. Говори прямо, что делать? Как быть с телом оборотня? Может, пока не поздно, его следует сжечь на костре по примеру ваших селян, а голову растворить в ведре с серной кислотой?

« Ни в коем случае так делать нельзя, — отвечал я, не без удовольствия отметив, как быстро хищник заглотил наживу. — Точнее, так следовало бы поступить несколько раньше, но сейчас уже поздно. Свинья прознала, где он находится, а она злобна и мстительна по отношению ко всему, что касается её верных вассалов. Если сейчас уничтожить тело утопленника-оборотня, то последствия могут оказаться самыми плачевными. Чёрная Свинья в отместку подроет деревянные сваи, на которых стоит мельница, всё ваше хозяйство рухнет и окажется в водах Гнилой Заводи раньше, чем наступит утро. Похоже, к этому всё и идёт.»

Глухой, сдавленный вопль, раздавшийся за дверями, свидетельствовал о меткости моего попадания. Старик был в ужасе от того, что ему грозило. Мысленно потерев руки, я с воодушевлением продолжил:

«Но успокойтесь, ещё не всё потеряно, — я старался говорить по возможности небрежно и снисходительно, как о вещах хорошо мне знакомых. — Есть другой способ избавиться от трупа. Надо вытащить его из этой кельи и вообще за пределы мельницы и оттащить подальше в лес, в то место, где появлялись её следы. Когда на небе покажется полная луна, свинья явится за своим вассалом и заберёт его с собой. Ваш утопленник поедет на ней верхом, как всадник Апокалипсиса. Зрелище будет ужасающее, лучше на такое не смотреть, зато вы разом избавитесь от всех напастей. Ваша прекрасная мельница будет сохранена.