Начало

• Утро. Ты просыпаешься и видишь прямо перед собой жизнь. Да вот она — и справа, и слева. — Эта квартира, в ней ты живешь. — Твое кресло и окно с солнечным лучом, присевшем на подоконнике, твоя кровать (на ней ты спишь). Какая-то часть твоего существования проходит между этим окном, лучом и кроватью. Иногда луч пропадает, но ты все равно жив. Ты существуешь. Ты — начало и конец своих желаний. Пользуйся тем, что тебе дано — жизнью, ибо она прекрасна, и будь счастлив.

Вот и сейчас луч притаился в уголке моего рта, торжествуя свое новое рождение. В комнате светло, свежо и ароматно. — Еще не выветрился аромат персиков и орхидей, принесенных вчера друзьями. Расслабленно валяясь и прикрыв глаза, я слушаю птиц. Сейчас я хочу дать себе отдохнуть. Отдохнуть от человека, завладевшего всем моим существом: моим дыханием, моими глазами, мироощущением и руками. Свои ладони я никому не доверяю, а с Одиссеем наши встречи проходили — в руках руки, глаза в глаза. Теперь эти детали не причиняют боли, потому что я, в самом деле, отгорела. Мне страшно об этом думать, но именно это — действительность сегодняшнего утра. Стараясь не смешивать прошлое с настоящим, с реальным моментом моей жизни в Сегодня, пытаюсь думать по-новому. — Если раньше я говорила себе: »Я не позвоню», страстно этого желая, то сейчас я не хочу слышать даже гудки телефона; если раньше я без раздумий отдала бы за него свою жизнь, то сейчас мой взгляд на ценность собственной жизни несколько изменился. Раньше я видела в нем одно духовное и интеллектуальное начало, то сейчас вижу его значительную прибавку в весе и любовь к повторению чужих фраз. Главное понять эту грань — «любила» и «люблю», а осознавать это еще тяжелее. Еще, кажется, что любишь, а сам уже ходишь по пожухлой траве угасшего чувства, и вьется над ним дымок холодного разума. Вспоминая, я чувствую себя жестяной консервной банкой, громко бряцающей по железнодорожной линии, несущейся на конце отрепьев, привязанных за поручни и стелющихся за дымным мчащимся поездом прежней жизни.

…Помню, был интересный момент, когда мы с Элен заговорили об Одиссее, и, наверное, скользнула в моем голосе какая-то нотка сожаления или неудовольствия раз она, резко меня прервав, (что совершенно не характерно ее воспитанию), спросила: «Но ты же была счастлива?», и я горячо с этим согласилась. Элен последнее время стала мне как-то близка… Она была моей подругой детства, вернее, мы жили в одном подъезде, вместе ходили в школу и считали себя подругами. А по сути… если бы в тот момент на ее месте оказалась другая милая девочка, я бы, наверное, не расстроилась. И вот недавно мы встретились. Конечно, совершенно случайно, как это всегда бывает. Выглядело это примерно так: когда я начала выкладывать в Интернет свои рассказы, со временем посыпалось довольно много комментов, и среди них был один, в виде маленького вопроса «Это не с вами ли мы сидели за одной партой весь шестой-седьмой класс?» — Из маленького вопроса вылилась большая переписка, но мы почему-то никак не могли встретиться — то простуда, то «непогода», такая что даже думать о улице было холодно и мерзко, то — просто разные графики наших существований… И вот наконец, свершилось!

Продолжение...

— Ну что, проходи, дорогая!) — я глядела на свою подругу детства во все глаза. Мы не виделись тринадцать лет. Какое счастье, что она не изменилась, не стала «тёткой» с усталым взглядом. (Я в «Одноклассниках» уже видела таких). А Элен (она не очень любила когда ее называли Еленой) как была, так и осталась — длиннющие пушистые ресницы, стройная фигурка, легкость на подъем плюс приятное здравомыслие. И вот мы встретились… Я готовилась к этой встрече. Больше, наверно, психологически. Я надолго распахнула все окна, чтобы было как можно свежего воздуха, солнца и новой жизни. Мне казалось, что это будет не просто встреча… В гостиной, возле дивана уже стоял наготове столик с горячим чаем, парадным «фарфором» и крохотными французскими пирожными — с ягодами, миндалем, кремом, фисташковым безе… В общем, я так волновалась, что до собственноручной выпечки дело не дошло. Пробегом между своим подъездом и французской булошной я задумалась — «А чего волноваться-то? Ну посидим, ну потрещим… сладостей поупотребляем…», в глубине души понимая, что в этом диалоге, помимо всех тех слов которые я буду произносить вслух, я буду отчаянно доказывать себе, что эти тринадцать лет подарили мне все, что я хотела.

