Поэт

За окнами безнадёжно стучит по карнизу разочаровавшийся в мире дождь.

Всё, как тогда. В семьдесят втором. В санатории «Красная стрела» где-то под Геленджиком.

Я был тогда молод. Всего двадцать пять лет. Жгучий брюнет, рост под два метра и две ледышки глаз. Вру: ледышки было три – третья билась в груди, безустанно наполняя тело густым вишнёвым соком…

Компания подобралась прекрасная: мы как-то сразу сдружились. Ходили вместе на танцы, купались ночью нагишом, целовались с девочками в тени спокойных акаций… Но был в нашей группе странный человек: он всё время был один, ни с кем не разговаривал, не принимал участия в общих забавах, и я никогда не слышал, чтобы он смеялся.

Звали его Игорь. Игорь Шпак. Может быть слышали? Нет. Откуда вам его знать? Но вернёмся к истории.

В тот день с утра шёл дождь. Не ливень, что характерно для этих мест, а именно дождь. Нудный, моросящий, мерзкий. Всё небо затянуло тучами, и ветра, как назло, не было. В такую погоду на улице делать нечего, и мы расселись в большом уютном зале на первом этаже корпуса.

Посреди комнаты стоял большой круглый стол, обитый зелёным сукном, у стен ровными рядами выстроились стулья, у окна стояло кресло-качалка, в углу напротив – телевизор.

Кто-то принёс карты, кто-то вино, кто-то бумажку с ручкой, и началось: пулька в преферанс, «очко», покер. Играли не на деньги, а на бокалы вина. Бутылка кончалась, проигравший шёл за следующей.

Мы играли, пили, рассказывали скабрезные анекдоты, смеялись, а Игорь тихо сидел у окна, мерно покачиваясь в кресле, заворожено смотрел в окно и строчил что-то в своём блокноте. Меня это порядком разозлило, да и алкоголь сделал своё дело.

— Эй, сколько можно скрипеть у меня под ухом? Либо садись играть, либо проваливай отсюда!

— Правильно, Ромка. Так его. Отщепенца. Нужно же в коллективе жить, коммунизм строить… А из-за таких, как он, светлое будущее никогда не наступит! Катись отсюда, интеллигент!

Он молча встал, окинул нас презрительным взглядом и вышел… Нет, не хлопнув дверью. Просто вышел. Я вмиг протрезвел: что же я, что же мы наделали, что мы за люди такие?

Не говоря ни слова, я отставил бокал и вышел вслед за Игорем. Он стоял спиной ко мне, у окна в фойе. Оно выходило на берег моря. Я тронул его за плечо, он обернулся – в глазах стояли слёзы, из кармана брюк торчал блокнот.

— За что?

— Что за что? – не понял я.

— За что вы меня так ненавидите? Что я вам сделал? Если вы хотите гробить свою жизнь – гробьте на здоровье. Зачем мешать мне наслаждаться?

— Чем наслаждаться?

— Музыкой.

— Музыкой?

Он кивнул головой и распахнул окно: «Слушай!». Сначала я ничего не услышал, кроме шума дождя, ветра, плеска волн, но потом… Каждая капля, разбиваясь о песок, пела свою песнь: она звенела натянутой струной лютни под пальцами умелого музыканта; песок под напором волн шипел, как убежавший из турки кофе; ветер звучал, как орган в одном из готических соборов Европы. Я чувствовал, что мне приоткрылась высшая тайна. Одна из тех тайн, на которых держится этот мир — тайна гармонии. Музыка окружает нас, мы сами состоим из музыки. Нужно только суметь настроиться на правильную волну.

Я улыбнулся, Игорь улыбнулся в ответ. «Ты слышишь? Ты слышишь. Теперь ты понимаешь меня». Он дружески хлопнул меня по плечу и ушёл. В свой номер, в холл, просто исчез в каплях дождя — неважно. Он научил меня слышать.

Рука сама в кармане нашарила клочок бумаги — смятую папиросную пачку — огрызок карандаша — надо же было чем-то записывать счёт очередной «пульки» — и неровный узор графитовых закорючек стал уверенно заполнять тело листа.

Эту пачку я храню до сих пор в своём старом, рассохшемся блокнотике, как талисман, оберег. Тонкую ниточку между мной и Игорем — человеком, научившим меня слышать.