«Белое небо божественно»

Обмякшие от холода пальцы медленно перебирали кнопки телефона; пиликающие звуки на конце провода. Возможно, и не стоит звонить? Выходить из дома тоже лишнее. Избытки профессии. Он захлопнул крышку ноутбука (попутно удалив написанное), отверг выкрики "алло", сумбурным нажатием на кнопку сброса, и молча, двинул в сторону балкона.

Небо, ослепляющим звоном отдавалось на краю роговицы, прожигало белизной его карие зрачки. Этот мир за стеклом пронизан иллюзией, злостью и бесконечной иронией. Стоит ли писать о нем? Перебирать слова, трезвонящие в каждом закоулке…

Находясь в «аквариуме», он наблюдал за соседним двором в ожидании чего-то нового, будоражащего сознание — вдохновения. Спальный район не отвечал взаимностью. Как любая рыба желает попасть в океан, он иначе, пытался забиться глубже, в самую даль загрязненного водоема. Благо цивилизация позволяла.

Но о чем писать, когда давно изучено все окружение? Растущая ива в трех метрах от дома (раскинула крепкие ветви и прорастает в фонарном столбе), клумба небрежно посаженных цветов (судя по тонким шипам на стебельках — розы), скрипящие качели, и сотни засохших деревьев, вьющихся вокруг стен. А там, за поворотом, если немного наклонить голову, с мелкой болью уткнуться щетиной в стекло, можно краешком взгляда заметить кусочек залива… Услышать чаек поутру, разглядеть лучезарные отблески волн. Лишь мизерный, махонький кусочек — проклятое балконное ограждение! Уже сотню раз он решался разбить это стекло, дабы выглянуть чуть дальше позволяющего, но чувство зимнего холода отгоняло нелепую мысль.

Многое вокруг не видно, закрыто от взора. Позволь я отворю ставни? Нет, ближайший выход запланирован завтра, неуместно даже думать об этом. Руки пробивает дрожь, пульс учащается, дыхание слабым холодом сковывает легкие, и это постоянное головокружение: наедающее, ноющее, вопящее — останься здесь!

Сколько раз он просил высылать гонорары на дом, но желание видеть автора берет у редакторов верх. Им не понятен страх, неведом запах смерти, они питаются кровью аквариумных рыбок… (для них «мы» — дети кунсткамер — Смотрите и смейтесь!)

Будучи невнятным писателем, он путал окончания "ие" или "ее",

а сегодня, так же задумчиво теребя переплет книги (толковый словарь Даля вытеснил томик Набокова), вникает в подсознание болезни. Да, именно болезни. Панические атаки, агорафобия, эти слова бросали вслед не знающие люди. «Ну, что они, мелкие никчемные авторы, могут понимать в моем разуме? (пускай далее ищут рифму к слову — жизнь) Как же слепы те, кто видит веселье, находясь в открытом пространстве столь долгое время. Акулы не дремлют!»

«Звонить и предупредить, что не явлюсь? Пускай высылают почтой!» Но проклятые толстые пальцы не в силах попасть по циферблату (оправдания, оправдания). Вернувшись в комнату, он открыл ноутбук, вскинул кисти рук и пытался писать. Мерцающий курсор, на фоне белого листа, въедался в голову. Все изведано и нет никаких мыслей.

Говорят, что с крыши домов виден залив. Нет, он не в силах, не в состоянии открыть эту дверь — что его ждет за ней? А если именно его дом является точкой наслаждения? И он увидит дивные отблески волн, пенный берег, почувствует долгожданный вкус моря (он где-то слышал, что заливы подобно морю оставляют соленый привкус на губах). Нет, невозможно, ложь! Он сдернул руки с клавиатуры, направив ноутбук плашмя лететь в сторону пола, вскочил со стула и двинулся к двери. Разглядывая железные ставни, ухом прислонившись к замку, выслушивал — есть ли кто за стеной? Что-то сильно треснуло по паркету, шепот сочится из-за углов.