— Катрин, как у тебя хорошо дома! столько солнца, так свежо, так красиво! Мне определенно у тебя нравится! — Элен очаровательно покружилась, и грациозно опустилась на диван. Этого у нее всегда было не отнять. Я выдохнула… немного расслабилась и приступила к приятным обязанностям радушной хозяйки. Вскоре за милой, и что особенно приятно, довольно искренней беседой все условности были забыты. Мы залезли с ногами на диван, перебивая друг друга то вопросами, то ответами, активно дегустировали чай и сласти, незаметно приглядываясь к тем новым черточкам на лице и в жизни, с которыми мы еще не были знакомы.Обсуждали мой дом, в котором мне почему то последнее время было как-то «слишком привычно» и от этого немного душновато. Хотелось новизны, ярких красок, запаха улицы в доме, новой мебели и светлого будущего) Как-то очень комфортно и плавно наша беседа перетекла из воспоминаний «ностальжи» в активное планирование предстоящего ремонта. В котором Элен явно хотела принимать участие. И это было не удивительно, при всех своих прекрасных внешних данных и отличном воспитании у Элен не было любимого мужчины, родители — далеко, а с гераньками на окошке особо не поговоришь. А мне было просто откровенно приятно общаться с ней… Без фамильярности, без залезания в душу, но — очень тепло.

..............................................................................................................................

Шло время и я начала понимать что из красивых, поначалу — немного церемонных чаепитий, общение с Элен стало перерастать в действительно крепкую дружбу. Мне этого очень не хватало. Не хватало тепла, участия, легкости и её звонкого смеха. Мы стали много времени проводить вместе, у нас появились «наши» кафе и улочки, булошные и «шоколадные магазины», кинотеатрики… и мы действительно начали ремонт!))) Но он был такой «игрушечный», как декорация к главному — мы приходили ко мне, за чашечкой чая выбирали будущий колер стен, ткань для подушек или где лучше повесить картину. И все это было так приятно, так ненапряжно, без всяких там тасканий тяжелых рулонов, поклейки обоев, где надо высчитывать каждый миллиметр, без паданий замертво в конце дня. Помню как она сказала в нашу первую встречу: «Ты так красочно описала «квартиру своего будущего»… — Так давай превратим твое жилище в твою мечту) Зуб даю, у тебя всегда руки не доходят до собственного дома. А что? Покрасим стены, нашьем подушки, я притащу от знакомого чудесную «акварельку»». У меня тогда возникло большое удивление от столь живого участия и заинтересованности в моих собственных интересах. Давно никто так не заботился об исполнении МОЕЙ мечты! <img src=«writercenter.ru/plugins/qipsmiles/smiles/Animated/ad.gif» alt=""/> Мы осмотрелись вокруг, обведя взглядом все комнаты, и расхохотались — работы предстояло не мало.

В общении с Элен у меня почему-то не проходило ощущение старшей сестры. Я не собиралась учить ее жизни (самой бы разобраться!), но она так слушала меня, так впитывала все, что я говорю, что создавалось впечатление что мои слова действительно много для нее значат. Конечно, было много беззаботного очаровательного трёпа „о том, о сём“, но когда мы в разговоре затрагивали действительно что-то серьезное, я слышала ее дыхание, она вся превращалась в слух. И это было так искренне, так откровенно, что эта девочка стала западать мне в душу. Я стала волноваться за нее, переживать, если что-то шло не так. Я старалась отдать максимум того, что я знаю и того, что я прожила. Я рассказала ей про свою давнишнюю (словно из прошлой жизни) подругу Натали, которая когда-то отдала мне все свое сердце, а от нее отвернулась из за какого-то мимолетного каприза; про Рика, которого я потеряла, боясь ему доверять и быть с ним действительно настоящей, такой, какая я есть… про людей, которыми я не дорожила и причинила им боль. Про то, что надо быть внимательнее к людям, бережнее и осторожнее выбирать слова, и вместе с тем — слушать себя, чтобы рядом с тобой оказался именно тот, кого ты действительно хочешь видеть рядом с собой.

Я приводила примеры из личной жизни (и из совсем личной), чтобы она поняла, что бездумно расшвыриваться людьми только из опасения, что они западут тебе в душу и надо будет перед ними раскрываться и раскрывать свою жизнь, крайне неосмотрительно. Не перед каждым, конечно, но некоторые явно того стоят.

.........................................................................................................

Я рассказала ей про Рика…

… Мы познакомились, на первый взгляд, совершенно случайно. На улице. Хотя потом он сказал мне, что уже давно на меня засматривался. И между делом собирал информацию о том, кто я такая (молодой журналист, редактор спортивного отдела), чтобы затем предстать передо мной во всей красе. Так оно и получилось. Рик был крайне удивлен тем, что я ничего о нем не слышала и не знаю о его компании, (хотя расстояние между нашими офисами — два этажа!), о его доходах, он решил, что для меня будет важен именно он. И только он.

