Птичка

В глубине двора-колодца ненарядного,

в Питере их сосчитать немыслимо,

ряды окон — ровненькими грядками,

сомкнув веки, сны мешают с мыслями.

Но одно штрейкбрехерским мерцанием

портит общей темноты статистику,

не внимая ночи казуистике —

пятном мутным на экране здания.

За стеклом копчёным — кухня бедная,

за столом кривым — мишенью для тоски,

пьёт мужик, да так, что щёки медные,

нос гранатовый да в серебре виски.

Без оглядки пьёт, без зла, без устали,

просто пьёт и пьёт, не первый день уже,

про гастрит забыв и про безденежье.

Стакан лыбится, бутылка грустная.

**

В форточки распахнутой квадрат,

с первым серым проблеском субботы,

залетела птаха. Пьяный рад

и такому гостю — ну хоть кто-то.

"Я один уже четыре дня,

сирота, убог, как стул без ножки.

Не смотри с укором на меня!

Лучше склюй разбросанные крошки."

Сам же вновь в стакан себе налил,

смелой птичке душу изливая:

"В среду я супругу схоронил.

А сегодня день какой? Не знаю.

Как не знаю, осень иль весну

я увижу на момент прозренья,

как не ведал, что люблю жену

до мурашек и до отупленья.

И не помню, как я раньше жил,

и как дальше жить теперь не знаю.

Было счастье дурню — не хранил,

потеряв навек — сижу рыдаю.

Поучала — не глотай, а жуй,

вспоминала то, о чём забуду,

всё ворчала: "Ты мой обалдуй,

опять поел и не помыл посуду." "

Слёзы сглатывал, да вилку гнул,

путался в словах и путал роли,

так на полуслове и уснул,

разум растворивши в алкоголе.

Выпорхнула птаха в светлый день

из кухни и от пьяницы-зануды,

выложив из крошек на столе

«Обалдуй, помой потом посуду.»

— --