Моя Мия

Не думаю, что вся моя жизнь была настолько бессмысленной, насколько сейчас я ее представляю. Однако, если вспомнить, то можно точно ответить вокруг чего всегда вертелись все мои мысли. Еда. Много еды. Мороженое, запеканка, борщ, пельмени, я могла есть все что угодно. Готовить я научилась в 10 лет. Ну как научилась. Я решилась на свой первый кулинарный опят. Это была всего лишь яичница, но с нее началось мое помешательство на готовке.

Приготовление пищи стало для меня ритуалом и я очень хотела, чтобы близкие оценили этот мой навык. Я готовила либо по мелочи, либо что-то такое, что мы обычно не едим. Потом меня начали эксплуатировать (назовем это так) и с 12 лет я готовлю на всю семью. Мне это не в тягость, нет. Но на почве этого иногда появляется большинство проблем.

***

Первый раз, когда мама сказала мне фразу: «Хватит жрать» произошел в гостях у тети, живущей в частном доме, который, на мой взгляд, всегда был наполнен атмосферой праздности. Не знаю откуда у меня такое ощущение, но думаю, что связано это с тем, что посещали мы этот дом исключительно по праздникам, на которые, нас, время от времени, приглашали. Мне было лет 11 и я уже тогда была немного крупновата относительно своего роста. Не совсем жирная, просто неокрепшее детское тельце, вкупе с плохим наследством давало такой результат. У меня была висячая лепешками грудь, и живот, по форме напоминающей скорее квадрат, ежели круг.

Моя мать всегда была помешана на сохранении красивой фигуры. А тут у нее получилась такая неказистая я. Так вышло, что как раз в это время она жестко скидывала вес после родов моего брата, которому на момент данной истории было всего 4 года. И она срывалась на мне. Она контролировала меня, заставляла ходить на танцы, кружки, спортивные секции, надеясь на то, что я найду себя в этом и сделаю смыслом жизни. Сейчас я понимаю ее, ведь она всего лишь пыталась оградить меня от постоянных мыслях о диетах и похуданиях, которые съедали ее не первый (и не последний) год. Но результат, увы, получался другой.

«Я сказала, хватит жрать!»

Шлепок. Вот и первая пощечина. Привет, это моя мама. Мне 11 лет. Меня зовут Лера.

Я почувствовала на себе не меньше десятка глаз. Казалось, комната сжалась до размеров моей тарелки, на которую я наложила всего по чуть-чуть с праздничного стола, и матери, грозно дышащей мне прямо в лоб. Захотелось плакать. Ну почему я не могу стать размером с муравья, чтобы просто взять и уползти куда-нибудь подальше от всего этого ужаса, а потом спрятаться в куче таких же букашек как и я.

— Тань, ты чего на ребенка налетела? — тетя неуверенно потянула маму за рукав.

— Ты посмотри на нее. Расселась тут. Свинья. Сколько можно жрать?

Я смотрела в затуманенные глаза матери. Она была пьяна. Я прекрасно понимала это. Вероятнее всего она даже и не вспомнит это на следующий день.

Я не могла пошевелиться, но так хотелось встать и уйти куда-нибудь, где мне больше никто ничего подобного не скажет. Не помню, чтобы в нашей семье проявление нежности было чем-то нормальным. Мы не обнимали друг друга, не признавались в любви, не радовались успехам. Да, это было между родителями, но мы с братом были весьма отчужденными от подобных эмоций. Тот факт, что нас любят, как бы был сам собой разумеющийся и мы должны были помнить его самостоятельно. А вот о наших недостатках нам напоминали круглосуточно. По крайней мере мне. Брат был лишен этой почести до восьми лет.

Кто-то оттащил маму от меня. Она начала смеяться и говорить, что только такая свинья как она могла родить такую как я. Мама, мамочка, мамуля. Я же знаю, что ты не хотела этого. Я же знаю, что ты меня любишь и желаешь мне только добра. Мама. Мамочка. Мамуля.

