"Flamme bist Du sicherlich"

Licht wird alles, was ich fasse,

Kohle alles, was ich lasse:

Flamme bin ich sicherlich!*

(Friedrich Nietzsche)

«Единственному светочу сердца моего — несчастный узник бренного тела шлет свой привет.

Кем был ты, ворвавшийся в мою жизнь танцующим язычком живого огня? В сумрак железного воспитания, которым ознаменовано было мое детство, явился ты, во мрак отроческих отчаянных мечтаний. Мог ли я ожидать пощады от тебя, который есть огонь, может ли сухая солома ожидать пощады от языков жаркого пламени?

Ты завладел моим телом прежде, чем завладел сердцем. Я помню тот одинокий вечер в моих покоях — после того, как я плавал в волнах божественной музыки Вагнера, эти стены казались мне горше и страшнее самой жестокой тюрьмы. Я сидел у своего маленького письменного стола перед открытым бюваром, и чернила капали с занесенного над белым листом бумаги пера, как кровь капает с кинжала убийцы. Во мне толпились слова и звуки. Им тесно было в тенетах моего разума, но не было для них выхода.

И тогда появился ты… О, ты всегда знал, когда прийти, и точно выбирал момент, как выбирает кобра миг для смертоносного броска! В своем горячечном полубреду я не был удивлен появлению странного незнакомца — я, кажется, не удивился бы тогда и Второму Пришествию, ибо душа моя уже была благодатной почвой для всего bizzare. Ты заговорил, и слова твои были словно исторгнуты мною самим, до такой степени отражали они мои собственные мысли.

Ты касался меня, бесстыдно, как пламя касается горючего угля, ты борол меня, как борет лесной пожар строевой сосновый лес. И я, юнец, не знавший еще любви, был отравлен тобой… Я ловил прикосновения твоих сухих горячих ладоней на моей обнаженной груди — как был я избавлен от одежды, как оказался обнаженным ты, этого моя память не сохранила. Ты казался хрупким рядом со мной — а я-то имел глупость гордиться своим телом и силой! — однако был ли хоть миг, когда ты был слабее меня?

Когда стон наш вознесся к самым темным уголкам дворца, я уже знал, — всем собой, каждой клеточкой своего тела, что ты не человек… Ибо не могла слабая природа человека таить такой жар и такую силу страсти, не могла слабая человеческая душа быть столь же свободной, сколь свободным был ты, Огонь!

Потом ты приходил еще много, много раз — всегда невовремя, всегда неожиданно, ты приходил тогда, когда хотелось тебе. Но непостижимым образом оказывалось, что именно в этот миг ты был мне смертельно необходим, что именно в этот миг душа моя коченела и готова была покрыться льдом.

Но в самом жарком мгновении самой высокой страсти уже сокрыто ее угасание — ты пугал меня. Ты пугал меня своей свободой…

Я, глупец, боялся твоей надо мною власти! Я старался освободиться от тебя, бросаясь из объятий в объятия. О нет, я не искал любви, я не верил в любовь — ты, дух вечной игры и насмешки, казалось, внушал мне, что любви не бывает. Что любовь лишь ловушка, в которую ловятся слабые духом. Что есть лишь твоя вечная огненная Игра, которую ты славишь каждым мигом своего существования.

О, как жарок ты был! Тот последний день, 11 июня, когда ты пришел, чтобы увести меня прочь, уберечь от тех, которые желали смирить, сломить и заточить мой дух, обездвижить и запереть мое тело. Ты, бог Коварства и Игры, сведущий в играх небожителей, — как могли быть тайной для тебя жалкие интриги людей?

— Людвиг… Позволь мне оставить тебя королем! Позволь себе быть королем!

— Король — лишь первый из рыцарей… — впервые я обманывал тебя.

— Мой … мой Людвиг, — стонешь ты, и твои губы оставляют огненные печати на моих холодных щеках. И впервые ты позволяешь мне, ничтожному человеку, владеть собой. Как страшно и безумно быть в теле бога! Это как бесконечное падение в пещь огненную, это острые лучи далеких звезд, которые впиваются в тело.

И впервые я понял, что ты отдаешь себя, ничего не требуя взамен. Что природа твоего огня — гореть, а не пожирать, согревать, а не владеть. Что важна тебе Игра, а не Власть. И что твои нежданные появления в моих покоях — в самый нужный миг! — твой злой смех и разящие насмешки, подхлестывающие во мне угасающую жажду жизни — и есть та самая Любовь.

Это испугало меня больше, чем угроза заточения, потому что я ощущал себя несостоятельным должником, забывая гениального Шекспира, сказавшего устами Джульетты «Чем больше я даю — тем больше остается»

Твои плечи вдавлены в вышитую подушку, ты неожиданно покорен — хотя что стоит тебе, богу, вырваться из моих рук, стискивающих сейчас твою белоснежную кожу! А я внезапно становлюсь зол на тебя за твою силу, я впиваюсь ногтями в твои плечи, оставляю на них кровавые следы. Я двигаюсь грубо, мстя тебе за твою отчаянно щедрую любовь, за твой огонь, за твой смех…

А ты запрокидываешь голову, закусив тонкие губы, и я впервые вижу слезы в уголках твоих разноцветных глаз…»

***

…Последняя храбрость — отдаться смерти. Не позволить желающему жить телу выдернуть себя на поверхность, остаться в холодных водных глубинах.

Вода… я всегда был водой… ты — огонь, я — вода. Нам не суждено было быть вместе…

Прощай, Локи… моя единственная, моя огненная любовь.

***

Разбирающий бумаги своего высокородного пациента доктор Миллер был отвлечен появлением двоих санитаров, которые должны были сопровождать бывшего короля Людвига и доктора фон Гуддена. Профессор фон Гудден отослал их, пожелав остаться наедине с бывшим королем.

Доктор Миллер не обратил внимания на некоторую странность этого поступка — обычно доктор фон Гудден побаивался вспышек ярости своего высокородного пациента и потому настаивал на присутствии санитаров. Его больше занимало, кто являлся адресатом того странного послания, над которым бывший король Баварии трудился сегодня все утро и день.

Скомканные листки дорогой бумаги, валяющиеся под столом и на ковре, содержали только странный значок, похожий на печатную литеру F, но с поперечинками, наклоненными книзу**.

В 8 вечера так и не вернувшихся бывшего короля и профессора фон Гуддена хватились. В 11 вечера того же дня их тела обнаружили в воде Штарнбергского озера на мелководье. Причины и обстоятельства смерти короля Баварии Людвига 2-го остаются загадкой и по сей день…

_________________________________________________

* "Пламенем становится все то, что я хватаю,

Уголь — все то, что я оставляю (после себя),

Я — действительно пламя"

Заглавие — измененная последняя фраза стихотворения: "Ты — действительно пламя"

** руна Анзус, принадлежащая Локи