Резкий пронзительный звон захлестнул квартиру (шмякнули по звонку). Он отдернул голову, оставив напоминание в виде шишки на лбу, и отпрянул от двери. Дыхание сжало биением сердца, головокружение подступало, стояло на пороге — жаждало войти!

Звонок раздался вновь. От неожиданности он забился в угол, схватился за голову и слушал… Выждав немного, прильнул к двери, и как слепой стал нащупывать картину. Тяжелые шаги удалялись. Тишина, нарастающим шумом, впивалась внутрь «аквариума». Пустота. Помешкав немного, он приоткрыл дверь, и тут же захлопнул.

«Зачем? Зачем я это делаю. Можно писать о гномах. Да, да, именно о сказочных гномах, живущих в пещерах»

Потерев шишку на лбу, он прошелся рукой по щеке, которой предстояло обнимать балконную перегородку, и с силой толкнул дверь… Никого! Соседские двери смеялись ему в лицо.

Залив, дивные звуки чаек и неизвестность, открытая неизвестность. Все это манило, гипнотизировало — оставалось перешагнуть порог...

Он вздохнул, пропел про себя детскую песенку (как учил доктор по телевизору) и выплыл из «аквариума».

Головокружение, получив зеленый свет, яро двинулось в атаку! Он прислонился к стенке, дыхание прожигало внутренности, глаза закрывались от неминуемого обморока (лишь бы никого не было, никто не прошел мимо);

кое-как поднял ногу и двинулся к лестничному проему. Быстрыми, но мелкими шагами, сквозь тошноту, пробирался ближе и ближе к лестнице. Залив ждал его! Пройдя половину пути (пару метров) оглянулся, окинул взором открытую дверь, но (не посмев вернуться) перевел дыхание и двинулся дальше.

«Им не понять моего состояния, пускай дальше вкушают плоды нахального мира, пишут истории о гномах, но я знаю, знаю места будоражащие сознание!»

И он ступил на первую ступеньку! Головокружение сковывало координацию, подумав как действовать дальше, поднял ногу на вторую и мигом перепрыгнул на четвёртую! (Да, это заставляет крикнуть "молодец" и двинуться далее) Махом перескочил через пятую, шестую и седьмую. Чуть не упав на восьмой, засмеялся и шагнул на девятую, десятую, одиннадцатую, а в голове все крутились слова детской песенки. Преодолев два пролета, попутно кинул «Здравствуйте!» на кивок соседского мальчишки и, не заметив этого, двинулся дальше, придерживая «тушу» за перила.

Пятьдесят вторая, третья, четвертая, пятая и вот оно… Заветное окно на лестничной клетке, значительно расширяющие горизонты. Застыл от изумления. Облака парили над головой, а впереди виднелись неизвестные ему (до этой минуты), сотни, нет, тысячи берез сливающихся в одно созвездие. Далее, за лаковым горизонтом, скрывались купола золотистых церквей, напоминающих о детстве. Рассматривая седеющие желтизной деревья, он поднимал взгляд выше и наконец, наткнулся на лазурно-синюю тишину...

Белая пенка ласкала золотисто чистый песок. Запах, проникающий сквозь воображение, солью щекотал в носу; корабли — впервые видел плавающие механизмы, удаляющиеся вдаль — кормою лелеяли прибой.

По привычке, уставившись щекою в стекло, наблюдал за синеватой далью, утопающей в горизонте. А вот и тот видимый кусочек!

Он спустился домой, открыл крышку ноутбука и, размяв пальцы, начал набирать скорость. Буквы, буквы, буквы.

На следующее утро панические атаки усилились. Прижавшись к балконной перегородке, он навзрыд выдавливал слезы (за гонораром не явился, не отвечал на звонки). Крошечная точка залива таяла в воображении, утопала в церковных зорях...