— Лер, не принимай близко к сердцу, она же пьяная, да и стрессы у нее. Сама понимаешь, не маленькая ведь, — тетя добро мне улыбнулась и придвинула тарелку с остатками еды. — Поешь нормально, ты хорошо выглядишь, через годик уже вытянешься, и все нормально будет. Не парься.

Я придвинула тарелку к себе еще поближе и наклонилась над ней, вдыхая приятный аромат куриного шашлыка и оливье. Все проблемы разом улетучились. Ведь она действительно пьяна. И я нормально выгляжу, никто никогда мне не говорил, что я толстая или что-то типо того. Если так подумать, то я же занимаюсь спортом.

Этот вечер закончился как и всегда. Я расстегнула пуговицу джинс, не забыв громко об этом пошутить, и отправилась спать на диван в маме. Сильно пахло алкоголем, но мне не впервой проводить ночь именно так. Я засыпала с мыслями о том, что я буду выглядеть также красиво как и мама до того, как родила брата. Я засыпала, а мысли постоянно возвращались к невлезшему в меня куску пиццы, который я спрятала в холодильнике. Надеюсь, никто его не съест.

***

Я зашла в теплый кабинет. Хоть на улице и стоял июнь, но промозглость не ушедшего мая еще давала о себе знать. Вся обстановка была в приятных коричневых тонах. Где-то темный, где-то близкий к ванильному, цвет был раскрыт и подчеркнут, раздавая спокойствие и уют. Сюда бы еще камин, было бы вообще прекрасно. На противоположной стене стоял огромный стеллаж с книгами. Я не видела ни авторов ни названий, но все это отдавало могуществом. Если бы не женщина, сидящая спиной к своеобразной библиотеке, то я бы подошла и обязательно просмотрела пару книжек. Чисто по привычке, даже не из любопытства.

Женщина немного не вписывалась в обстановку кабинета. Она была слишком светло одета. Легкая хлопковая рубашка нежно-розового цвета и голубые джинсы прекрасно сочетались с короткими светлыми волосами, но совершенно расходились с наполняющей кабинет мебелью.

Она выглядела лет на сорок, однако фигурка у нее была подтянута. Походами в спортзал она не пренебрегала, это было понятно сразу.

Ковальчук Елена Владимировна — гласила надпись на табличке, стоящей на столе.

— Здравствуйте, — я показушно прищурилась, как бы разглядывая надпись на табличке, — Елена Владимировна.

Никогда не любила психологов. Они попросту не помогали. И проблема явно не во мне. Обычно я выкладывала все как на духу, иногда даже специально записывала все в блокнотик, чтобы ничего не упустить. Но ничего кроме терапии и антидепрессантов мне предложить не могли. Первое вгоняло меня в еще большую депрессию, второе обычно деактивировалось из-за первого.

— Здравствуй, присаживайся, — «Чувствуй себя как дома»? Где эта фраза. А я ведь ждала ее.

Я вальяжно уселась на кожаное кресло. Еще бы плед и горячий кофеек и можно остаться жить здесь навечно.

— Сколько будет длиться сеанс?

— Ровно столько, сколько ты пожелаешь, у меня сегодня выходной, — она нежно улыбнулась. Мне стало неловко от своей бестактности, но в тот же момент я поняла, что мне абсолютнейшим образом наплевать.

— С чего начнем? Тесты? Вопросы? Анкеты?

— Что насчет чая?

Я впала в легкий ступор. Елена слегка ухмыльнулась.

— У нас будет обычный разговор. Это не сеанс. Мы просто поговорим и разойдемся. На оплачиваемом сеансе я проведу все эти тесты и прочее, что ты так сильно хочешь.

Она встала из-за стола и изящной походкой вышла из кабинета, вернувшись с подносом на руках. Две небольшие чашки, упаковка кофе, несколько чайных пакетиков, сахар, сливки.

— Не хочешь чая? Кофе? — я отрицательно качнула головой. Желудок еще болел после утреннего пищевого захода, а голос неизвестным образом пропал.

