Литобзор коллективного сборника лирической поэзии под редакцией И.В. Козлова

Начало обзора коллективного сборника лирической поэзии под редакцией Козлова Игоря Владимировича, опуликованного Инной Кирьяковой .https://writercenter.ru/library/poeziya/sbornik-stihov/kollektivnyy-sbornik-liricheskoy-poezii/

Итак,

«Как не поднять плакучей иве

Своих поникнувших ветвей.»:

И если прочесть данную подборку— скажу смело: есть отчего «поднимать». Поэтому краткий обзор, родился как-то само — собой, ветви зашумели, ива заплакала, а впору бы и улыбнуться, поскольку сборник получился не хилым, организатору— респект, а авторам «мерси» за приятное прочтение, свежие образы, не затасканные идеи и прекрасное препровождение в мир чувств, а где-то даже и реалий. Опять же напомню, что создание обзора, не является профессиональным детищем автора. Это любительское восприятие представленной поэзии и зуд подточить перо.

Кирьякова Инна

Вальс людоедов

Они владеют мёртвым словом,

И мир им кажется мёртвой речью.

Их манускрипты, том за томом,

Обтянуты кожей человечьей.

Произведения Инны-явление в поэзии, её неординарные стихи-фэнтези я уже отмечала в двух обзорах, и повторяться не буду. Но «бал Маргариты», со всеми язвами и ужасами явлений, царит в её «вальсе» во всё своём ужасающем величии, доминантности злого начала в этом мире. Людоеды — нелюди, питающиеся человеческим сознанием, высасывающие мечты, радость, энергию, оставляющие, лишь оболочку человеческую. Здесь не просто говорится о самом существовании их, как утверждении, но и попытка противостоять, заговаривая, прогоняя, уничтожая их «мёртвое слово» живыми словами.

… Ледени, мороз,

Замети, пурга,

Нет могилы им —

Ямы да снега.

«Если я хочу чего-то я это беру, т.ч. мне не приходится бороться ни с ангелами, ни с демонами.» как у Маргарет Митчелл, так и у Инны: её одинокая колдунья просто стирает мир людоедов своими заклинаниями, и берёт в свой мир фантазий печаль волшебства, расколдовывая мёртвые манускрипты, превращая их в живые целебные. Этот заговор — проклятие выстрадано, и гроза, как предтеча сокрушимого и неотвратимого, описанная в двух предыдущих её стихах, натекает на этот третий чернилами чёрного горя, которое необходимо убрать, вынести за пределы человеческого сознания.

Унеси, вода,

Память без следа.

Вода утекает, уносит из памяти страшные мгновения то ли яви, то ли снов.

Чваков Димыч

Поэт за изучением явлений природы

Сначала происходит отсыл к весне, как к себе самому, молодому, яркому, к буйству красок, которые насыщают молодость. Это не Болдинская осень, в которой меркнет солнце в первозданности своей, сочное и жизнерадостное.

… а в мире этом буйствует весна,

готовая порвать себя на части

в экстазе всеобъемлющей любви —

как будто лето здесь проводит кастинг,

улыбку солнца тенью искривив.

Подобное факелу, опущенному в воду, оно гаснет, уступая времени более сдержанному, и листьям падающим облатками на землю, как розданная колода карт, где играют на судьбу. Печальная ли выпадет, светлая, решать будет время. Оно главный раздатчик, не материальное, но верное. Тут человеку делать нечего. Попирающий время-пожнёт горе. Но рука, раздающая карты судеб, сколько бы не сдавала, не может остановить выбор человека. Чья рука волнует автора произведения? На чью можно опереться в жизни, в поэзии, в истине?

Земля опять в который раз родила

какой-то небывалый урожай.

Твоя рука куда надёжней тыла,

тугая, как метафоры, вожжа

Вожжа, которая подстёгивает поэта, заставляет действовать, мыслить, здесь и урожай метафор, переосмысление, личные путь и время героя, которое не кончается с осенью, но питает надежду на завтра, на весеннюю радость, солнце и любовь.

Велигжанин Андрей Витальевич

Проза

Пусть грянет проза. Проза! И бетон!

