У мольфаровой дочери косы чернее тучи, голос вплавлен в характер покладистый и зыбучий, а я подле неё — злая пигалица, крысёнок, но пою, как никто, о чарующем и весёлом. Мой язык — рёв трембит, щебет глиняных двоячанок, горстка пряных мотивов, медовых и обручальных; стрекотание в поле под тоненький всхлип сопилки… Кто с тобой меня свёл, с удалым, бесшабашно-пылким, чья рука наши доли в единую смежевала? В грубых пальцах тростник, как разбуженный, оживает, из-под круглых отверстий тоска заскулит, засвищет и срывается пташкой с апрельского токовища.
Погляжу на тебя: долговязый, широкоплечий, а ведёшь звонкий наигрыш, словно людскую речь и вьёшь напев за напевом то вдумчиво, то слащаво, волоконца души можешь вытянуть, как клещами. Твой пугающий дар — будь он тысячу раз неладен! Мне, русинке, росинке с туманных и мшистых впадин, по плечу ли тягаться с первейшим из чародеев? У мольфаровой дочери в косах звенят и рдеют грозди спелых веснянок да праздничный пёстрый гарус; я её задевать цепким словом остерегаюсь, но уж ей-то тебя одолеть — что воды напиться.
Утро рыщет в поёмных лугах молодой лисицей; ты сойдёшь с наших гор в одеяньях широкополых, над тобой — перьевых облаков кудреватый полог. Разреши ухмыльнуться вослед, как не смела раньше:
я украла твой дар, и теперь он ничуть не страшен.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.