Рик самозабвенно рассказывал мне о периоде становления его фирмы (уже потом я поняла, что это уже империя), давал очень меткие характеристики своим компаньонам, которые своей образностью и остротой неплохо обрисовывали самого рассказчика. …Как-то однажды, Рик со светящейся радостью в глазах сообщил мне, что у него сегодня день победы!

— Понимаешь, мне удалось тактично, цивилизованными методами, ненавязчиво объяснить свою правоту одному очень упрямому человеку.

— И чего ты этим добился?

— Купил завод.

Я была поражена. Пять минут назад я хвасталась новоприобретенным серебряным браслетом, а сейчас у меня сложилась очень комичная схема нашего разговора: «Я купила браслет» — «А я купил завод». Потрясающе!.....

На другой день у Рика последовала не менее удачная сделка — одна акционерная компания добровольно и безвозмездно согласилась передать свои дела в полное ведение его фирмы. Как он выразился — «Очень удачное приобретение!».

Как-то раз, приехав ко мне, Рик осторожно меня спросил: «- Дорогая, у тебя есть время? Мне надо завершить кое-какие дела, мы сейчас поездим с тобой по «точкам», а после — будем совсем свободны. Ты согласна, детка?» — Мне, в свою очередь, очень мало сказало слово «точки», но я так соскучилась по своему новому возлюбленному, поэтому я сразу согласилась. Когда мы в течение часа объезжали ЕГО угольные копи, по которым Рик ходил как царь, осматривающий свои владения, мне это сказало о многом. Живя в Кузбассе, это вообще говорит очень обо многом. …Горы угля грузили десятками вагонов, а он отдавал распоряжения — «куда — по сколько». Но тогда я была настолько очарована лирикой наших отношений, что его доходы меня мало интересовали, по крайней мере — с собой я их мало соотносила.

…Он приезжал сразу после совещания, всегда наглаженный, душистый, в накрахмаленной белоснежной рубашке (я никогда не задавалась вопросом — кто эти рубашки крахмалит, а зря). Особого внимания заслуживали запонки Рика, а запонки, надо сказать, у него были великолепные! — Жемчуг и синие сапфиры, топазы в червонном золоте, это были роскошные слабости очень богатого, требовательного во всём, знающего себе цену мужчины. Я гордо прошагивала к французскому золотистому чуду «Пежо», в котором теперь пахло только «Кензо» (и это моё пристрастие было тоже замечено), и мы ехали ко мне. Однажды Рик приволок целую груду воздушных шаров, которую держала в лапе не меньшая громадина — огромный, но такой трогательный, плюшевый мишка. Разноцветье шаров, этот медведь, ослепительная улыбка Рика — все это казалось сном. Как и наши осенние прогулки за городом, неизменное «Мартини», (я впервые «открыла» для себя «Мартини», и была в полном восторге!), его ласковые руки…

Что меня больше всего удивляло, так это его руки — они не шарили, не искали, не соблазняли. Они спокойно лежали поверх моих ладоней, очарованных этой спокойной лаской. Когда мы были вместе, глаза его становились теплы, как ни при ком другом. Я видела эти глаза в разговоре с компаньонами — спокойные, в своем самоконтроле теряющие всякий цвет, с поставщиками — это сухой взгляд, сухие интонации, кое-как сохраняющие необходимую долю приветливости. Но его не надо было оттаивать, чтобы увидеть в нем настоящего человека, мужчину, влюбленного мужчину. Времени по пути ко мне для этого хватало.

Но Рик с самого начала идеализировал меня, он неприкрыто считал меня Идеалом, называя меня своим Маленьким Ангелом, потому что «светлость», легкость и радость в наших отношениях другого не предполагала. Для него я была девочкой, сотканной из света, чьё сознание еще не омрачено реалиями «взрослой» жизни, несмотря на то, что сама я уже считала себя состоявшейся личностью. (Ха-ха!!!) Он просил о полном доверии между нами, принимая за доверие душещипательные признания, клятвы верности и пересказ каждого душевного треволнения. А какие волнения могут быть у Маленького Ангела? Сплошной свет да взмахи крыльев… Я никак не поддавалась на разговоры о себе, на все его вопросы я отвечала звонким смехом, — он очень любил, когда я смеюсь, и я хорошо знала это.