— Ну что ж ты молчишь. Зашла такая активная. Не бойся, я не кусаюсь.

И снова эта милая улыбка. Мне даже начинает нравится происходящее. Даже более того. Это все так комически выглядит, что я невольно улыбнулась

— Вот, прекрасно, может, все-таки чая? На улице холодно, да и в кабинете тоже не особо тепло.

Я все также отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо, я не люблю горячие напитки, они слишком сильно раздражают горло.

Мы одновременно улыбнулись. Каждая своим мыслям.

— Хорошо, тогда начнем. Хоть это и будет проходить как обычный разговор, но я подготовила несколько вопросов. Ты можешь записывать на них ответы или рассказывать прямо так. Можешь не отвечать на них. Но учти, что только твои действия помогут тебе выбраться из того, куда ты попала. Поняла? — Я кивнула головой в знак согласия.

— Честно говоря, я еще ни разу не сталкивалась именно вот с такой обстановкой. У меня есть пара записей о том, что со мной происходило… — я полезла в сумку, в надежде найти злосчастный блокнотик.

— Не стоит. Новый день — новые слова и мысли. Давай поговорим о любви. Расскажи о своей первой любви.

***

Любовь. Любовь. Не уверена, что в свои шестнадцать могу с уверенностью утверждать, что знаю как поддержать разговор о любви. Я не любила. Именно в том смысле, в котором я понимаю это чувство. Нет. Не было такого.

Зато я всегда невероятно хорошо врала о том, что имела грустный опыт.

Летний лагерь. Мне четырнадцать лет. Я все такая же пухленькая девочка, любившая перекусить и зло подшутить над другими людьми. Я просто жирная мразь, отдыхающая со своими подругами. Но на тот момент я не понимала того, кто я на самом деле. Зато подруги понимали и, кажется, стыдились меня. Отсутствие внимания убивало. Поэтому мне в голову пришла тупая на тот момент мысль.

Я взяла телефон и пошла на спортивное поле. Мы были сами по себе целых три недели, поэтому каждый ходил там, где ему вздумается и делал то, что хочется. Это место было одним из моих любимых по одной простой причине — кроме меня там никого не бывало.

Возвращалась с поля я уже в истерике. Забежала в комнату и с воем рухнула на кровать. Вокруг засуетились люди, спрашивали, что произошло. Я резко вскочила и, схватит подругу за руку, потащила ее в туалет, где выложила все как на духу. Я рассказала ей о том, что у меня умер любимый человек. Что позвонил дальний общий знакомый и всего лишь сообщил мне об этом. Я говорила так натурально, что истерика подкатывала к горлу с еще большей силой. Я сама начинала себе верить.

Что творилось в моей голове? Какие у меня были поводы и предпосылки для этого? Не знаю. Для чего я все это разыграла. Для себя? Для других? Чтобы что-то доказать окружающим. Чтобы показать, что я тоже имею право на несчастную любовь и на ее смерть. Я уже тогда начала гнить. Зависимая от чужих слов и мыслей, разлагалась изнутри.

Что было дальше? Не помню точно, но я не любила. Да и меня не любили. Хотя скорей всего я не права, ведь мое восприятие любви слегка искажено. Не знаю почему, но я не могу воспринимать это чувство как чувство вообще, если ему не предшествовали страдания.

Да, были парни, которые мне нравились, но не более того. Я просто не ставила себя рядом с ними. Странная, неказистая, взбалмошная и невероятно глупая. Куда мне?

Но вот уже десятый класс, то лето позади.

Кажется, что эта история взяла начало с выпускного в девятом классе. Я споткнулась поднимаясь по лестнице, ведущей на сцену и вцепилась в Него руками. Именно в Него. Еще не зная его имени, мой мозг зацепился за образ густого ежика волос, идеально сидящего костюма и сладковатого запаха одеколона.

Я извинилась, хотя мне было абсолютно наплевать на него. Однако подняв взгляд и наткнувшись на полную отстраненность, мне стало немного неловко.

