Страх

"Грандиозная выставка молодых художников! Уникальные таланты! Не пропустите!" — помпезно, не оригинально и даже чрезмерно пафосно. Видимо, креативный директор у тамошних рекламщиков ушёл в запой или же дела с отделом кадров совсем плохи. Тем не менее, это не помешало Элайзе повесить столь безвкусную рекламу посередине своей комнаты и поминутно с умилением любоваться «зрелищным» текстом и странной композицией с претензией закоса под Пикассо чуть пониже. Хотя у девушки были на то довольно веские причины, ведь она была непосредственной участницей сего действа, а именно выставки… Ну, то есть почти участницей: пригласить-то её туда пригласили, а вот картину для выставки она только собиралась написать, не смотря на изрядно поджимавшие сроки. Однако следует отметить, что заминка была оправданная, потому как, исключая не самую лучшую рекламу, выставка действительно была несказанно важная, ведь из года в год она выдавала полноценную путёвку в жизнь тем, кому удавалось на ней засветиться. Так что оплошать там было недопустимо и, как говориться, лучше несколько раз подумать, прежде чем что-то написать. Вот Элайза и думала, день думала, второй, а там глядишь и неделю всё думала и думала. И сейчас, сидя перед белоснежным холстом, она тоже думала, чтобы такое интересненькое могло бы выразить враз весь её талант и вместе с тем быть ярким, необычным, новым, смелым, поражающим воображение, пронизывающим до мозга костей… В общем, задач хватало, поэтому метания по закоулкам собственной фантазии в кропотливых поисках этого самого супер «чего-то» были долгими и мучительными.

— Ааа, да что же это такое!? — воскликнула девушка и, в который раз уже за последнее время, вскочила со стула напротив холста и нервно зашагала по мастерской.

— Ну что, что, что, что же мне написать? Времени то уже совсем нет, и сегодня я уж точно не имею права отойти от полотна, так ничего и не сделав! — рассуждала Элайза, маршируя от стенки к стенке. И что ни говори, она была совершенно права, пора было уже что-то делать и если раньше она ещё могла отложить всё на потом, ссылаясь на извечное «да ещё целая вечность впереди», то теперь она точно уже «вылетела из самолёта вниз головой» и самое время было придумывать «как раскрывать парашют».

— Но ведь это такая важная выставка, — вдруг захныкала девушка, апатично опустившись на стул, — а вдруг у меня выйдет какая-нибудь посредственность или вообще бред? Другого шанса тогда не будет!

Элайза уже готова была расплакаться, ведь и с вдохновением всё было в порядке и краски свежие, но как только она находила вроде как стоящую идею и, схватив краски, бежала творить, то внезапно перед самым холстом её что-то останавливало:

— А если вдруг эта композиция покажется всем слишком мрачной?

— А если эта идея будет выглядеть слишком запутанной?

— А смогу ли я так хорошо проработать все эти детали?

Вот так и «озаряло» Элайзу каждый раз в таких случаях, и по прошествии всех этих недель мало что изменилось — девушка всё также сумбурно кидалась из крайности в крайность:

— Так, по результатам прошлых выставок выходит, что большинству нравятся радужные и цветастые картины, — однажды подсчитала статистику девушка и, похвалив собственную сообразительность, уже готова была начать картину, но…

— Но ведь это будет крайне глупо, стремиться понравиться большинству — так я никогда не выделюсь из серой массы!

И Элайза снова предавалась мучительным раздумьям, ерошила волосы, чесала затылок, яростно пыталась придумать что-то такое… Вот такое! И снова придумывала, снова загоралась идеей, неслась к холсту, но опять затухала прямо перед ним… Однако ж, в редких случаях, она успевала таки нанести пару мазков, но опять не то, опять не так и несчастный мольберт чуть ли не со свистом летел на пол.