Пусть грудь расплющит тяжестью прогресса.

Молчи́те, Музы… Или лучше — вон.

Не ру́бите в искусстве ни бельмеса.

В лёгкой ироничной манере о преимуществе прозы над поэзией. Здесь можно оговориться, поскольку бетонное основание прозы, с подтекстами, фабулой, параллельными сюжетами, вписанными в общий контекст произведения. Именно базисный, тяжелый, склонный к раздумьям и философским измышлениям пласт языковой культуры не поделённый на ритмические отрезки. А тут ещё и музы под ногами путаются, легковесные дамы, далёкие от сути явлений и вопросов, поскольку поэзия в шутку является автору порхающей птичкой на эфемерных небесах человеческой мысли.

Давай же, проза, выжги мозг у нас.

И придави туземцев пантеона.

Пришла пора пришибленности фраз.

Настало время прозы. И бетона!

В поэзии есть нечто за пределами прозаической логики, и именно это не устраивает автора. Железобетонная логика более оправдана нежели каламбур и игра слов поэтических изысков. Итак, настало время прозы, высокий штиль закинут на задворки эпохи, с его летучестью и непостоянством. «Бетон» прозы тянет с высот на землю, в жизнь.

Калинин Андрей Анатольевич

Лучезарная улыбка

Отрицая банальность известную

Ностальгии по вечной весне,

Сквозь унылую серость небесную,

Улыбается солнышко мне.

В стихотворении немного страдает рифма, но как светло и играючи выглядывает этот солнечный лучик из-за занавесок серой обыденности, и здесь автору можно простить всё,

маленькие недочёты перекрывает само настроение этого лёгкого на первый взгляд произведения, кажется написанного на одном дыхании.

Кратковременно, мельком, застенчиво

В растворённое тучек окно

О заветном, секретном, о девичьем

Мне поведать решилось оно,

Торопясь откровенно и честно

Невзначай намекнуть, подбодрить,

Что ещё есть и время и место

Несказанное договорить.

Я привожу его полностью, поскольку небольшое само по себе, оно несёт большой заряд позитива и житейской мудрости. Я думаю, оно было написано не в один присест, но его невесомость и кажущаяся простота чем-то неуловимо притягивает к себе. Вообщем, солнышко улыбается герою, а мы вместе с ним.

Виноградов Павел

Мне не нужно свечи для тепла

Мне не нужно свечи для тепла —

я согреюсь твоими руками.

И для света не нужно — светла

та печаль, что легла между нами.

Но хочу, чтоб горела свеча,

освещая лицо моей боли

и холодное жало меча,

снам моим не дающее воли.

Здесь на передний план выдвигается не одушевлённый персонаж, но свеча, которая отождествляется с болью. Она горит, несмотря на то, что

автор казалось бы не нуждается в ней, но как только она потухнет, исчезнут и тепло, и печаль этих двоих. Также как и сама боль, которая ярче видна в свете их чувств, боль — это меч, убивающий эти чувства, не дающий воли полюбить, войти в сны и осуществить задуманное. Меч воина, видящего в чувствах своих-слабость, безволие, и защищающий его от этих чувств.

Что победит— путь воина или любовь?

________________________________________________________________________

Мурыгин Александр Сергеевич

***

созерцая луну

на берегу реки

слушать лиру зимнего дерева

Помните фильм Юрия Норштейна о хокку Басё? Так вот там был персонаж Тикусай, слушающий деревья. И думается, что поэт — это тот, кто слушает деревья, вернее, умеет их слышать. Это очень тонкие материи, поэтому Тикусай, как нарицательный персонаж пришёл мне на ум. Он выдуман японцами.Человек тонко чувствующий, играющий другую роль. Я не хочу проводить параллель с реалиями, я говорю о двух абсолютно разных поэтах, Тот со стихами которого я познакомилась ранее, и с этими интонационно очерченными яркими со сплетёнными смыслами:

тени всегда тянутся к свету

это всё, что мне позволено видеть

и здесь очень тонкий нюанс, поскольку свет даёт тень, ты её отбрасываешь, и ты разделительная черта между светом и тенью. То, что тебе позволено видеть— лишь линия контраста. И если свет существует вне зависимости от объекта, то тень-непосредственная его отражающая. Ты — же лишь, отбрасывающий тень, но не создающий её, и оттого тебе позволено только наблюдать эти две составляющих.

