Десять с половиной минут

— Когда мы умрем, никто об этом не узнает…

— Погоди, мы? Ты имеешь в виду, мы с тобой?

Кира повернулась к сидящему рядом Косте. Они сидели на скамейке добрых три часа, не переставая всё это время разговаривать. Им было так уютно здесь, в парке, в предрассветный час сидеть на скамейке и болтать.

— Ну да, — ответила Кира, посмотрев на Костю влюбленным и смеющимся взглядом. — Никто об этом не узнает, потому что мы будем одни во вселенной.

— Бред. С чего бы это?

Кира засмеялась и легла на плечо Кости. Она прикусила нижнюю губу (это была привычка, которая бывает с ней, когда она счастлива или довольна) и закрыла глаза, а Костя приобнял её за плечи. Он притих, вспоминая эту ночь как самое волшебное мгновение его жизни. Проведя нынешний вечер с Кирой сначала за просмотром фильма, а затем за чтением книги, они (за долго после полуночи) решили встретить предстоящий рассвет вместе. С этим намерением они пришли в этот парк (любимое место совместных прогулок), сели на скамейку и обнаружили в себе свойство болтать три часа без тени скуки. Они говорили о многом: о любимых книгах, о последних днях жизни Льва Николаевича Толстого, о фильме «Огни рампы», даже о женщинах Чарли Чаплина. Эти все темы были их общими интересами, и каждый имел своё определенное мнение по ним. Они не любили и не умели ссориться. Им было так смешно от одной мысли, что кто-то может обидеться на кого-то за то, что мнения не сходятся, и они всегда смеялись, когда их мнения не сходились. Как, например, два часа назад мнения о Поллет Годарт разошлись, и они тут же начали смеяться. Кире не нравилась эта раскрасавица брюнетка, 3-я жена Чарли Чаплина, а Костя считал, что она единственная так подходит великому комику, и что они очень гармонично смотрятся вместе, и Косте очень жаль, что у них не сложилось.

Костя улыбнулся этим воспоминаниям, но тут заметил, что Кира тихо засыпает у него на плече.

— Эй, — прошептал он, тронув девушку за подбородок, и поцеловал в переносицу. — Не спать, моя милая Поллет.

— Не называй меня так! — она ударила Костю кулаком по бедру, не открывая глаза, всем своим видом показывая, как ей это имя неприятно, но тут же не удержалась от смеха. — Сколько там до рассвета?

Костя хмыкнул.

— Всего лишь десять с половиной минут.

Кира поерзала на скамье. Ей вдруг холодно стало, и она вздрогнула.

— Еще можно вздремнуть, — ответила она сонно, выпуская пар изо рта.

Костя кожей щеки чувствовал её мягкие волосы, ничем не прикрытые в это время года. Он вдохнул этот любимый запах её шампуня, взглянул на длинноватый нос, блестевший на тонкой переносице. Ладонь на её плече ощущала всю теплоту её хрупкого тела, любимого настолько, что в столь редкие минуты, когда они вместе, он не смел даже намекнуть на близость. Десять с половиной минут. Всего лишь десять с половиной минут.

Он посмотрел на гаснущие звезды, с грустью подумал, что в сью минуту близок к ним, как никогда. Никогда Костя не любил звезды. «Они холодны и мертвы, — говорил он всегда, — и в них нет ничего интересного». Структура звезд проста, как Рай, и они так же бесполезны, столь же желанны, как и недоступны. Они ненавистны ему, его тошнит от них.

— Когда мы умрем, об этом узнают только звезды.

Кира поерзала, услышал сквозь сон эти слова и ей стали сниться звезды. Так легко порой человеку внушить какую-либо мысль. В этом и состоит великая глупость и ахиллесова пята человечества. Человек не умеет фильтровать информацию, отбрасывать ложь, ибо не умеет распознавать её. Возьмите ложь, подтасуйте к ним несколько фактов и человек поверит в неё, не удосужившись проверить. Но скажи ему, что Бога нет, рая нет, и они не поверят, потому что есть множество подтасованных фактов и доказательств. Но человек не видит, что эти самые факты на самом деле доказывают обратное. Эта великая ложь, основа всей Вселенной, но всё не было бы так страшно, если бы эта самая ложь не определяла смысл жизни. Немногие понимают, что человек живет бессмысленно, без цели, что его жизнь — это всего лишь эксперимент.

