Рыжий Щенок

В семнадцать лет хочется любить. Не влюбляться в популярного актера или бегать с толпой поклонниц за самым обаятельным парнем на потоке. Не придумывать себе идеал и не разочаровываться, не находя его черт ни в одном из окружающих. Хочется именно любить. Только как?

Любовь должна быть чиста, без этой американской пошлости, без голых животных инстинктов. Эти американцы даже разучились ухаживать за девушками. Во всех фильмах прослеживается странный переход: «Ты мне нравишься» = «Давай займёмся сексом». Всё. А где любовь? Грустно, что нельзя ни с кем поговорить об этом. Подружки смеются и называют наивной.

Ну да, наивная. Но ей хочется любить. Хочется понять, каково это – любить? Что это такое? Именно идеал? Или же что-то другое? Может ли идеал быть настоящим? Может ли настоящее быть идеалом?

Однажды, смеха ради, она решила разобрать свой идеал по кусочкам. И что же в итоге получилось?

Русые волосы, выгорающие на солнце.

Серые глаза с тонкой синей каёмкой по краю радужки.

Смуглая кожа – такой классический загар, который шикарно смотрится на пляже.

Накаченные мышцы. Больше среднего – такие, чтоб покрасоваться, а не для дела.

Стильные рубашки, неклассические брюки, всегда начищенные ботинки.

Шикарная сверкающая улыбка, куча комплиментов, галантность, роза, вино, романтика…

От шаблонности и сопливости разложенного по полочкам идеала аж замутило. Шаблонная гадость, сыплющаяся из экранов. Ей подражают все вокруг, к ней стремятся и популярные певцы-актеры, и однокурсники…

Именно в этот момент она поняла, что такой идеал любить невозможно. Можно любоваться, можно чуточку помечтать о красивостях, принцах и сказках… и возвращаться в реальность. А любовь? Наверное, придётся отодвинуть на задний план.

Любить хочется, но кого? И как?

А пока она будет любить музыку. Той, совершенно искренней любовью, без идолопоклонничества. Закрываться в комнате, когда никого нет, включать любимые песни и петь: петь женские партии, представляя сцену – пусть не огромную, но такую желанную. Петь, зная, что собственный голос не способен на такой диапазон, сколько ни старайся. Петь – и чувствовать себя живой. Повторять под нос звучащие в наушниках слова, пока едешь в транспорте или идёшь по улице. Тихонько мурлыкать в ванной под душем, снова и снова не попадая в ноты.

Как же это расстраивает… Желание петь – и невозможность петь.

А ещё можно с удовольствием вслушиваться в мужские партии. Искать баллады о любви, песни о чувствах и жизнях и представлять, что они поются тебе. Что ты являешься музой этого человека, что песня написана для тебя, что все эмоции, все слова, вся страсть – для тебя. Что ты стоишь перед самой сценой, а он смотрит на тебя и слегка улыбается: «Ты рядом».

А ещё можно украдкой заглядывать в музыкальные магазины. Почему? Ну, во-первых, вдруг она выберет инструмент? Вдруг получится выучиться чему-то и стать хотя бы частью группы? Работать на подпевке, но играть и отдаваться музыке…

Наверное, это было повальное увлечение подростков её возраста: песни и сцена. Группы, музыка, поклонники… Ни с чем не сравнимое удовольствие – отдавать всего себя сцене, песне, слушателям… Музыке. Удовольствие от этого сравнимо, пожалуй, только с тем самым разрекламированным сексом с любимым человеком. Но любимого – нет, а музыка всегда рядом. Разве что, чтобы музыка была настоящей и живой, она должна быть посвящена кому-то. Музыка должна быть отдана кому-то, создана для кого-то…

Вот оно и «во-вторых»: вдруг в музыкальном магазине встретится кто-то, чья музыка понадобится ей? Или чьей музыке понадобится она.

Самая обычная девушка. Наивная, быть может, милая и немножко добрая. Самая обычная, ничем не примечательная? Вряд ли…

В общем, оставалось только мечтать, петь и заглядывать в окна музыкальных магазинов. Заходить внутрь почему-то было страшно.

* * *

За окном мирно шуршал дождь, распугивая и без того нечастых покупателей. В последние дни заходили разве что за струнами, да утром забежал за заказанными палочками барабанщик. В такие моменты гитара сама просилась в руки, а нотная тетрадь и карандаш уже давно поселились в ящике рабочего стола.