А ведь сколько раз она убеждала себя, что так нельзя, что надо прекратить уже выделываться и творить так, как она всегда творила: просто, легко, с весёлым смехом. Но какой тут смех, если эту картину будут оценивать столько разных шишек, если нет ни малейшего права на ошибку, если неудача хоть в одном штришке приведёт к полнейшему краху. На этой выставке же и заклеймить на вечный позор могут. А позора не хотелось, да и вообще-то хотелось триумфа, хотелось их всех там с ног посбивать своей харизмой, оригинальностью, своим гением художественного мастерства…

“Поэтому, соберись Элайза! Ты должна с одного удара выбить десять страйков“ — напутствовала себя девушка месяц, неделю, день назад и сейчас, в очередной раз с блеском в глазах глядя на пустое полотно.

И вот уже снова в голове что-то промелькнуло, и она готова взять краски и рисовать… Ан нет, опять нет — очередная идея слишком банальна, кисточка слишком тяжелая. И вот почти что расправленные плечи вновь опускаются, спина сутулиться, голова поникает.

— Нет, не могу… не могу больше, — обречённо вздохнула девушка, — устала, ничего не могу придумать, всё не то, везде есть изъян, недопустимый изъян… И что ж мне с тобой делать?

Элайза безнадёжно взглянула на холст и, горько усмехнувшись, начала вспоминать все свои метания и мучения в поисках злосчастного «чего-то».

«А может я просто бездарность? — как-то вдруг мимоходом подумалось девушке. — Может, я зря ищу — этого чего-то просто нет или нет у меня сил и таланта почувствовать это?»

— А ведь точно! Тогда всё сходиться, — уже вслух сказала Элайза, грустно улыбнувшись белому холсту. Да, всё верно — бездарность. И почему она подумала об этом только сейчас? Раньше она просто рисовала и тупо радовалась лишь этому, но вот тут вдруг увидела истину… Увидела, да…. Стоп! Увидела!!! Ну конечно!

Буквально прошибленная новой идеей девушка не просто вскочила со стула, а спрыгнула с него, как с раскалённой сковородки.

Ну конечно, вот и ответ, вот она и увидела то, что надо! От радости Элайза схватила мольберт и весело затанцевала с ним по мастерской.

— Ну что, за работу, малыш! — наконец поставив полотно на место, воскликнула она, весело смеясь.

*********

Как и было обещано в рекламе, выставка оказалась грандиозной: тысячи прекраснейших картин раскинулись в шикарнейшем дворце, просто пестрившем роскошью. Дамы в прелестнейших старинных платьях приветствовали всех на входе. Элегантные официанты подавали гостям дорогое шампанское и изысканные пирожные. И, конечно же, по всем залам раздавалась очаровательнейшая музыка. Да уж, без сомнения эта выставка уже сама по себе была значимым событием, что уж говорить о её гостях: коллекционеров, оценщиков, искусствоведов всех мастей. И, казалось бы, во всём этом великолепии затеряется любая, даже самая яркая картина, но всё же один холст, то и дело, привлекал внимание публики.

— Я прошу прощения, госпожа Элайза Мун, но что это? — всеми силами стараясь скрыть охватившее его недоумение и остаться совершенно спокойным, вопрошал щеголеватый мужчина средних лет, строго поправляя свои очки.

— Это картина, — с улыбкой ответила Элайза.

— Но ведь холст совершенно пуст, — сдержанно «пояснил» мужчина, очевидно, полагая, что художница сама этого не понимает.

— Возможно, нужен специальный свет или очки, — вмешалась какая-то великосвецкая дама с видом абсолютной уверенности в своей просвещённости во всех вопросах.

— Нет, нет, нет, — засмеялась Элайза, — ничего не нужно! Всё так, как предстаёт перед вашими глазами.

— Но тогда что это значит? — чуть ли не хором воскликнули все, кто стоял возле картины.

— Прошу вас, просто прочтите название моей картины и вы, возможно, сразу всё поймёте, — хихикнула художница и с озорством подмигнула присутствующим.

С некоторой досадой из-за того, что только сейчас сообразил это сделать, тот самый щеголеватый мужчина первым прочёл золотистую надпись под холстом:

«Страх»

Порой не надо думать, надо просто видеть…

Конец.