Десять с половиной минут, и им придется расстаться. Десять с половиной минут, и всё это превратиться в одно яркое и светлое воспоминание в мозгу Киры. Всё превратится в один образ молодого парня в синих джинсах под длинным серым пальто. А свет его ярко-синих глаз будет сниться девушке каждую ночь. Костя в этом был уверен. Цель его существования — влюблять в себя тех девушек, чье сердце вот-вот должно было превратиться в гранит. Он спасал их, даря эмоции и чувства, но они думали, что он дарит им жизнь.

Десять с половиной минут, и слезы неизбежны. Раньше была уверенность, обещание вернуться. Но в это раз всё по-другому. Он еще не сказал Кире, что это их последняя встреча. Он сам не хочет об этом думать. Раньше было легче — «прощай», и всё. А теперь… Теперь с его сердцем происходило что-то необычное, какое-то волнение, не дающее покоя, мешающее хладнокровно выполнять свои обязанности. Раньше девушки плакали при расставании с ним, а теперь ему самому хотелось плакать. Он не мог смириться с этой мыслью, и она сжигала его изнутри. Его оледеневшее сердце растопила спящая рядом светловолосая девушка. Костя сам был ошеломлен, и думал, что это неправильно, но ничего не мог с собой поделать. Он любил её, безумно любил.

— Уже две минуты прошло, — произнесла Кира, и Костя увидел, что она улыбается. — Скоро.

— А вдруг ты не вернешься? — вдруг воскликнула она, подняв голову и с тревогой взглянула на Костю.

— Ну почему же? Ведь всегда возвращался, — успокоил он её.

Кира снова легла на плечо и закрыла глаза, но сон испарился, отдавая место тревоге. Холод проник уже во всё тело, и она задрожала. Такие минуты всегда были тяжелы для нее, и лучше будет, если она уснет. Но встретить рассвет предложил Костя, и Кира не могла ему в этом отказать. Неудивительно, ведь несколько часов, чтобы успеть насладиться обществом друг друга, это так мало для молодого влюбленного сердца, а на большее не стоило и надеяться. Он снова уйдет с рассветом, и Кира целый день будет молиться, чтобы он вернулся с закатом, и ждать, ждать и ждать. У неё теперь один страх и одна надежда.

Кира обняла Костю за талию под пальто, как будто не хотела его никуда отпускать, и тепло полилось по всему телу от одного этого прикосновения. Она уткнулась носом в его щеку и вдохнула сладкий аромат его кожи. Это было всё, весь смысл. Ровный и уверенный голос Кости вдруг нарушил тишину предрассветного часа:

— Чем займешься сегодня?

— Буду тебя ждать, — произнесла она с улыбкой.

Кира заметила, как Костя поморщился, ему, видно, тоже нелегко об этом думать. Его взгляд устремился наверх, и Кира тоже посмотрела на небо. Звезды почти погасли, лишая мир своего блеска.

— Ну что, уже время?

Кира резко выпрямилась, и словно весь сон спал с нее, хотя его и не было.

— Как, уже?

— Есть время попрощаться.

— Попрощаться? Но мы никогда…

— Попрощаться, — кивнул Костя, и грустная улыбка тронула его губы. — Навсегда.

Несколько секунд Кира сидела и просто смотрела на Костю, не осознавая ничего вокруг. Но потом сознание пришло, и ей показалось, что она это знала, знала всегда. Знала, что однажды им придется навсегда расстаться, что однажды Костя может не вернуться.

— Но ты же говорил…

Он молчал. Но что еще можно сказать? Разве можно что-либо говорить, когда на сердце так неспокойно, когда не хочется видеть слёз?! Он понимал, что будет тяжело и был готов. И Кира тоже, она это должна знать.

— Но ты сама знала.

Слезы брызнули с глаз Киры, и она отвернулась, стараясь успокоиться. Да, она прекрасно это знала, но не думала, что это произойдет так скоро. А если Костя знал, то зачем всё это? Она не в силах была повернуться и плакала молча, и в сердце её вдруг появилась надежда, что Костя уже ушел. Она просидела так минуты две, не смея повернуться, а когда повернулась, то увидела, что Костя всё еще сидел рядом и грустно улыбался.