Свет и тьма, или Поэма о трех девицах

Глава двадцать седьмая

ЛЮБА ПОМОГАЕТ СВОИМ

Убить героя — значит, пощадить.

Тогда ему неведомы сомненья.

Так получается, он выбора лишен,

Который нас всегда в тупик поставит

И доставляет страшный дискомфорт.

Приносит нам душевные мученья.

И хочется махнуть рукой,

Послать всех дальше,

Забыться, успокоиться, уснуть.

Но не получится…

И если даже вступим

На этот путь,

То будем сомневаться:

А правильной дорогой мы идем.

Быть может, лучше,

Если бы свернули

Налево или же направо,

А, быть может,

На месте лучше б было оставаться,

Ведь неизвестно же,

Куда ведет дорога…

Так Люба сомневалась.

И порою

Считала, что она зашла в тупик.

Ведь ни одной девчонки на заводе.

Да и вообще здесь молодежи нет.

Все пожилые, женщины, мужчины,

Которым никакие перспективы

Уже не светят. Доработать и уйти

На пенсию. И внуками заняться.

Вот их удел. О большем не мечтают.

В деревне будущего Люба не имела.

И в городе такая ж канитель.

Когда другие люди узнавали,

Что фрезеровщицей работает она,

Глядели на нее, как на больную.

Ну, в продавцы, в кассиры, на заправку,

Ну, на худой конец, в уборщицы пойти…

Но на завод, чтоб у станка стоять?

Наверно, нужно быть последней дурой.

И Любе приходилось уклоняться

И что-нибудь невнятно бормотать.

Но больше о заводе никому

Она не говорила. Стыдно было.

Ушла б с завода. Но тогда жилье

Искать ей надо. И зарплата не плохая.

По крайней мере, больше, чем на кассе.

А про техничек что уж говорить!

В деревню Люба деньги посылает.

И мать ее была так благодарна.

Теперь лекарства может покупать

И сына одевать других не хуже.

В кредит вот взяли плоский телевизор.

Такая красота! Все вечера глядят

Теперь они с Серёженькой программы.

И радовалась Люба каждый раз,

Поговорив по телефону с мамой.

И голос-то у мамы стал другой,

Каким-то громким, бодрым и веселым.

Однажды к ней Степаныч подошел.

С ним парень молодой лет двадцати пяти.