но ведь и ханамити

приводит в тесную гримерную

ханамити— помост, на который актер после спектакля выходит к зрителю за цветами. Ощущая себя божественно счастливым на помосте, не нужно забывать, что путь его ведёт в тесную гримёрную. От полета творения и до повседневного ремесла, с его закулисьем.

Прошу прощение у автора за некую приземлённость рассуждений, возможно просто чувствуя слова, и видя сложившийся образ, можно воспринимать эти произведения более ярко, насыщенно, четырёхмерно, приоткрывая каждую вложенную трёхмерную картину, одну за другой.

Рыжкова Светлана

Непостоянная

Смеясь беспечно в окружении бормочущей толпы

Дразнилась и играла в правду, увлечённая без меры.

Текст, как тоник, пей и наслаждайся, на мой взгляд прилагательных многовато, но автор всегда прав. И это авторский стиль, элегантный, мягкий, с ощущением чего-то лёгкого, неуловимого, таинственного. Как сама «незнакомка», живущая в каждой женщине, и притягательная, и таинственная, и ошибающаяся в выборе своём, и сделавшая этот выбор, расплачиваясь за свои ошибки.Последний катрен живописен. Яркий по образам, где светлое одиночество в конце перерастает в тишину:

Осенним вечером остынут на губах ожоги солнца.

Закатным тоником разбавив терпкость одинокой ночи

Она бокал наполнит. Усмехаясь как бы между прочим

Неспешно пьёт печаль из лунного бездонного колодца.

Колодец завершает картину мира, в нём, в замкнутом его пространстве, таятся её молчание и беда, и он поглощает мир женщины своей бездонной пустотой. Она пьёт, но не может напиться, потому что нет жажды, потому что печаль её глубока. Стихотворение читается на одном дыхании, и речь здесь, на мой взгляд, о времени, сражаться с которым бесполезно, о пустоте, когда и поговорить не с кем. Но усмехаясь, она не просто констатирует этот факт, эта усмешка, её сопротивление обстоятельствам. И зарисовка эта по колориту своему, эмоциональному состоянию, во многом зависит от настроя читающего текст.Я думаю, шанс изменить всё для дамы по задумке автора— в руках читателя.

Натафей

Виртуальный роман

Ах, первых сообщений тонкий лёд...

Слова обворожительно-ничтожны,

Чтоб, не давая обещаний ложных,

Скользить на шаг назад и два вперед.

Скользить на шаг назад и два вперед.

Условно смоделированная среда — как болото Мюнхгаузена, куда погружаешься и сам же вытаскиваешь себя обратно.Но сколько душевных переживаний, радостей и любовей таится в заэкранном пространстве. И здесь эти чувства как-то веером раскрываются перед нами, тончайшие нюансы человеческой природы, литература великих страстей и разочарований.Крепкий, плотный стих с яркими образами:

И вспоминать ночами напролёт

Разбившихся иллюзий век недолгий,

Чтоб, собирая "Вечность" из осколков,

Надеяться на то, что всё пройдёт…

Всё пройдёт, это соломоново выражение, "пройдёт и это", где и пазл не сложится, и слово "вечность" не выстроится, но обязательно прибудет настоящая любовь, ведь когда она умирает гибнут и люди. А потребность человека в высоких чувствах, будь то виртуальность или реалии, бесконечна. Стих сильный, очень грамотно слеплен. И форма, и рифмы всё на месте, композиционно выстроен. Виват, автору!

Меркулов Евгений Юрьевич

Вишни

Это произведение без мира сложного, без множества подтекстов и полутонов, и в нём есть лишь несколько обязательных, общих, цельных чувств. Но их конгломерат собирает картину из пазлов в единую составляющую, — любовь, которая поднимает человека на ступень выше рокового времени. Это жанровая поэзия — одна из граней казацкой лирики, с её напевностью, романтикой, тоской сердечной, и сравнением своего душевного состояния с явлением природы:

— Наши вишни в цвету, а тебя нет и нет.

