"Милый мальчик..."

– Добрый вечер, Евгений Леонидович.

Евгений поймал себя на том, что стоит – дурак дураком – и разглядывает человека, протянувшего ему ладонь для приветственного рукопожатия. Не потому, что человек был каким-то странным, или ярким, или выбивающимся из окружения – кафе в холле не дорогой, но приличной четырёхзвёздочной гостиницы он очень даже соответствовал, – но потому, что, не зная чего ожидать, именно обыденности Евгений ждал меньше всего.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, дорогой мой. Разговор будет долгим, не стоит вести его на ногах.

Покорно отпустившись на низкий белый диванчик, Евгений ощутил странную неловкость. Словно бы ему снова двадцать семь, и они с восемнадцатилетним Вадькой первый раз приехали в столицу, по-провинциальному наглые и испуганные, но готовые к свершениям. Тогда был кураж, сейчас – спустя без малого пятнадцать лет – смесь усталости и осторожности.

Осторожности, замешанной на всё том же страхе – вот что было общего.

– Простите, не знаю, как к вам обращаться… – так и не придумав красивой формулировки для нелепого вопроса, начал Евгений.

– Эмил, – тут же с добродушной улыбкой перебили его. – В этом городе я предпочитаю зваться именно так.

Экзотическое для русского уха имя крайне подходило собеседнику Евгения. Отнюдь не славянское лицо со словно бы стеклянными голубыми глазами и длинным носом с по-детски приплюснутым кончиком; серо-жёлтые, аккуратно зачёсанные волосы; бежевый костюм-тройка, не то слишком нарядный, не то просто старомодный. Этого человека очень легко было представить английским джентльменом откуда-нибудь из викторианской эпохи, но никак не жителем Москвы двадцать первого века. Лишь хорошо поставленный голос без малейшего следа иностранного акцента выбивался из этой картины.

– Итак, Евгений Леонидович… о чём именно вы хотели со мной поговорить?

Музыкант нервно облизнул губы. Он вообще не представлял, как поведёт этот разговор – понимал, что самое развитое воображение будет бессильно. Но доброжелательная рутинность слов Эмила не вписывалась даже в подсознательные ожидания.

– О договоре, – преодолев собственную растерянность, ответил Евгений.

– О каком именно, дорогой мой?

– О соглашении, которое с вами заключил мой младший брат…

– Вадим Леонидович Олгин. Конечно же, я его помню, прекрасно помню. – Улыбка Эмила казалась искренней и потому пугала своим энтузиазмом. – Очень талантливый молодой человек с весьма примечательными взглядами на поэзию. И что же конкретно вас заинтересовало в нашем гипотетическом – подчёркиваю: гипотетическом – соглашении?

– Его условия.

Для себя Евгений решил, что будет избегать подробностей. Это был единственный способ удержать лицо и не позволить дрожать так непрофессионально скачущему голосу.

– Простите, Евгений Леонидович, – с непритворным сочувствием возразил Эмил, – к моему огромному сожалению именно этого я вам раскрыть не могу. Конфиденциальность, сами понимаете; договоры, которые я заключаю со своими клиентами, несколько необычны, и условия неразглашения подробностей должны соблюдаться неукоснительно.

– Но это же мой брат…

– Даже – тем более – от родственников следует скрывать эти подробность с особым тщанием. Однако же…

Эмил молчал, долго, с улыбкой глядя на Евгения. Под этим дружелюбным взглядом музыкант чувствовал себя дрессированной собачкой, от которой ожидают циркового трюка.

– Я могу заключить с вами новый договор? – Евгению чудилось, что одновременно с произнесением этих слов его затылок сжимает неведомая раскалённая рука. То ли стыд, то ли страх, но что-то из юности. Последний раз он испытывал это ощущение нестерпимо давно, почти в молодости – когда их с Вадькой первый раз выгнали со сцены их захудалого местечкового ДК.

– И что вы намерены попросить у меня?

– Душу своего брата.

Евгений сам удивился, как легко прозвучали его слова. Наверное, пугаясь, он всё равно до конца не верил в реальность происходящего. Вот только отчего-то никуда не исчезала огненная ладонь, и противно ныло где-то под рёбрами, чуть правее сердца.

– При всём моём к вам уважении, Евгений Леонидович, – Эмил говорил медленно, сохраняя на губах всё ту же понимающую улыбку, – уважении к вам и к вашему таланту, вы предлагаете мне неравноценный обмен. Вы гениальный исполнитель, недурственный композитор… но, сами понимаете, дар вашего брата значительно ценнее.

Евгений оглушено молчал. В голове билась единственная иррациональная мысль: «Так не бывает!». Ни в одной легенде, ни в одной сказке та сторона не отказывалась от известной сделки. И это было настолько естественно, абсолютно само собой разумеющимся, что Евгению и в голову не приходила мысль о каком-то ином развитии событий.

– Не стоит так переживать, дорогой мой. – Улыбка исчезла с лица Эмила внезапно, и это на деле суровое, волчье лицо вдруг стало выглядеть неспособным на выражение симпатии. – Я объяснил вам гипотетическую причину, но и без неё бы отказал.

– Почему?..

– А вы уже мой, Евгений Леонидович. Искусство, оно, знаете ли, от лукавого.

– Но как же…

– Вадим Леонидович действительно встречался со мной. И я сказал ему ровно те же слова, что сейчас говорю вам. Мне нет нужды заключать соглашение с тем сортом людей, к которому принадлежите вы и ваш брат.

– И при этом вы согласились на встречу?

– Такая уж у меня природа. Если он творец и наблюдатель, то я предпочитаю быть непосредственным участником. Мне интересна человеческая реакция… ваша реакция, Евгений Леонидович, – Эмил неожиданно подался вперёд, заставляя музыканта вжаться спиной в тряпичную обивку диванчика, – человека творческого. Вы же не будете отрицать, что встреча со мной пошла вашему брату на пользу?

Вадька действительно встрепенулся полгода назад, с этим Евгений спорить не мог. После двухлетнего застоя словно повернулся невидимый выключатель… Было что-то неестественное, почти дьявольское в том, каким пламенем загорелся Олгин-младший. Новый альбом, новая концертная программа, битком набитые оголтелыми фанатами залы и верхние строчки чартов, уживающиеся с захлёбывающимися восторгами критиками.

Так не бывает.

Так же не бывает, если играть по-честному?

– Вы же всё понимаете, Евгений Леонидович, не так ли? Всё прекрасно понимаете.

Эмил поднялся, отряхнул и без того идеально-чистый костюм и протянул ладонь для прощального рукопожатия.

– Крайне рад был с вами познакомиться, Женя. Буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи. Постарайтесь, что бы она случилась как можно позже.

– П-почему?

– Чтобы от моего маленького предприятия был хоть какой-то прок.

Оставшись в кафе один, Евгений некоторое время ощущал беспричинную потерянность. Только очнувшись, он обнаружил, что выстукивает по столешнице замысловатый, вычурный ритм.

В голове противно зудела новая мелодия.