Как-то в своих размышлениях вслух, он произнес расхожую фразу, которая именно для него имела профессиональный оттенок, — «Все продается, все покупается». На мое лицо неожиданно хлынула краска: я вспомнила себя, то время, когда я деньги мешала с отношениями. Чем толще был кошелек, тем шире я улыбалась. Деньги могли стать побудителями к действию. Но эти «действия» были далеко в прошлом, я сознательно пересмотрела свои взгляды ради себя же самой…, и благодаря этому я видела перед собой эти ласковые глаза, эти нежные губы, которые целуют только под влиянием чувства, им не была знакома похоть. И сейчас, глядя на этого человека, для которого было счастьем, когда я улыбаюсь, и произнесшего эту фразу «Все продается, все покупается», обжегшую меня стыдом, я невольно отдернула свои руки, вернее — постепенно вынула свою ладонь из его ладони.

— В чем дело? — он постарался вернуть мои руки, согреть их, так как они стали очень холодны.

— Так… Ничего…

Он посмотрел на меня, словно я его смертельно оскорбила или ударила. Его лицо моментально защелкнулось на все замки, замкнулось и появилось надменно — властное выражение, которое было всего лишь обороной от нахлынувшей на него обиды. «Ребенку не рассказали сказочку до конца…, малыш обиделся и надулся». Что я ему скажу? Как ему объясню? Ведь я для него маленькая славная девочка, пушистый беззащитный котенок, невинное дитя, в своем роде. Никогда ни одно проявление греха или порока он не приплюсует ко мне, потому что я для него изначально и бесконечно чиста. А это обязывает.

— Ты хочешь полной откровенности с моей стороны? По моему, совершенно зря. Иногда молчание не только золото, но и платина, причем — с бриллиантами. А, может, своим молчанием я охраняю наши отношения от ненужных никому вопросов? Больше чем ты знаешь обо мне сейчас, ты все равно не узнаешь. Я очень счастлива с тобой сейчас, и я не хочу ни оглядываться назад, ни заглядывать далеко вперед. Разве тебе этого не достаточно?

— Золотце ты моё , я первый раз вижу в тебе агрессию. Первый раз я вижу, что ты защищаешься, словно на войне, в окопе, под обстрелом. Ну что может быть такого страшного и ужасного, что заставляет тебя так бояться просто поговорить о своей жизни? Никого не убила, не отравила, не придушила, значит, совесть чиста, а с чистой совестью ничего не страшно… — Он улыбался, смотрел на меня своими лучистыми глазами и ждал продолжения разговора. — Просто я ведь о тебе ничего не знаю…

— Что ты хочешь обо мне узнать?

— Да хотя бы о твоем детстве…

— Зачем тебе мое детство? Давай поговорим о моих сегодняшних успехах! Вот сегодня я, например, …

— Ты словно провела жесткую грань между прошлым и настоящим. Милая, я хочу знать о тебе всё. — Каждую черточку, каждую царапинку или шероховатость прожитых тобой лет. Зачем? Мне интересно, какую трансформацию проходят ангелы в течение 19 лет здесь, на Земле? — Рик сам засмеялся над своими словами в тот момент, ему было легко и любопытно.

— Милый мой, я слышала в наших отношениях царит добровольное начало <img src=«writercenter.ru/plugins/qipsmiles/smiles/Animated/ad.gif» alt=""/>, это так?

— Хорошо, ладно, отложим нашу добровольную беседу на потом… — Рик заметно погрустнел, как-то сразу вспомнил о неотложных делах и вскоре уехал, случайно забыв про наш поцелуй «на дорожку»…

Иллюзия Рика состояла в том, что он был убежден, что существуют 19-летние, совершенно беззаботные девочки. … В современном обществе именно деньги дарят беззаботность, и эти деньги надо зарабатывать. Дочка миллионера попадается одна на миллион. Остальные, может, и с крыльями, но ходят по земле. К 19 годам девочки уже умеют разговаривать, а не заглядывать в рот, обожают, но — умело. Почему я сразу не показала ему себя такой, какая есть? Зачем? Он был так прекрасен, так заботлив, так мил, так неподражаемо уверен… в…правильности, даже — неоспоримости своего мнения обо мне. Так не хочется быть банальной, сказав, что человек видит то, что хочет видеть. Ещё можно сказать, что я пользовалась его неведением истинной меня, но это только если посмотреть на это с сугубо прагматической точки зрения. А если поглубже копнуть, да взглянуть на мои чувства… Меня зачаровывало то, что в его глазах я именно такая, какой я могла быть в результате беззаботного детства и гладко протекающей юности — котенком с розовым бантиком. А бантики мне так идут… Как глупо, грустно и бесцветно всё получалось. Я тонула в нелепости создавшегося положения — с ним я одновременно хотела быть и святой, и содержанкой. Все шло как-то не так, как хотелось. Хотя желать ничего определенного я и не могла, в голове была слишком большая неразбериха.