Знакомый хозяин клуба пару недель назад сказал, что разрешит выступить, если будут новые песни. Если они наберут достаточно голосов в Сети. Четыре из пяти песен уже были почти готовы. Повезло с начальством, что называется – хозяин магазина позволял в свободное от посетителей время пользоваться оборудованием. Строго внутри магазина и в разумных пределах, естественно, но и этого было достаточно.

Бывало, в летние дни они с напарником открывали все окна и устраивали импровизированные мини-концерты. Хозяин магазина одобрял подобную саморекламу – происходящим нередко интересовались как начинающие, так и профессионалы, а это всегда обещало прибыль.

Четыре песни почти готовы. Общая тема – лето. Уже была записана баллада о путешественнике в сосновом бору, готовилась к обработке слегка пошлая песенка о летних забавах на пляжах, сводилась аранжировка песни-повести о бедных студентах, вынужденных учиться в такую чудную погоду. К четвертой песне надо было подправить вокал – не дотянул в одном месте песнь о романтике летних вечеров и соловьиных трелей.

А вот пятая не хотела ложиться ни в какую. Песня была под стать погоде: о щенке, ищущем дорогу домой под дождём. И вроде бы слова сложились красивой вязью, но словно выбивались из этого кружева отдельные петли. И не поймаешь их, не исправишь. Песне отчаянно не хватало настоящих эмоций.

Напарник, выслушав первые полчаса мучений, ушёл дремать в подсобку, заявив, что это бесполезно. И без того мрачное настроение едва не свело повествование к печальному концу: не дойдя до дома, щенок не успел заметить едущий фургон…

Уже вырвавшиеся на бумагу строчки он даже закрасил карандашом, пытаясь вычеркнуть эту чёртову машину из жизни бедного щенка. Он ведь заблудился, он промок, он так отчаянно хочет домой… Он должен попасть домой.

Рука сама, по старой привычке, зарылась в волосы, ещё больше их взъерошивая. Он том, что спутанные космы до плеч придётся потом как-то расчёсывать, сейчас он даже и думать не мог.

* * *

В окна этого музыкального магазинчика она всегда заглядывала по дороге из колледжа. И по дороге в колледж. И по дороге к подруге, на рынок – да куда угодно. От магазинчика никуда было не деться – он располагался всего в квартале от её дома. В нём работали несколько парней, в смену одного из которых магазин устраивал мини-концерты. Можно было открыть окно и наслаждаться, не выходя из дома. Репертуар был своеобразный – как будто автор просто пел о том, что видит. Впрочем, пел он весьма и весьма неплохо. Не слишком широкий диапазон голоса, но все песни очень гармонично в него укладывались. Если взять на октаву выше, можно подпевать, почти не фальшивя.

Благодаря этим песням она узнала, что фонтан в сквере через дорогу ровно в полдень отбрасывает чудесную радужную тень, что пожилая пара на скамейке выросла в войну – вместе, заботясь друг о друге, и, пронеся эту заботу через года, держатся друг за дружку до сих пор. Что осенние дни – это не угасание природы, это всего лишь погружение в сон. В сон, который к следующей весне преобразит мир в ещё более яркий и гармоничный. Что рыжий кот с соседнего балкона – забияка, жадина и баловень, и еду берет только от пожилой хозяйки, но всегда с удовольствием приходит в магазинчик поспать под барабанной установкой в самые жаркие дни. Что жизнь прекрасна, только… Только не хватало чего-то в голосе. Все эмоции были подлинными, а голос – счастливым, вот только…

Как будто песни шли в пустоту. Слушателям – всем сразу, и никому одновременно.

* * *

Очередной скомканный лист улетел в угол. Дождь за окном усилился, только умножая тоску. Лежащий на дороге щенок – грязная, слипшаяся шерсть, неестественный изгиб позвоночника, приоткрытая пасть… Щенок стоял перед глазами, не давая закончить песню. Проклятый фургон, проклятый дождь, проклятый… он?

* * *

В музыкальный магазинчик она залетела, не глядя. Утром дождя не было, а когда она вышла из колледжа – лило как из ведра, по дорогам текли ручьи, и машины невольно привносили свою лепту в душ бегущих пешеходов.

