Три слова

— Он рассказал мне о тебе больше, чем я хотела бы знать.

После того, как я услышал такие слова от человека, который за такой короткий промежуток времени стал для меня по-настоящему родным, мои ноги стали подкашиваться.

— Странно это осознавать, поскольку кроме тебя, Машенька, большего обо мне никто и не посмел бы рассказать.

Осторожно коснувшись её плеча и снова осознав всю нежность её тела, я твердо решил для себя, уже в который раз, что такого человека, как она, больше мне встретить не суждено.

— Гриша всегда ищет повод очернить меня за моей спиной, особенно сейчас, в эти непростые для нас с тобой времена. К тому же, ты знаешь, что он к тебе неровно дышит.

Аккуратно выскользнув от моей руки и отойдя на шаг в сторону, словно ради того, чтобы подать к столу уже приготовленный завтрак, Маша, будто ненароком, продемонстрировала всю красоту своей молодости.

— Черный или зеленый?

— Просто воды, родная, ты же знаешь…

— Я хочу, чтобы ты пил чай, в крайнем случае кофе, как все нормальные люди, да что с тобой не так?

На секунду задумавшись, из-за чего я стал пить только воду и ничего кроме воды, мне ничего не оставалось, как вернуться с расспросами о словах Григория.

— Так что же такого ты узнала обо мне вчера?

— Что у тебя есть сын, к которому ты ходишь каждую среду после работы.

На этих словах мой разум помутнел от необъяснимой информации, только что услышанной из уст, определенно, самого прекрасного человека на свете. Даже пораженный сказанным, я не мог не наслаждаться её восхитительными чертами лица, словно сошедшими с картин известных художников, имена коих мне не суждено знать в виду моей скудной эрудиции.

— Если бы у меня был хоть один ребенок, то я уж точно бы знал об этом.

Маша тут же с неким задором уселась ко мне на колени и, положа локоть мне на плечо, с игривой интонацией проговорила:

— Тогда объясняйтесь, молодой человек!

В подобные моменты её поведения, я целиком и полностью осознаю, что она — тот человек, с которым мне будет всегда по-настоящему хорошо.

Теперь и представить невозможно, как повернулась бы наша жизнь, не будь меня всего три недели назад на той выставке странных и весьма экстравагантных глиняных изделий, на которую меня позвал мой друг детства — Гриша Соловьев — крепкий и довольно стройный, но на мой взгляд немного неуклюжий парень, занимавшийся организацией мероприятий, подобных тому, на котором довелось оказаться и мне, безработному и бесполезно прожигающему жизнь человеку, которому в жизни ничего не нужно, кроме бесконечно долгих прогулок и бесконечного, уже давно вошедшего в привычку, перечитывания тех девяти книг, загадочным образом оказавшихся у меня на полке еще четыре года назад.

Бессмысленно бродя по коридорам и глядя на то, что с трудом можно назвать искусством, я увидел поистине настоящий шедевр, идеальную квинтэссенцию красоты, изящества и грации. Этим экспонатом для меня и стала Мария. Она, как и все остальные посетители этого мероприятия, конечно, за исключением меня, с неподдельным интересом и любопытством рассматривала какую-то потрескавшуюся чашу или сосуд, из которой как оказалось, несколько сотен лет назад пили сибирские шаманы перед совершением своих обрядов общения с духами или, скорее, с собственными галлюцинациями. Я же впал в свой собственный транс и не мог оторвать взгляд от этой милой девушки в длинном, цвета ясного утреннего неба платье, с пепельно-серыми волосами, она, как мне показалась, являлась чистейшим отражением, душой этого города, на улицы которого я привык постоянно наблюдать из своего окна на двенадцатом этаже многоэтажки. Я был влюблен? Возможно. Я умер и родился заново в тот момент? Определенно. При одном её виде, её тонких, плавных движениях, и взглядом, полным интереса, загадочности и наивности, у меня появилось то чувство, которое я никогда не ощущал в себе — чувство смелости. Именно в тот момент, в ту самую секунду я осознал, что вся моя дальнейшая жизнь будет просто бесполезным существованием, если я сейчас же не подойду к ней.

С каждым шагом, который приближал меня этому человеку, если такое прекрасное создание все еще можно было назвать человеком, моё тело начинало подрагивать, а дыхание становиться тяжелым. И вот, будучи уже в непосредственной близости к ней, я осмелился:

— Вы знаете, что единственная красота, которую можно увидеть на этой выставке — это вы сами?

Обернувшись ко мне, она немного опустила голову и, словно украдкой, посмотрела на меня снизу-вверх. Её щеки порозовели.

Неловкое молчание прервал низкий голос, сопровождающийся легкой усмешкой:

— А когда это вы уже успели познакомиться?

Это был Гриша, тот самый человек, которому теперь я безмерно благодарен.

Желая опередить ответ моего объекта обожания и, одновременно с этим, спасти её, и без того засмущавшуюся от внезапного появления двух молодых людей, я выпалил:

— Григорий Анатольевич, радость моя несусветная, премного благодарен за приглашение на это весьма интересное мероприятие! Вы как раз вовремя, познакомьте, пожалуйста меня с этой очаровательной девушкой!

Я любил, порой, украшать свою речь подобным образом, хоть и смотрелось это весьма неуместно, да и неумело в моем исполнении. Однако на лице девушки появилась легкая скромная улыбка. Не знаю, приняла она это как милую шутку или дурацкую выходку, но я посчитал это за вознаграждение.

— Это Маша, мы учимся с ней вместе в университете, — быстро проговорил Гриша, указав рукой в её сторону, — а это…

Не дав ему договорить, я решил представиться сам, еще полностью не выйдя из своего образа:

— Кирилл, — сказал я, немного наклоняясь и протянув свою ладонь, — невероятно приятно с вами познакомиться.

Не прекратив улыбаться, она протянула мне руку и посмотрела в глаза, не проронив ни слова. Почувствовав её нежную, словно бархат, руку, я обомлел и казалось, держал её целую вечность и, дабы не дать ей почувствовать себя дискомфортно, постарался скорее отпустить её.

— Как тебе выставка, Маша, все нравится? — небрежно проронил Гриша, поправляя свой пиджак.

В ответ она улыбнулась и податливо кивнула ему. Маша определенно была ему небезразлична, была еще одним достижением на пути и к без того успешной жизни. Я же в ней увидел всю свою жизнь.

Проговорив еще с полминуты о вещах, которым сложно придать хоть малейшее значение, я остался один на один с Машей. Вся моя смелость уже осталась далеко позади и не зная, что еще сказать, я предложил:

— Давай уйдем отсюда?