— »В конце концов, моя дорогая Элен, я его потеряла. Ему надоело оттаивавать мою душу, меня, — у него попросту не было на это времени, а те робкие попытки, которые он предпринял в этом направлении, были услышаны, но совершенно не поняты. Кто знает к чему бы привели эти отношения… Может они действительно привели бы к свадьбе, к жизни с любимым мужчиной, к семье, трем желанным детям, пушистой собаке и дому с камином. А Натали… Вот парадокс — она так истошно боялась меня потерять что я действительно свела это общение на нет. Хотя тогда это было вполне неосознанно. Она такие письма мне писала..." — мне так хотелось донести до Элен то, что я хотела ей сказать, что я не поленилась, встала с дивана, нашла коробку со старым письмами и прошлой жизнью и нашла ТО письмо от Натали… Начала перечитывать, (совершенно забыв об Элен), и мне почему-то стало так стыдно… Я так грубо оттолкнула того человечка, который с такой нежностью ко мне относился… Господи, прости меня, пожалуйста, я не хотела чтобы ей было так больно. — Я говорю так потому, что знаю, что после нашего «разрыва», она стала меня ненавидеть, так же искренне, как и любила. Я перебирала эти листы бумаги, шуршащие как та музыка, которая тревожит до слез, и не могла оторваться...

«Я бы хотела жить с Вами

В уютном домике,

Где вечно солнечно

И звеняще тихо.

И в маленьком садике

Запах сирени

Прохладными вечерами…

И иногда, в старинной беседке

Воспоминанья греют душу,

И слезы счастья легки на щеках,

И никогда не гаснут свечи.

И может, мы бы

Даже умерли в один день…

Моя милая девочка! Здравствуй!

…Недавно я твердо решила: не буду писать тебе до тех пор, пока в моей жизни хоть что-то не прояснится: пока не будет хороших новостей о моём здоровье, пока не перестану терзаться в бесплодных мечтаниях об идеальном будущем, пока не буду уверена, что могу осуществить свои самые дерзкие планы. Но… я не смогла без тебя. И вообще — у меня возникло сильное желание сказать тебе «спасибо». — Я думала, что ни у кого нет больше подобных мыслей, привязанностей, фантазий. И вот появилась ты.

…О чем я? Я искренне верю в Бога, но моя вера не требует особого обрамления — частых походов в церковь, исповедей, постов, а вот саму веру в Бога я свято чту. Раньше я не считала, что она нуждается в каких-то внешних проявлениях. И вот, в одну из встреч, у тебя в палате, (когда еще мы обе лежали в клинике), я заметила у тебя в тумбочке маленькую старинную иконку. Придя к себе, я задумалась. Я была потрясена. До тебя моя вера была и верой, и формой отрицания. И тут я поняла, что в какие-то особые моменты, сложные для души и тела, нам нужны вот такие вот вещицы, тихонько помогающие нам выжить, и отрицать это не только бесполезно, но и глупо. Я это поняла! — И это все благодаря тебе.

— За это короткое время я полюбила твою улыбку, глаза, твоё шоколадное сердечко, всю — всю тебя!!! Я верна тебе больше, чем ты думаешь. Мне никто другой не нужен. Ты мне дорога, как сестра, больше, чем сестра. Если бы мне пришлось писать о тебе сочинение, оно заняло бы целый том, и в нем не было бы ни капли лести. Какой бы ты ни была, я горжусь тобой, и люблю тебя всегда. И в свою очередь безумно боюсь тебя потерять. В свои самые черные дни я плачу при мысли, что какое-нибудь неосторожное слово может заставить тебя не понять меня, ведь абсолютно одинаковых людей не бывает, и ты…. просто, враз, перестанешь мне писать. И мне опять будет холодно и страшно. И…. и…. я не знаю!… Моя душа начинает не просто кричать, а вопить от страха.

Вот ты писала мне дождливым днем, ночью, я отвечаю тебе пасмурным вечером. Но ведь будет «завтра», и может быть, в нем будет солнце, звон тишины, и новая любовь, и хорошие новости…. Послушай, даже если ты читаешь все это уже в хорошем настроении, ясным днем, всё же попытайся вникнуть в то, что я тебе сейчас скажу. Я не пытаюсь утешить тебя раз и навсегда, наша жизнь еще только начинается, и я, изливая тебе свою душу, стараюсь «приклеить» нам обеим новые крылья, чтобы снова порхать и не рвать себя на части 1999.

Привет, дорогая….

