Маяк

Я редко вижу сны. Но если вижу — то практически всегда запоминаю. Яркие, полные сюрреалистической чуши и какой-то отчаянной легкости, они каждый раз надолго остаются в моей памяти.

Огромное оранжевое солнце медленно опускается в море. Мне десять лет, и я бегу вверх по холму, по узенькой желтой дорожке, вытоптанной в вялой траве. С одной стороны пролегает каменистый берег, поросший полынью, вереском, клевером и мелкими цветами, названия которых я не знаю. С другой стороны холма дремлет вечернее море. На гладкой, словно стекло, поверхности пляшут последние блики заходящего солнца. Пейзаж пробуждает во мне ностальгию и воспоминания о давно ушедших днях. Тропинка уводит меня всё дальше, вверх по холму, туда, где немым напоминанием о детстве возвышается маяк. Он выглядит безмолвным и безжизненным. Но маяк не мертв, я знаю, он просто спит. Когда над морем ночь раскинет своё полотно, его свет снова зажжется для всех, кто потерялся в пути. Белая кладка стен, красные полосы на верхушке, и большое навершие-фонарь напоминают мне башню из тех сказок, что мне читали перед сном. Сердце трепет и замирает, когда я ступаю на вершину холма и подхожу к его краю. Меня уже ждут здесь.

Маленькая девочка, моя ровесница, одетая в голубенький ситцевый сарафан и нелепую большущую белую шляпу, из-под которой торчат две непослушные косички цвета осенних пшеничных колосьев. Когда я подхожу ближе, она оборачивается и моё сердце пропускает удар. Мне почему-то сразу становится неуютно, хотя я не понимаю причины этих чувств.

— Давно ты здесь? — спрашиваю я, чтобы хоть что-то сказать. У меня всегда были проблемы с общением.

— Нет, — она мотает головой и протягивает мне руку, — смотри, что я нашла. Это тебе.

В мою ладонь ложится изрядно помятый стебель с мелкими голубыми цветочками. Я не знаю, что это за цветы, но больше всего они напоминают колокольчики. Вечно гуляющие на побережье ветра треплют мои волосы и щипают глаза, пока я удивленно смотрю на цветок в своих руках. Внутри разрастается гордость и большое, колючее тепло, оно пронизывает каждую клеточку моего тела, заставляя щеки порозоветь, а мой язык — слушаться меня ещё меньше, чем обычно.

— С… спасибо, — только и могу пробормотать я.

Девочка смеется с меня, в её озорных глазах играют искры, но это добрый смех, мне даже не обидно. Я знаю её, кажется, всю жизнь. Трепетно сжимая вспотевшими ладонями цветок, я думаю о том, что теперь это будут мои любимые цветы. Моя знакомая тащит меня за рукав ближе к краю и тычет пальцем куда-то вдаль, требуя обратить внимание на море.

— Чайки! Чайки прилетели! — кричит она.

И я замечаю, как раскинув белые крылья, над морем парит стайка чаек. Живут ли чайки стаями? Или они просто чуют еду, вынесенную на берег вчерашним штормом? В любом случае, несколько птиц деловито бродят по берегу, временами перелетая с места на место. Их крики слышны далеко над тихим морем, казалось, уже впадающим в вечернюю дрему.

Девочка берет меня за руку, отчего я становлюсь ещё скованнее, но она ничего не замечает и ведет меня дальше по краю холма, показывая всё прибывающих птиц. Я знаю, она любит чаек. Считает их красивыми. А ещё, при желании и наличии хлебных крошек, с ними можно подружиться.

Вечер пахнет соленым морем и голубыми колокольчиками, которые я то и дело, задумчиво подношу к лицу. Мне нравится их запах. Мне нравится бывать здесь с ней. И кажется, мне даже начинают нравиться чайки. В моей груди тепло, а на душе — тревожно и радостно одновременно.

Я просыпаюсь в тот миг, когда понимаю — я тоже девочка.