Между колледжем и домом – сквер и два квартала. Можно было бы и добежать до дома, но…

В магазинчике стояла непривычная тишина. В левом углу, в окружении гитар, сидел парень со спутанными темными волосами до плеч. Светлая кожа, пальцы автоматически вертят карандаш, а взгляд карих глаз направлен в никуда – в дождь, внезапно холодный для жаркого лета, в мотив не складывающейся песни. Она заметила это по пальцам, беспомощно поглаживающим гриф, по куче смятых листов вокруг, по такой чуждой этому месту тишине.

Вздохнув и отложив карандаш, продавец тронул струны. Перебор, другой, глаза закрыты, губы шепчут что-то… А в мелодии – тоска, беспросветный ливень, холодная беспомощность.

Сморщился, перечеркнул лист, написал что-то заново, снова зачеркнул. Вздохнул и устало уткнулся лбом в гриф.

Она хотела помочь. Но как? Подсказать? Что? Что дождь не такой, что он добрый, хоть и холодный? Что пешеходы, уставшие от жары, на самом деле веселятся и дурачатся под этими струями? Но как сказать о таком?

Тишину магазинчика нарушал только тихий стук капель. И она словно увидела себя со стороны: рюкзак на одном плече, насквозь мокрые и обляпанные грязью кеды, облепившее тело простое платье, волосы – хоть выжимай. Прямо таки красотка…

Стараясь не особо чавкать по полу мокрыми кедами, она осторожно забрала один из листков – и сразу всё встало на свои места. Нашарив в боковом кармашке рюкзака маркер, она в пару штрихов набросала рыжего щенка, бегущего вдоль дороги. Злополучный фургон виднелся уже где-то вдали, а по выражению морды щенка можно было прочитать бешеную радость от того, что он нашёл дом. Мокрый, с грязными лапами, но счастливый – он бежал вдоль дороги. Вдоль, а не поперёк.

Зацепив рисунок за табличку на двери магазина, она тихонько ушла. Дождь кончился, и первые лучи солнца уже отражались в лужах. Ребятня во дворе с визгом носилась по лужам, распугивая голубей, а девушка шла и улыбалась.

Эта увлеченность, эта слабость, которую она случайно подглядела… Эта светлая душа, стремящаяся к музыке, но теряющая связь с вдохновением – по глупости ли, от усталости ли, от боли или одиночества – неважно. Теперь она поняла. Она не хочет на сцену. Она хочет, чтобы там стоял он.

* * *

Какой-то посторонний звук выдернул из тоскливых мыслей, отгоняя чёртово видение о бедном щенке. Иногда посетители цепляются сумкой за дверь – именно такой звук ворвался в уставшее сознание. Он поднял голову и оглядел магазин. У входа натекла небольшая лужица – словно там стоял промокший насквозь человек. Грязные следы чуть влево, к комкам смятой бумаги… В окно заглянул луч солнца, подсветив подоткнутый лист бумаги: схематичный рисунок рыжего щенка, бегущего домой. Вдоль дороги, а не поперёк. Всего-навсего в другую сторону – но как это меняло смысл!

Медиатор словно сам тронул струны, и неловкие слова, так портящие кружево песни, сами заменились на лёгкий ажур. Щенок бежал домой: мокрый, грязный, но счастливый, потому что видел его – силуэт хозяйки в легком платье, которая также под дождем ждала своего щенка.

* * *

Перед последней песней он внезапно замолчал и обвёл взглядом неожиданно большую толпу, собравшуюся в клубе:

– Я знаю, что ты здесь. Поверь, просто знаю. И за это – спасибо. Спасибо за то, что он добрался домой.

И прежде, чем по залу покатился шёпоток, он начал последнюю песню. И в простых гитарных переборах слышался шорох дождя, тихие шаги и чье-то молчаливое присутствие. И каждый услышал то, что шло из глубины песни: благодарность нечаянной музе, пусть совершенно незнакомой, но той, чьё простое присутствие дало желание творить, желание петь, дало полностью раскрыться перед слушателями.

Когда песня была закончена, зал взорвался аплодисментами. А он смотрел в его самый конец, на улыбающуюся девушку с растрепанными светло-рыжими волосами.

Теперь он точно знал, что сможет написать и исполнить любую песню. Что обязательно донесёт до слушателя все эмоции, все перемены настроения, всю свою музыку.

Теперь она точно знала, чего она хочет. В семнадцать лет хочется любить. Как? Неважно. Единственное, что важно – это быть рядом, и однажды, перед огромной сценой мягко сжать пальцы и просто сказать: «Я рядом. Ты справишься».

И он справится.

Татьяна Ксард

11.01.2016

Пенза