… Когда я узнала, что ты пыталась покончить с собой, я чуть не задохнулась от возмущения. Кто как не ты вытащил меня из депрессии после всех моих операций, так и не убравших хромоту? Кто произносил слова, возвратившие меня к нормальной жизни, буквально ЗАСТАВИВШИЕ жить? Хотя… — я давно опасалась, что ты совершишь что-нибудь подобное, причин к этому — хоть отбавляй. Знаешь что? Заруби себе на носу! — Тебе нельзя умирать!!! Поняла?! Мне — можно, а тебе — нет. Береги себя как зеницу ока! Потому что ты — это целый мир, в котором нет ни крови, ни слёз, а есть только музыка, поэзия, розы, лазурь, улыбки, сказки и волшебные сны! Ты что думала, я начну тебе советовать — каким способом лучше покончить с жизнью? Я тебя люблю. И запрещаю умирать! Держи себя в руках. Как бы ни было плохо, верь, что все пройдет, и все ещё будет. Все будет!!! А этот подонок уж точно не стоит твоей смерти. Он еще свое получит, не сомневайся…

1999.

Здравствуй, родная!

Ты меня еще помнишь? Это я, твоя Натали! Вот уже почти два месяца от тебя ни одного письма, и я начинаю бить тревогу. Моя милая Кэт, своим молчанием ты сводишь меня с ума! Я кричу: SOS! Неужели ты не слышишь?

… Кстати, у меня есть для тебя новость, хоть и не очень хорошая: я ездила в клинику на консультацию по поводу моей травмированной ноги. Мой врач отругал меня за мои длительные прогулки, и разрешил ходить не более 1 километра в день, пока состояние не стабилизируется. И хоть я и не горю желанием подчиняться его словам, но чувствую — все же придется.

А вообще — у меня все как всегда — семь пятниц на неделе, но о тебе очень беспокоюсь. Склеила скотчем все твои письма — получилась одна толстая тетрадь, которую теперь очень удобно перечитывать. Если отбросить все мелкие причины, которые задерживают твое письмо ко мне, то я опасаюсь что ты а) заболела, б) серьезно обиделась на меня за что-то.

… Катрин, сестренка моя драгоценная, где бы ты ни была — отзовись. Я умираю без тебя каждый день. Мне свято верится, что мы так долго искали друг друга не для того, чтобы расстаться из за какой-нибудь глупости. Я знаю, трудно иметь в подругах такую ненормальную как я, но я очень надеюсь, что ты поняла бы меня даже, если бы я была самым невыносимым человеком на свете!

Всякий раз, как я пытаюсь сблизиться с каким-нибудь человеком, раскрывая ему свою душу, он, выражаясь буквально, безжалостно «имеет» меня. Неужели мне суждено отречься и от дружеских отношений? К тебе я тянусь всем своим существом. Ты одна знаешь меня лучше всех, подлинную, без маски. Я замерзаю без твоей любви. Мне очень плохо, не покидай меня, моя единственная. … Это я, твоя Натали.

«Руки еще ничего не сказали,

Губы еще ни чем не просили,

Мы говорили одними глазами,

Однако о многом уже расспросили».

Моя нежная и ласковая, здравствуй!

Пусть весь мир полетит в тартарары, мне плевать. Для меня важно только одно — твое письмо! И нет во всем свете человека счастливее меня, потому что ты снова со мной!

С чего же начать? — В голове от радости полный сумбур…

— Ты, несомненно, изменилась. Я вижу новейшую Катрин, и она мне нравится еще больше прежней!!! Я всегда знала, что в тебе скрыта внутренняя сила, которая в нужный момент проявится и поможет тебе «изменить себя, не изменяя себе». Я вижу в тебе горячее желание «быть и делать». Поздравляю! — Я всегда акцентирую внимание на твоих достоинствах, и не замечаю недостатков. Ты у меня самая сильная и самая умная. Ты постепенно учишься жить, даже если и на ошибках, от них все равно никуда не уйти. И тем более, моя милая, я считаю, что ты — сама рассудительность, меня это очень радует. Оставайся такой всегда!

— Твой Одиссей… Ох уж этот Одиссей! Что он с тобой делает? Мне не понятно… Тебе, наверное, сейчас очень больно и обидно. Знаешь, это только в стихах и романах так легко расстаются, а реальная Любовь сыплет соль на едва затянувшиеся сердечные раны. Крутится в голове строка: «Красота всегда в глазах очарованного». — Это я к тому, что мы всегда видим в любимых только то, что хотим увидеть. Ты буквально обожествляешь своего Любимого, но стоит ли он того? Ведь любви нужны частые проявления, чтобы «остаться в живых» <img src=«writercenter.ru/plugins/qipsmiles/smiles/Animated/ad.gif» alt=""/>), а он — наоборот, постоянно отсутствует, вместо того чтобы.… Жаль, что ОН не может любить тебя так, как люблю тебя я.… Жаль, что он не видит тебя — самую лучшую девушку на свете. Зато ты только моя — <img src=«writercenter.ru/plugins/qipsmiles/smiles/Animated/ad.gif» alt=""/>) Шутка!!!

