Ностальжи

Ян лежал, закинув руки за голову — натруженная спина отдыхала, а он смотрел на звёзды. Те подмигивали, улыбались, вертели юбочками — звёзды кажутся холодными и далёкими, только если во взгляде уныние и нет любви… Ян аккуратно, лёгким усилием мысли, смахнул пылинку с трона Кассиопеи, царица благодарно просияла.

Что подошла Инь, он больше почувствовал, чем услышал. Она посмотрела на мужа — и тому на миг, по земной ещё привычке к разного рода людским недоразумениям, показалось, будто его сейчас отчитают, как мальчишку — и куртку не подстелил, и рубаха светлая, и вообще, кто же в небо смотрит, когда дел ещё невпроворот.

Он, в общем, и не спорил бы с таковыми мнениями, но отстаивал бы и своё: думать и мечтать — тоже дело, и важное.

Но Инь улыбнулась и вытянулась рядом:

— А вот не буду ворчать кое-кому, что куртку не подстелил.

Он беззвучно расхохотался, отчего зажглись ещё десятка полтора сверхновых, и одним ловким движением устроил Инь у себя на руках.

— Сойдёт вместо куртки?

Она только вздохнула счастливо и притихла на его груди, наполняясь запахами — чистое тёплое тело, горный ветер, немного моря и огня...

— Ещё одна обитаемая планета?

— Тебе же надо где-то рассаживать твои розы и виноград.

— Не знаю, что люблю в тебе больше — что ты хозяйственный или что ты романтик. Буду любить всех сразу, выдержишь?

Когда женщина так шутит, это очень серьёзно. Ян умел слышать, поэтому целовал её, пока по Вселенной не прокатились одна за другой волны радости, а из-под сомкнутых век Инь не потекли сладкие-сладкие слёзы.

Отдышавшись, неугомонная женщина приподнялась на локте и лукаво посмотрела на мужчину. Он-то видел за этим лукавством и ещё кое-что, лишь ему и понятное, но знал — она о том не заговорит: у любого сумрака есть свой свет.

Мужчина не ошибся. Тихо-тихо прозвучало:

— А давай и в той жизни будет радио "Ностальжи", и ты расскажешь мне про сигареты французских лётчиков и скажешь, что я словно крестьянка… давай?