Возле Тебя.

Мы сидели в креслах друг напротив друга. Девушка напротив юноши. Карие глаза напротив карих.

Ты нервничал. Твои длинные музыкальные пальцы побелели, впившись ногтями в подлокотники из темного дерева.

А я, как твое призрачное отражение, нежно улыбалась. Ты знаешь, почему я здесь. Ты знаешь, кто я. И ты знаешь, кто, послав меня, передает тебе привет.

Сколько воспоминаний полных горя и любви я вытащила из растерзанных тел твоих бывших возлюбленных? Девушки, юноши, дети… Прекрасные и непорочные— до встречи с тобой. С твоими страхами и демонами. С твоими глазами.

— Ты помнишь, как кричал тот мальчик, утопая в своей любви к тебе?

Мне пришлось приподняться в кресле и моя рука коснулась твоей руки. Ты замер. Замер, как кролик перед удавом— лишь опустив воспаленный взгляд запавших глаз. Губы, ах, твои чувственные губы...! Как они дрожали! Но даже сквозь эту дрожь было различимо едва слышное:

— Нет… Не надо… Не надо… —

Ты уже слышишь шелест теней. Тихий, едва ощутимый лишь на самой грани сознания… Но так невыносимо близкий! Мы оба знаем, что скоро их ледяные руки коснутся тебя взамен моих теплых пальцев. Мы оба знаем, что на этот раз тебе не уйти. И мы оба знаем, что Ему надоела эта игра.

Потянувшись всем телом к тебе, я нежно коснулась губами твоей щеки. Солоноватый привкус слез остался со мной, а вот ты… Начал содрогаться в рыданиях, бессмысленно и бессвязно качая головой. Что же ты там бормотал..? Что не хотел, не желал их убивать? Мой тихий смешок раздался в тишине комнаты.

Пламя свечей качнулось от легкого ветерка.

Они стали еще ближе.

Вязкий страх разлился по комнате. Теперь это был твой страх. Страх, который прежде вкушали только жертвы, жертвы собственной наивности и твоей любви.

— В чем была их вина..? В том, что ты их полюбил..?

Слезы еще сильнее хлынули из твоих потрясающе теплых глаз. Потерянный и сломленный… Стоила ли гордыня такой цены?

Касаясь волос и лица, я любовалась своим отражением в твоих глазах. Ведь мы похожи будто брат и сестра. И ты так любишь меня… Всю и без остатка, словно чашу терпкого вина, был готов испить до конца — что бы после, вновь рыдая и озираясь на тени, вонзить нож в мое сердце. Но как причудлива судьба..!

— Ты приготовил такой красивый конец для меня..

Ведь вокруг нас были цветы. Так много белоснежных орхидей… Так много нежных лепестков при трепетном сиянии огня… И ты рядом со мной. Такой красивый. Такой порочный. Мой.

Так как тебя звали когда-то..? Я до сих пор перебираю в памяти имена, но ни одно из них не принадлежит тебе. Быть может потому, что ты потерял не только все, что любил— но и себя..?

Мои пальцы едва ощутимо касались шелковой ткани рубашки. Вновь жемчужного оттенка — как я люблю. Первая перламутровая пуговица покинула свой паз, за ней вторая… И я любуюсь белоснежной кожей в полумраке. Ах, если бы еще не эти надоедливые всхлипы!

Положив ладонь поверх твоего сердца, я чувствую как быстро оно бьется. Будто птица в клетке— отчаянно, безнадежно, бессмысленно… Но так быстро! Улыбка на моем лице растаяла без следа.

— Разве так встречают смерть мужчины..?

И я зажала пальцами сосок. Короткий судорожный вздох исходящий из самой груди— какая музыка для ушей..!

Второй рукой приобняв за шею, я прильнула к тебе— ты чувствовал, чувствовал тепло моего тела сквозь тонкую ткань.

А во второй руке ведь был нож. Я чувствовала пальцами шероховатую поверхность рукоятки. А ты чувствовал холод стали, касающейся кожи. Сколько осталось минут? Когда же соскользнет во тьму последнее "Прощай"?

И столько слез ты пролил надо мной..

Дурачок.

А шрам на горле так и остался. Как будто вторая улыбка— жуткая, кривая, неправильная. Ты же не думал, что он не даст мне умереть? Не думал, верно.

Как и не думал, что вернутся все те, кого ты потерял. Они выступали из сумрака— раздвигая лепестки орхидей уродливыми ошметками оставшимися от пальцев, первым поднялся твой нежный ангел. Изломанные основания крыльев так и торчали из его спины, а голубые, словно весеннее небо, глаза с любовью смотрели на тебя. Он мягко коснулся моего плеча— его кровь мгновенно пропитала ткань платья и я, с кроткой полуулыбкой, пересела на подлокотник кресла, заставив тебя убрать оттуда руку. А он, как в былые времена, сел на твои колени, доверчиво и нежно прильнув к груди. Ты уже чувствовал холод, исходивший от его тела. Ты уже дрожал, как осиновый лист на ветру. А он лишь поднял свое лицо с лохмотьями слезшей от кипятка кожи и улыбнулся, заглядывая в твои глаза.

Казалось, рыданий громче быть не может.

Следом из теней шагнула она. Поддерживаемая полупрозрачным мраком— изломанная, изуродованная, неправильная. Словно старая кукла с помойки— лишь напоминание о былой красоте. Но не взирая ни на что… Все с тем же выражением бесконечной любви на лице. Её спутанные волосы спускались вдоль лица, прикрывая кровоточащие дыры на месте щек, но даже они не могли спрятать поблескивающих в полумраке канцелярских кнопок торчащих из провалов на месте глаз, не могли спрятать её изуродованного ножницами носа. Она села на второй подлокотник кресла.

Её дрожащие ледяные пальцы уже касаются твоих волос— ведь она так любила их гладить, пока была жива..

И это— только начало. Ты уже слышишь когда-то любимые голоса— еще, и еще, они выходят из теней, они пробираются между цветов, а кто-то затмевает собой дрожащее пламя свечей— тот мальчик, когда-то очаровавший своими голубыми глазами и чувственной игрой на скрипке, та девушка, живущая мечтой, тот ребенок, которого ты спас лишь для того, что бы убить самостоятельно… В комнате пропахшей цветами теперь пахло смертью. Смертью, кровью, страданиями. Каждый, каждый из них любил тебя больше, чем жизнь. И каждый, каждый из них умирал так долго, так мучительно… Растерзанные до неузнаваемости лица, разорванная, будто диким зверем одежда, изуродованные тела… Вот она, твоя девятая симфония воочию!

Все, все они возле тебя.

Ледяные руки ласкают теплую плоть, холодные губы целуют покрытую мурашками кожу — ты захлебываешься в крике, ты рыдаешь и просишь прощения… Но разве может это вернуть им хоть один день из оборванных на самом цветении жизней?

И тени укрывают плечи.

И никому не будет слышен крик.

Как и в те мгновения..

… когда каждый из них молил о пощаде.

Молил о пощаде, пока тени плясали возле тебя.