Возвращайся, любимый, я жду.

— Я живой, дорогая, — он пишет в ответ —

Не волнуйся, я скоро приду.

Я бы назвала это стихотворение духоподъёмным, когда за казалось бы неизбежной смертью героя, стоит его воскрешение.

Душу женщины, ох, нелегко обмануть,

Затуманить словами нельзя.

Треугольник письма отправляется в путь,

В каждой строчке сочится слеза.

Стих поётся, это не дума, но маленькая зарисовка из жизни. Интересно, исполняет ли автор свои песни? Мне кажется, написано много текстов, вот как это ещё в музыкальном оформлении?

Винокур Роман

И тогда на палубе мечтали…

Красная пехота — на причале.

За кормою — тёмная вода,

И тогда на палубе мечтали

"Мы ещё вернёмся, господа!.."

Читаю автора, и всплывают строки Г. Адамовича:

"Когда мы в Россию вернёмся… о, Гамлет восточный, когда? —

Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,»

Может это не совсем этично вспоминать одного поэта, говоря о стихах другого, но также как у Адамовича, у автора данного произведения «человек остаётся лицом к лицу с судьбой без посредников». Хороший стих, безупречно выполненный в техническом плане, берущий за душу своей, не рвущей душу, исповедальностью.

Больше не увидевший России,

В Сан-Диего умер капитан.

На портретах женщины — красивы,

За окошком — Тихий Океан.

Качество произведения определяется убедительностью каждого слова, его незаменимостью, и здесь мы видим это. Здесь нет навёрнутого слоя оболочек и смыслов, здесь— ностальгия, раскрывающая характер связи лирического героя с родиной, прямая речь, рассматриваемая в упор. Это портрет, выполненный с натуры, не с фотографии, но с живого человека, чья боль читается явственно и чисто, и его обжитый, казалось бы мир разделён этой пограничной чертой, где до поворота-мир настоящий, за поворотом— мир прошлого с его болью, оставленной страной, которого герой уже не коснётся.

Всё в порядке: дом, семья, наука,

Но тоской неясной охватив,

Всё ещё порой тревожит внука

В детстве им услышанный мотив...

Эта "нота разлада" — и есть квинтэссенция, где смерть не убивает, но создаёт. Уходя из жизни, герой оставляет после себя поколение, говорящее на его родном языке в этих сложных взаимоотношениях со временем, где всё движется, течёт в реку жизни нe одного, но нескольких генераций. И этот момент даёт нам возможность услышать не только боль лирического персонажа, но и идущее время.

Козлов Игорь

Ветви сцеплены,

Будто пальцы

Рук, ломающихся

До летального

Вплоть брейк-данса,

Чтоб из космоса

Не заметить

Разговор о дисгармоничности жизни, где углы не сглажены, но наоборот подчёркнуты контрасты этой дисгармонизации. Это грубость действительности не отфильтрованная эстетическими рамками. Дерево-человек, танцующий на ветру— одинок, и этим хрупок, вырванный из контекста жизненного ряда, сопротивляющийся обстоятельствам, отстаивающий свою свободу. Это само материализовавшееся время, в одушевлённом варианте некой психологической задачи.

Слепоту свою

Полосуя

И прозрачность

И зазеркальность,

Ветви сцеплены

Словно зубы.

И это переход в новое качество, где из зазеркалья выхватываются

лица, образы, когда дерево желает одного— личного пространства, с его куском живой жизни. Ёмкостью, хранилищем, куском неба. И это-трагический взахлёб "вселенского Горя".

Когда я делала этот литобзор, меньше всего хотелось впасть в философию, запутаться в нудности описаний, и я надеюсь, что прочтение его было не скучным, аналитического и критического в нём и вовсе не наблюдается, просто желание поделиться впечатлениями. Надеюсь, следующие обзоры, будут более литературны, возможно критичны. Успехов устроителям и участникам сборника.