Конечно, тебе будет трудно так сразу запереть эту дверцу и выбросить ключ, но это не смертельно. Новейшая Кэт должна отнестись к этому проще. Кроме того, ты еще не раз влюбишься и не раз будешь «погибать». Решай сама. А я буду молиться за тебя и за твое счастье. (Как бы я ни желала вам совместного счастья, ТЕБЯ я люблю больше. И так будет всегда! Будет Одиссей рядом с тобой или нет.) Положись на Божью Помощь. Господь всегда с нами. И ведет нас по единственно верному пути. Сладкая моя, твое счастье — это и мое счастье, ведь я люблю тебя. — Ровно год назад я изматывала своё тело и нервы в клинике. До конца жизни я не забуду, как ты поддержала меня в то тяжелое для меня время. Я очень, очень тебе благодарна. Если бы не ты, сейчас меня бы уже не было (это был диагноз врачей).

— Последнее время очень хочется читать, причем — постоянно. Будто не читаю, а впитываю что-то бесценное, благо «библиотека» у меня хорошая…

— Чуть позже —

— Следующая моя новость скромно именуется — Юрий. — Блондин с густыми черными бровями, 22 года, продавец в книжном магазине, куда я последнее время частенько наведываюсь. Свиданиями это конечно назвать нельзя, о себе я ему говорю мало, и мне даже нравится такая загадочность. С его стороны явно чувствуется, что я привлекаю его не только своими книжными вкусами и «глубокими познаниями в литературе» <img src=«writercenter.ru/plugins/qipsmiles/smiles/Animated/ad.gif» alt=""/>).

Скажем так, мне он — интересен: он не глуп, не нагл, симпатичен, и на том спасибо. Как был сказано в одном фильме: «Если трудно найти Мистера Совершенство, то мистера Пока Сойдет найти куда проще». Вот он у меня и будет «Мистер Пока Сойдет».

— Кэти, мне очень жаль, что у тебя с твоей мамой сейчас напряженные отношения. Спасибо что ты поделилась со мной этим, потому что эту глубоко личную проблему обычно все замалчивают, как-то стесняются… — Я знаю, как ты любишь свою маму и знаю, что все у вас утрясется, именно потому, что вы — любите друг друга. В моей семье совершенно иная ситуация: меня моя мама сознательно морально убивает, потому что я теперь полукалека, еще — потому что я рождена от человека, которого она сейчас ненавидит (как и всех), потому что я вообще у нее есть и она обязана обо мне, как инвалиде, (по ее словам) заботиться. Я ее называю «серая мышка» снаружи и «кобра» внутри. Никогда не угадаешь, каким будет следующий ее бросок. К счастью, я с ней вместе не живу (меня уже много лет воспитывают мои любимые бабушка с дедом), но и так стараюсь с ней пореже видеться. Она в сущности своей очень несчастная, и вроде бы старается для меня что-то сделать, но мы с ней как лед и пламя. (Воистину — верное сравнение!.. ) Вобщем, скрепя сердцем и зубами, я — терплю ;-( А у тебя все будет хорошо, все наладится. Поверь мне, моя хорошая…

Знаешь, последнее время мне хочется отправиться с тобой в какое-нибудь долгое — долгое путешествие, и непременно — на поезде! По-моему, это так здорово: развалимся в купе на мягких подушках, заварим чайку и наговоримся вдоволь. Будем, обнявшись, смотреть на пролетающие леса, поля и горы.… Не важно, куда мы поедем, главное — вместе! А? Как тебе идея? …Что-то я заболталась.… Это все радость от твоего письма виновата! Люблю тебя! Целую — звонко, обнимаю — крепко! Твоя Натали. 08.04. 1999.

Я сидела на полу, распластанная и расхлестанная этими письмами. Я не трогала их много лет и хранила их как память, из уважения к той нежной дружбе, которую ко мне испытывала эта девочка.… Мне было лет шестнадцать, когда я по причине травмы позвоночника залегла на месяц в больницу. Там то я встретила Натали. Как сейчас помню — навстречу мне приближалось что-то очень яркое, хрупкое, и чудесное. Длинный волос спокойной и тяжелой волной спадал на сказочное кимоно, которое приоткрывало лишь тонкость кисти прекрасных рук и крохотность ступней в красных башмачках. К мне подплыло изящество с большими серыми глазами, веером пушистых ресниц и маленькими, почти незаметными морщинками, похожими на легчайшие росчерки китайской туши. И назвалось Натали...