Я вспомнила об этом случае только спустя многие месяцы. Хотя подождите-ка прошел год. Это одно из теплейших воспоминаний. Зачем я храню эти крупицы памяти? Не знаю. Просто приятно, что еще хоть что-то заставляет мое сердце содрогаться. Пусть даже от боли.

***

Я вышла из огромного здания, и в лицо ударил холодный ветер. Солнца не было с утра, но картина темного неба слегка пугала и заставляла укутаться в шарф поглубже. Выглядела я весьма жалко, но было абсолютно параллельно. Зачем она предложила говорить об этой чертовой любви. Жутко хотелось курить, но я не курила по сути своей. «Какая жалость,» — я усмехнулась сама себе. Последнее время в голову ударяли мысли подобного плана. «Но курить вредно,» — сказала я вслух и тихонечко засмеялась.

Начал накрапывать дождь. Было всего семь вечера, но на улице уже было необычно темно. Такая романтика уличных фонарей быстро забрала весь мой позитивный настрой. Аптека. Надо не забыть зайти.

Я любила именно эту аптеку. Там всегда была одна и та же девушка-фармацевт, с которой иногда можно было неплохо поговорить. Думаю, что однажды я все-таки позову ее к себе на чай. Слишком уж у нее грустные глаза. Небольшая комнатка встретила меня теплом и приторным запахом каких-то лекарств. Ася аккуратно расставляла товар на витрине, услышав звон колокольчика, висящего над дверью, она подняла глаза, широко улыбнулась и слегка помахала мне рукой.

— Лера! Давненько ты ко мне не заходила, — она широко улыбалась. Казалось, будто это единственный человек в мире, который действительно рад меня видеть.

— Привет, дорогая, — безумно хотелось обнять Асю, меня охватило чувство будто это именно то, чего мне не хватает. Но это как хотеть покурить. Я просто хочу этого, потому что знаю, что это может помочь мне справиться с внутренним червем, которого разбудили сегодняшние мысли. — Может, это даже к лучшему.

Мы обе замолчали. Она перестала улыбаться. Черт. Ну и к чему я это сказала.

— Ась, извини, но меня мама дома ждет, хочет порасспрашивать меня о новом мозгоправе, которого она мне нашла.

— Опять будешь выклянчивать рецепты на флуоксетин? — Она задорно улыбнулась.

— Нет. Я слезаю с этого дерьма. Оно превращает меня в овоща. И тебе советую.

— Ой, да ладно тебе. Молодая, глупая, шалю сколько хочу. Ты зачем пришла то?

— Шесть упаковок бисакодила, пожалуйста.

Веснушчатое лицо стало серьезным. Ася поправила пучок пепельно русых волос и негромко сказала:

— Лер. Вот с этого действительно надо слезать.

— Ась. — Передразнила ее я. — С жизни надо слезать. А с этим у меня есть шанс хоть какое-то время не блевать.

На прилавок опустились вожделенные упаковки и гематогенка сверху. Я подняла удивленные глаза.

— За счет заведения.

Я потянулась к сумке за кошельком. За спиной зазвенел колокольчик. Хорошо, что посетитель пришел именно после моей фразы. Мне хоть и было плевать на окружающих, но все равно неприятно ловить на себе брезгливые взгляды окружающих.

Я достала деньги и положила упаковки в сумку.

— Спасибо большое. И, Ась. Приходи ко мне на чай, когда будешь свободна. Воспользовавшись ручкой и товарным чеком, я черканула свой адрес и номер телефона.

Она широко улыбалась.

— Хорошо. Удачи.

Я развернулась, чтобы направиться в объятья разбушевавшейся стихии. И остолбенела. В нос резко ударил знакомый запах, перед глазами все поплыло. Он тоже был удивлен. Вероятно, он не сразу меня узнал, ибо полное отсутствие косметики и облезшие волосы мало что оставили от той меня, что была три месяца назад. Оцепенение спало после его: «Привет». Я закинула сумку на плечо и вылетела из аптеки.