Я встала, сложила в коробку все письма, так и не показав их Элен, и решила, что надо быть осторожнее — с чувствами подруги, со своим отношением к ней, чтобы не было таких страстей, чтобы было приятно, спокойно и ровно. Но где-то внутри меня шевелилось ощущение, что Элен действительно нужен мой опыт, все что я прожила и поняла, и если я сейчас решу свести это общение на бытовой уровень чайно — кофейных посиделок, то мы обе потеряем очень многое, я — не отдав, она — не получив. Так что я опять отправилась на диван к Элен искать золотую середину отношений, танцуя на острие ножа. )))

........................................................................................................................

Вечером, когда я осталась одна, я подумала, что все таки все в нашей жизни возвращается нам бумерангом. как мы — так и к нам. сколько мы — столько и нам. мы бросили — нас бросили. Через какое-то время «после Натали» появилась Юла. Она была слишком экзотична, чтобы ее не заметить. А я не из тех, кто пропускает интересных мне людей. Юла много лет, с самого детства, жила в Индии и от нее так и перло Востоком. И хотя она одевалась и вела себя вполне по европейски, ее глаза, приглушенный тихий голос и певуче плавные жесты в глазах окружающих сразу наряжали ее в цветастое сари, звенящие браслеты и рисовали на лбу красную точечку бинди. Волею судеб мы стали вместе работать, (я хотела, чтобы она была рядом), и хотя я была редактором газеты, а она моим штатным репортером, мы обе чувствовали на тот момент почти родственную связь.

Я чувствовала ее приближение на расстоянии: выходив на ступеньки уличного крыльца, я практически всегда сразу видела ее лицо, её — идущую навстречу ко мне. …Мы расчесывали друг другу волосы, красили кисточкой губы, готовили завтрак и ванну. Я полюбила сидеть в ванной с ароматами и морской солью (я и до этого любила понежиться в ванной, но никогда этот процесс не был таким осознанно чувственным и приятным), мое тело узнало многие масла и кремы, доселе мной невиданные (она их составляла для меня сама). Мы охраняли друг друга от дурных мыслей, дурных людей, дурных деяний. Мы одинаково любовались собой, а еще больше — друг другом. Секреты перестали существовать как явление. Для нас не было друг в друге неприятной непредсказуемости, были лишь ошеломительной красоты сюрпризы.

Я считала её комнату раем, завешанным красными коврами и индийскими побрякушками. Запах древних сандаловых благовоний давно укоренился в моем сознании именно рядом с Юлой. Сандал, картины, глаза, в которые словно вселились все таинства и загадки женщины, восхитительный рисунок её губ, красная помада, блестки, старинные книги по истории древней Индии и Востока, статуэтки слонов, резной ящичек с драгоценностями — все это было неотъемлемой частью этой девушки. И тут же — компьютер, Интернет, телефон, факс. В этом смешении древней и новейшей цивилизаций, возле нее, я ощущала себя как минимум богиней, наше отношение к окружающим было таким: «Сначала люди выйдут, потом мы». Её небольшая, по большому счету — среднестатистическая, комнатка для меня была — алой, блестящей, блистающей всеми красками феерией, выходя за двери которой, мы ощущали себя существами другого порядка. Частенько, как в порядке вещей, мы кидались друг в друга вопросами из социальной педагогики, прикладной психологии, философии, экономики, сочиняли речи с нашими завтрашними собеседниками, чтобы, начиная с каждого восхода солнца, каждое наше слово было осмысленно и потому более чем отточено. Между нами никогда не было «постельных» отношений, но само отношение друг к другу было настолько чувственным и близким, что окружающим мы казались странными, непонятными и потому — пугающими.

Я переехала жить к ней, мы спали на одном диване, но между нами не происходило ничего, о чем можно было бы в этом случае подумать. Если не брать во внимание сексуальный подтекст, то я точно знала, что я люблю её. Вот в этих отношениях уже я отдавала, я любила, я страдала. Страдала потому, что я познакомила по работе Юлу с нужным нам в вопросе финансирования газеты человеком. А человек этот кроме того, что он «человек был хороший», он еще был потрясающе богат. И Юла сделала всё, что бы стать его женщиной, его жизнью, его глазами. И хотя, я подчеркиваю, что между нами никогда не было отношений сексуального характера, мне было очень тяжело отпускать эту девушку. Кроме того. что мы расстались, Юла из страха, что я могу понравиться ее мужчине (теперь это был уже «её мужчина»), больше чем это было ей надо, сделала так что он прекратил все рабочие контакты со мной и мы совершенно не общались. Естественно, к этому времени мы уже разъехались, и каждый думал друг о друге то что он думал. Она ушла из моей жизни совершенно легко, четко преследуя свои интересы и заботясь о своих личных перспективах.… Мне было также мучительно больно, как было больно в свое время Натали. Всё возвращается к нам бумерангом, и я прекрасно это понимаю, но я до сих пор не могу смотреть на фото спокойно, и пишу всё это только для того, чтобы эта история не занимала больше место в моей душе и стала красивым архивом.